Кеннеди удивленно поднял брови, Диноли, похоже, заметил это и грозно глянул в ответ. Сам же продолжал:
— Эта третья межпланетная миссия пока держится в секрете. Плохое паблисити экспедиции на Венеру побудило корпорацию не афишировать полет на Ганимед до его успешного завершения.
Диноли сделал едва уловимое движение, и на задней стене кабинета развернулся экран.
— Капитан Брустер привез фильм о своих действиях на Ганимеде. Мне бы хотелось, чтобы вы посмотрели фильм, а затем я продолжу.
Двое молоденьких секретарш Диноли появились в дверях, толкая перед собой столик с кинопроектором. Одна из них быстро зарядила проектор, а другая нажала кнопку, управляющую прозрачностью окна. В комнате наступил полумрак. По знаку Диноли погасили свет. Кеннеди повернулся к экрану. Зажужжал проектор.
~Производство корпорации развития и исследования Внеземелья, отряд Ганимеда~ — пошли титры на мерцающем красно-бело-синем фоне. И вдруг совершенно неожиданно Кеннеди понял, что смотрит на чужой мир, странно неподвижный, чем-то тревожащий.
Перед ним расстилалась белизна открытого пространства: белизна почти бесконечного снежного поля под бледно-голубым небом. Вдали виднелась гряда зазубренных голых скал, покрытых снежными шапками. Перед объективом пронеслись облака серо-зеленого газа.
— Это поверхность Ганимеда, — раздался звучный голос Брустера.
— Как видите, снег из замерзшего метана и аммиака покрывает ее почти повсеместно. Ганимед же, по существу, равен планете: диаметр его 32 сотни миль, даже немного больше, чем у Меркурия. Да и сила тяжести там оказалась почти равна земной. У Ганимеда тяжелое ядро, вероятно вырванное из юпитерианского при формировании Солнечной системы.
Он говорил, а объектив камеры приближался (и Кеннеди вместе с ним) к скальным обнажениям, чтобы пояснее рассмотреть бороздки на камне, крошечные чешуйки лишайника, упорно цепляющегося за взметнувшийся из снега базальтовый язык.
Вдруг изображение головокружительно провалилось вниз, и в камеру опрокинулось небо. Оно потрясло Кеннеди. Юпитер нависал над головой тяжелым шаром, как задумавшийся великан.
— Во время съемки Ганимед был на расстоянии примерно 650 тысяч миль от Юпитера, — сухо сказал Брустер. — В таком положении Юпитер заслоняет порядочный кусок неба.
Кеннеди с беспокойством рассматривал чудовищную, затянутую облаками планету, за бархатной жемчужно-серой поверхностью которой угадывались глубоко внизу гигантские невообразимые вихри. Наконец, к его облегчению, камера вернулась от планеты гиганта к Ганимедскому пейзажу.
Еще около пяти минут тянулись кадры голой пустой равнины. Потом появились восемь фигур в скафандрах. Их лица трудно было различить за кислородными масками. Очертания тел скрадывала металлизированная ткань.
— Члены экспедиции, — прокомментировал Брустер. Теперь в фокусе стоял стройный корабль, возвышающийся на голом скальном выступе. На сверкающем серебристом борту зеленой краской были нанесены цифры. — Экспедиционный корабль.
Оператор задержался на время на странном озерке с маслянистой жидкостью, которое выглядело полузастывшим. — Одно из встречающихся на Ганимеде парафиновых озер. Захватив край озерка и затем быстро вернувшись назад через снежное поле, камера вдруг застыла на четырех странных фигурах — существах, отдаленно напоминающих человека, но с безносыми лицами, с нависшими над глазами кожными складками. Их кожа была мертвенно-белой, лишенной волосяного покрова. Никакой одежды, кроме своего рода тканых поясов, обмотанных вокруг туловища. Они грустно глядели прямо в камеру, выражение их лиц трудно было прочесть.
— Это жители Ганимеда, — спокойно объяснил Брустер.
