А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

А в первый раз я допрашивал его восемнадцатого, на следующий день после смерти Мазотти.
– Позвони-ка в лабораторию, пусть они придут за вещами и исследуют их…
Спустя несколько минут Мегрэ и Люка сели в черную машину, которую с благоразумной неторопливостью повел Люка.
– Куда едем, патрон?
– Сначала на улицу Рондо… Я хочу осмотреть место, где его нашли…
Залитая солнцем улочка не казалась мрачной, несмотря на близость кладбища и железной дороги. Издали они увидели нескольких зевак, которых удерживали на расстоянии двое полицейских, кумушек в окнах, играющих детей. Когда машина остановилась, к Мегрэ поспешил инспектор Борник и с напускной скромностью доложил:
– Я ждал вас, господин комиссар. Предполагал, что вы приедете, и позаботился…
Полицейские отошли в сторону, давая возможность увидеть на сером тротуаре нарисованные мелом очертания тела.
– Кто его обнаружил?
– Один рабочий-газовщик, он начинает работу в пять утра и живет в этом доме… Вон там, видите, в окне на третьем этаже его жена… Я, конечно, снял с него свидетельские показания… Я как раз дежурил ночью…
Поскольку вокруг толпились зеваки, момент для упреков был неподходящий…
– Скажите, Борник, у вас не создалось впечатления, что тело выбросили из машины или как-то иначе положили на тротуар?
– Конечно, его кто-то положил…
– Он лежал на спине?
– На животе… Поначалу можно было подумать, что какой-нибудь пьянчужка дрыхнет после попойки… А вот запаха алкоголя… Уж по части запаха я, скажу вам…
– Я полагаю, вы опросили жильцов?
– Всех, кто был дома… Главным образом женщин и стариков, мужчины-то ушли на работу…
– И никто ничего не видел и не слышал?
– Кроме одной старухи, она живет наверху, на шестом этаже, и, кажется, страдает бессонницей. Правда, консьержка уверяет, что она уже малость выжила из ума… Так вот, эта старуха клянется, будто в половине четвертого утра она услыхала шум машины… А машины в этом конце улицы проезжают не часто, она ведь кончается тупиком…
– А голосов она не слышала?
– Нет. Слышала только, как открылась дверца, потом шаги, потом стук захлопываемой дверцы…
– Она не выглянула в окно?
– Старуха едва ноги переставляет. Перво-наперво она подумала, что в доме кто-то болен и вызвали «Скорую помощь»… Она прислушивалась, ждала, когда хлопнет дверь подъезда, но машина почти сразу же развернулась и уехала…
И инспектор Борник добавил с видом человека, который знает свое дело:
– Я еще заеду сюда в полдень и вечером, когда мужчины вернутся с работы…
– Из прокуратуры приезжали?
– Да, прямо спозаранку… Но долго здесь не задержались… Так, для проформы…
Мегрэ и Люка под взглядами зевак сели в свою машину.
– На улицу Виктор-Массе…
На тележках зеленщиков, между которыми сновали домашние хозяйки, высились горы черешни и даже персиков. Париж в это утро выглядел очень оживленным, большинство прохожих шли по теневой стороне улицы, а не по той, которую нещадно палило солнце.
На улице Нотр-Дам-де-Лоретт они увидели желтый фасад кабаре «Сен-Троп», вход в которое был закрыт решеткой, а слева от него, в витрине, красовались на фотографиях полуобнаженные женщины.
На улице Виктор-Массе почти такая же витрина была на более широком фасаде «Голубого экспресса». Люка проехал чуть дальше и остановился перед солидным жилым домом. Дом был из серого камня, довольно богатый, и две медные дощечки извещали: одна – о том, что здесь живет доктор, другая – что здесь находится Общество по продаже недвижимого имущества.
– Вы к кому? – не очень любезно спросила консьержка, открывая застекленную дверь своей каморки.
– Мадам Буле…
– Четвертый этаж, налево, но… Оглядев их, она спохватилась:
– Вы из полиции?.. Тогда можете подняться… Бедные женщины, должно быть, в таком состоянии…
Почти бесшумный лифт, красный ковер на лестнице, освещенной лучше, чем в большинстве домов Парижа. На четвертом этаже за дверью можно было различить голоса. Мегрэ нажал кнопку звонка, голоса стихли, послышались приближающиеся шаги, и в проеме двери появился Антонио. Он был без пиджака, в руке держал бутерброд.
