- Ничего не могу, - честно признался Сырцов.
- Во что в конце концов уперся гражданин с Тверской? - совсем о
другом заговорил Смирнов. - Докуда довели?
- До дома, - доложил Сырцов.
- До какого дома? До Дома политпросвещения, Дома пионеров, дома для
престарелых, большого дома? До какого дома, Жора?! - ни с того, ни с сего
рассвирепел Смирнов.
- До его жилого дома, где он делает бай-бай каждую ночь, - мягко
сообщил Сырцов. - Дома, где он, как всякий советский человек, прописан.
- Кто он?
- Ребята занимаются.
- Непозволительно долго занимаются.
- Как умеют, - наконец, обиделся Сырцов.
- Должны уметь хорошо и быстро, - заорал Смирнов.
- Александр Иванович, я вам кассету-дубликат приготовил, - встрял,
стараясь снять конфликт, непереносивший скандалов Вадим. - Пригодится?
Смирнов тупо глянул на кассету, поморгал, остывая, взял ее, сунул в
карман, поощрительно похлопал Вадима по плечу.
- Пригодится, спасибо тебе. - И Сырцову: - Я домой поехал, -
вспомнил, что только что говорил о доме, и добавил: - К Спиридонову. Как
появятся сведения о гражданине с Тверской и окончательном маршруте
коммунистического вождя, немедленно звони. В любое время суток.
- Вот, наверное, Варвара Алексеевна ни нарадуется, что вы у нее
поселились, - не сдержался, укусил на прощание Сырцов. Необходимо было
ответить наглецу, но ничего остроумного в голову не приходило, и поэтому
Смирнов, уходя, отбрехнулся, как жлоб:
- Кто ты такой, чтобы о Варваре разговоры разговаривать?
И поскорее выскочил. В который раз полюбовался на джип и влез в него.
Мотор деликатно зарычал, и понеслись.
Еще соблюдая правила уличного движения, Смирнов переулками выбрался
на Тверскую. До Сокола нарушать эти правила не позволял сплошной поток,
где его джип был молекулой. После Сокола прибавил до допустимого предела,
а после Химок - не московского района, с города - позволил себе дорожный
беспредел, которого жаждал. На ста пятидесяти промчавшись мимо
Зеленограда, он запел любимую:
- Начинаются дни золотые
Воровской беспробудной любви
Ой, вы кони мои вороные,
Черны вороны кони мои!
Летели назад и в прошедшее: деревья, дома, верстовые столбы, крючки,
обозначавшие людей, деревни, поселки, города. Джип обгонял тучи и догонял
ночь.
За Клином, на мосту над Волгой он опомнился. Сильно смеркалось. Он
осторожно спустил джип к воде и ступил на подвижную зыбкую землю. Нашел
обязательное на таких спусках бревно, сел на него и стал смотреть на серую
воду. Неизвестно как - неощутимо глазом, но явственно неотвратимо мчалась
к Астрахани Волга. Смирнов вздохнул и, не засыпая, выпал из бытия. Когда
он опять увидел воду, была ночь.
К половине двенадцатого подъехал к косому дому на Вернадского.
Просунув палец сквозь решетку, постучал в стекло окна на первом этаже.
Отодвинулась занавеска и предъявила недоуменное личико Сырцова,
пытавшегося разглядеть произведшего стук.
- Сижу за решеткой в темнице сырой.
Вскормленный на воле орел молодой! - громко, чтобы слышно было за
стеклом, пропел Смирнов. Сырцов узнал, опустил занавеску, пошел открывать,
а Смирнов, идя к подъезду, сам себе удивился. Вслух: - И чего это меня
сегодня на вокзал потянуло?
- Прошу, - сдержанно пригласил Сырцов и распахнул дверь. Смирнов
втиснулся в мини-прихожую, с трудом разобрался со снятой курткой и, шагнув
в комнату, несказанно возликовал:
- А вот еще картиночка, приятная на вид!
- Здравствуйте, - смущенно откликнулся на необычное приветствие
весьма расслабленный Коляша-англичанин. Судя по малой наполненности
литрового однофамильца отставного полковника, расслаблялись здесь уже
давно.
- Уголовка с уголовщиной! - возопил однофамилец самой чистой водки в
мире и, как подкошенный, рухнул в кресло.
- Бывшая уголовка с завязавшей уголовщиной, - поправил Сырцов,
усаживаясь на диван рядом с Коляшей. - А нынче - коллеги.
- Тебе известно, Коляша, что зарплату ему, - Смирнов пальцем указал
на Сырцова, - теперь будешь платить ты?
- Известно, - важно ответил осведомленный Коляша. - Как и то, что
государство сняло вас с довольствия.
