А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Ты обедал?— Да, полчаса тому назад.Она не настаивала, и немного позже оба уже спали. Окно в спальню было открыто.На следующий день комиссар вошел в кабинет в девять часов, времени читать газеты не оставалось. Он было собрался их просмотреть, как зазвонил телефон. Он сразу узнал своего собеседника.— Мегрэ?— Да, господин судья.Это был Комельо, занимавшийся делом о пяти убийствах на Монмартре.— Это все правда?— Что вы имеете в виду?— То, что написано в утренних газетах.— Я их еще не видел.— Вы произвели арест?— Нет, насколько я знаю.— Я предпочел бы, чтобы вы сейчас же пришли ко мне.— Охотно, господин судья.Во время разговора вошел Люка. Он понял гримасу комиссара, когда тот сказал:— Скажи шефу, что я во Дворце и, наверное, не вернусь вовремя для доклада.Он пошел тем же путем, что вчера шли Лоньон, Люка и таинственный посетитель уголовной полиции, человек со шляпой перед лицом. В коридоре служащие суда, жандармы приветствовали его, обвиняемые и свидетели, ожидавшие приема, кивали головой.— Входите. Читайте.От Комельо можно ожидать всего. Он был взвинчен. Его усики дрожали от возмущения.Один заголовок гласил:«Поймает ли наконец полиция убийцу?»Другой:«Тревога на набережной Орфевр. Это маньяк Монмартра?»— Должен вам заметить, комиссар, что вчера в четыре часа дня я был здесь, в своем кабинете. Я был здесь и в пять, и в шесть часов. Я не уходил, занимаясь делами, до без десяти семь. Потом меня можно было найти дома, куда вы могли бы позвонить, затем у друзей, тем более что я оставил их адрес своей прислуге.Мегрэ слушал почтительно, не шевелясь.— Когда случается что-нибудь важное…Подняв голову, комиссар пробормотал:— Ничего важного не произошло.Комельо, которому трудно было уже остановиться, резко ударил газетами по руке.— А это? Вы хотите сказать, что все это выдумали журналисты?— Предположения.— Другими словами, ничего не произошло, а есть журналисты, которые предполагают о неизвестном, доставленном в ваш кабинет, и которого допрашивали в течение шести часов, и которого вы потом доставили в Сурисьер, и которого…— Я никого не допрашивал, господин судья. Комельо, казалось, был потрясен, ничего не понимал:— Вам следует объяснить, в чем дело, чтобы я, в свою очередь, мог доложить генеральному прокурору. Он первым делом позвонил мне…— Некто вчера в обществе двух инспекторов пришел навестить меня.— Это тот, кого задержали инспектора?— Речь идет о дружеском визите.— Именно поэтому этот человек скрывал свое лицо под шляпой?Комельо показал на фотографию, напечатанную на первых полосах газет.— Должно быть, случайность, механическое движение. Мы мило беседовали…— В течение шести часов?— Время быстро летит.— Вы заказывали бутерброды и пиво.— Так точно, господин судья. Снова удар газетами по руке.— Я достаточно хорошо информирован о ваших делах?— Несомненно.— Кто этот человек?— Прекрасный малый по имени Мазет. Пьер Мазет, работал у меня двенадцать лет и вот приехал сдавать экзамены. Для быстрого продвижения или от несчастной любви он попросился в Экваториальную Африку, где и прожил пять лет.Комельо, совсем запутавшись, смотрел на Мегрэ, нахмурив брови, думая, уж не насмехается над ним комиссар.— Ему пришлось покинуть Африку из-за лихорадки: врачи посоветовали вернуться. Когда он поправится, он, возможно, вернется в уголовную полицию.— И все это вы инсценировали, чтобы журналисты уверились, что что-то происходит?Мегрэ подошел к двери, убедился, что никто не подслушивает.— Да, господин судья, — сказал он наконец. — Мне нужен был человек с неброскими приметами или человек, неизвестный ни полиции, ни прессе. Бедняга Мазет сильно изменился за это время службы в Африке. Вы понимаете?— Не очень.— Я ничего не сказал прессе. Я не проронил ни слова о том, что этот визит имеет какое-нибудь отношение к убийствам на Монмартре.— Но вы не отрицали.— Я повторил, что не могу ничего сказать, и это было правдой.— И вот результат! — воскликнул судья, показывая на газеты.— Именно такой результат я и хотел получить.— Без моего ведома, как обычно. Не посвятив меня…— В конце концов, господин судья, зачем вам делить со мной ответственность?— На что вы надеетесь?