– Входите… Не обращайте внимания на беспорядок…
Из спальни доносился плач ребенка. Маленький мальчик уцепился за платье довольно полной молодой женщины; она еще не успела причесаться, и ее черные волосы ниспадали на спину.
– Моя сестра Марина…
Как и следовало ожидать, у нее были покрасневшие глаза, и она казалась немного не в себе.
– Пройдите…
Она провела их в гостиную, где тоже царил беспорядок: на ковре валялась опрокинутая деревянная лошадка, на столе стояли немытые чашки и стаканы. Женщина постарше, еще более полная, одетая в халат небесно-голубого цвета, вышла из другой двери и с подозрением разглядывала пришедших.
– Моя мать… – представил Антонио. – Она почти не говорит по-французски… Видно, никогда уже не научится…
Квартира выглядела просторной, удобной, но обставлена была той непритязательной мебелью, что продается в универсальных магазинах.
– А где ваша младшая сестра? – поинтересовался Мегрэ, оглядываясь.
– С малышкой… Она сейчас придет…
– Как вы все это объясняете, господин комиссар? – спросила Марина; акцент у нее был меньше, чем у брата.
Ей было восемнадцать или девятнадцать лет, когда Буле встретил ее. Сейчас ей двадцать пять или двадцать шесть, и она еще очень красива – матовая кожа, темные глаза. Сохранила ли она свое кокетство? При таких обстоятельствах судить об этом трудно, но комиссар мог бы поспорить, что она уже не заботилась ни о фигуре, ни о нарядах, просто счастливо жила в окружении своей матери, своей сестры, своих детей и мужа, и ничто в мире больше не волновало ее.
Едва войдя в квартиру, Мегрэ потянул носом и почувствовал запах, который витал здесь и который напоминал ему запах итальянских ресторанов.
Антонио явно держался как глава семьи. Не был ли он им в какой-то степени еще при жизни Эмиля Буле?
Не у него ли бывший помощник метрдотеля должен был просить руки Марины?
Все еще держа бутерброд в руке, Антонио спросил:
– Вы что-нибудь выяснили?
– Я хотел бы знать, когда во вторник вечером ваш зять ушел из дома и был ли у него с собой пистолет?
Антонио посмотрел на сестру, та, поколебавшись минуту, торопливо прошла в другую комнату. Дверь осталась открытой, и через нее можно было увидеть столовую, Марина пересекла ее и вошла в спальню. Там она открыла ящик комода и вернулась с темным предметом в руке.
Это был пистолет, она держала его осторожно, как человек, который боится оружия.
– Он лежал на своем месте, – сказала Марина.
– Ваш муж не всегда носил его при себе?
– Нет, не всегда… В последнее время – нет… Антонио вмешался:
– После смерти Мазотти и отъезда его банды на юг у Эмиля отпала необходимость носить оружие…
Это было показательно. Значит, выходя из дома во вторник вечером, Эмиль Буле не ожидал никакой опасной или неприятной встречи.
– В котором часу он вас покинул, мадам?
– Без нескольких минут девять, это его обычное время… Мы пообедали в восемь часов. Перед уходом он, как всегда, зашел поцеловать детей, они уже лежали в кроватках…
– Он не показался вам озабоченным?
Она силилась припомнить. У нее были очень красивые глаза, и в другое время они, должно быть, искрились лаской и весельем.
– Нет, не думаю… Вы знаете, Эмиль был сдержан, и тем, кто не знал его близко, он, верно, представлялся человеком замкнутым…
Две слезинки блеснули у нее на ресницах.
– По натуре он был очень добрый, очень чуткий…
Она повернулась к матери, которая слушала разговор, скрестив руки на животе, сказала ей несколько слов по-итальянски, и та в знак согласия закивала головой.
– Я знаю, что думают о владельцах ночных заведений… Их представляют себе своего рода гангстерами, да и правда, среди них есть такие…
Она утерла глаза и взглянула на брата, как бы спрашивая у него разрешения продолжить.
– А он скорее был робкий… Но только, пожалуй, не в делах. Его окружало столько женщин, с которыми он мог бы делать все, что ему заблагорассудится, но он не в пример большинству своих коллег считал их служащими и, даже если оставался с кем-нибудь из них наедине, вел себя уважительно… Я это прекрасно знаю, ведь прежде чем стать его женой, я тоже служила у него. Верите ли, нет, но он несколько недель обхаживал меня, словно юноша… Пока шло представление, он иногда разговаривал со мной, расспрашивал, где я родилась, где жила моя семья, в Париже ли живет моя мать, есть ли у меня братья и сестры… И только… Но ни разу за все время не коснулся меня… Даже ни разу не предложил проводить…
Антонио согласно кивал головой, всем своим видом показывая, что он никогда не допустил бы иного отношения.