- Ишь, как говорить научился, - про себя отметил Смирнов и перешел к
делам. - Что там партийный вождь?
- Я вам звонил сто раз, а вас все нет и нет, - высказал обиду Сырцов.
- Клиент же наш утих в объятиях валютной полюбовницы. Контакты его
проверены; все пустые, за исключением гражданина с Тверской.
- Кто таков?
В давнем прошлом зав. идеологическим отделом райкома КПСС, в недавнем
- зам. директора по кадрам одного из хитрых НИИ, что у меня здесь по
соседству. Две недели назад уволен по сокращению штатов.
- Служил, следовательно, и там, и там, - сообразил Смирнов.
- Служит, - поправил Сырцов.
- Ну, а на зуб, что за человек?
- Разбираемся. Про это в РЭУ не скажут.
- Разберись, Жора, побыстрей. Вполне может возникнуть необходимость
всерьез потрепать его, - Смирнов машинально налил из бутылки в тактично
поставленную Сырцовым на журнальный столик чистую рюмку, поднял ее,
понюхал, решил:
- Хорошая водка.
- Плохую в вашу честь не назовут, - подначил Колюша и предложил: - Вы
выпейте, Александр Иванович.
- Сейчас, - пообещал Смирнов и поставил рюмку на столик. - Будь добр,
Жора, позвони Махову.
- Я ему не то что звонить, я с ним на одном поле срать не сяду, -
ощетинился Сырцов.
- А я сяду, - признался Смирнов. - Позвони, а? Я его домашнего
телефона не знаю.
Обиженный Сырцов встал, принес из кухни аппарат на длинном поводке,
отодвинув тарелки и рюмки, поставил его на стол и набрал номер.
- Подполковник Махов? - спросил он и, услышав дежурное "Алло!"
сообщил: - С вами будет говорить полковник Смирнов.
Смирнов взял трубку и без паузы поздоровался:
- Здравствуй, Леонид.
- Это Жорка был? - прежде всего поинтересовалась трубка и, только
получив утвердительный ответ, приветствовала: - Добрый вечер, Александр
Иванович.
- Мне бы тебя повидать, - вкрадчиво сказал Смирнов.
- С удовольствием. У меня завтра с десяти до одиннадцати окно.
- Сегодня, Леонид.
- Но это невозможно! Пока я доберусь...
- Доберусь я. Диктуй адрес, - перебил Смирнов. - Теплый стан... ага,
запомнил. Через двадцать минут буду. Во двор выходи, - положил трубку,
тупо вспомнил старую идиотскую шутку: - Стан-то теплый, а задница
холодная. - Махнул рюмашку и подтвердил предварительный свой диагноз: -
Хорошая водка.
Не любил Смирнов этот район. Как не любил, впрочем, все московские
новостройки. Пометался во мраке, освещая фарами опознавательные таблички
на домах. Растерялся до некоторой степени, не найдя между седьмым и
одиннадцатым дом под номером девять, но взял себя в руки, преодолел
растерянность и отыскал на солидном отшибе этот проклятый дом. Он домчался
за десять минут, и, естественно, Махова не было. Смирнов спиной привалился
к дверце, уставшую кривую ногу закинул на сиденье - отдыхал.
В разрыве меж домом возникла фигура. Смирнов мощными фарами осветил
ее. Прикрываясь ладошкой от безжалостного света шел к нему навстречу
роскошный молодой еще человек в фирменном прикиде: вальяжная куртка на ста
молниях, джинсы, "суперливайс", кроссовки "рибок". Не по средствам
одевался подполковник Махов. Смирнов, с натугой дотянувшись, распахнул
дверцу и пригласил:
- Садись, Леонид, - проследил, как устраивался Махов, и сходу врезал:
- Одеваешься ты - будто взятки берешь. А, может, и вправду берешь?
- Да идите вы! - с полуоборота завелся Махов. Смирнов заржал, как
конь, и рванулся с места. Махов обеспокоился: - Вы куда меня везете?
- Увезу тебя я в тундру, увезу тебя одну! - пропел Смирнов,
выворачивая на Профсоюзную, вывернул и поведал:
- Я сегодня весь день пою.
- Ну и как?
- Что "ну и как?"
- Поете как: хорошо или плохо?
- Ну, уж это тебе судить. Как слушателю.
Махов судить не стал. Проскочили под МКАД, Смирнов прибавил. Любил,
старый хрен, скорость.
- Зачем понадобился? - сдался, не выдержав паузы Махов.
- Ты это шоссе знаешь? Где здесь безопасно приткнуться можно?
- Через пяток километров магазин.
- А чего нам в магазин? Он же закрыт.