Мегрэ, зажав трубку в зубах, с задумчивым видом раскурил ее и медленно произнес:— Я еще не знаю, господин судья. Я просто надеюсь, что из этого что-нибудь выйдет.Комельо совсем растерялся и теперь уставился на трубку Мегрэ, к которой никак не мог привыкнуть. Мегрэ был единственным человеком, курившим в его кабинете, и судья рассматривал это как своего рода вызов.— Присаживайтесь, — произнес он наконец с сожалением.И прежде чем сесть самому, он направился открыть окно. Глава 2Теории профессора Тиссо В прошлую среду вечером Мегрэ с лесной отправились к соседям на улицу Пикпюс. Обычай ежемесячных вечеров у доктора Пардона был заведен чуть больше года тому назад и продолжался с небольшими изменениями до сих пор.Пардон, как правило, кроме четы Мегрэ, приглашал того или иного своего коллегу, почти всегда человека интересного, известного как личность, прославившаяся своими открытиями, и всегда комиссар оказывался в обществе какого-нибудь профессора или великого ученого.Поначалу он чувствовал себя не совсем в своей тарелке, потому что его все время расспрашивали, учили, задавали бесчисленные вопросы. Всем хотелось с ним поговорить, им было любопытно. Но вскоре они находили общие темы, и беседы после ужина, за старым ликером, в тихом салоне Пардона с открытыми окнами, выходящими на многолюдную улицу, продолжались до поздней ночи.Не раз во время этих бесед его визави серьезно смотрел на Мегрэ и спрашивал:— Вы никогда не пытались заняться медициной?И он отвечал, слегка краснея, что это было его призванием и что смерть отца заставила прекратить занятия.Интересно, как они об этом догадывались спустя столько лет? Их манеры интересоваться человеком, оценивать свой труд и неудачи были сходны.И полицейский не пытался скрывать, что ему приятно, когда профессор со всемирно известным именем разговаривал с ним, как со своим коллегой.Пригласил ли Пардон его в связи с убийствами на Монмартре, в течение шести месяцев занимавшими умы многих? Возможно. Он был простым в обращении человеком, но в то же время обладал какой-то деликатностью. В этом году он взял отпуск рано, в июне, так как нашел себе замену только на этот месяц.Когда Мегрэ и его жена вошли, еще одна пара уже сидела за аперитивом: по-крестьянски угловатый мужчина, загорелый, с седыми волосами, и необыкновенно живая смуглая женщина.— Мои друзья Мегрэ… Мадам Тиссо… Профессор Тиссо… — представил их Пардон.Тиссо был заведующим известной больницей для душевнобольных на улице Кабанис. Его часто вызывали в суд в качестве эксперта, однако Мегрэ как-то не подвернулась возможность с ним познакомиться, и сейчас перед ним предстал веселый, гуманный и обаятельный ученый-психиатр.Сразу же сели за стол. Было жарко, но к концу ужина пошел чудесный легкий дождь, и его мягкий шорох сопровождал их весь вечер.Тиссо не брал отпуска, так как, хотя у него и была в Париже квартира, он каждый вечер возвращался в свое имение в Виль-д'Аврай.Как и все его предшественники, он начал с разговора о том, о сем и в то же время быстрыми взглядами, набрасывая портрет, посматривал на Мегрэ. Женщины по обыкновению уединились в уголке.— Не страшит вас ответственность? — в упор спросил профессор.— Полагаю, речь идет об убийствах в восемнадцатом окру ге?Его собеседник утвердительно кивнул. Это была правда: ни одно дело за всю карьеру не тревожило так Мегрэ. Он никак не мог найти убийцу. И как почти всегда, дело было не в наказании преступника.Для общества это был вопрос обороны. Пять женщин были убиты, и оснований предполагать, что этот список не будет продолжен, не было.Обычные средства защиты успеха не приносили. Доказательство тому: сразу после первого убийства весь механизм полиции был пущен в ход, а результатов не было.Мегрэ пытался понять, что имел в виду Тиссо, говоря об ответственности. Скорее всего, его интересовало решение проблемы, от чего зависела судьба женщин.Чувствовал ли Пардон то же самое, и не для этого ли он организовал встречу?— Хотя это в некотором роде моя специальность, — добавил Тиссо, — я не хотел бы оказаться на вашем месте перед обезумевшей публикой, перед газетами, которые не делают ничего, чтобы ее успокоить, перед должностными лицами, дающими противоречивые советы. Ведь дело обстоит так?