А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Мандата на истребление инопланетных народов
я не получал. Наши предки прошли с огнем и мечом по всем континентам
Земли. Мы по-иному выходим в космос. Я сделаю все, чтобы не дать
совершиться тем мероприятиям, которые вы называете первоочередными.
Виккерс усмехался высокомерной, отстраняющей улыбкой. Я еще не привык
к ней, она меня раздражала. Я был готов наговорить ему грубостей из-за
одной этой улыбки. Я понимал, что мы отныне враги. Он тоже понял это.
- Что же, доктор Штилике, перчатка брошена, так говорили в старину.
Опустим боевые забрала. Уверен, впрочем, что ваши формальные права
значительно превышают ваши реальные силы. Разрешите узнать, что вы
намерены предпринять? Подразумеваю поступки, а не философские рассуждения.
- Барнхауз обещал отправить меня на Ниобею. Буду знакомиться с
планетой и ее обитателями.
- В таком случае осмелюсь потревожить вас личным ходатайством. Моя
жена, этнолог Ирина Миядзимо, просится на Ниобею. Ей разрешили
сопровождать меня, но этого мало для посещения опасных планет. Ирина
прибыла сюда от Токийского университета, марка университета - аргумент не
из самых сильных. Возьмите ее в помощники или секретари. Барнхауз
посчитается с вашим желанием больше, чем с моей просьбой.
Я смотрел на него во все глаза, так меня поразила просьба. Ибо это
была не просьба, а вызов. Виккерс, конечно, знал, что в выработке правил,
ограничивающих участие женщин в космических экспедициях, я принимал самое
активное участие. Он ожидал отказа и наталкивал на отказ, чтобы иметь
личную обиду на меня. Как показало будущее, я был и прав, и неправ. На
отказ он надеялся, но вовсе не для того, чтобы лелеять обиду. Я слишком
примитивно оценил его. И, подчиняясь этой ошибочной оценке, уверенный про
себя, что не разрешу ей вылететь со мной, я решил сыграть в объективность.
- Хочу предварительно поговорить с вашей женой. Когда это можно
сделать?
- Хоть сейчас, доктор Штилике. Ирина сидит в холле гостиницы.
Спустя минуту я пригласил Ирину Миядзимо в кресло. Мы с Джозефом
Виккерсом сидели в таких же креслах, образуя равносторонний треугольник. Я
спросил, чем могу служить Ирине и чем может послужить мне она. От меня она
попросила ходатайства перед Барнхаузом, а мне пообещала помочь в изучении
нибов. Она не просто этнолог, а космоэтнолог. Земные народности, этносы,
она изучала лишь как учебный материал. В аспирантуре она
специализировалась на инопланетных этносах. К сожалению, разумных
цивилизаций в космосе мало, да и те уже изучены. Но этнос нибов для
этнолога - кладезь открытий. Собственно, она и мужа заставила наняться на
Ниобею, чтобы впоследствии присоединиться к нему. Она будет исполнительным
сотрудником, какую я ни определю ей должность.
Ирина Миядзимо говорила долго и горячо, я слушал внимательно только
первые минуты. Я всматривался в ее лицо, вслушивался в грудной,
глуховатый, очень низкого тона голос, только у одной на тысячу встречаются
такие голоса. И я любовался ею. Нет, она не была красива в обычном
понимании красоты. В этом смысле ей было далеко до Агнессы Плавицкой. Даже
рядом с красивым мужем она проигрывала: когда я переводил взгляд с него на
нее, она казалась дурнушкой, возможно, и была такой. Это не имело значения
- красива ли она, или только миловидна, или даже и этого маленького дара
природы лишена. Ирина была больше, чем красива, она была прекрасна - той
особой, той высшей прелестью, какую не выразить ни изяществом линий, ни
гармонией форм, ни музыкой голоса. В ней ничто не выделялось, она была
совершенна всем естеством. Мой дед, Иоганн-Фридрих Штилике, знаменитый в
Баварии виноградарь, часто говорил мне о какой-то нашей соседке:
"Василий-Альберт, она не богиня, нет, но в ней вечно женственное - эвиг
вайблихе, и поверь мне, мальчик, это важней божественности". Что я тогда
понимал в речениях деда? Его оценки были мне не по возрасту. Но я сразу
понял, что именно о такой женщине говорил мой дед Иоганн Штилике, ибо в
Ирине Миядзимо было то самое "эвиг вайблихе", то вечно женственное, что
значительней любой красоты.
