А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 





Жорж Сименон: «Мегрэ в суде присяжных»

Жорж Сименон
Мегрэ в суде присяжных


Комиссар Мегрэ –



Оригинал: Georges Simenon,
“Maigret aux assises”, 1960
Жорж Сименон«Мегрэ в суде присяжных» Глава первая Сколько раз он здесь бывал? Двести? Триста? А может быть, и больше? У него не было ни охоты подсчитывать это, ни припоминать каждое дело, даже из наиболее нашумевших, вошедших в историю юриспруденции. Ведь это была самая неприятная сторона его профессии.Но разве большинство расследований, которые он вел, не заканчивались, как и на этот раз, судом присяжных или исправительным судом? Он предпочитал об этом не знать или, во всяком случае, оставаться в стороне от этого последнего ритуала, к которому никогда не мог привыкнуть.В его кабинете на набережной Орфевр борьба, которая обычно заканчивалась только на заре, происходила между двумя мужчинами, так сказать, между противниками равной силы.Но стоило пройти несколько коридоров, подняться или спуститься по нескольким лестницам, и вы попадали в другую обстановку, в другой мир, где слова теряли свое привычное значение, приобретали другой смысл. Абстрактный, торжественный и в то же время абсурдный мир, подчиненный строгой иерархии.Вместе с другими свидетелями он только что вышел из зала суда, где стены обшиты панелями темного дерева, а электрические лампы тускло светили в полумраке дождливого дня.Судебный исполнитель — Мегрэ мог поклясться, что уже долгие годы знает его вот таким же стариком — проводил их в комнату поменьше, как школьный учитель ведет учеников, и указал на прибитые к стене скамейки.Большинство свидетелей послушно расселись и, повинуясь указаниям председателя, соблюдали молчание, не решаясь даже взглянуть друг на друга.Они смотрели прямо перед собой, напряженные, замкнутые, сохраняя свою тайну для близкой уже решительной минуты, когда придется давать показания по одному, в большом, внушающем робость зале.Это немного напоминало ризницу. В детстве, когда каждое утро он ходил прислуживать священнику, Мегрэ испытывал тот же трепет в ожидании, пока ему придется идти следом за кюре к алтарю, освещенному мерцающими восковыми свечами. Он различал шаги невидимых ему прихожан, направляющихся на свои места, слышал, как холит взад и вперед церковный служка…Так и теперь он мог следить за обычной церемонией, происходившей по другую сторону двери. Он различал голос председателя Бернери, самого мелочного, самого придирчивого из судебных чиновников, но в то же время, быть может, и самого совестливого, самого страстного поборника справедливости. Худой, болезненный, с лихорадочно блестящими глазами, страдающий приступами сухого кашля, он был похож на святого, сошедшего с какого-нибудь витража.Потом раздался голос Айвара, занимавшего место, отведенное для прокурора.Наконец раздались шаги судебного исполнителя. Приоткрыв дверь, он произнес:— Господин полицейский комиссар Сегрэ.Сегрэ, так и не садившийся, бросил взгляд на Мегрэ и прошел в зал суда в пальто, с серой шляпой в руках. Другие свидетели посмотрели ему вслед, понимая, что и до них скоро дойдет очередь, и тревожно думая о том, как они станут давать показания.Сквозь окна, расположенные так высоко, что приходилось открывать и закрывать их с помощью веревки, неясно виднелось бесцветное небо, а при электрическом свете резче выделялись лица с бесстрастными взглядами.В комнате было жарко, но никто не решался снять пальто. Установились неписанные правила, которых придерживался каждый чиновник, находившийся по другую сторону двери, и даже то, что Мегрэ работал в соседнем ведомстве, в помещении того же мрачного Дворца правосудия, не имело никакого значения. Как и все остальные, он был в пальто и держал в руке шляпу.Стоял октябрь. Только два дня назад Мегрэ вернулся из отпуска. Улицы Парижа были затоплены дождем, которому, казалось, не будет конца. Комиссар переступил порог своей квартиры на бульваре Ришар-Ленуар, а потом и служебного кабинета со смешанным чувством, в котором было столько же радости, сколько и грусти.Скоро, когда председатель задаст ему вопрос о его возрасте, он ответит: «Пятьдесят три года». А это значит, что, согласно закону, через два года ему придется выйти в отставку.