Умный догадается, что с простым наемником так не носятся, как с вами. А дураку вообще не следует ничего знать.Разумно?– Не знаю. Но опыт подсказывает, что здесь пахнет смертью. И этот запах мне не нравится.– Неужели смертью? А мне казалось, здесь приятно пахнет.Качаури повернул голову на тугой шее и бросил на него насмешливый взгляд.– Все эти ваши запахи легко забиваются запахом долларов.– Десять кусочков ничем не пахнут.Качаури густо и весело захохотал.– Вы мне все больше и больше нравитесь.– А вы мне нет.– Оно и понятно: хозяин здесь я. Я тасую карты, а вы ждете, что я вам выкину.– Я могу встать из-за стола, из-за вашего стола, – резко заметил Николай.– Не кипятитесь. Вы еще не знаете всех условий игры.Они наконец выбрались к помосту и, одолев ступени, поднялись к своим местам. Здесь была Нина и еще какой-то седой южный красавец, который, после того как Качаури что-то шепнул ему на ухо, молча склонил голову и удалился, бросив любопытный взгляд на Николая и пламенный – на Нину.Они сели за стол. Выросшие за спиной официанты застыли в ожидании дополнительных указаний, но тут же исчезли, отпущенные хозяином. Все рюмки, бокалы и прочая посуда были вновь наполнены.Николай взял рюмку водки, неопределенно махнул в сторону обоих Качаури и выпил. Закусил оливкой.Подумал и отрезал кусок поросенка. Он был еще горячим. Успели подогреть, что ли?Он украдкой взглянул на Качаури. Взгляд проследовал дальше, поймав через несколько столов Крокодила. Тот, ни на кого не обращая внимания, что-то ел.Но, когда Николай посмотрел на него, тоже поднял глаза, поймал взгляд и равнодушно улыбнулся. Будто своим мыслям.Николай взял вновь наполненную водкой рюмку и выпил. Пока ходил-гулял, разыгрался аппетит.– Что вы хотели мне предложить? – повернулся он к Качаури. Нина между тем продолжала молчать. Барон медленно растянул губы в улыбке.– Хочу предложить много денег. Очень много.Проницательные темные глаза, всепонимающая манера говорить, цепко держа собеседника одним лишь взглядом. Редкие, но выразительные жесты, когда кажется, что он прямо-таки режет воздух ладонью. Черные волосы, на висках седина, высокие скулы, сталинские усы.Барон здесь хозяин, он правит этим балом, и, по всему видно, происходящее вокруг доставляет ему неизъяснимое наслаждение, которое он и не скрывает.Краем глаза Николай замечает, как Крокодил встает из-за стола и куда-то уходит.Краем другого глаза по-прежнему видит напряженное ожидание в глазах Качаури и Нины.– Подозреваю, с вашими подходцами эти большие деньги чаще всего остаются у вас. Говорите яснее: сколько? за что? каким образом?– Сто тысяч долларов. Вы должны будете драться без правил с одним бойцом. Он сделает все, чтобы вас убить. Вы – как хотите.– Зачем Коляну моя смерть?– О-о! Вы знаете его имя? – Качаури бросил озабоченный взгляд на Нину. Она сделала едва заметный жест отрицания.– Со сбором информации вы успешно справляетесь. Что-нибудь еще выяснили? – спросил Качаури.Николай пожал плечами.– Когда тебя загоняют в угол, как вы со своими протоколами, приходится быть пошустрее. Но я так и не понял, что Колян имеет против меня?– Ничего особенного. Ему сказали, что Упыря убрали вы и деньги взяли тоже вы. Кроме того, ему пообещали, что, если он вас убьет, ему простят его.., прегрешения. Даже оставят здесь работать.– Я польщен вашей откровенностью. – Голос Николая звучал несколько натянуто. – Кроме того, меня разбирает любопытство: кто такой Гоблин?– Ото! С вами следует держать ухо востро.– Только не надо опять начинать! – отмахнулся Николай.– Хорошо. Гоблин – это наш основной фаворит.Пока его никто не смог победить. Я не предлагаю вам биться с ним, потому как не уверен, что вы сумеете хоть недолго продержаться. Но, если бы вы согласились, вам выплатили бы куда больше. Скажем, пятьсот тысяч долларов.– У вас тут, я вижу, печатный станок. Ну и размах!Николай посмотрел на Нину. Она спокойно слушала отца. Но Николаю показалось, что это спокойствие дается ей с большим трудом. Почему она так волнуется? Почему Качаури все время играет с ним, будто кошка с мышкой? Вопросы, вопросы…– Это плата за страх. Кстати, если боец погибает, деньги, согласно завещанию, пересылаются любому указанному лицу. Если никого нет, то, конечно же, они остаются у нас.