Мне исполнилось сорок девять лет к тому дню, когда Джозеф Виккерс
вызвал ко мне свою жену. На Земле до встречи с Анной я много влюблялся, не
теряя головы, расставался без раны в сердце. Обычной семьи я не создал
даже с Анной, мы прожили почти десять лет, но детей у нас не было, нам
попросту было не до детей. А после смерти Анны не помню, чтобы
приглядывался хоть к одной женщине. Я был влюблен в космос, космические
экспедиции были единственной страстью моей души, я не мог делить эту
могучую страсть со скорогаснущими страстишками. Но если в мире и
существовала женщина, способная породить во мне сильное чувство, то эту
женщину звали Ирина Миядзимо. Я понял это еще до того, как она закончила
свои просьбы. Но одновременно я помнил, что она жена такого же астронавта,
как я, удивительно красивого человека и к тому же вдвое моложе меня, да
еще моего принципиального врага, и что я не имею морального права стать
соперником своего противника.
Я сделал знак, что Ирина может больше не продолжать.
- Я возьму вас с собой секретарем. Готовьтесь к отлету на Ниобею.
Когда рейс, коллега Виккерс?
- Планетолет отбывает завтра, - сказал он слишком спокойно, чтобы это
было реальным спокойствием.
Они ушли, а я задумался. Я удивлялся себе и не понимал себя. Что
сказал бы мой резкий и категоричный учитель Теодор-Михаил Раздорин, если
бы узнал о разговоре с Ириной? Наверно, сыронизировал бы что-то вроде:
"Пришла, увидела и села на шею". Уж он-то не поверил бы, что я способен
вот так, без сопротивления, покориться настояниям совершенно незнакомой
мне женщины. Я был недоволен собой и тревожился за себя, мне все больше
думалось, что я совершил плохой поступок и вряд ли легко выкарабкаюсь из
создавшейся скверной ситуации.
- Ты влюбился с первого взгляда, дружок, - сказал я себе вслух. - Два
важных сегодня события - и оба с первого взгляда. Ненависть к Агнессе,
любовь к Ирине. Ненависть взаимная, а любовь односторонняя. К тому же
ненависть никто не опорочит: типичная несовместимость характеров и целей,
ненавидьте себе на здоровье. А любовь - запретна. Не значит ли отсюда,
софистически изрек бы твой учитель Раздорин, что ненависть благостней и
поощрительной, чем любовь? Короче, что ненависть лучше любви?
На другой день перед поездкой на планетодром я зашел в Управление.
Барнхауз уехал проверять, все ли готово для рейса на Ниобею. У Агнессы
торжествующе сияли глаза, она уже знала, что я разрешил Ирине лететь. Она
протянула мне какую-то бумагу для подписи. Золотые колокольчики в ее ушах
вызванивали похоронный марш.
- Я написала от вашего имени, господин Штилике, объяснение, почему вы
сочли нужным разрешить Ирине Миядзимо посещение Ниобеи. Я боялась, что у
вас не хватит времени составить этот необходимый документ, а без него
вылет Ирины на Ниобею невозможен.
В бумаге было написано, что Ирина Миядзимо направляется на Ниобею,
потому что необходимо глубокое изучение нибов, а осуществить такое
изучение может только она, выдающийся специалист в этнографии, всю
ответственность за такое решение я, Штилике, беру на себя.
- Да это вздор! - воскликнул я. - Откуда мне знать, выдающийся ли она
специалист? Я не читал ее работ и вообще лишь раз ее видел!
Колокольчики Агнессы внезапно сменили грустную мелодию на ликующую.
- Не хотите же вы, чтобы я написала, что вы уступили жене Виккерса
потому, что она покорила вас, что взяла вас в плен своим обаянием, своим
настоянием, своими... Короче, кто поверит, что знаменитый покоритель
космоса Василий Штилике способен показать такую слабость? Впрочем, если вы
настаиваете, я перепишу бумагу.
Я подписал документ и быстро вышел. Я опасался, что не сдержусь и
честно выскажу Агнессе все, что думаю о ней. Она злорадно рассмеялась мне
вслед.