Брустер, несомненно, умышленно выбрал такой тон. Прошло три или четыре секунды прежде чем до зрителей дошел смысл его слов; Кеннеди они сразили с силой тарана. Он смотрел фильм достаточно внимательно, но все же отстраненно — простого созерцания пейзажа чужого мира было недостаточно, чтобы вызвать сопереживание. Но теперь вдруг, когда ему предъявили вживе инопланетян…
— Ганниты — примитивный народ, обитают растянутыми поселениями в несколько тысяч жителей, — продолжал Брустер в стандартном стиле гида. — Похоже, ими заселена вся суша Ганимеда, разделенная на три континента. По нашим оценкам, их численность достигает 25 миллионов.
Облизнув пересохшие губы, Кеннеди не отрываясь глядел на четверых инопланетян, стоящих на фоне чужого пейзажа с метановым снегом. У него по-прежнему не было ни малейшей догадки о роли, предуготованной для Диноли во всей этой истории, но он терпеливо ждал.
— Пока мы там были, — продолжал Брустер, — удалось усвоить начатки их языка. Это довольно простой язык агглютинирующего типа, наши лингвисты трудятся над его расшифровкой. Мы обнаружили, что у ганнитов существует система кланов с выраженным родовым соперничеством, по отношению к людям они не выказывают ни страха, ни почтения. Отчет геолога экспедиции показывает, что Ганимед исключительно богат рудами радиоактивных металлов. Благодарю за внимание.
С последними словами Брустера фильм внезапно оборвался, зажегся свет, ослепивший на мгновение Кеннеди; откуда-то появились секретарши, вернули прозрачность оконному стеклу и выкатили проектор. Экран скрылся в нише на потолке.
Не прошло и минуты, а комната уже выглядела так же, как и вначале. Но никто из сидящих за столом людей уже не был прежним.
Диноли с ярко сияющими глазами наклонился вперед и проговорил:
— Думаю, вам стали яснее масштабы предстоящего дела.
Кеннеди неловко поежился в своем идеально повторяющем контуры тела кресле. Ему действительно стало понятно кое-что — особенно после того, как Брустер произнес в завершение своей краткой лекции ту фразу: «Отчет геолога экспедиции показывает, что Ганимед исключительно богат рудами радиоактивных металлов».
Манера изложения делала ее как бы проходной, но Кеннеди всегда чутко улавливал факты, кажущиеся второстепенными: слишком часто именно они в итоге решали дело.
Диноли взглянул на того из чинов Корпорации по связи, что был повыше и потолще, и сказал:
— А теперь, капитан Хаббел, не хотели бы вы познакомить моих сотрудников с некоторыми следствиями, вытекающими из ситуации на Ганимеде?
Хаббел напоказ откашлялся.
— Вы видели, что на этой планетоподобной луне существует разумная жизнь. А также знаете теперь, что Ганимед таит огромные запасы полезных ископаемых, которые наша Корпорация берется извлечь во имя блага народов и в соответствии с нашим договором с ООН. Мы вложили весьма значительные средства в разработку и снаряжение космических экспедиций и, естественно, хотим восполнить наши расходы на Ганимеде. Теперь вы, Партридж.
Второй, прикрыв на мгновение глаза, подобно выжидающему кугуару, без заминки произнес:
— Мы предвидим возникновение определенных затруднений при попытке получить разрешение на разработки от ганнитов.
Вдруг Кеннеди словно прозрел. И почувствовал, что у него начала подергиваться правая икра. Диноли победно ухмыльнулся.
— Тут-то и настает наш черед, ребята. Может возникнуть конфликт — конфликт с упрямыми ганнитами. Кое-кто может назвать это агрессией. Но на самом деле тут элементарная необходимость. Нам необходимо то, чем обладает Ганимед; Корпорация вложила миллионы, чтобы освоить космос для человечества. Вы понимаете, конечно. Все вы умные люди. Именно поэтому вы и работаете у меня, а не в какой-нибудь второразрядной фирме.
