Здесь выложена электронная книга Личная терапия автора по имени Столяров Андрей. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Столяров Андрей - Личная терапия.
Размер архива с книгой Личная терапия равняется 113.92 KB
Личная терапия - Столяров Андрей => скачать бесплатную электронную книгу
« Личная терапия»: День и ночь, № 5-6; Красноярск; 2004
Андрей Столяров
ЛИЧНАЯ ТЕРАПИЯ
– 1 –
Утром мне звонит Геля и «стеклянным», как я его называю, голосом спрашивает, не можем ли мы сегодня увидеться. Меня это немного пугает. Мы с Гелей встречались три дня назад, все было в порядке, я рассчитывал, что по крайней мере до выходных я свободен. К сожалению, именно эта неделя у меня чрезвычайно загружена. В четверг у нас в институте открывается международная конференция, которая надвигалась уже полгода, и как раз сейчас, когда Геля звонит, мы, то есть Авенир, Никита и я, сметываем оставшиеся детали.
– Что-нибудь случилось? – спрашиваю я осторожно.
– Ничего не случилось. Просто хочу с тобой встретиться, – говорит Геля.
Голос ее мне определенно не нравится. Он не просто «стеклянный», то есть лишенный каких-либо интонаций, он как будто сейчас взорвется и разлетится мелкими режущими осколками. Мне уже приходилось слышать у Гели такой голос, и я знаю, что он чреват самыми неожиданными последствиями. Поэтому я даже не пытаюсь дать ей понять, как мы сейчас заняты, не ссылаюсь на конференцию и не пробую перенести встречу на какой-нибудь другой день. Напротив, я отвечаю, что и сам был бы не прочь увидеться с ней, соскучился, что ты поделываешь? давай действительно встретимся где-нибудь ближе к вечеру. Поболтаем немного, выпьем по чашке кофе. Знаешь, я сегодня проснулся и вдруг ощутил вокруг себя какую-то пустоту. Сначала даже не понял – с чего бы это? А потом дошло: это мы с тобой уже три дня не встречались. Видишь, как ты меня к себе привязала?
Всю эту чепуху я говорю бодрым, веселым голосом. Голосом человека, которому некуда девать время. Одно из главных правил психотерапии заключается в следующем: как бы тебе самому ни было плохо в данный момент, пациент не должен об этом даже догадываться. Врач, обремененный проблемами, уже не совсем врач. Он теряет тот незыблемый авторитет, который обязан иметь в глазах пациента. А без абсолютного, непререкаемого авторитета психотерапия немыслима. Собственно, единственное на чем она держится, это – авторитет терапевта. И если вместо всезнающего и всемогущего демиурга, видящего болезнь насквозь и обещающего непременное исцеление, перед пациентом оказывается обыкновенный, слабый, не слишком уверенный в себе человек, к тому же еще и побаивающийся напора жизни, магия лечебного воздействия исчезает, остается тщета, которую не скрыть никакими профессиональными методами.
Правда, бывают случаи, когда клин вышибают клином. Когда пациенту намеренно дается понять, что его трагедия и его отчаяние вовсе не уникальны, что как бы тяжело ему сейчас ни было, то же самое в настоящий момент испытывают миллионы людей, что все это уже много раз было и что он – лишь песчинка, влекомая течением бытия. Иногда такое смещение масштаба оказывается действенным. Шарль Де Голль когда-то называл это «смотреть со звезды». Смотреть на жизнь так, как будто она уже давно завершилась. Смотреть из вечности, которая растворяет собой все несущественное.
Более того, врач иногда специально делится с пациентом своими проблемами. Чтобы отчаявшийся и ни на что уже не надеющийся человек осознал бы, что другим, оказывается, может быть еще хуже, что они еще неувереннее и слабее в жизни, чем он, и что именно у него они надеются получить поддержку. Здесь роли врача и пациента принципиально меняются. Уже не врач лечит больного, а скорее больной – врача. И за счет этого исцеляется сам. Метод тоже достаточно эффективный. В частности, Ковеланц с успехом практикует его в своих индивидуальных сеансах. Он считает, что «смена ролей» обеспечивает почти сорок процентов положительных изменений. А в том случае, если психологическая «картинка» точно угадана, вообще – шестьдесят. И хотя статистика у Ковеланца, как и у всякого терапевта, чуть-чуть накручена, все же «превращение в демиурга» действительно позитивирует пациента.