5

Экспедиционная станция на Ниобее резко отличалась от других
инопланетных станций: огороженная металлическим забором территория, башни
по углам забора, на башнях пулеметы и боевые лазеры, внутри ограждения
гаражи, мастерские, склады, причальные площадки и двухэтажная гостиница
человек на тридцать. И, разумеется, вокруг станции - очищенное от деревьев
и кустов пространство, даже холмы сглажены, а ямы засыпаны, чтобы никто не
мог скрытно подобраться к забору. Когда на Земле критиковали
косморазведчиков Ниобеи за создание такой крепости, они хладнокровно
отвергали критику: нет, они не завоеватели, они идут с пальмовой ветвью
мира в руках, а лазеры и пулеметы лишь на случай, если на них нападут.
Командир станции - Роберт Мальгрем, высокий швед с золотой, по плечи
гривой и солнечно-яркой бородой.
- Коллега Штилике, вам лучше начать знакомство с туземцами с осмотра
их древнего города, - предложил Мальгрем. - Сами нибы в нем давно не
живут, хоть иногда и забредают туда и могут вам повстречаться. Печальное
свидетельство нынешней социальной и интеллектуальной деградации
несчастного народа - вот таким вам предстанет этот памятник их угаснувшего
величия.
Ирина порадовалась, что знакомство с Ниобеей начнется с древнего
города. Это местечко, говорила она, напичкано загадками. Все, что
разведали о Ниобее, было ей досконально известно. Она выискивала в отчетах
информацию, до какой и Мальгрем, и ее муж не доходили. Она пришла ко мне
вечером, у меня сидел Мальгрем, и поделилась своим знанием. Еще первые
астроразведчики обнаружили, что, кроме нибов, на планете некогда жили и
существа, похожие на земных обезьян. Отчеты утверждали: между нибами и
ниобейскими обезьянами шли войны, в результате обезьяноподобных истребили.
К отчетам прилагались скорбные изображения: группки обезьян, уныло сидящие
за загородками, те же обезьяны, вяло плетущиеся по равнине под охраной
нибов...
- Не было войн, - с увлечением доказывала Ирина. - Все, что я
вычитала в отчетах, свидетельствует, что нибы на войну не способны, и те
обезьянки были не врагами, а домашним скотом. Их не истребляли, о них
заботились, как мы о наших коровах и баранах.
- На изображениях нибы ведут обезьян под конвоем, - возражал
Мальгрем. - Типичное шествие пленных после проигранного сражения. Вы
завтра посмотрите эти картины: обезьяны упираются, а нибы их торопят, на
лицах нибов нетерпение и злость, на лицах обезьян - отчаяние и покорность.
- Нибы просто спасают свое богатство, Роберт. Произошло извержение
вулкана, их здесь так много! Нибы перегоняют свой скот подальше от огня и
пепла. Вот что я увидела на изображениях, приложенных к отчетам. Я уже не
раз доказывала Джозефу, что он неверно понимает нибов, но он не
соглашается, он их не терпит. Очень хотела бы, чтобы вы отнеслись к ним
пообъективней.
Они еще поспорили и ушли. Я вышел на плоскую крышу гостиницы. Оба
светила, Гармодий и Аристогитон, закатились, но тьмы не было. Вверху сияли
крупные звезды, их было много, голубых и красных, желтых и белых, -
тысячами бессмертных глаз всматривалось ночное небо в диковинную планету.
А на планете бушевали вулканы. Станцию разместили в отдалении от крупных
горнил, но на Ниобее не было места, откуда бы не виделись высокие фонтаны
пламени в мерцающей бахроме золотого дыма. Планета клокотала всем нутром,
с грохотом и гулом исторгалась наружу. Планету мутило и рвало, она
облегчала себя раскаленной блевотиной. И это было красиво - струи красной
лавы, плывущие по склонам гор, смерчи пламени, устремляющиеся к небу, как
взывающие о помощи руки, белокалильные камни, яркими болидами пронзающие
воздух. Я долго не мог оторвать глаз от грозной феерии извержений.
- В город будем шагать пешком, - сказал поутру Мальгрем. -
Далековато, но лучше, чем в вездеходе. Вы ведь знаете, что нибы
недолюбливают машин.