– Конечно, – продолжала Марина, – он знал, что такое итальянки, ведь в «Лотосе» среди персонала всегда можно было найти двух или трех моих соотечественниц… Однажды вечером он спросил меня, нельзя ли ему встретиться с моим братом…
– Он был порядочный человек… – подтвердил Антонио.
Мать, по всей вероятности, все же понимала по-французски и время от времени открывала рот, чтобы вступить в разговор, но, не найдя нужных слов, продолжала молчать.
Вошла молодая девушка, одетая во все черное, уже причесанная и подкрашенная. Это была Ада. С виду лет двадцати двух, не старше, она, судя по всему, была вылитой копией своей сестры, когда та пребывала в ее возрасте. Ада с любопытством оглядела пришедших и сказала Марине:
– Наконец-то она уснула… – Потом обратилась к Мегрэ и Люка:
– Не угодно ли вам присесть?
– Насколько я знаю, мадемуазель, вы служили секретарем у вашего зятя?
У нее тоже чувствовался акцент, но едва заметный, как раз такой, чтобы придавать ей еще больше очарования…
– Это слишком громко сказано… Эмиль сам вел все свои дела… Они не требовали много писанины…
– У него был кабинет?
– Да, это называли кабинетом… Крохотная комнатка на антресолях над «Лотосом»…
– В котором часу он приходил туда?
– Обычно он спал до полудня и завтракал вместе с нами… К трем мы вместе отправлялись на улицу Пигаль…
Мегрэ переводил взгляд с одной сестры на другую, стараясь угадать, не возникало ли у Марины хоть немного чувства ревности к младшей сестре. Но во взгляде молодой женщины он не нашел и намека на это…
Насколько он мог судить, еще три дня назад Марина была женщиной вполне довольной своей судьбой, довольной тем, что она весьма беззаботно живет вместе с матерью и детьми в квартире на улице Виктор-Массе, и, наверно, если бы ее муж не умер, у нее было бы еще много детей…
Очень непохожая на нее по характеру, более подтянутая, более энергичная, Ада продолжала:
– Его всегда кто-нибудь ждал – артисты, музыканты, метрдотель или бармен того или другого кабаре… Не говоря уже о поставщиках вин и шампанского…
– Чем занимался Эмиль Буле в день своего исчезновения?
– Подождите… Это был вторник, так ведь?.. Мы спустились в зал, чтобы посмотреть одну испанскую танцовщицу, которую он ангажировал… Потом он принял представителя фирмы по кондиционерным установкам… Он намеревался установить кондиционеры во всех четырех кабаре… В «Лотосе» было особенно плохо с вентиляцией…
Мегрэ вспомнил, что видел среди вещей покойного какой-то каталог.
– Кто вел его финансовые дела?
– Что вы имеете в виду?
– Кто платил по накладным, персоналу?
– Счетовод, разумеется.
– Его кабинет там же, над «Лотосом»?
– Да, маленькая комнатка, что выходит во двор… Он пожилой человек, беспрестанно брюзжит и каждый раз, когда ему нужно платить деньги, страдает так, словно выкладывает их из своего кармана… Его фамилия Резон… Мсье Резон, как его зовут все, потому что, если к нему обратиться, не прибавив «мсье»…
– Он сейчас на площади Пигаль?
– Несомненно. Он единственный работает по утрам, ведь по вечерам и ночью ему там делать нечего…
Мать вышла из комнаты и вскоре вернулась с оплетенной бутылью кьянти и бокалами.
– По-видимому, в каждом кабаре есть свой управляющий?
Ада покачала головой.
– Нет. Совсем не так. Антонио управляет «Пари-Стрип» потому, что оно находится в другом квартале, там и публика иная и стиль иной… Вы понимаете, что я имею в виду?.. Кроме того, Антонио член нашей семьи… Три других кабаре расположены почти дверь в дверь… В течение вечера некоторые артисты переходят из одного в другое… Эмиль тоже ходил туда-сюда, как челнок, и следил за всем… Иногда часа в три утра из «Лотоса» в «Голубой экспресс», например, посылали ящики с шампанским или бутылки виски… Если в одном из кабаре было полно гостей и персонал не успевал обслуживать, Эмиль направлял кого-нибудь на подмогу из другого, где народу было поменьше…
– Иными словами, Эмиль Буле лично управлял тремя кабаре на Монмартре?