Он раньше об этом не раз подумывал, зачастую даже, чтобы доставить себе удовольствие. Но теперь, после возвращения из отпуска, эта будущая свобода перестала быть чем-то далеким и неопределенным, а превратилась в логическое завершение: неизбежное, неотвратимое, совсем близкое.За три недели, проведенное в Луаре, будущее приняло еще более реальные очертания потому, что супруги Мегрэ купили наконец дом, где собирались поселиться на старости лет.Это произошло почти вопреки их собственному желанию. Как и в прежние годы, они остановились в городке Мэн-сюр-Луар, в отеле, к которому давно привыкли. Хозяева, супруги Фейе, относились к ним как к родным.Объявления на стенах домов возвещали о продаже с торгов дома на окраине. Супруги Мегрэ пошли его посмотреть. Это оказалось очень старое здание с садом, окруженным серыми стенами, напоминавшее дом священника.Их соблазнили коридоры, вымощенные голубыми плитками, кухня, сложенная из толстых бревен, на три ступеньки ниже уровня земли, с водяным насосом в углу. В гостиной пахло, как в приемной монастыря, а сквозь мелкие квадраты на окнах таинственно проникали пучки солнечных лучей.Во время аукциона супруги Мегрэ, стоя в глубине зала, много раз вопрошающе поглядывали друг на друга и были удивлены, когда комиссар внезапно поднял руку, а стоящие впереди крестьяне обернулись в его сторону… Два!.. Три!.. Продано!..Впервые за всю жизнь они стали собственниками и уже на следующий день вызвали водопроводчика и плотника.За несколько дней до отъезда они даже стали обходить местных антикваров и среди других вещей купили деревянный сундук с гербами Франциска I, который поставили в коридоре первого этажа, у дверей гостиной, где возвышался большой камин.Вернувшись на работу, Мегрэ не сказал о покупке дома ни Жанвье, ни Люка. Он стеснялся признаться, что уже заботится о будущем, словно это было изменой по отношению к уголовной полиции.Еще накануне ему показалось, что рабочий кабинет за время его отсутствия заметно изменился, а в это утро, находясь в комнате свидетелей и прислушиваясь к отголоскам из зала суда, он и совсем почувствовал себя здесь посторонним.Через два года он займется рыбной ловлей, а зимой, в послеполуденные часы будет ходить в полюбившееся ему кафе, чтобы поиграть в белот Вид карточной игры.

с несколькими завсегдатаями.Председатель Бернери задавал четкие вопросы, на которые комиссар полиции IX округа отвечал не менее четко.Сидевшие возле Мегрэ свидетели, мужчины и женщины, уже побывали в его кабинете, а некоторые даже провели там несколько часов. Быть может, смущенные торжественной обстановкой, они, казалось, его не узнавали?Правда, ему больше не придется их допрашивать. Теперь они будут давать показания уже не обычному человеку, простому, как они, а столкнутся с судебной машиной и, возможно, в растерянности даже не смогут понять заданных им вопросов.Дверь снова приоткрылась. На этот раз наступила очередь Мегрэ. Как и его коллега из IX округа, комиссар, ни на кого не глядя, со шляпой в руках, прошел прямо к полукруглому, отведенному для свидетелей барьеру.— Ваша фамилия, имя, возраст, служебное положение…— Жюль Мегрэ… Пятьдесят три года… Дивизионный комиссар парижской уголовной полиции.— Вы не являетесь родственником обвиняемому?.. Не находитесь у него на службе?.. Поднимите правую руку!.. Клянитесь говорить правду, только правду…— Клянусь…Справа от себя он видел присяжных, лица которых отчетливо выступали из полумрака, а слева, за черными мантиями адвокатов, обвиняемого, который сидел между двумя полицейскими в форме, опустив подбородок на скрещенные руки, и в упор глядел на комиссара.Долгие часы они провели вдвоем, с глазу на глаз, в его жарко натопленном кабинете на набережной Орфевр, иногда прерывая допрос, чтобы подкрепиться бутербродами и выпить кружку пива, болтая при этом, словно два приятеля.— Послушайте, Меран…Быть может, Мегрэ иногда переходил даже на «ты».Здесь же между ними возвышался непроходимый барьер, и взгляд Гастона Мерана был таким же безучастным, как и взгляд комиссара.