Однако к Геле этот метод неприменим. Настоящая «смена ролей» требует, чтобы у пациента был довольно большой жизненный опыт. Именно это и позволяет подключить его к роли «ведущего». Иначе ему будет просто нечего предложить врачу. Геле же всего восемнадцать лет, и такая нагрузка ей, разумеется, не по силам.
В общем, я предлагаю встретиться в пять часов. Геля несколько недовольна: она считает, что я должен приехать немедленно. В конце концов, мне именно за это и платят. Она не говорит так прямо, но в голосе у нее появляются заметные высокомерные нотки. Кстати, аналогичные нотки возникают иногда и у Мариты Сергеевны. Видимо, это семейное. Привычка к тому, что деньги могут решить любую проблему. Тем не менее, я настаиваю, что раньше у меня никак не получится. Дело даже не в том, что я не могу все бросить и сорваться по первому ее зову, тут – еще одно чрезвычайно важное правило работы с больными. Оно заключается в том, что пациенту ни в коем случае нельзя потакать. Если уступить всяким капризам – один раз, другой, третий, то больной в конце концов сядет тебе на шею. Даже станет чуть-чуть шантажировать своим состоянием. И тогда опять-таки – прощай всякая терапия.
В результате мы договариваемся на четыре часа. Геля говорит, что все равно придет в три и будет там ждать. Это для того, чтобы меня мучила совесть. Я в свою очередь отвечаю, что совести у меня уже давно нет, мучиться я не буду, пусть приходит хоть в два, хоть в час, раньше половины четвертого мне из института не выбраться.
На этой утешительной ноте мы и заканчиваем разговор.
Я кладу трубку и некоторое время молча смотрю на Никиту и Авенира. В голове у меня ни одной мысли, я даже не очень отчетливо соображаю, где нахожусь. Вот как последнее время действует на меня Геля. И Авенир с Никитой тоже смотрят на меня молча и недоуменно. Авенир, как всегда, чуть сопит и крутит в руках пластмассовую авторучку, а Никита покусывает от нетерпения губы и водит карандашом по бумаге. Вероятно, они оба ждут, что я им скажу. Мне однако сказать им нечего. Что касается Гели, они и так все знают. А чего не знают, того им знать пока и не следует. В результате молчание немного затягивается. Я слышу, как в коридоре, напротив наших двух комнаток, отчетливо хлопает дверь и приглушенный стенами голос весело сообщает: «Да нет, я буду минут через двадцать. В общем, если кто-нибудь позвонит, скажите – в двенадцать». Это Балей, как всегда в это время, выскакивает, чтобы быстренько выпить кофе. Пить кофе в отделе он считает зазорным. И еще слышен лифт, который медленно и упорно ползет сквозь здание. Вот он останавливается где-то, видимо, на шестом этаже и опять ползет – теперь уже, наверное, к вестибюлю. Я никак не могу найти нужных слов. Наконец, Никита, давно уже взявший на себя функции распорядителя, откладывает карандаш и берет авторучку с болтающимся на верхнем конце ярлычком. Он проводит линию на листке бумаги. А затем – еще и еще, как бы отчеркивая тем самым все, что не имеет отношения к делу.
Вид у него становится озабоченным.
– Ну что, продолжим? – вопросительно говорит он.
