Отринув прошлое, Линдсей поплыл вдоль туннеля, к свету бледного дня.
Он выплыл на посадочную площадку, забитую грязными, потрепанными машинами.
Аэродром этот был расположен в центре зоны невесомости, на оси станции, и Линдсей мог – сквозь пять километров нечистого воздуха – окинуть взглядом весь Дзайбацу.
Вначале его удивили очертания и цвет облаков, дрожащих и рвущихся на куски в потоках воздуха, восходящих от сельхозпанелей неряшливыми грязно-желтыми клубами.
Воняло гадостно. Каждый из десяти окололунных орбитальных миров пах по-своему – Линдсей помнил, что воздух Республики после Совета Колец тоже показался ему неприятным. Но такое… Убийственно! Из носу потекло.
В свое время каждый мир Цепи неизбежно сталкивался с экологическими трудностями.
Чтобы почва плодоносила, в каждом ее кубическом сантиметре должны обитать минимум десять миллионов бактерий. Без этого невидимого воинства не будет и урожая. И человеку пришлось взять почвенные бактерии с собой, в Космос.
Однако и человек и его симбионты были лишены защитного покрова атмосферы. Миры Цепи пытались защищать слоями лунной щебенки метровой и более толщины, но это не спасало от последствий солнечных вспышек и волн космической радиации.
Без бактерий почва превращалась в бесплодную пыль. А с бактериями – кто их знает, до чего они могут домутировать при такой радиационной обстановке.
Если Республика еще как-то боролась, не прекращая попыток обуздать Хляби, то на Дзайбацу процесс зашел слишком далеко. Грибки-мутанты, словно масляная пленка, расползлись повсюду, пронизывая почву нитями грибницы, задерживавшими воду, из-за чего гнилостные бактерии могли спокойно пожирать деревья и посевы. Почва пересыхала, воздух насыщался влагой, на гибнущих растениях пышно расцветала плесень; серые булавочные головки ее сливались воедино наподобие лишайника…
Если дела зашли так далеко, мир орбитальной станции можно было спасти лишь самыми отчаянными мерами. Следовало выпустить в космос весь воздух, чтобы всеиссушающий вакуум как следует простерилизовал швы и трещины, – а затем начать все сначала. Это требовало огромных затрат. Колонии, столкнувшиеся с такой проблемой, страдали от раскола и массового бегства – тысячи и тысячи жителей отправлялись искать счастья на новых местах. Углубляясь в пространство, дезертиры основывали новые колонии, в большинстве своем примыкавшие к механистским картелям в Поясе астероидов либо к Совету Колец шейперов, вращающемуся вокруг Сатурна.
В случае Народного Дзайбацу большинство граждан уже ушли, осталась лишь горстка упрямцев, отказывающихся признать свое поражение.
Линдсей их хорошо понимал – в этом унылом, гниющем запустении было что-то величественное.
Смерчи лениво и тягуче вращались, поднимая в воздух гниль вперемешку с прахом. Стекло панелей, покрытое пылью пополам с плесенью, почти не пропускало света, заплаты на подпорках и на растяжках закрывали частые пробоины.
Стоял холод – солнечный свет едва проникал в Дзайбацу. Здесь, чтобы не замерзнуть, поддерживался круглосуточный день. Ночи Дзайбацу были слишком опасны. Остаться в ночи – верная смерть.
Маневрируя в невесомости, Линдсей двинулся через посадочную площадку. Машины держались на металле при помощи присосок. Среди них оказалось с дюжину еле живых педальных машин и два-три потрепанных электролета.
Проверки ради он подергал растяжки дряхлого ЭЛ с изображением японского карпа на материи крыльев. Посадочные лыжи были перемазаны грязью. Устроившись в открытом седле, Линдсей вдел ступни в стремена управления.
Потом вынул из нагрудного кармана кредитную карточку. На черном с золотом пластике имелся красный дисплей, высвечивавший оставшиеся кредчасы. Он сунул карту в гнездо, на приборной доске, и электролет загудел, пробуждаясь к жизни.
Набрав высоту, аппарат пошел вниз, пока не почувствовал хватку силы тяжести. Линдсей, оглядев окрестности, попытался сориентироваться.
Солнечная панель по левую руку от него местами была отчищена. Команда неповоротливых двуногих роботов продолжала драить стекло, едва ли не матовое от царапин. Приглядевшись, Линдсей понял: никакие это не роботы, просто люди в скафандрах и противогазах…
Лучи света, проникавшего сквозь отчищенное, в мутном воздухе казались лучами прожекторов. Войдя в один из таких, Линдсей заложил вираж и двинулся вдоль луча.