– Я тоже должен буду писать завещание?– А вы согласны? – быстро спросил Качаури.– Что? – спросил Николай. – Что согласен?Качаури засмеялся.– С вами приятно иметь дело.– А с вами нет. От вас исходит запах мертвечины.Качаури улыбнулся.– Мертвечины? Вы хотите меня оскорбить?– Нет, просто констатирую факт. Кстати, с вашим Серым я, пожалуй, соглашусь завтра выйти.– Вот и отлично. Я удовлетворен.Качаури взял из вазы большое яблоко, с хрустом надкусил.– Не хотите ли потанцевать? Молодежь любит танцевать.– После общения с вами хочется еще выпить, – ответил Николай, беря рюмку.– Где, кстати, вы только что были? – неожиданно спросил Качаури.– Гулял. Должен вам сказать, у вас такой огромный дворец, такой огромный!.. Есть где погулять, – ухмыльнулся он.– Ну, ну, – проговорил Качаури.– Пожалуй, пойду-ка еще пройдусь, – сказал Николай.– Не хотите ли кого-нибудь в компанию?– Обойдусь, в одиночестве лучше думается.– Ну, значит, по рукам. Завтра можно на вас рассчитывать?– Только Колян, только Колян. Глава 26НОЧНОЕ ВОСХОЖДЕНИЕ В ГОРЫ Он встал из-за стола, чувствуя, что выпил и съел достаточно, больше не хотелось. Не глядя по сторонам, не обращая внимания на попытки заговорить с ним и дружеские похлопывания по плечу, он прошел до все еще приоткрытой двери, возле которой продолжали отдыхать привратники-бугаи.Вышел в вестибюль, ярко, празднично освещенный. Особенно ярко после цветного полумрака зала.Входная дверь вежливо пропустила его наружу и, закрывшись за ним, почти отсекла громкие музыкальные звуки праздника.Здесь уже была ночь. Черная, томительная южная ночь с млечной россыпью звезд и неумолчным рокотом несдающихся волн.Николай прошелся по пляжу. Хотелось уйти подальше от этой сверкающей громады здания, стеклянно-сияющей сзади. Побыть одному, уйти от тревожных чувств, навеянных переизбытком спиртного.Было странно, он не мог понять… Может, Ленка права и следует, пока есть возможность, уйти отсюда? Ведь его здесь ничто не держит. Барон заблуждается. Эти липовые протоколы не имеют для него никакого значения. И вообще, они ничего о нем не знают. А он уже узнал достаточно. Так почему же он еще здесь?Николай запрокинул голову: над ним быстро, ломано ткали воздух летучие мыши. Их было ужасно много: темные быстрые молнии на фоне огромных серебристых звезд. И где-то спрятался месяц…Он здесь три дня, отпуск едва начался, а он уже завяз: старший лейтенант со своей девчонкой. Упырь, двое его убийц, последовавших за ним по тропе небесных охотников. А еще Нина, а еще жизнелюбивая Ленка, а еще Барон с замком и всеми своими угодьями.А еще вся эта эсэнговская знать, где нет только президентов и членов правительств, потому они безупречны и ни в чем не бывают замешаны.Что же тогда мучает его? Что?– Ворон считаете? – услышал он за спиной вежливый голос. – Вороны давно спят. Или, может быть, звезды? Бесполезное, скажу я вам, занятие.Насмешка все же чувствовалась в этом безликом ватном голосе. Николай повернулся. Сзади, заслоняя часть дворца, длинно и узко взметнулся совершенно черный силуэт.– Это ты? – узнал Николай.– Я? Кто я?– Крокодил.– Вот интересно, меня здесь в лицо никто Крокодилом не называет.– А как тебя называют?– И на "ты" никто не называет, – словно не слыша, сам с собой разговаривал тот.– Как же тогда?– Геннадий Иванович.– Это длинно. Я тебя буду Крокодилом величать.Скажи мне. Крокодил, ты только женщин привык убивать или мужиков тоже?– Кто попадется.– А за что? Босс приказывает или тебе самому дозволено выбирать?– Все во имя дела.– А ты ханжа, Крокодил. Хочу тебе по секрету сказать, не люблю холуйствующих рептилий.– У каждого свой вкус, – усмехнулся тот.– Нет, ты, Крокодил, послушай. Не ускользай.Когда я встречаю рептилию, мне хочется ее раздавить. И я, что интересно, давлю.– Вам следует отдохнуть. Завтра трудный день.– Ты заботишься обо мне. Ты заботишься, да? Люди такие неблагодарные, ты заботишься, а они неблагодарные.