- У магазина - приличная стоянка, - терпеливо объяснил Махов.
Через две минуты, сжигая на немыслимо крутом повороте покрышки, джип
изобразил короткую дугу и стал на стоянке. Смирнов выключил мотор, и они
услышали тишину, еще более глубокую от того, что ее изредка задевали с
шелестом пробегавшие мимо автомобили. Теперь не выдержал паузы Смирнов:
- Я, Леня, понимаю, что ты сейчас начнешь всячески отпихиваться, мол,
никого я там не знаю и знать не хочу, но мне крайне необходимо определить
одного мэна из этой конторы. Судя по всему он - не чиновник, скорее всего
ведет оперативную работу...
- Давайте, что имеете на него, - не стал ломаться Махов.
- Зовут Дима, Дмитрий. За пятьдесят, но до сих пор косит под
паренька, пижон высокого класса, вроде тебя. Рост метр семьдесят - метр
семьдесят пять, вес до семидесяти. Глаза зеленые, короткий нос с
горбинкой, высокие скулы...
Положив затылок на удобный верх спинки сиденья, Махов слушал с
закрытыми глазами: профессиональная ЭВМ в его башке из обрывков складывала
портрет.
...Острый подбородок, волосы темные с проседью. Стрижен коротко,
причесан на косой пробор. Особые приметы: выпуклая родинка на щеке ближе к
носу. Мое предположение, что в звании от полковника до генерал-майора.
- Наклонности, пристрастия, пороки, - потребовал Махов.
- Чего не знаю, того не знаю, - признался Смирнов. - А что, вы на них
втихаря собираете?
- От случая к случаю. И опять же на всякий случай.
- Молодцы! Они вас за глотку держат, а вы их - за яйца. Как сказал
Александр Сергеевич "есть упоение в бою и сладкой бездны на краю".
- Пушкиным увлекаетесь?
- Последнее время. А что делать старику на пенсии?
- Не совать нос в дьявольски опасные черные дела, - в ответ на
риторический вопрос, заданный исключительно для красоты слога, серьезно
ответил Махов.
- Хочется, - извиняясь, сознался Смирнов. - Ну, как картинка с
клиента? Наводит на соображение ума?
- Что-то знакомое, где-то рядом бродит. Помажет по губам и уйдет. Мэн
вроде приметный, а как серьезней - просто общеевропейский стандарт.
- Значит, до завтра тебя не теребить, - осознал догадливый Смирнов. -
Что ж, мы люди не гордые, подождем. Поехали домой?
- Посидим еще самую малость. Просто посидим.
- Когда я от тебя завишу, твои желания для меня закон.
Махов вроде задремал, Смирнов терпеливо молчал. Вдруг Махов распахнул
глаза и вразброс поинтересовался:
- Вы на ту лошадку поставили, Александр Иванович?
Смирнов глянул удивленно и неожиданно зашелся в натужном хихиканьи.
Махов с каменным лицом ждал, когда закончится припадок смеха. Смирнов
вытер слезы, хлюпнул носом и ответил, наконец:
- На ту, Леня.
- На какую же?
- На темную. На себя.
- То есть?
- Я не хочу к кому-либо присоединяться, Леня, только потому, что этот
кто-то должен обязательно выиграть. Я думаю сам и действую сам.
- Но к кому-то вы присоединяетесь?
- Присоединяюсь, когда считаю, что их цели во благо нашей стране и
моему народу.
- Ишь как высоко!
- Так надо, Леня. Думать высоко и поступать по чести. А иначе на кой
черт нужны мои последние годы?
- В свою команду возьмете? - тихо спросил Махов.
- Присоединяешься, значит?
- Нет. Ставлю на темную лошадку. На себя.
...Довез Махова прямо к подъезду, проводил взглядом, облегченно
вздохнул и самодовольно решил вслух:
- Обо всем я подумал, все-то я предусмотрел, - и вдруг его посетила
мысль, что он - старый маразматик!
В этих чертовых микрорайонах телефоны-автоматы стоят неизвестно где.
Нашел, слава Богу: полукабинки стаей стояли у универсама. У первого,
конечно, оторвана трубка, у второго заклинен диск. Третий вроде целый.
Смирнов снял трубку и облегченно вздохнул: гудок был. Тщательно и
осторожно - двушка была одна - набрал номер. Звучали бесконечные длинные
гудки. Наконец, абонент снял трубку.
- У меня к тебе серьезное дело, Рома... - начал было он, но на том
конце его, видимо темпераментно и матерно перебили. - Знаю. Полвторого...
Извини... Извини... Извини... Больше не буду... Перестань орать...
Перестал? Ну, тогда слушай меня сюда. Завтра, а точнее сегодня, ты ни
свет, ни заря...
Он, стараясь не греметь ключами и скрежетать замком, открыл дверь и
войдя в прихожую, прикрыл ее без щелчка. За долгие годы работы в МУРе хоть
с дверями научился обращаться.
- Пришел? - спросили из тьмы коридора.
- Пришел, - естественно, подтвердил Смирнов.
- Иди чай пить.
Смирнов - выключатель был под рукой - включил свет на весь коридор. У
кухонной двери стоял грустный Спиридонов.
- Ты почему в темноте сидишь? - строго спросил Смирнов.
- Я не в темноте. На кухне довольно светло от уличного фонаря.
- Значит, думаешь в полутьме. О чем думаешь, Алик?
- Ты умойся сначала, а уж потом я тебе скажу, о чем я думаю.
- Он умылся и пришел на кухню. Горел свет и шумел чайник.
- Чай не водка... - заныл отставной полковник. - И вообще, Алька, я
сегодня заслужил. Честно.
Спиридонов вздохнул (вставать не хотелось), встал, открыл
холодильник, долго, в размышлении смотрел в него. Высмотрел бутылку
входящего в моду на Москве "Распутина", непочатую. На ходу с треском
свинчивая нетронутую пробку, бережно перенес бутылку на стол. Потом
колбаски достал, сырку, полуметровый огурец. Спиридонов готовил мужской
стол, а Смирнов с вниманием смотрел, как он это делает.
- Так о чем ты думал во тьме, Алик? - спросил Смирнов, когда все было
приготовлено. Спросил, поднимая полный стограммовый лафитник.
- Сейчас Игорь сюда придет, - не совсем на вопрос странно ответил
Алик.
- Зачем? - жестко потребовал ответа Смирнов и поставил рюмку.
- Давай выпьем, - попросил Спиридонов.
Смирнов просьбу выполнил: они синхронно выпили. Смирнов, занюхав
черняшкой, повторил вопрос:
- Зачем?
- Он, по-моему, страшно напуган, Саня. Хочет посоветоваться с нами. -
О чем?
- Не сказал. Приедет и нам скажет.
- Тебе.
- Что - тебе?
- Тебе скажет, а не нам. У меня с ним, как известно, игрушки врозь.
- Человеку надо помочь, Саня.
- Я ему уже помогал, и он отказался от моей помощи.
Спиридонов, желая умилостивить мента, разлил по второй и, подхалимски
глядя в суровые милицейские глаза, предложил тост:
- За твое доброе сердце, Санек.
- Как бабу уговаривает! - удивился Смирнов, но выпил.
- Мы должны помогать друг другу... - начал было Алик, но Смирнов
перебил его хриплым и яростным:
- Нет!
- Ну чего ты орешь? Варвара спит. А, собственно, почему мы должны
помогать друг другу?
- Ты не знаешь, Алька, я сейчас, как Лаокоон...
- Чего, чего?! - перебил в изумлении Спиридонов.
- Лаокоон, - испуганно повторил Смирнов. - А что, ударение
неправильно поставил?
- Да нет, просто странно немного. Ты скорее - Артемида-охотница.
- Я - Лаокоон, - упрямо повторил Смирнов. - Я, как он, безуспешно
стараюсь разорвать сжимающиеся путы. Только он весь в змее, а я весь в
соплях. В соплях, слезах и слюнях бесконечных личных связей. Вы все
замазаны, а потому и повязаны друг с другом. Принцип: ты мне, я - тебе,
мафиозный принцип круговой поруки бессознательно перенятый вами у главной
мафии - партийной - никогда не позволит вам быть по-настоящему честными и
бескорыстными.
- Мы в говне, а на арене - разрывающий опутывающие его сопли мент в
белом. Картиночка.
- Картиночка, - согласился Смирнов. - Пора вам, да и нам, вымирать.
Для России полезнее будет.
- Что ж, ты тогда суетишься, ищешь, ловишь?
- Нельзя безнаказанно убивать людей. Никому. И горе тому, кто сделал
это. Горе и пуля в лоб. Вот этим я и займусь в последние свои годы, -
сказал Смирнов и, боясь сглазить, добавил: - Или дни.
- И тоже становишься убийцей, - горестно заметил Алик.
- Нет, я защищаюсь и защищаю...
Его монолог был прерван в самом начале коротким звонком, издаваемым
хитрым механизмом под названием "Прошу крутить". Алик встал, посмотрел на
стол, решил, что все сравнительно прилично, и пошел открывать. Смирнов,
возя лафитник по пластиковой поверхности стола, услышал, как в прихожей
глухо заговорили. О чем говорили - не слышал.
- Здравствуйте, Александр Иванович!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33