Мы уже третий день обсуждаем приближающуюся конференцию. Эта конференция для нас очень важна: на ней мы впервые расскажем о результатах нашей работы. Проблема вовсе не такая простая, как кажется. Современная наука слишком сложна и давно уже тонет в собственном ветвистом многообразии. Это раньше вопросы, имеющие фундаментальный характер, обсуждались по почте. Нильс Бор, скажем, пишет Эйнштейну, что ему пришла в голову такая-то мысль, а Эйнштейн отвечает, что это противоречит таким-то физическим закономерностям. Круг общения специалистов был очень узок. Теперь – не так. Теперь наука и качественно, и количественно изменилась. Она превратилась в громадную отрасль по производству знаний – с тысячами руководящих центров, с миллионами занятых там людей. Море журналов, океан публикаций, лавина всяческих коллоквиумов, семинаров, симпозиумов. Невозможно ориентироваться в этом нагромождении информации. Невозможно даже понять, какое она имеют к тебе отношение. В результате наука определенным образом структурировалась. В ней появились области, точно находящиеся в состоянии глухоты. Звук оттуда не проходит несмотря ни на какие усилия. Можно кричать, можно бить стекла – тебя все равно никто не услышит. Голос как будто вязнет в плотном тумане. И есть совершенно другие области, «точки сверхпроводимости», как их называет Никита. Слово, сказанное в такой «точке», словно не встречает сопротивления. Оно транслируется мгновенно и вызывает отклики даже на других континентах. Наша конференция как раз и представляет собой такую «точку». Она собирается раз в два года и подводит итоги работы за истекший период. Сюда приезжают исследователи из разных международных центров и затем развозят научные впечатления по всему миру. Выступить здесь с докладом считается очень престижным. Конкурс составляет обычно три-четыре человека на место. Конечно, узок круг этих специалистов; разумеется, страшно далеки они от народа, но в итоге только они, переизлучая воспринятую информацию, создают мнение в той профессиональной среде, где мы существуем. Нам как группе это чрезвычайно важно. Нам необходимо эхо, которое может возникнуть после доклада. Будет позитивное эхо – будет финансирование и приглашения на другие престижные конференции. Не будет эха – значит еще два года вариться в собственном пресном соку, с колоссальным трудом выклянчивая подачки. Для нас эта конференция в какой-то мере – вопрос жизни и смерти.
И вот здесь возникает проблема, которую мы обсуждаем уже третьи сутки. Формулируется она так: кто будет выступать от группы с докладом? Проблема, к сожалению, тоже не очень простая, потому что от первого впечатления на конференции зависит и все дальнейшее мнение. Можно доложить посредственные результаты блестяще и тогда «эхо», которое нам так нужно, широко разнесется по профессиональной среде. А можно самые блестящие результаты изложить посредственно, спотыкаться, мямлить, тогда работа будет дискредитирована восприятием аудитории. К несчастью, тут у нас имеются определенные трудности. По логике вещей, докладывать о полученных результатах должен, вне всякого сомнения, Авенир. Он у нас главный разработчик почти всех новых идей, и ему принадлежит большая часть проектов, созданных по этим идеям. Мой вклад в работу гораздо более скромный. А что до Никиты, который, кстати, числится руководителем группы, то он при всех явных своих достоинствах скорее менеджер, чем ученый. Продуцирование, а тем более развертывание идей – не его область. И вот как раз Авенир выступает у нас довольно плохо. Во-первых, из десяти слов, которые он произносит, семь – это термины, известные только узким специалистам, а наука хоть и предельно терминологична, поскольку в термин можно упаковать весьма многое, но все же не до такой степени, чтобы превращаться исключительно в «птичий язык». Во-вторых, у Авенира неважная дикция: из тех же десяти слов, по крайней мере, три аудитория не воспринимает; будто рот у него забит слипшейся вермишелью, и он пережевывает, пережевывает ее, и никак не может пережевать. И в-третьих, Авенир, будучи полностью погружен в свои собственные размышления, обычно не делает никаких скидок на зал; он полагает, что если что-то понятно ему, это «что-то» будет понятно и всем остальным. В результате к середине доклада его обычно перестают слушать. Слушатели ведь не ишаки, они не могут все время идти с грузом в гору; им требуются паузы, чтобы слегка отдышаться. И, наконец, при всей своей флегматичности, о которой у нас в институте уже ходят легенды: на Авенира, к примеру, можно сбросить кирпич с пятого этажа, а он посмотрит и скажет: что-то кирпичи нынче стали тяжелые, – Авенир, тем не менее, удивительно вспыльчив и, что хуже, никогда нельзя предсказать, где это его свойство себя проявит. Авенир может вполне равнодушно встретить самое оскорбительное высказывание: вежливо, не повышая голоса, объяснить оппоненту, что тот был не прав, причем сделать это с несокрушимой логикой, которой нечего противопоставить, а может от какого-то пустякового замечания вспыхнуть и наговорить такого, что расхлебывать потом приходится не один месяц. Мы уже были свидетелями, как он, выступая в дискуссии, устроенной одной из многочисленных женских организаций, замахнулся на ведущую микрофоном только за то, что она, отвечая ему, процитировала мадам Блаватскую. Авенир ненавидит всяческий оккультизм и считает, что ни один здравомыслящий человек верить в подобную чепуху не может. А если он на нее все же ссылается, значит – жулик, и обращаться с ним следует соответствующе.