— Да.— Я думаю, что вы заметили все характерные черты преступлений?Он уловил самую суть вопроса, и Мегрэ показалось, что он разговаривает с кем-нибудь из коллег из уголовной полиции.— Комиссар, скажите откровенно, что вас больше всего поразило?Это был каверзный вопрос, и Мегрэ, как изредка с ним случалось, почувствовал, что краснеет.— Тип жертв, — ответил он без колебания. — Вы ведь спрашиваете об основной характеристике, не так ли? Я не говорю вам о других, их слишком много. Когда случается, как в данном случае, серия преступлений — первейшая забота уголовной полиции найти сходные черты.Тиссо одобрительно кивнул. После ужина его лицо раскраснелось.— Час, например? — сказал он.Чувствовалось, что ему хотелось показать свою осведомленность, что он по газетам, отбросив все постороннее, изучил это дело со всех точек зрения, включая точку зрения полицейского.На этот раз улыбнулся Мегрэ, разговор занимал его.— Действительно, час… Первое убийство произошло в феврале, около восьми часов вечера. В это время уже темно. Второе — в марте, на полчаса позже, и так далее, и, наконец, июль, без нескольких минут десять. Совершенно очевидно, что убийца ждет темноты.— Даты?— Я изучал и так, и этак, раз двадцать, пока они все не перепутались у меня в голове. У меня в кабинете есть календарь, покрытый красными, черными и синими отметками. Как для расшифровки какого-нибудь таинственного языка, я перепробовал все системы, ключи. Сначала поговаривали о полнолунии…— Люди много сваливают на луну, когда речь идет о фактах, которые они не могут объяснить.— Вы верите в это?— Как врач — нет.— А как человек?— Как бы то ни было, это объяснение не играет никакой роли, так как только два убийства из пяти были совершены при полной луне. Я искал и другие совпадения. Например, день недели. Есть профессии, при которых выходной день не воскресенье, а в какой-нибудь другой день.Впечатление было такое, что Тиссо тоже анализировал и взвешивал эти предположения.— Первая константа, если можно так выразиться, — продолжал он, — на которой следует остановиться: квартал. Ясно, что убийца его знает прекрасно, до мельчайших закоулков. Именно из-за этого знания улиц, освещенных и темных участков, расстояния между двумя определенными точками его не только не поймали, но и ни разу не видели.— Газеты полны заявлений свидетелей, видевших его. Мы их всех допросили. Например, женщина с улицы Рашель категорически и претенциозно заявила, что он высокий, худой, в желтом плаще и фетровой шляпе, надвинутой на глаза. Но это портрет типичного убийцы, и мы в полиции не очень-то доверяем подобным описаниям. Кроме того, оказалось, что из окна ее квартиры не видно места происшествия. Показания мальчика более серьезны, но уж слишком неопределенны, чтобы их можно было использовать. Речь идет об убийстве на улице Дюрантин. Вы помните? Тиссо утвердительно кивнул.— Короче говоря, этот человек отлично знает квартал, и поэтому все считают, что он там живет. Это создает там чрезвычайно нервозную обстановку. Мы уже получили сотни писем о совершенно нормальных людях. Мы проверили каждую версию, что он не живет в квартале, а работает.— Адская работа.— Это занимает много времени. Я не говорю уже о поисках в наших досье, списках преступников, всех маньяков, которые нам известны на сегодняшний день. В вашу больницу, как и в другие, наверное, уже пришел запрос о всех выписанных за последние годы.— Мои сотрудники ответили на него.— Подобные запросы были разосланы по всей стране, за границу, всем лечащим врачам, имевшим частную практику.— Вы говорили о какой-то второй константе…— Вы, конечно, видели фотографии жертв в газетах. Все они опубликованы в разные дни. Я не знаю, сравнивали ли вы их?Тиссо вновь кивнул головой.— Все женщины — уроженки разных мест. Одна из них родилась в Мюльхаузене, другая — на юге страны, третья — в Бретани, две — в Париже или его пригороде. С точки зрения их профессий, наконец тоже ничего общего: проститутка, акушерка, швея, служащая почты и домохозяйка. Не все они живут в этом квартале. Мы установили, что они незнакомы и наверняка никогда не встречались.— Я никогда не представлял себе, что все это так сложно.