Партридж сказал:
— Конечно, людям может прийтись не по душе наша ссылка на необходимость. Они могут счесть наши притязания имперскими. — Подобное отношение, несомненно, следует предотвратить тщательным руководством реакцией публики, — глубокомысленно сказал Хаббел в довершение разговора.
— И именно мы были избраны обеспечить его, — подытожил Диноли.
Вот оно. Вот к чему все шло.
Кеннеди хранил на лице непроницаемое выражение. «Рабочую маску», как называла его Мардж наедине. Но Мардж не представляла, что зачастую «рабочая маска» скрывала под собой совершенное отсутствие чувств. Кеннеди не торопился выносить суждения, ожидал продолжения совещания.
— Мы планируем запустить всемирную операцию, — сказал Диноли. — Эти джентльмены будут постоянно в тесном контакте с нами. График ключевых сроков операции уже намечен. Известно число, когда населению будет сообщено о существовании жизни на Ганимеде, близкое число, могу добавить, а также окончательная дата объявления сбора частей поддержки для Корпорации. Между этими деталями заключается период, за который отвечаем мы.
Диноли откинулся назад, широко улыбаясь.
— Согласно правилам фирмы сотрудников второго класса должно быть не более четырех. Однако мы — гибкая организация. На время проведения кампании те из вас, кто работает согласно категории третьего класса, будут получать жалованье второго, без формального изменения статуса. Уровень вознаграждения для занимающих посты второго класса также повысится. Что же до вас, Дейв Сполдинг, то вы будете получать ставку третьего класса, хотя по-прежнему будете оставаться служащим четвертого класса. Останутся ли эти прибавки в силе надолго или нет, будет зависеть от успеха кампании. — Глаза старика обошли сидящих по обе стороны стола. — Все ясно?
Тринадцать человек кивнули.
— Хорошо. Вы четверо, — указал он на сидящих рядом с ним сотрудников второго класса, — будете общими руководителями проекта. Основной массив работы придется выполнять тем, кто рангом ниже — третьему классу и вам, Сполдинг.
Кеннеди нерешительно поднял руку.
— Слушаю, Теодор.
— Сэр, а как быть с нашими текущими проектами? Их продолжать?
Диноли ответил с ледяной улыбкой:
— Данный контракт имеет преимущество перед любыми, подписанными нами ранее. Ваш начальник второго класса обсудит с вами, кому из подчиненных четвертого класса лучше будет передать текущий проект.
— Ясно, — сказал Кеннеди. Вот и конец Объединенным бокситовым рудникам.
— Если всем все понятно, то закончим на этом, — Диноли поднялся. — Мы примемся за работу как спаянная маленькая группа. И покажем, что Корпорация не ошиблась, выбрав «С. и Д.». Не так ли?
Тринадцать согласных кивков.
— Так. — Старик отпустил собравшихся.
Все неторопливо, один за другим, покинули кабинет. Кеннеди вышел притихший, и стороннему наблюдателю могло показаться — погруженный в размышления. Но дело обстояло наоборот: бездумная сосредоточенность позволяла отсрочить момент решения важной проблемы морального порядка. Еще будет время подумать. «Что скажет Мардж?» — возникла мысль. В памяти всплыли бесхитростные озадаченные лица существ из фильма и то, что Мардж испытывает безграничную симпатию к всевозможным попранным бедолагам. «Что скажет Мардж?» — уже с беспокойством спросил он себя.
Глава третья
По дому Кеннеди разносился теплый, радостный, богатый аромат естественной пищи. Мардж суетилась на кухне, накрывая на стол, пока автоповар готовил еду. У них на ужин вырезка с картофельным пюре и зеленым горошком. Ничего синтетического: в этом коннектикутском городке скопилось множество служащих «С. и Д.», и Кеннеди не хотел даже мысли допустить, что кто-нибудь проведает о том, что он питается искусственной пищей. На вкус, по совести говоря, она ему казалась ничуть не хуже естественной, а по цене была значительно дешевле. Но престиж гораздо важнее, и приходилось с этим считаться. Третий класс и синтетические продукты были несовместимыми.