Николай подошел к нему вплотную. Месяц вдруг вырвался из-за тучки, ярко залил все вокруг необыкновенно белым светом. Длинная физиономия Крокодила была над ним. "Не меньше двух метров", – подумал Николай. При неожиданно ярком лунном свете видна была вместо лица ничего не выражающая маска. Николай почувствовал гадливость и, особенно не напрягаясь, ударил в подбородок. Так ясно представил, как Крокодил хладнокровно расстреливает пьянчужку, так ясно, будто сам видел, а не слышал от влюбленного старшего лейтенанта.Крокодил длинно, как жердь, завалился на песок.Николай сделал шаг вперед. С закрытыми глазами, словно бы во сне или в сомнамбулическом трансе, Крокодил медленно извлекал из-под полы пиджака пистолет-пулемет "АГРАМ-2000" с длиннейшим глушителем и, хоть и не видя, точно целился в Николая.Уже не с отвращением, а скорее с гадливым удивлением Николай нагнулся, отобрал оружие, выпрямился и ударил носком туфли телохранителя в висок.Не для того, чтобы убить, просто, чтобы успокоить на время.Повернулся и быстро зашагал по дороге. Ему казалось, что движение успокаивает. Дорога привела к КПП, где у ворот его остановил охранник. Посветил фонариком в лицо и неожиданно, без слов пропустил, скользнув напоследок лучом по руке, в которой Николай все еще сжимал рукоять пистолета.Николай попробовал куда-нибудь приспособить пистолет, но глушитель сильно мешал. На ходу отсоединил, сунул в карман, а пистолет закрепил за поясом. Дорога слепо фосфоресцировала под луной. Он сошел с дороги, двигаясь почти на ощупь, оказался на склоне и стал карабкаться, цепляясь за траву, кусты, деревья. Не думал – куда? зачем? – лез и лез, прилагая все силы. Ему хотелось утомить мышцы, довести себя до изнеможения.Вдруг склон окончился. Николай оказался на поляне, окруженной низкорослыми деревьями. Моря здесь не было видно, но оно все еще слышалось даже отсюда, шумело за спиной. Он быстро пошел в сторону от моря: хотелось самым коротким путем забраться на скалу, возвышающуюся над всем окрест.Он обходил деревья, вытянув руки, чтобы вовремя отводить ветки. Выйдя вскоре еще на одну поляну, вспугнул стадо каких-то животных. Скорее всего диких свиней, а может, и оленей; животные шумно, треща ветками, унеслись сломя голову прочь. Месяц вновь исчез за тучками. Вслушиваясь в темноту, он терпеливо ждал, когда вновь станет светло. Ожидание затянулось. Наконец он услышал идущий снизу, продолжительный далекий шум – гул, с которым ветер разгонял волны. Не раздумывая, направился в противоположную сторону.Вновь разорвались облака, стало светло, и ближняя вершина поплыла над ним; он двинулся напрямик по склону, не обращая внимания на то, что временами, погружаясь в переплетения кустарников, перестает что-либо видеть.Взобравшись наверх, обнаружил, что находится на небольшом скальном выступе, который чуть выше был уже покрыт сухим, трещавшим под ногами мхом.Вновь начался подъем, и, по мере того как он поднимался, скала постепенно становилась отвеснее. Последние метры ему пришлось лезть на ощупь, выискивая пальцами и ступнями скальные трещины. Сердце сильно стучало. Он полз все быстрее и радовался, что почти ничего не видит и, значит, высота под ним не мешает. Он уже стал бояться, что это восхождение никогда не кончится. Но тут ему повезло – огромный треугольник тьмы, во вновь наступившем лунном затмении мрачно зависший над головой, оказался неожиданно близко.Последние метры путь ему освещал месяц. Он карабкался сзади валунов, иногда шатких, иногда очень прочно выдерживающих ступни – и вот долез. Сел на камень; сзади была небольшая покатая поляна, дальше внизу росли кусты, отдельные деревья, а еще ниже вновь начинался лес.Перед ним – до горизонта и дальше – ширилось, полное серебристых уколов, живое, страшно живое море. Он постепенно приходил в себя. Отсюда – совсем близко – виднелась дорога, по которой он уже несколько раз ездил в город и обратно. Минуя спуск к дому отдыха, она шла и дальше, поверх склона. Он видел ее до огромного раздвоенного клена, росшего чуть ниже, потом все терялось во мшистом лунном сумраке. Он подумал, что спускаться будет легко. Этот путь наверх, это отчаянное карабканье к вершине, неожиданно внесло покой в душу. И то, что казалось не так давно совершенно непереносимым: идиотские здешние интриги, театральная алчность, предательство Нины, которое и предательством нельзя было назвать – просто хорошо выполненной работой, – все отошло на задний план.