— Мы пошли дальше. Мы убедились, что они не посещали одну и ту же церковь или магазин, что у них не было одного и того же лечащего врача или дантиста, что они не ходили в один и тот же день в кино или на танцы. Когда я говорил вам о затраченном на это времени…— Это что-нибудь вам дало?— Нет. Я и не ждал, что это что-нибудь даст, но я должен был проверить. Мы не имеем права оставлять без внимания хоть малейшую возможность.— Вы думали об их отпусках?— Я вас понял. Они могли проводить их в одном месте, в деревне или на море, но это ничего не дало.— Случайно ли убийца выбрал именно их или нет? Мегрэ был убежден, что профессор Тиссо не верит в это, и вывод его сходен с мнением Мегрэ.— Нет. Совсем нет. Женщины, как я говорил, при внимательном рассмотрении фотографий, оказывается, имеют кое-что общее. Это их комплекция. Если не будете смотреть на лица, а рассматривать их силуэты, вы заметите, что все они низенькие и пухленькие, почти полные, с сильно развитыми бедрами, даже у Моники Жюто, самой молодой из них.Пардон и профессор переглянулись, и Пардон сказал:— Я выиграл: он тоже заметил это!Тиссо засмеялся.— Примите мои поздравления, комиссар. Мне нечего добавить.Поколебавшись, он пояснил:— Мы с Пардоном говорили об этом: заметит ли полиция эту особенность. Отчасти поэтому, кроме того, я уже давно желал познакомиться с вами, он и пригласил меня на этот вечер.В течение всего разговора они стояли. Доктор с улицы Пиклюс предложил всем сесть у окна. Дождь все еще шел. Мелкие капли, казалось, покрыли дорогу черным лаком.На этот раз Мегрэ заговорил первым.— Знаете, господин профессор, меня больше всего волнует вопрос, решение которого позволило бы мне поймать убийцу.— Я вас слушаю.— Этот человек далеко не ребенок. Он уже прожил двадцать, может быть, тридцать лет, не совершая преступления. И вот в течение шести месяцев он пять раз убивает. Я задаюсь вопросом: что же послужило толчком? Почему второго февраля он внезапно из безобидного гражданина превратился в опасного маньяка? Вы, ученый, можете объяснить это?Тиссо опять усмехнулся и переглянулся со своим коллегой.— Нас, ученых, наделяют такими познаниями и возможностями, которыми мы, увы, подчас не обладаем. И тем не менее, я постараюсь ответить не только относительно начального толчка, но и всего случая в целом. Я попробую избегать научных и специальных терминов, так как зачастую они служат для прикрытия нашего невежества. Не так ли, Пардон?Должно быть, он намекнул на одного из своих коллег, которого оба знали.— После подобной серии преступлений каждый утверждается в мысли, что речь идет о маньяке или идиоте. Грубо говоря, это так. Убить пять женщин таким образом, без всяких видимых причин и к тому же разрезать их одежду — это никак не согласуется с тем понятием нормального человека, как мы его себе представляем. Что касается вопроса, почему и как все это началось, то мы располагаем слишком скудными данными, чтобы на него ответить.Почти каждую неделю меня вызывают в суд присяжных в качестве эксперта. На протяжении моей карьеры я наблюдал, как понятие ответственности в уголовном праве меняется с такой быстротой, что наши концепции правосудия уже почти поколебались.Когда-то нас спрашивали:— Отвечал ли он за свои действия во время совершения преступления?И слово «ответственность» имело ясное и четкое значение.Теперь же нас заставляют измерять ответственность человека чуть ли не в идеале, и у меня часто возникает ощущение, что не судья и присяжные выносят приговор, а мы, психиатры.Между тем в некоторых случаях мы знаем не больше, чем любой профан.Психиатрия — наука, где определяющую роль играют травматизм, опухоли, ненормальные изменения того или иного органа.В этих случаях мы можем с уверенностью сказать, здоров человек или болен, несет он ответственность или нет.Но эти случаи редки, к тому же большая часть таких индивидуумов находится в больницах.Почему же другие, как, возможно, и тот, о ком мы говорим сейчас, отличаются от себе подобных? Я считаю, комиссар, что вы знаете об этом столько же, если не больше, чем мы.Мадам Пардон подошла к ним с бутылкой арманьяка:— Продолжайте беседу, господа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11