Председатель Бернери тоже был знаком с Мегрэ и не только потому, что им не раз доводилось поболтать в коридоре. Ведь это был уже тридцатый допрос, которому один из них подвергал другого.Но они и вида не подали, что знают друг друга. Каждый играл свою роль, словно оба они — служители одной и той же церемонии, такой же торжественной, как церковная служба.— Это вы, господин дивизионный комиссар, вели следствие по делу, которым сейчас занят суд?— Да, господин председатель.— Повернитесь к господам присяжным и расскажите им все, что вы знаете.— Двадцать восьмого февраля этого года около часу пополудни, когда я находился в своем кабинете на набережной Орфевр, мне позвонил комиссар полиции IX округа и сообщил, что на улице Манюэль, в двух шагах от улицы Мартир, только что обнаружено преступление и он туда срочно выезжает. Через несколько минут раздался звонок из прокуратуры и мне тоже предложили отправиться на место происшествия, а также послать туда специалистов из отдела опознания личности и криминалистической лаборатории.За спиной Мегрэ послышались покашливание и шаги. Слушалось первое в этом сезоне судебное дело, и все места были заняты. Некоторым, по-видимому, даже не хватало стульев, и они стояли в глубине зала у большой двери, охраняемой полицейскими.Председатель Бернери принадлежал к меньшинству судейских чиновников, которые, тщательно выполняя требования уголовно-процессуального кодекса, не удовлетворяются тем, что заслушивают на суде присяжных краткое изложение материалов расследования, а пытаются восстановить все в мельчайших подробностях.— Когда вы явились на место преступления, застали ли вы там представителей прокуратуры?— Нет. Они приехали несколько минут спустя. Меня встретили комиссар Сегрэ со своим секретарем и два инспектора квартальной полиции. Никто из них ни к чему в квартире не прикасался.— Расскажите, что вы там обнаружили.— Улица Манюэль, где произошли злодейские убийства, очень тихая, на ней живут состоятельные люди. Она выходит к нижней части улицы Мартир. Лом номер двадцать семь «б» находится примерно на середине улицы. Швейцарская в доме расположена не внизу, а на антресолях. Вместе с инспектором мы поднялись на третий этаж. Одна из двух выходивших на плот щадку дверей, правая, была приотворена, а на медной дощечке значилось только одно имя: мадам Фаверж.Мегрэ знал, что для председателя Бернери любая деталь имела огромное значение, и нельзя ничего упустить, если не хочешь, чтобы тебя сухо призвали к порядку.— В передней, освещенной, плафоном из матового стекла, я никакого беспорядка не заметил.— Позвольте мне задать вам вопрос. Имелись ли на дверях следы взлома?— Нет. Позднее дверь осмотрели специалисты. Замок оказался вывинченным. Установлено, что при этом не пользовались ни одним из инструментов, обычно употребляемых при взломе.— Благодарю вас, продолжайте!— Квартира состоит из четырех комнат и прихожей. Прямо из прихожей попадаешь в гостиную, на застекленной двери которой висят кремовые гардины. В этой гостиной, которая с помощью другой застекленной двери сообщается со столовой, я и увидел оба трупа.— В каком точно месте они находились?— Женщина, которую, как я узнал позднее, звали Леонтиной Фаверж, лежала на ковре головой к окну. Горло было перерезано каким-то предметом, которого в комнате не нашли, а на ковре образовалась лужа крови диаметром более пятидесяти сантиметров. Что же касается ребенка…— Речь идет о четырехлетней Сесили Перрен, которая жила у Леонтины Фаверж, не так ли?— Ла, господин председатель. Тело девочки лежало скрюченное на диване в стиле Людовика Пятнадцатого. Как установил врач, практикующий в этом квартале, а вслед за ним и доктор Поль, ребенку сначала сдавили горло рукой, а затем его окончательно задушили подушками.При этих словах в зале раздались возмущенные возгласы, но стоило председателю поднять руку и пробежать глазами по рядам сидящих, как снова установилась тишина.— После приезда представителя прокуратуры вы со своими сотрудниками оставались в квартире до самого вечера?— Да, господин председатель.