Свет падал на панель, что была напротив. В центре ее помещалась группа резервуаров, полных тенистой слизи. Водоросли. Остатки сельского хозяйства Дзайбацу, кислородная ферма.
Здесь Линдсей снизился и с наслаждением вдохнул полной грудью богатый кислородом воздух. Тень самолета скользила по джунглям трубопроводов… Внезапно на панель упала еще одна тень. Линдсей, заложив вираж, ушел вправо.
Преследователь с точностью механизма повторил маневр. Тогда Линдсей плавно пошел в высоту и, обернувшись в седле, посмотрел назад.
Увидев догонявшего, он поразился – тот был совсем рядом. Камуфляжная пятнистая окраска замечательно сливалась с внутренним небом порушенных сельхозпанелей. Это был беспилотный самолет-наблюдатель. Плоские угловатые крылья; бесшумный задний винт в камуфляжном обтекателе…
Из корпуса роболета торчали какие-то цилиндры. Две трубки, направленные на Линдсея, вполне могли быть телефотокамерами. Или рентгеновскими лазерами. Такая штука, настроенная на нужную частоту, может превратить в уголь все внутренности, ни пятнышка не оставив на коже. И лучи его – невидимы.
Эти мысли переполнили Линдсея страхом и отвращением. Ведь миры – хрупкие скорлупки, сберегающие воздух и тепло, без которых не будет жизни в холодных безднах пространства. Безопасность миров – основа основ морали. Оружие – опасно для жизни, а потому греховно. Конечно же, в этом мире бродяг только оружием можно обеспечить порядок, да, но все равно отвращение – глубокое, инстинктивное – не унималось.
Линдсей влетел в желтоватый туман, окутывающий осевую зону Дзайбацу. Снова выйдя на свет, он обнаружил, что роболет исчез.
Вот так. Никогда не поймешь, наблюдают за тобой или нет. В любую секунду чьи-то пальцы придавят кнопку – и…
Сам Линдсей удивился гневу, обуявшему его при такой мысли. И куда подевались годы диптренинга?.. Перед глазами его невольно возник самолетик, птицей скользящий в сумасшедшем пике; крылья, содрогающиеся от удара…
Линдсей взял к югу. За загаженными панелями мир опоясывало непонятного назначения белое кольцо, примыкавшее к южной стене Дзайбацу.
Он оглянулся. Северную, вогнутую стену занимали заброшенные склады и фабрики, а южная была голой, пустынной плоскостью, сложенной, похоже, из блоков, напоминавших издали кирпичи.
Грунт под нею был сияющим неестественной белизной кольцом из словно бы специально разровненных камешков. То там, то тут среди морской гальки возвышались загадочные темные островки валунов.
Линдсей снизился, чтобы взглянуть поближе. Теперь стала видна линия оборонительных сооружений; тонкие вороненые стволы следили за каждым его движением. Стерильная зона…
Он быстро ушел вверх.
В самом центре южной стены темнело отверстие. Вокруг него шершнями роились роболеты наблюдения. По периметру отверстие окружали микроволновые антенны, к которым тянулись бронированные кабели.
Заглянуть внутрь не было никакой возможности. Пусть там половина мира, но – бродягам вход воспрещен.
Линдсей пошел на снижение. Проволочные растяжки его самолетика загудели от напряжения.
Севернее, на второй из трех грунтпанелей Дзайбацу, он увидел и бродяжьи следы. Изгои воздвигли из хлама, снятого и утащенного из индустриального сектора, грубые гермокупола.
Купола были разными – от надувных пластиковых пузырьков и полужестких, в пятнах шпаклевки, геодезиков до огромной, стоящей особняком полусферы.
Приблизившись, Линдсей облетел больший из куполов. Поверхность его покрывала черная изоляционная пена. Низ защищало кольцо, выложенное из крапчатой лунной породы. В отличие от других куполов, на этом не было ни одной антенны.
И тут Линдсей узнал купол. Ну да, здесь этому куполу и место.
Его охватил страх. Зажмурившись, он воззвал к шейперскому диптренингу – плоду десятилетних прилежных психотехнических упражнений.
Сознание мягко перетекало во второе, рабочее состояние. Плечи развернулись, спина выпрямилась, движения приобрели округлую плавность, сердце забилось быстрее. Исполнившись уверенностью в себе, он улыбнулся. Разум обострился, стал ясным, сбросив запреты и ограничения, готовый к действию. Страхи и сомнения ушли, словно совершенно ничего не значили.