Рядом послышалось громкое шуршанье, и, фыркая, как маленький паровоз, мимо прошел еж. Остановившись рядом, задрал кверху узкую мордочку, принюхался, еще раз громко фыркнул и ушел.Николай закурил, на мгновение ослепив себя. Но зрение тотчас же вернулось. Он вдыхал дым, чувствовал сладкую негу в жилах и, чудно протрезвевший, ожидал, когда можно будет спускаться вниз. Воздух был серебристым от звезд и месяца; он внимательно смотрел, как медленно выплывают из ночи ущелье, осыпь, перелески – все, чего поверхностный взгляд не замечал; наконец, впервые за последние часы он почувствовал в себе покой, смирение с тем, что его ожидает, и мог – без суеты и печали – думать о завтрашнем дне…Величественно, бесконечно пролегала над ним млечная дорога, и он, успокоенный и счастливый, медленно встал и начал спускаться по осыпи на юг, к сияющему огнями дворцу. Глава 27ГОБЛИН Спустя час он уже шагал через ворота мимо вновь узнавшего его охранника. А еще через десять минут вошел в заполненный людьми вестибюль. Лифта не было. Николай нашел замаскированную под выпуклость стены кнопку вызова и, слушая музыку и чье-то эстрадное пение все еще не угомонившегося праздника, ждал. Он чувствовал усталость, даже нет, не усталость, просто успокоение, которое он с таким трудом обрел. И сквозь шум крови в висках и совпадающий с пульсом ритм музыки он наугад отсчитывал этажи, которые, спускаясь, проходил лифт.Плита отошла в стену, кабина открылась. Из тех немногочисленных людей, что группами или в одиночку шатались по холлу вестибюля, с ним не зашел никто.Николай ступил в кабину. Нажал кнопку своего этажа. Лифт прыгнул в ночь. Сквозь прозрачные стены видно было разлитое черное море, вдалеке, ярко обозначенный контурными огнями, пытался взлететь на столбах иллюминаторных огней пассажирский катер. Дверь открылась, залив кабину светом и сразу сделав ночь невидимой. Словно по наитию, Николай нажал кнопку восьмого этажа. И когда приехал, не удивился, что к открывшейся двери лифта шагнул автоматчик.– Ваш пропуск?Охранник вдруг узнал Николая. Это было видно по его лицу. Наверное, все смотрели трансляцию с экранов внизу. Он помялся и сказал извиняющимся тоном:– Сюда разрешается проходить только по пропускам.– А что здесь?– Служебные помещения. Компьютерный зал, мониторы слежения. В общем, центр электронной безопасности.– Внешней или внутренней?– А черт его знает. Наверное, все вместе.– Ну давай, охраняй, – сказал Николай. – Счастливо.– Спокойной ночи.– А сколько сейчас времени? – спохватился Николай.– Уже первый час. Двенадцать двадцать две.Николай нашел кнопку следующего этажа. Дверца захлопнулась и почти сразу стала расходиться.Коридор такой же, как и его, третий. Только здесь ковровая дорожка кремового цвета. Он был здесь в номере у Качаури. Николай дошел до конца коридора, открыл торцевую дверь и вышел на лестницу, ведущую только вниз. Странно, а если лифт заблокирует, как тогда попасть в этот компьютерный центр? Должен быть и запасной ход.Он стал спускаться вниз, выглядывая на каждом этаже в коридор. Все одинаково, менялись лишь цвета дорожек и пластиковые, под камень, плитки стен.Николай спустился на первый этаж и пошел ниже.На нулевом этаже открыл дверь, вышел. Здесь пол коридора был покрыт линолеумом и ярко освещался цепью светильников на потолке. Он шел, пробуя на пути двери, почти все заперты. Открыты только кладовые помещения, забитые какими-то коробками.Явственно доносился запах еды. Возможно, здесь располагается кухня. Так и есть: очередная дверь вела в огромный, шумящий, шипящий, гремящий и орущий зал. Он вошел. Мимо пробегал парень в белом халате.– Вы ошиблись, сюда нельзя, здесь кухня, – сообщил он на бегу, но вдруг, не снижая скорости, сделал крюк и вернулся.– Я вас узнал, – сообщил он. – Вы новый гладиатор. Дадите автограф?– Дам.Парень отвернулся и громко свистнул. Потом крикнул, перекрывая рабочий гам:– Светка! Тащи блокнот. Фаворит автографы раздает.Кто-то восторженно завизжал, рабочий ритм нарушился, целая бригада девиц в белых халатиках и шапочках а-ля поваренок ринулась к нему, и некоторое время он расписывался в подставляемых листочках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31