— Расскажите же нам, что вам удалось установить. Мегрэ колебался лишь несколько секунд:— Прежде всего, меня поразила меблировка и убранство квартиры. По документам Леонтина Фаверж значилась личностью без определенных занятий. Жила она на небольшую ренту и занималась воспитанием Сесили Перрен, мать которой, развлекавшая клиентов в кабаре, не имела времени заниматься дочерью.Мать девочки, Жюльетту Перрен, сидевшую в первом ряду в качестве истицы, Мегрэ заметил сразу, войдя в зал. На ней было меховое манто, а волосы выкрашены в ярко-рыжий цвет.— Теперь скажите о том, что же поразило вас в квартире потерпевшей.— Необычная изысканность обстановки, тот особый стиль, сразу напоминающий некоторые квартиры, существовавшие до закона о проституции. В гостиной, например, было слишком много мягкой мебели, слишком много ковров, тяжелых штор, подушек, а стены увешаны гравюрами с изображением любовных сцен. Абажуры, обтянутые шелковой материей нежных тонов, висели в гостиной и в обеих спальнях, где было чересчур много зеркал. Позднее я узнал, что Леонтина Фаверж действительно в свое время использовала квартиру в качестве дома свиданий. Этому не помешало и опубликование новых законов о запрещении проституции, и она окончательно прекратила свою деятельность только после того, как ее домом стала специально заниматься бригада нравов и ей пришлось несколько раз уплатить штраф.— Удалось вам установить ее материальное положение?— По словам консьержки, соседей и всех, кто ее знал, у Леонтины Фаверж, по-видимому, имелись сбережения, так как расточительна она никогда не была. Урожденная Меран, сестра матери обвиняемого, она приехала в Париж восемнадцатилетней девушкой и некоторое время служила продавщицей в большом магазине. Двадцати лет она вышла замуж за некоего Фавержа, торгового агента, который спустя три года после женитьбы погиб в автомобильной катастрофе. Супруги жили тогда в Аньере Предместье Парижа.

. После смерти мужа молодая женщина в течение нескольких лет часто бывала в пивных на улице Руаяль и на ее имя обнаружена карточка в архиве бригады нравов.— Пытались вы что-нибудь разузнать о ее прежних знакомых? Может быть, кто-нибудь из них вспомнил о ней и решил ее ограбить?— В своем кругу она слыла замкнутой, что среди женщин подобного рода бывает редко. Деньги она откладывала, и это помогло ей в дальнейшем обосноваться на улице Манюэль.— Ей было шестьдесят два года, когда ее убили?— Да. Она растолстела, но насколько можно сулить, осталась моложавой и довольно кокетливой. Судя по показаниям свидетелей, она очень привязалась к девочке, которую взяла к себе не столько от того, что ее прельстил этот скромный дополнительный доход, сколько из боязни одиночества.— Был у нее счет в банке или в сберегательной кассе?— Нет. Кредитным учреждениям и нотариусам она не доверяла, а хранила все свои сбережения у себя.— Деньги найти удалось?— Очень мало. Несколько мелких кредиток в сумочке и немного мелочи в ящике кухонного стола.— Не обнаружили ли вы в квартире какого-нибудь тайника?— Кажется, обнаружили. Когда Леонтина Фаверж болела, а это случалось за последние годы два или три раза, консьержка занималась ее хозяйством и следила за девочкой. На комоде в гостиной стояла китайская ваза с искусственными цветами. Однажды, чтобы отряхнуть с цветов пыль, консьержка вытащила их из вазы и увидела на дне холщовый мешочек, в котором, как ей показалось, лежали золотые монеты. Судя по весу и объему, она полагает, что их было там больше тысячи. Мы произвели опыт у меня в кабинете: положили в такой мешочек тысячу золотых. Мне кажется, предположение консьержки подтвердилось. Я поручил своим инспекторам допросить служащих различных банков. В филиале Лионского кредита припомнили женщину, по описаниям похожую на Леонтину Фаверж, которая несколько раз покупала там акции на предъявителя. Один из кассиров, некий Дюра, узнал ее по фотографии.— Выходит, что эти акции, так же как и золотые монеты, лежали в квартире у потерпевшей. Вы ничего не нашли?— Нет, господин председатель. Мы искали отпечатки пальцев на китайской вазе, на ящиках комода, на других предметах.— И безрезультатно?— Да. Нашли только отпечатки пальцев пострадавших, а в кухне — следы ног рассыльного из магазина. Мы установили время его прихода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11