В этом состоянии он, как обычно, разозлился на недавнюю свою слабость. Вот, вот оно, его настоящее «я» – прагматичное, быстрое, свободное от груза эмоций!
Времени для полумер не было. Все спланировано. Коли уж жить здесь, надо брать ситуацию за глотку.
Тут он заметил шлюз купола. Линдсей посадил самолет, вынул из прорези кредитную карточку и ступил на землю. Самолет взвился в небо.
Каменная лестница привела его к западине в стене купола. Внутри нее замигала и вспыхнула ослепительно яркая панель, слева, рядом с бронеэкраном, находился объектив камеры; ниже бронеэкрана виднелась подсвеченная прорезь для кредитной карточки. Рядом был и стальной прямоугольник, закрывающий скользящий лоток.
Стальная скользящая дверь во внутренней стене защищала шлюз. На полу лежал толстый слой непотревоженной пыли. Гость здесь явно был редкой птицей.
Линдсей терпеливо выжидал, соображая, что именно – и как – будет врать.
Прошло десять минут, в течение которых он тщетно пытался обуздать насморк. Внезапно экран засветился, и на нем появилось женское лицо.
– Вставьте кредитную карточку в прорезь, – сказала женщина по-японски.
Линдсей внимательно вглядывался в экран, оценивая ее внешность. Худа, темноглаза, неопределенного возраста, темно-русые волосы коротко подстрижены. Зрачки, похоже, расширены. Одета она была в белую медицинскую куртку с металлическими знаками различия на воротнике: золотой посох, обвитый двумя змеями черной эмали с красными рубинами глаз, открытые пасти скалятся иглами для подкожных инъекций…
– Я не хочу ничего покупать, – улыбнулся Линдсей.
– Вы покупаете мое внимание. Вставьте карточку в прорезь.
– А я вас не просил появляться на экране, – сказал Линдсей по-английски. – Отключайтесь. Делайте что хотите.
Взгляд женщины стал обиженным.
– Я всегда делаю что хочу. – Она тоже перешла на английский. – Если захочу, то затащу вас внутрь и порежу на мелкие части. Вы понимаете, где находитесь? Это не дешевая шарага для бродяг. Мы – Черные Медики.
В Республике о таких и не слышали, но на Совете Колец Линдсей о них наслушался достаточно: преступные биохимики из самых глубин шейперского дна. Скрытны, решительны и жестоки. Имеют собственные опорные пункты – подпольные лаборатории, разбросанные по всей Системе. И это, выходит, одна из таких.
Он придал улыбке просительный оттенок:
– Я и вправду хотел бы войти. Только не по частям.
– Вы, должно быть, шутите. Ваша дезинфекция обойдется во столько, что вы сами того не стоите.
Линдсей поднял брови:
– Бактерии у меня – стандартные…
– Здесь – полная стерильность. Мы живем в чистоте.
– Выходит, вы там так и сидите? Ни войти, ни выйти? – Линдсей изобразил на лице удивление. – Как в тюрьме?
– Мы здесь живем. Это вы там, снаружи, как в тюрьме.
– Вот жалость-то… Ладно. Я веду дела в открытую. Я в ваших краях, некоторым образом, в качестве нанимателя. – Он пожал плечами. – Весьма приятно было бы с вами побеседовать, но время поджимает. Всего хорошего.
– Стоять. Вы не уйдете без моего позволения, – сказала женщина.
На лице Линдсея появилось выражение тревоги.
– Послушайте, – заговорил он. – Вашу репутацию никто не ставит под сомнение. Но вы же – там, взаперти. И для меня бесполезны. – Он провел пальцами по волосам. – Значит, разговаривать нам не о чем.
– Кто вас послал? Кто вы, в конце концов, такой?
– Линдсей.
– Лин Дзе? В вас нет ничего восточного.
Линдсей, заглянув в объектив, встретился, с нею взглядом. По видео трудно было произвести впечатление, но неожиданность очень эффективно действовала на подсознание.
– А вас-то как звать?
– Кори Прагер, – ответила она. – Доктор Прагер.
– Так вот, Кори, я представляю здесь «Кабуки Интрасолар». Коммерческое зрелищное предприятие. – Линдсей лгал с энтузиазмом. – Организую постановку и набираю труппу. Платим мы хорошо. Но если, как вы говорите, вы не выходите наружу, то я, честно сказать, зря трачу на вас время. Вы даже не сможете побывать на спектакле. – Он вздохнул. – Очевидно, я тут не виноват и отвечать за это не могу.
Женщина нехорошо засмеялась, и Линдсей догадался – она явно нервничала.
– А кого, собственно, волнует, что там, снаружи, делается? Конкурентов у нас нет и не предвидится, так что были бы у покупателей деньги, а остальное нас мало интересует.
– Рад слышать. Надеюсь, все прочие разделяют вашу позицию. Но я не политик, я – артист. Желал бы я отделываться от сложностей так же легко, как вы. – Он развел руками. – Теперь, если мы наконец поняли друг друга, я пойду.
– Подождите. О каких трудностях речь?
– Да есть тут… Другие партнеры. Я еще труппу не собрал, а они уже о чем-то сговорились. Постановка должна как-то помочь им при заключении сделок.
– Мы можем выслать к вам наши мониторы и оценить вашу продукцию.
– Очень сожалею, – твердо ответил Линдсей, – но мы не позволяем записывать либо транслировать наши пьесы. Это понижает сборы. Я не могу подводить труппу. Конечно, в наши дни играть может кто угодно… При нынешних препаратах, улучшающих память….
– Мы торгуем такими препаратами, – быстро сказала женщина. – Вазопрессины, карболины, эндорфины; стимулянты, транквилизаторы. Препараты, заставляющие человека кричать, визжать, вопить. Черные Химики сделают все, что можно продать. Не сможем синтезировать – выделим из тканей. Все, что угодно. Все, что только сможете выдумать. – Она понизила голос. – Ведь мы – друзья. Сами понимаете, с кем. С теми, что за Стеной. Они очень нас ценят.
– Еще бы. – Линдсей понимающе закатил глаза. Она опустила взгляд; до него донесся быстрый стук по клавиатуре. Затем она снова взглянула на него:
– Вы, наверно, уже успели поговорить с этими блядями из Гейша-Банка?
Линдсей насторожился – о таком он не слыхал никогда.
– Пожалуй, мне следует сохранять конфиденциальность моих деловых переговоров.
– Вы – дурак, если верите их обещаниям.
– Но что же мне делать? – беспокойно улыбнулся Линдсей. – Актеры и шлюхи всегда были добрыми союзниками. Это так естественно.
– Они, должно быть, предостерегали вас на наш счет…
Женщина приложила наушники к левому уху и что-то выслушала с рассеянным видом.
– Я уже говорил, что стараюсь вести дела в открытую.
Неожиданно экран стих; дама что-то быстро сказала в микрофон. Затем лицо ее исчезло с экрана и сменилось лицом пожилого, судя по морщинам, человека. Линдсей лишь мельком разглядел его настоящую внешность: всклокоченные седые волосы, глаза под красными веками… Далее в работу включилась видеокосметическая программа: она прошлась сверху вниз по всему экрану, редактируя, сглаживая, подкрашивая изображение.
– Это, понимаете ли, ни к чему не приведет, – неуверенно запротестовал Линдсей. – Даже не пытайтесь меня во что-либо втягивать. Я должен организовать представление и не имею времени на…
– Заткнись, – оборвал его мужской голос. Из стены выдвинулся лоток – на нем лежал свернутый виниловый пакет. – Надевай. Войдешь к нам.
Линдсей встряхнул сверток – внутри оказался защитный комбинезон.
– Быстрее, – торопил Черный Медик. – Могут следить!
– Но я не предполагал… – забормотал Линдсей, неловко всовывая ногу в штанину. – Такая честь…
Он наконец влез в комбинезон, надел шлем и загерметизировал пояс.
Дверь шлюза поехала в сторону, скрежеща по забившей полозья грязи.
– Входи, – сказал голос.
Линдсей ступил внутрь, и дверь снова задвинулась. Ветер поднимал пыль. Пошел мелкий, грязноватый дождь. Затем откуда-то появилась робокамера на четырех телескопических ногах и уставилась объективом на шлюз.
Миновал час. Дождь перестал; в высоте бесшумно зависли два наблюдательных роболета. В заброшенной промзоне северной стены поднялась жестокая пылевая буря. Робокамера не сходила с места.
Наконец Линдсей неверными шагами вышел из шлюза. Поставив на каменные плиты черный атташе-кейс, он принялся стаскивать с себя защитный комбинезон. Свернув, он сунул его в лоток и с преувеличенным изяществом зашагал вниз по ступеням.
Воняло мерзко. Приостановившись, Линдсей чихнул.
– Эй, – сказала робокамера. – Мистер Дзе! Мне бы с вами поговорить, а?
1 2 3 4 5 6
Он выплыл на посадочную площадку, забитую грязными, потрепанными машинами.
Аэродром этот был расположен в центре зоны невесомости, на оси станции, и Линдсей мог – сквозь пять километров нечистого воздуха – окинуть взглядом весь Дзайбацу.
Вначале его удивили очертания и цвет облаков, дрожащих и рвущихся на куски в потоках воздуха, восходящих от сельхозпанелей неряшливыми грязно-желтыми клубами.
Воняло гадостно. Каждый из десяти окололунных орбитальных миров пах по-своему – Линдсей помнил, что воздух Республики после Совета Колец тоже показался ему неприятным. Но такое… Убийственно! Из носу потекло.
В свое время каждый мир Цепи неизбежно сталкивался с экологическими трудностями.
Чтобы почва плодоносила, в каждом ее кубическом сантиметре должны обитать минимум десять миллионов бактерий. Без этого невидимого воинства не будет и урожая. И человеку пришлось взять почвенные бактерии с собой, в Космос.
Однако и человек и его симбионты были лишены защитного покрова атмосферы. Миры Цепи пытались защищать слоями лунной щебенки метровой и более толщины, но это не спасало от последствий солнечных вспышек и волн космической радиации.
Без бактерий почва превращалась в бесплодную пыль. А с бактериями – кто их знает, до чего они могут домутировать при такой радиационной обстановке.
Если Республика еще как-то боролась, не прекращая попыток обуздать Хляби, то на Дзайбацу процесс зашел слишком далеко. Грибки-мутанты, словно масляная пленка, расползлись повсюду, пронизывая почву нитями грибницы, задерживавшими воду, из-за чего гнилостные бактерии могли спокойно пожирать деревья и посевы. Почва пересыхала, воздух насыщался влагой, на гибнущих растениях пышно расцветала плесень; серые булавочные головки ее сливались воедино наподобие лишайника…
Если дела зашли так далеко, мир орбитальной станции можно было спасти лишь самыми отчаянными мерами. Следовало выпустить в космос весь воздух, чтобы всеиссушающий вакуум как следует простерилизовал швы и трещины, – а затем начать все сначала. Это требовало огромных затрат. Колонии, столкнувшиеся с такой проблемой, страдали от раскола и массового бегства – тысячи и тысячи жителей отправлялись искать счастья на новых местах. Углубляясь в пространство, дезертиры основывали новые колонии, в большинстве своем примыкавшие к механистским картелям в Поясе астероидов либо к Совету Колец шейперов, вращающемуся вокруг Сатурна.
В случае Народного Дзайбацу большинство граждан уже ушли, осталась лишь горстка упрямцев, отказывающихся признать свое поражение.
Линдсей их хорошо понимал – в этом унылом, гниющем запустении было что-то величественное.
Смерчи лениво и тягуче вращались, поднимая в воздух гниль вперемешку с прахом. Стекло панелей, покрытое пылью пополам с плесенью, почти не пропускало света, заплаты на подпорках и на растяжках закрывали частые пробоины.
Стоял холод – солнечный свет едва проникал в Дзайбацу. Здесь, чтобы не замерзнуть, поддерживался круглосуточный день. Ночи Дзайбацу были слишком опасны. Остаться в ночи – верная смерть.
Маневрируя в невесомости, Линдсей двинулся через посадочную площадку. Машины держались на металле при помощи присосок. Среди них оказалось с дюжину еле живых педальных машин и два-три потрепанных электролета.
Проверки ради он подергал растяжки дряхлого ЭЛ с изображением японского карпа на материи крыльев. Посадочные лыжи были перемазаны грязью. Устроившись в открытом седле, Линдсей вдел ступни в стремена управления.
Потом вынул из нагрудного кармана кредитную карточку. На черном с золотом пластике имелся красный дисплей, высвечивавший оставшиеся кредчасы. Он сунул карту в гнездо, на приборной доске, и электролет загудел, пробуждаясь к жизни.
Набрав высоту, аппарат пошел вниз, пока не почувствовал хватку силы тяжести. Линдсей, оглядев окрестности, попытался сориентироваться.
Солнечная панель по левую руку от него местами была отчищена. Команда неповоротливых двуногих роботов продолжала драить стекло, едва ли не матовое от царапин. Приглядевшись, Линдсей понял: никакие это не роботы, просто люди в скафандрах и противогазах…
Лучи света, проникавшего сквозь отчищенное, в мутном воздухе казались лучами прожекторов. Войдя в один из таких, Линдсей заложил вираж и двинулся вдоль луча.
Свет падал на панель, что была напротив. В центре ее помещалась группа резервуаров, полных тенистой слизи. Водоросли. Остатки сельского хозяйства Дзайбацу, кислородная ферма.
Здесь Линдсей снизился и с наслаждением вдохнул полной грудью богатый кислородом воздух. Тень самолета скользила по джунглям трубопроводов… Внезапно на панель упала еще одна тень. Линдсей, заложив вираж, ушел вправо.
Преследователь с точностью механизма повторил маневр. Тогда Линдсей плавно пошел в высоту и, обернувшись в седле, посмотрел назад.
Увидев догонявшего, он поразился – тот был совсем рядом. Камуфляжная пятнистая окраска замечательно сливалась с внутренним небом порушенных сельхозпанелей. Это был беспилотный самолет-наблюдатель. Плоские угловатые крылья; бесшумный задний винт в камуфляжном обтекателе…
Из корпуса роболета торчали какие-то цилиндры. Две трубки, направленные на Линдсея, вполне могли быть телефотокамерами. Или рентгеновскими лазерами. Такая штука, настроенная на нужную частоту, может превратить в уголь все внутренности, ни пятнышка не оставив на коже. И лучи его – невидимы.
Эти мысли переполнили Линдсея страхом и отвращением. Ведь миры – хрупкие скорлупки, сберегающие воздух и тепло, без которых не будет жизни в холодных безднах пространства. Безопасность миров – основа основ морали. Оружие – опасно для жизни, а потому греховно. Конечно же, в этом мире бродяг только оружием можно обеспечить порядок, да, но все равно отвращение – глубокое, инстинктивное – не унималось.
Линдсей влетел в желтоватый туман, окутывающий осевую зону Дзайбацу. Снова выйдя на свет, он обнаружил, что роболет исчез.
Вот так. Никогда не поймешь, наблюдают за тобой или нет. В любую секунду чьи-то пальцы придавят кнопку – и…
Сам Линдсей удивился гневу, обуявшему его при такой мысли. И куда подевались годы диптренинга?.. Перед глазами его невольно возник самолетик, птицей скользящий в сумасшедшем пике; крылья, содрогающиеся от удара…
Линдсей взял к югу. За загаженными панелями мир опоясывало непонятного назначения белое кольцо, примыкавшее к южной стене Дзайбацу.
Он оглянулся. Северную, вогнутую стену занимали заброшенные склады и фабрики, а южная была голой, пустынной плоскостью, сложенной, похоже, из блоков, напоминавших издали кирпичи.
Грунт под нею был сияющим неестественной белизной кольцом из словно бы специально разровненных камешков. То там, то тут среди морской гальки возвышались загадочные темные островки валунов.
Линдсей снизился, чтобы взглянуть поближе. Теперь стала видна линия оборонительных сооружений; тонкие вороненые стволы следили за каждым его движением. Стерильная зона…
Он быстро ушел вверх.
В самом центре южной стены темнело отверстие. Вокруг него шершнями роились роболеты наблюдения. По периметру отверстие окружали микроволновые антенны, к которым тянулись бронированные кабели.
Заглянуть внутрь не было никакой возможности. Пусть там половина мира, но – бродягам вход воспрещен.
Линдсей пошел на снижение. Проволочные растяжки его самолетика загудели от напряжения.
Севернее, на второй из трех грунтпанелей Дзайбацу, он увидел и бродяжьи следы. Изгои воздвигли из хлама, снятого и утащенного из индустриального сектора, грубые гермокупола.
Купола были разными – от надувных пластиковых пузырьков и полужестких, в пятнах шпаклевки, геодезиков до огромной, стоящей особняком полусферы.
Приблизившись, Линдсей облетел больший из куполов. Поверхность его покрывала черная изоляционная пена. Низ защищало кольцо, выложенное из крапчатой лунной породы. В отличие от других куполов, на этом не было ни одной антенны.
И тут Линдсей узнал купол. Ну да, здесь этому куполу и место.
Его охватил страх. Зажмурившись, он воззвал к шейперскому диптренингу – плоду десятилетних прилежных психотехнических упражнений.
Сознание мягко перетекало во второе, рабочее состояние. Плечи развернулись, спина выпрямилась, движения приобрели округлую плавность, сердце забилось быстрее. Исполнившись уверенностью в себе, он улыбнулся. Разум обострился, стал ясным, сбросив запреты и ограничения, готовый к действию. Страхи и сомнения ушли, словно совершенно ничего не значили.
В этом состоянии он, как обычно, разозлился на недавнюю свою слабость. Вот, вот оно, его настоящее «я» – прагматичное, быстрое, свободное от груза эмоций!
Времени для полумер не было. Все спланировано. Коли уж жить здесь, надо брать ситуацию за глотку.
Тут он заметил шлюз купола. Линдсей посадил самолет, вынул из прорези кредитную карточку и ступил на землю. Самолет взвился в небо.
Каменная лестница привела его к западине в стене купола. Внутри нее замигала и вспыхнула ослепительно яркая панель, слева, рядом с бронеэкраном, находился объектив камеры; ниже бронеэкрана виднелась подсвеченная прорезь для кредитной карточки. Рядом был и стальной прямоугольник, закрывающий скользящий лоток.
Стальная скользящая дверь во внутренней стене защищала шлюз. На полу лежал толстый слой непотревоженной пыли. Гость здесь явно был редкой птицей.
Линдсей терпеливо выжидал, соображая, что именно – и как – будет врать.
Прошло десять минут, в течение которых он тщетно пытался обуздать насморк. Внезапно экран засветился, и на нем появилось женское лицо.
– Вставьте кредитную карточку в прорезь, – сказала женщина по-японски.
Линдсей внимательно вглядывался в экран, оценивая ее внешность. Худа, темноглаза, неопределенного возраста, темно-русые волосы коротко подстрижены. Зрачки, похоже, расширены. Одета она была в белую медицинскую куртку с металлическими знаками различия на воротнике: золотой посох, обвитый двумя змеями черной эмали с красными рубинами глаз, открытые пасти скалятся иглами для подкожных инъекций…
– Я не хочу ничего покупать, – улыбнулся Линдсей.
– Вы покупаете мое внимание. Вставьте карточку в прорезь.
– А я вас не просил появляться на экране, – сказал Линдсей по-английски. – Отключайтесь. Делайте что хотите.
Взгляд женщины стал обиженным.
– Я всегда делаю что хочу. – Она тоже перешла на английский. – Если захочу, то затащу вас внутрь и порежу на мелкие части. Вы понимаете, где находитесь? Это не дешевая шарага для бродяг. Мы – Черные Медики.
В Республике о таких и не слышали, но на Совете Колец Линдсей о них наслушался достаточно: преступные биохимики из самых глубин шейперского дна. Скрытны, решительны и жестоки. Имеют собственные опорные пункты – подпольные лаборатории, разбросанные по всей Системе. И это, выходит, одна из таких.
Он придал улыбке просительный оттенок:
– Я и вправду хотел бы войти. Только не по частям.
– Вы, должно быть, шутите. Ваша дезинфекция обойдется во столько, что вы сами того не стоите.
Линдсей поднял брови:
– Бактерии у меня – стандартные…
– Здесь – полная стерильность. Мы живем в чистоте.
– Выходит, вы там так и сидите? Ни войти, ни выйти? – Линдсей изобразил на лице удивление. – Как в тюрьме?
– Мы здесь живем. Это вы там, снаружи, как в тюрьме.
– Вот жалость-то… Ладно. Я веду дела в открытую. Я в ваших краях, некоторым образом, в качестве нанимателя. – Он пожал плечами. – Весьма приятно было бы с вами побеседовать, но время поджимает. Всего хорошего.
– Стоять. Вы не уйдете без моего позволения, – сказала женщина.
На лице Линдсея появилось выражение тревоги.
– Послушайте, – заговорил он. – Вашу репутацию никто не ставит под сомнение. Но вы же – там, взаперти. И для меня бесполезны. – Он провел пальцами по волосам. – Значит, разговаривать нам не о чем.
– Кто вас послал? Кто вы, в конце концов, такой?
– Линдсей.
– Лин Дзе? В вас нет ничего восточного.
Линдсей, заглянув в объектив, встретился, с нею взглядом. По видео трудно было произвести впечатление, но неожиданность очень эффективно действовала на подсознание.
– А вас-то как звать?
– Кори Прагер, – ответила она. – Доктор Прагер.
– Так вот, Кори, я представляю здесь «Кабуки Интрасолар». Коммерческое зрелищное предприятие. – Линдсей лгал с энтузиазмом. – Организую постановку и набираю труппу. Платим мы хорошо. Но если, как вы говорите, вы не выходите наружу, то я, честно сказать, зря трачу на вас время. Вы даже не сможете побывать на спектакле. – Он вздохнул. – Очевидно, я тут не виноват и отвечать за это не могу.
Женщина нехорошо засмеялась, и Линдсей догадался – она явно нервничала.
– А кого, собственно, волнует, что там, снаружи, делается? Конкурентов у нас нет и не предвидится, так что были бы у покупателей деньги, а остальное нас мало интересует.
– Рад слышать. Надеюсь, все прочие разделяют вашу позицию. Но я не политик, я – артист. Желал бы я отделываться от сложностей так же легко, как вы. – Он развел руками. – Теперь, если мы наконец поняли друг друга, я пойду.
– Подождите. О каких трудностях речь?
– Да есть тут… Другие партнеры. Я еще труппу не собрал, а они уже о чем-то сговорились. Постановка должна как-то помочь им при заключении сделок.
– Мы можем выслать к вам наши мониторы и оценить вашу продукцию.
– Очень сожалею, – твердо ответил Линдсей, – но мы не позволяем записывать либо транслировать наши пьесы. Это понижает сборы. Я не могу подводить труппу. Конечно, в наши дни играть может кто угодно… При нынешних препаратах, улучшающих память….
– Мы торгуем такими препаратами, – быстро сказала женщина. – Вазопрессины, карболины, эндорфины; стимулянты, транквилизаторы. Препараты, заставляющие человека кричать, визжать, вопить. Черные Химики сделают все, что можно продать. Не сможем синтезировать – выделим из тканей. Все, что угодно. Все, что только сможете выдумать. – Она понизила голос. – Ведь мы – друзья. Сами понимаете, с кем. С теми, что за Стеной. Они очень нас ценят.
– Еще бы. – Линдсей понимающе закатил глаза. Она опустила взгляд; до него донесся быстрый стук по клавиатуре. Затем она снова взглянула на него:
– Вы, наверно, уже успели поговорить с этими блядями из Гейша-Банка?
Линдсей насторожился – о таком он не слыхал никогда.
– Пожалуй, мне следует сохранять конфиденциальность моих деловых переговоров.
– Вы – дурак, если верите их обещаниям.
– Но что же мне делать? – беспокойно улыбнулся Линдсей. – Актеры и шлюхи всегда были добрыми союзниками. Это так естественно.
– Они, должно быть, предостерегали вас на наш счет…
Женщина приложила наушники к левому уху и что-то выслушала с рассеянным видом.
– Я уже говорил, что стараюсь вести дела в открытую.
Неожиданно экран стих; дама что-то быстро сказала в микрофон. Затем лицо ее исчезло с экрана и сменилось лицом пожилого, судя по морщинам, человека. Линдсей лишь мельком разглядел его настоящую внешность: всклокоченные седые волосы, глаза под красными веками… Далее в работу включилась видеокосметическая программа: она прошлась сверху вниз по всему экрану, редактируя, сглаживая, подкрашивая изображение.
– Это, понимаете ли, ни к чему не приведет, – неуверенно запротестовал Линдсей. – Даже не пытайтесь меня во что-либо втягивать. Я должен организовать представление и не имею времени на…
– Заткнись, – оборвал его мужской голос. Из стены выдвинулся лоток – на нем лежал свернутый виниловый пакет. – Надевай. Войдешь к нам.
Линдсей встряхнул сверток – внутри оказался защитный комбинезон.
– Быстрее, – торопил Черный Медик. – Могут следить!
– Но я не предполагал… – забормотал Линдсей, неловко всовывая ногу в штанину. – Такая честь…
Он наконец влез в комбинезон, надел шлем и загерметизировал пояс.
Дверь шлюза поехала в сторону, скрежеща по забившей полозья грязи.
– Входи, – сказал голос.
Линдсей ступил внутрь, и дверь снова задвинулась. Ветер поднимал пыль. Пошел мелкий, грязноватый дождь. Затем откуда-то появилась робокамера на четырех телескопических ногах и уставилась объективом на шлюз.
Миновал час. Дождь перестал; в высоте бесшумно зависли два наблюдательных роболета. В заброшенной промзоне северной стены поднялась жестокая пылевая буря. Робокамера не сходила с места.
Наконец Линдсей неверными шагами вышел из шлюза. Поставив на каменные плиты черный атташе-кейс, он принялся стаскивать с себя защитный комбинезон. Свернув, он сунул его в лоток и с преувеличенным изяществом зашагал вниз по ступеням.
Воняло мерзко. Приостановившись, Линдсей чихнул.
– Эй, – сказала робокамера. – Мистер Дзе! Мне бы с вами поговорить, а?
1 2 3 4 5 6