Я не любитель пеших походов. Взбираться на гору мне трудно, а дорога
шла вверх. В течение двух часов всех моих физических сил хватало лишь на
то, чтобы не падать на крутых склонах и продираться сквозь колючие, пряно
пахнущие кусты, а духовных - чтобы не ругаться, когда валился в ямы и
расщелины, и не стонать, если ушиб был сильным. Красота роскошного леса
прошла мимо моего сознания, красоту нужно созерцать, а я проламывался
сквозь нее - в трудной физической борьбе с красотой не оставалось места
для эстетического наслаждения. Зато Ирина всю дорогу пребывала в
ликовании. Она падала, как и я, но не злилась - смеялась, а когда
цеплялась за колючки какого-нибудь буйно цветущего куста, то восклицала,
выдираясь из ветвей: "Боже, насколько же эти орхидеи красивей земных!" В
какой-то момент с ближнего вулкана остро потянуло серой, она с
наслаждением втянула ноздрями воздух, ее щеки вспыхнули от удовольствия.
Даже серный дух планеты был ей по душе, ибо по душе была вся эта планета,
куда она так долго и так безуспешно старалась попасть.
- Попахивает преисподней! В одном из кругов ада, помню, была такая же
атмосфера, - мрачно сострил я.
- В аду не бывала, но не теряю надежды, - отшутилась она, - Вот
встретимся после ада и поговорим, лучше там или хуже.
Ни она, ни я и отдаленно не предчувствовали, что уже немного времени
до того, как судьба швырнет нас к черным котлам ада, и последующего обмена
мнениями не будет.
Впереди неутомимо шагал Роберт Мальгрем. Этот человек рожден быть
первопроходцем дебрей. Из таких людей в древности создавались завоеватели
земель. Он не продирался сквозь кусты, а давил их тяжелыми сапогами.
Временами он подбадривал нас - меня, естественно, а не Ирину - окриками,
похожими на воинственные клики. Он как бы шагал по тропе войны и
беспокоился, не отстает ли его воинство. Он разительно переменился, Роберт
Мальгрем, выбравшись за грозные ограждения своей небольшой крепости. Там,
под защитой лазеров и пулеметов, в своем служебном кабинете, он был
суховат и сдержан, там для него всего важней была эффективность вверенного
ему производственно-космического предприятия. А здесь он дал волю другому
своему естеству, здесь он был энергичным, веселым, настороженным, полным
воодушевления и тревоги, - всем одновременно. Мы только не знали, что
вызывает у него тревогу.
Он вдруг прокричал из гущины скрывших его кустов:
- Шагайте быстрей, здесь отдохнем!
Мы выбрались на полянку на склоне горы. Я уселся на камень, Ирина
опустилась на траву, она все же сильно устала. Мальгрем весело оглядел
нас.
- Поздравляю с удачным выходом из леса, друзья!
- Нам что-нибудь грозило? - живо поинтересовалась Ирина.
Мне почудилось, что она даже разочарована: пугали опасностями, а
ничего опасного не произошло.
Мальгрем разъяснил, что в лесу змеи, многие ядовиты. Впрочем, он
захватил с собой противоядие. И хорошо, что не повстречались нибы, этот
странный народец сердится, когда люди пробираются к заброшенному городу.
Зато в самом городе они приветливы, там с ними можно беседовать, при
помощи дешифратора конечно. И при возвращении из города их можно не
опасаться. Еще не было случая, чтобы нибы нападали, когда люди спускаются
к себе на станцию, - если люди не уносят ничего из города, этого нибы не
любят. Вначале были стычки, когда первые косморазведчики переусердствовали
по части золотых вещиц и драгоценных камней. Сейчас вывоз экспонатов
запрещен, можно лишь фотографировать изделия нибов и отправлять на Землю
добытое на планете сырье.
- Значит, были стычки с нибами? Они нападали? - уточнил я.
- Ну, нападения! Швыряли камни, махали палками. Одного отхлестали
колючими ветками, он весь покрылся волдырями. Могли и глаза выхлестнуть,
если бы не сбросил с плеч золотую змею с аметистами в глазницах. Отличная
вещица, можете мне поверить.
Ирина нахмурилась. У нее очень менялось лицо, когда она хмурилась, -
видно было, с каким усилием она ворочает в голове иные мысли. Сообщение о
стычках людей и нибов опровергало ее убежденность, что нибы не
воинственны. Она сказала почти враждебно:
- Я все же делаю вывод, Роберт, что причиной столкновения людей с
туземцами было поведение людей. Люди грабили нибов, те не стерпели. Разве
не так?
- Можно и так, - согласился Мальгрем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14