– На деле – да… Хотя в каждом был метрдотель, ответственный за…
– Мсье Резон занимался счетами и бумагами?
– Этого вполне достаточно…
– А вы?
– Я сопровождала зятя и брала все на заметку… Заказать то-то и то-то… Встретиться с таким-то поставщиком или таким-то антрепренером… Позвонить какой-нибудь артистке, которая выступает в другом месте, и попытаться ангажировать ее…
– По вечерам вы его тоже сопровождали?
– Только часть вечера.
– До которого часа обычно?
– До десяти или одиннадцати… Самое муторное – это подготовить все к девяти часам… Ведь всегда кого-нибудь не окажется на месте – или официанта, или музыканта, или танцовщицы… А то не привезут вовремя шампанское, юбки для танцовщиц…
Мегрэ задумчиво проговорил:
– Я начинаю представлять себе… Вы были с ним во вторник вечером?
– Как и каждый день…
Он снова взглянул на Марину и снова не обнаружил на ее лице и следа ревности.
– В котором часу вы расстались с вашим зятем?
– В половине одиннадцатого…
– Где вы тогда находились?
– В «Лотосе»… «Лотос» – как бы наш центр… А до этого мы побывали уже в «Голубом экспрессе» и в «Сен-Троп»…
– Вы не заметили ничего необычного?
– Ничего. Разве только подумала, что скоро пойдет дождь…
– Дождь был?
– Чуть поморосило, как раз когда я выходила из «Лотоса». Микей предложил мне взять зонтик, но я подождала, и через пять минут дождь кончился…
– Вы записывали деловые встречи Буле?
– При необходимости я напоминала ему о них. Но не часто, потому что он все помнил сам… Он был человек спокойный, рассудительный и относился к своим делам очень серьезно…
– Он ни с кем не должен был встретиться в тот вечер?
– Насколько мне известно, нет…
– А вы знали бы об этом?
– Наверное… Я не хочу преувеличивать свою роль… Например, он не обсуждал со мною ни своих дел, ни своих планов… Но вел разговоры при мне… Когда он принимал посетителей, я почти всегда присутствовала… Не помню случая, чтобы он попросил меня выйти… Иногда он говорил мне, к примеру: «Нужно сменить обивку в „Голубом экспрессе“…» Я брала это на заметку и назавтра днем напоминала ему…
– Как он реагировал на смерть Мазотти?
– Меня тогда не было. Он скорее всего узнал об этом ночью, как и весь Монмартр, ведь такие новости распространяются быстро.
– А на следующий день, когда проснулся?
– Сразу же попросил газеты… Я сходила за ними на угол…
– Обычно он читал газеты?
– Мельком – утреннюю, так же – вечернюю…
– Он играл на скачках?
– Никогда… Ни на скачках, ни в карты, ни в другие азартные игры…
– Он говорил с вами о смерти Мазотти?
– Сказал, что его, вероятно, вызовут в полицию, и попросил меня позвонить метрдотелю «Лотоса» и узнать, может быть, уже приходили оттуда…
Мегрэ повернулся к Люка, и тот понял его немой вопрос.
– Там были два инспектора из девятого округа, – сказал он.
– Буле выглядел встревоженным?
– Он боялся дурной молвы…
Теперь настала очередь Антонио вступить в разговор:
– Он всегда очень дорожил своим добрым именем… И мне тоже часто напоминал, что надо блюсти репутацию заведения… «Ведь если мы зарабатываем на жизнь, демонстрируя обнаженных женщин, – говорил он, – это не значит, что мы гангстеры… Я честный коммерсант и хочу, чтобы все это знали…»
– Верно… То же самое слышала от него и я… Не хотите ли выпить, господин комиссар?
И хотя у Мегрэ не было ни малейшего желания пить кьянти в половине двенадцатого утра, он все же пригубил.
– У него были друзья?
Ада посмотрела вокруг, как если бы это определяло ее ответ:
– Он не нуждался в друзьях… Вся его жизнь протекала здесь…
– Он говорил по-итальянски?
– По-итальянски, по-английски, немного по-испански… Он выучил языки, когда работал в Трансатлантической компании, потом в Соединенных Штатах…
– Вспоминал ли он о своей первой жене?
Никакого смущения у Марины, однако ответила сестра:
– Он каждый год ездил на могилу, а портрет ее висит в спальне…
– Еще один вопрос, мадемуазель Ада… Когда он умер, в его кармане обнаружили чековую книжку… Вы в курсе дела?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12