В общем, Авенир для ответственного выступления не годится. Он и сам это к нашей радости понимает и без всяких возражений снимает свою кандидатуру. Правда, также не подходит для выступления и Никита. И здесь суть даже не в том, что Никита как менеджер не слишком хорошо умеет распаковывать смыслы. В конце концов для доклада это не слишком важно. Существует базовый текст, и его лишь нужно грамотно пересказать. Причины здесь совершенно иные. Никита хорош, если требуется провести какие-нибудь деловые переговоры. Здесь он, следует признать честно, незаменим. Он представителен, он очень вежлив, он чрезвычайно доброжелателен. Главное же, что он может буквально часами мусолить всякие мелочи и с таким интересом, как будто для него это – главное в жизни. В общем, на переговоры мы всегда выставляем Никиту. Однако те же его достоинства немедленно превращаются в недостатки, как только речь заходит о выступлении в научной среде. Потому что на переговорах с коммерческими партнерами главное, насколько я понимаю, это – скрыть истинное содержание. Сделать его практически неразличимым, спрятать как можно глубже под обтекаемыми формулировками. А при выступлении в научной среде цели принципиально иные. Здесь как раз требуется вывести содержание на поверхность; сделать его обозримым, понятным, доступным каждому из присутствующих, чтобы любой, кто бы ни выслушал сообщение, информацию или доклад, мог бы потом без труда сказать – в чем там, собственно, дело. А вот этого Никита как раз и не может. Он уже настолько привык говорить расплывчатыми словесными оборотами, которые можно потом толковать как угодно, что сказать что-либо просто и ясно, видимо, уже не способен. На трибуну ему лучше не выходить. Аудитория после такого доклада останется в недоумении.
То есть, все складывается так, что выступать на конференции придется именно мне. Честно говоря, меня это не слишком радует. Правда, у нас в институте считается, что выступаю я действительно хорошо, и, в этом мнении, вероятно, есть доля истины. Я всегда очень тщательно готовлюсь к докладу, говорю –отчетливо, ясно, уверенным, энергичным голосом. Меня не пугает, если в зале нет микрофона. Я и без всякого микрофона прекрасно могу достать до самых последних рядов. Выступать так меня научила одна знакомая несколько лет назад. Она тогда работала на телевидении и время от времени делала передачи о современной науке. И вот однажды, когда она брала у меня какое-то интервью, она сказала: «Только, пожалуйста, не старайся говорить умно. Можешь молоть любую чушь, какую захочешь, но единственно – громко, уверенно, без всяких этих покашливаний и похмыкиваний. Никому не хочется возиться с монтажом передачи. Вырежут всех, и покажут того, кто говорит отчетливо и понятно». В этом совете была определенная мудрость. И если даже оставить в стороне телевидение с его странной спецификой, все равно – слушатели хотят, чтобы было отчетливо и понятно. Вот это «отчетливо и понятно» я и стараюсь им предоставить. Кроме того у меня есть еще одно небольшое достоинство. Я умею выразить сложную научную проблематику буквально двумя словами. При этом, в отличие от Авенира, я почти не употребляю терминологии, зато часто использую всякие образные и метафорические параллели. Слушателям почти всегда ясно, что я имею в виду. Для докладчика это действительно большое достоинство.
И все-таки меня это не слишком радует. Я бы предпочел, чтобы с докладом на конференции выступил Авенир. Даже несмотря на всего его очевидные недостатки. Просто у меня лично есть какой-то внутренний страх перед этим материалом. Я, конечно, неплохо знаю его, свободно ориентируюсь и даже имею уже определенные соображения, как это все можно красиво скомпоновать. Так, чтобы материал по-настоящему зазвучал «на голосе». И вместе с тем, поскольку большая часть разработки принадлежит именно Авениру, для меня существуют в ней некоторые смысловые громоздкости. Некоторые такие места, где я чувствую себя неуверенно. На конференции, насколько я понимаю, будут настоящие специалисты. Будут люди, способные «прозвонить» данную тему на всю ее глубину:
Личная терапия - Столяров Андрей => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Личная терапия автора Столяров Андрей дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Личная терапия у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Личная терапия своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Столяров Андрей - Личная терапия.
Если после завершения чтения книги Личная терапия вы захотите почитать и другие книги Столяров Андрей, тогда зайдите на страницу писателя Столяров Андрей - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Личная терапия, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Столяров Андрей, написавшего книгу Личная терапия, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Личная терапия; Столяров Андрей, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн