Он
в отказку от всего будет играть. Небось по хазам натаскали. И будем мы все
гоняться неизвестно за кем, как собака за собственным хвостом.
- Что вы с Серегой предлагаете?
- Оформлять Колхозника и закрывать дело.
- Рубить концы?
- Мы свое отработали, убийца найден.
- Хорошо говоришь - "мы"!
- Тогда просто - убийца найден.
Пришла Валя и не было в том ее вины: появлением своим в "Загородном"
позвал. А сейчас вроде и не надо было - после встречи с ребятами
успокоился, расслабился, устал. И, ощущая ненужность происходящего,
понимая душевное непотребство свое, был с ней внимателен, нежен, добр до
слез. До ее слез.

Сам полистал бумажки из канцелярской папочки, еще полистал,
останавливаясь на особо заинтересовавших местах, закрыл папочку, встал,
прошелся по кабинету и спросил, не глядя на Смирнова:
- И что вы предлагаете?
- На ваше усмотрение, - с трудом выдавил из себя еще одно
непотребство Александр.
- Убийство раскрыто и я могу рапортовать начальству. - Сам все ходил
по ковру, стараясь наступать на симметричные части узоров. Спел задумчиво:
- "Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!"
- Так что же нам делать, Иван Васильевич?
Сам наконец посмотрел на Александра и сказал совсем о другом:
- А ведь справились мы, Саша, справились! Вернули покой Москве. Когда
они к нам явились, а имя им - легион ей-богу, страшно стало! Но, как
говорится, глаза страшатся, руки делают. Сделали наши ручки, сделали! Ну,
согласись!
- Так ведь то шпана была. Она количеством брала.
Сам заржал, как стоялый конь. Александр глянул на него вопросительно.
- Сынок мой, поэт хренов, все один стишок гундосит последнее время
беспрерывно. Свой ли, чужой - не ведаю:
Наивное трюкачество
Стараться ради качества.
Нам более приличиствует
Бороться за количество.
- Гимн нашей отчетности, - мрачно изрек Александр.
- А ты что - против отчетности? Насколько я понимаю, ты пришел ко
мне, чтобы закрыть дело и чтобы в твоей отчетности полный ажур был.
- И в вашей.
- Не хами начальству. Впрочем, и в моей тоже. Концов рубить много
придется?
- Достаточно.
- Давай по порядку.
- Убийство по решению правила. Кто инициатор толковища, тот, по сути
дела, и сообщник преступления, соучастник убийства. Колхозник только тупой
исполнитель.
- У тебя же по этому правилу ни черта нет. Одна, брат, теория. Давай
дальше.
- Правило собиралось явно по меховому делу. Когда его разматывали,
совсем забыли про исчезнувшие контейнеры, удовлетворились найденным, а
из-за этого немалого остатка могут быть отнюдь не малые, выходящие на
чистую уголовщину, преступления.
- Достаточно убедительная гипотеза. Но гипотеза! Еще что?
- Существование неизвестного лица, разработавшего операцию со
складом, объединившего всю эту разношерстную компанию и, по всей
видимости, обладающего не найденными нами ценностями.
- Так сказать, профессор Мориарти. Это из Шерлока Холмса, Саша.
- Если бы, Иван Васильевич.
- Теперь предполагаемые выходы на связи.
- Стручок.
- Ноль. И ты сам знаешь, что ноль.
- Одноделец Васин.
- Шестерка, которую при таком повороте событий не задействуют
никогда.
- Шофер грузовика Арнольд Шульгин.
- Или знает все, или ничего. Девяносто девять шансов из ста, что был
тогда использован втемную и не знает ничего. Третий ноль, Саша. Два ноля -
это сортир, а три... Прямо уж и не знаю, как назвать все это.
- Значит, будем рубить концы? - догадался Смирнов. - Нам было
поручено расследовать убийство в Тимирязевском лесу. Выяснили, что сводя
свои счеты, один амнистированный уголовник застрелил другого
амнистированного уголовника. В конце концов, убийца был обнаружен.
Следовательно, мы исполнили, и добросовестно исполнили свои обязанности.
- А вдруг опять стрелять начнут?
- Из чего? Среди них бродил только один ствол.
- Будет охота, найдут, из чего стрелять.
- Начнут стрелять - станем искать стрелявших. Что еще у тебя,
Смирнов?
- Кто перевернул труп?
Сам разозлился. Подошел к своему столу, к креслу, но не сел, стоял,
упершись руками в зеленое сукно. Постоял, подрожал ноздрями.
- Кто-то перевернул труп! Труп! А живого человека превратил в труп
Николай Самсонов, по кличке Колхозник. Вот он-то и пойдет в суд. Вы
свободны.

Смирнов вернулся к своим.
- Как дела? - осторожно спросил Ларионов.
- Оформляйте все для передачи в прокуратуру.
- Гора с плеч! - Казарян рухнул на стул, показывая, какое он
испытывает облегчение.
Смирнов сказал:
- Пойдем ко мне.
...В его кабинете уселись на привычные места. Смирнов погладил рукой
пустой стол, признался:
- Дурацкое ощущение, что что-то не сделал. А делать нечего.
- Как это нечего? - удивился Ларионов. - Дел - навалом.
- Тогда излагай, - решил Смирнов и зевнул.
- Ограбление квартиры нумизмата Палагина, - начал Сергей, но
Александр сразу же, азартно, забыл даже, что спать хочется, перебил:
- Квартирами пусть район занимается!
- Письмо Комитета по делам искусств, - пояснил Казарян. - Коллекция
Палагина - монеты, среди которых даже древнегреческие медали, ордена, -
имеет государственное значение.
- Комитет по делам искусств, Союз писателей, ансамбль песни и пляски
- все наши начальники! Дожили! - разрядился Смирнов и спросил спокойно: -
Ну и что там с нумизматом?
- Старичок забавный, - заметил Казарян. - С ходу меня достал.
Оказывается, с папулей моим приятели. Вчера, как тебе известно, я домой
изволил поздно вернуться, а он у нас сидит, меня ждет. Мой Сурен уже носом
клюет, ранняя птичка, но Палагин, интеллигент хренов, не уходит, ибо
волнует его только одно: как бы преступники золотые его и серебряные
раритеты по глупости не переплавили.
- По делу, - прервал его Смирнов.
- А я - по делу, - обиделся Казарян, - нам его раритетами вплотную
заниматься придется. Так что все это прямо дела касается.
- До вчерашнего дня дело это вел район, - прекращая пикировку, дал
вводную Ларионов. - И, надо отдать им должное, вел грамотно и толково.
Дверь вскрыта, когда дома никого не было. Палагин находился на заседании
своего комитета, общества, то бишь сдвинутых по фазе нумизматов, а дочка
(он вместе с дочкой живет, старой девой) гостила у брата в Люберцах. У
того жена заболела, сидеть с детьми некому было. Взята не вся коллекция,
только самая ценная ее часть. Барахло не тронуто, знали, где и что лежит.
Палагин поначалу и не догадывался, что его обокрали.
- А когда догадался? - поинтересовался Александр.
- А у него вроде молитвы перед сном - осмотр всех своих
драгоценностей. Только к ночи и трехнулся.
- У районных версии имеются?
- Районные - они и есть районные. Пошли по местным, по своим.
- Ну а что? Неплохой метод, - одобрил районных Смирнов.
- Неплохой, но не для этого дела, - возразил Казарян.
- У вас что, уже версия? - удивился Смирнов.
- Версии, - поправил Ларионов. - Но не у вас, а у Казаряна.
- Ну, Роман, у нас - голова.
- Твою иронию с презреньем отметаю. Версий у меня еще нет, поскольку
нет материалов для них. Но две основные линии, по которым должен идти
поиск, ясны уже сейчас. Конечно же, в любом случае - наводка, и наводка
зрячая. Итак, ход первый - опытный, неглупый, ясно представляющий ценность
палагинской коллекции, домушник-скокарь находит человека, хорошо знающего
Палагина, его окружение, его привычки и, естественно, его квартиру. Потом
берет этого человека в долю и, полностью информированный, получает
отличную возможность спокойно, без помех ковырнуть скок.
В данной ситуации фигура номер один - вор. Параметры этой фигуры: в
меру интеллигентен, умен, предельно осторожен, не подвержен воровскому
азарту. Судя по работе, квалификация высокая. Фигура номер два - наводчик.
Из ближайшего окружения Палагина, потому что коллекционеры крайне неохотно
пускают к себе домой малознакомых людей.
Ход второй. Кто-то весьма состоятельный мечтает владеть палагинской
коллекцией. Подходы через третьих лиц с предложением продать ее терпят
неудачу...
- Почему через третьих лиц, почему не впрямую? - перебил его Смирнов.
- После предложения продать вряд ли разумно идти на ограбление. Сразу
же - первый подозреваемый. Продолжаю, Сей гражданин за весьма порядочную
сумму - такой квалифицированный слесарь-домушник, как наш, за мелочевку на
серьезное дело не пойдет - нанимает скокаря и точно объясняет ему, что и
где брать. В этом случае фигура номер один - наниматель. Фигура номер два
- технический исполнитель, вор. Параметры и той, и другой фигуры - весьма
и весьма размыты.
- Ты и вправду молодец, Рома, - серьезно похвалил Казаряна Смирнов. -
Твои соображения считаю хорошей основой для оперативной разработки.
Конечно, хотелось бы, чтобы прошел первый вариант. Очень хотелось бы...
- Они, по сути, равноценны, Саня, - встрял вальяжный от похвалы
Казарян.
- Не скажи, не скажи. В первом варианте вор - почти наверняка
москвич, и москвич, хорошо нам известный. Мы его можем просчитать.
Наводчика - тоже. Просеем всех знакомцев Палагина через мелкое сито, и он
у нас в решете останется. Второй же вариант - полная неизвестность. Кто
этот наниматель? Фанатик-коллекционер? Лауреат? Человек, желающий выгодно
вложить капитал в непреходящие ценности? Иностранец, мечтающий сделать
состояние?
- Ну уж прямо - иностранец! - возразил Ларионов. - Они у нас тихие.
- А Кастаки?
- Кастаки не в счет.
- Все в счет, Сережа. Какой он наниматель, - не будем загадывать. Но,
во всяком случае, ловкий и хитрый. Будет ли такой нанимать московского
домушника, чей почерк и связи, в принципе, нам, МУРу, известны? Не думаю.
Скорее всего - сделка с залетным гастролером, который, провернув операцию,
растворяется в воздухе. И перед нами - пустота. Исчезнувший неизвестно
куда гастролер и наниматель, не имеющий никаких контактов с преступным
миром.
- Да, картиночку ты нарисовал. - Казаряновской вальяжности заметно
поубавилось. - Двенадцатый стул, исчезнувший в недрах Казанского вокзала.
Только Остапу Бендеру было веселей: одиннадцать - за, один - против. А у
нас - два стула, пятьдесят на пятьдесят.
- Срочно разрабатываем первый вариант, - решил Смирнов. - За Сережей
- картотека по домушникам, за Романом - окружение Палагина.
- А за тобой? - не утерпел Роман.
- За мной - общее руководство. Помогать тому, кому делать нечего.
Кстати, Роман, наш клиент с Красноармейской где содержится? В Матросской
тишине?
- У нас пока. Потрясти этого Угланова имеет смысл, это идея, Саня!
Ему скучно, на допросы не водят, и без допросов доказано, что грабанул
нашего знаменитого мастера слова он, и только он; думать о том, сколько
дадут, надоело. Так что для него беседа с симпатичным оперативником на
отвлеченные темы - необходимая и желанная развлекуха.
- Кто у нас симпатичный оперативник? - Смирнов оглядел своих бойцов.
- Симпатичные все. Но самый симпатичный - я, - признался Казарян.
- Тогда потряси его, Рома. На отработку первого варианта вам два дня.
Приступайте.

В пустынном до таинственности коридоре Центрального Комитета
комсомола четко звучали твердые каблуки. У двери с черной табличкой, на
которой золотом было написано имя хозяина кабинета, стук шагов
прекратился.
Владлен Греков вошел в приемную комсомольского вождя. Ему
тренированно улыбнулась секретарша:
- Вас ждут.
- Наслышан, наслышан, - поднялся ему навстречу владелец кабинета,
невольно покосившись на телефонный аппарат с гербом. - Проходи, садись,
будем разговаривать.
- За меня уже, наверное, сказали. - Владлен застенчиво сел на край
кресла, сжал коленями нервно сложенные вместе ладони. - Просто я готов и
очень хочу работать.
- Люблю вас, военную косточку, за ясность и определенность. Такие,
как ты, очень нужны в комсомольской работе. Ты даже представить себе не
можешь, как страдает дело от несерьезности, мальчишеской расхлябанности,
крайней засоренности голов основной массы руководителей первичных
организаций и даже функционеров центральных органов. Четкости в исполнении
заданий, дисциплинированности, отсутствия каких бы то ни было колебаний в
проведении генеральной линии, - именно тех качеств, которыми так славна
армия, - недостает нам, комсомольцам. Ну, так решаем: в отдел
военно-физкультурной подготовки, инструктором.
- Николай Алексеевич, вы должны понять меня...
- Почему вдруг на "вы"?! - грозно удивился сорокопятилетний
заматерелый хозяин кабинета. - Мы с тобой - комсомольцы, соратники по
Союзу молодежи. Так что ты это чинопочитание брось. Вот в этом мы хотим
отличаться от армии. Так что ты говорил?
- Я на юрфак МГУ, на вечернее, документы сдал. Хочу продолжить
образование, хочу со временем стать на боевые рубежи охраны
социалистической законности Родины. А военно-физкультурные дела весьма
далеки от будущей моей работы.
- Резонно, резонно, - владелец кабинета широко зашагал. - Что ж,
тогда - общий отдел. Тебе там отыщут работенку по профилю. Завтра можешь
ознакомиться, я там скажу кому надо. Ну, как там поживает Сергей Фролович?
Давно-давно не виделись. Все бушует, неугомонная душа?
- Разве он может быть равнодушным или просто спокойным? Такой уж
человек! Вы сами знаете, Николай Александрович.
- Ты знаешь, ты! - поправил Николай Александрович, и послушный
Владлен еле слышно пробормотал:
- Ты же знаешь...

Ларионов любовно раскладывал пасьянс из одиннадцати фотопортретов.
Сначала с ряд выложил всю наличность, потом с сожалением четыре убрал
совсем. Еще четыре перевел во второй ряд. Подумал, подумал - и решился:
вторая четверка последовала за первой. Трое избранных смотрели на него. А
он - на них.
Вошел Казарян, глянул через ларионовское плечо на фотографии,
восхитился:
- Ух вы, мои красавцы! - И сел за свой чистый, без единой бумажки
стол.
- А знаешь, Рома, зря мы домушниками не интересуемся. Конечно,
девяносто процентов из ста - примитивные барахольщики, и правильно, что
ими район занимается, но попадаются, я тебе скажу, любопытнейшие
экземпляры. Любопытнейшие. - Ларионов, будто в три листика играя, поменял
фотографии местами. - Как твои дела?
- Как сажа бела. Под нашу резьбу с величайшим скрипом лишь Миша
Мосин, посредник-комиссионер среди любителей антиквариата, нумизматов,
коллекционеров картин, с которых он имеет большую горбушку белого хлеба с
хорошим куском вологодского, если не парижского сливочного масла.
Напрашивается вопрос: зачем ему уголовщина?
- Напрашивается ответ: чтобы кусок масла стал еще больше.
- Будем на это надеяться. У тебя что?
- Вот эти трое.
- Что ж, надо исповедаться. - Казарян вылез из-за своего стола,
направился к ларионовскому. Взял фотографии, без любопытства посмотрел и
вернул их на свое место, небрежно бросил на стол. Отошел к окну. - Надо,
конечно, надо. Но граждане эти, судя по обложкам, пареньки серьезные.
Пойдут ли они на такое дело во время нынешней заварухи, когда - они не
дураки, они про это знают - мы рыбачим частым неводом? Вот вопрос.
- Не каркай заранее, Рома. Давай действовать по порядку.
- Я не против, Сережа. - Казарян тянул время, не решаясь сказать
важное. Но все же решился. - Ты знаешь, почему Серафим Угланов, по кличке
Ходок, пошел брать писательскую квартиру непохмеленым? Конечно знаешь: у
него не было ни копья. А почему у него не было ни копья, ты не знаешь,
наверняка. А я знаю. У меня с Серафимом душевный разговор был, и он мне
сказал, что накануне скока он вполусмерть укатался в карты. Все спустил,
до копейки.
- Зачем ты мне все это рассказываешь? - настороженно спросил
Ларионов. Он уже догадался, о чем хочет поведать ему Казарян, но не хотел,
чтобы это было правдой.
- Для сведения, Сережа. Раздевал Серафима известный катала Вадик
Клок. И не его одного. Среди пострадавших - кукольник-фармазон Коммерция и
залетный ростовский домушник, не пожелавший никому представиться.
Обращались к нему просто: Ростовский.
- У кого играли? - быстро спросил Ларионов.
- У Гарика Шведова, известного тебе ипподромного жучка, приятеля
Клока.
- Что ж они, не знали, что на каталу нарвались?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23