— Ужин почти готов, — позвала Мардж. Она была ловкой, умелой хозяйкой.
Кеннеди допил остаток предобеденного коктейля, почесал коту за ушами и переключил клавиши стереокомбайна — три динамика в гостиной замолкли, и музыка зазвучала в столовой. Игривые флейты второй Бранденбургской симфонии Баха, им вторила, немного фальшивя, певучим голоском Мардж.
Кеннеди вошел в ванную и вложил руки в прохладную очищающую камеру. Он взглянул на себя в зеркало — бледное, слишком худое лицо, вокруг глаз уже начинают собираться морщины, хотя ему только 32. Неужели он всегда так плохо выглядит? Вероятно, нет.
Мягкое мурлыкание очистителя смолкло. Он машинально стряхнул с рук несуществующие капли по бесполезной теперь привычке и перешел в столовую. Мардж несла тарелки на стол.
— Я никак не могу понять Сполдинга, — сказал Кеннеди, продолжая прерванный час назад разговор. — Его с четвертого класса повысили, доверили выполнять работу третьего класса по новому проекту, а он почему-то страшно недоволен. — Может быть, Дейву он не интересен?
— Что ты имеешь в виду? Какое это имеет отношение к делу? Любой стоящий профессионал в нашей области вполне способен заинтересоваться любым заказом. Думаешь, мне было дело до добропорядочных жителей штата Небраска прежде, чем ко мне попал заказ Бокситовых рудников?
— Вряд ли.
— Вот именно. И все же через две недели, — сказал Кеннеди, — я уже настолько погрузился в тему, так с ней сжился, что испытывал чуть ли не физическую боль, когда у меня отобрали эту работу, а поручили новую. Понимаешь?
Мардж ласково улыбнулась:
— В общем, да. Но ты говорил, что Дейв не испытывает особого желания работать по новому контракту, верно? Видимо, у него есть на то причина.
— Причина та же, что не позволяет ему с четвертого класса подняться до третьего, хотя и давно пора. — Кеннеди яростно набросился на мясо и через минуту продолжил разговор: — Он не того склада. Талантлив, но чего-то неуловимого не хватает. Диноли-то, конечно, это видит. Не удивлюсь, если он поручил Дейву новое дело, чтобы проверить его: либо он проявится сейчас, работая с ответственностью служащего третьего класса, либо ему придется уйти.
— Мне всегда казалось, что Дейв слишком чувствителен для такой, как у вас, работы с воздействием на людей, — сказала Мардж.
— Ты хочешь сказать, я — бесчувственный?
Она пожала плечами.
— У тебя пюре стынет, дорогой. Конечно, ты чувствителен, но по-другому. Понимаешь?
— Нет. Но оставим это.
Кеннеди никогда не понимал участливого отношения жены к Сполдингу и старался избегать необходимости приглашать его в дом.
— Полагаю, Альф Хоген в восторге от нового контракта, — сказала Мардж.
— Для Альфа всегда на первом месте дела фирмы. Если бы ему поручили продать человечество и стать каннибалом, он бы с радостью согласился за прибавку в жалованье. Естественно, он в восторге. Он сделает все, что скажет Диноли, если на этом можно подзаработать.
Звуки Баха смолкли. Манипуляторы стереосистемы осторожно сняли пластинку с круга и поставили один из ранних квартетов Бетховена. Тут Кеннеди оставался старомодным — по-прежнему предпочитал пластинки магнитофонным записям.
— Знаешь, ты ведь еще ничего толком не рассказал мне об этом новом проекте, — спокойно сказала Мардж.
Кеннеди замер с вилкой в руке.
— Это секретно, ни в коем случае не подлежит разглашению. Она надулась.
— Ты и прежде выполнял засекреченные работы. Разве я хоть раз кому-нибудь обмолвилась?
— Тут особый случай, — с расстановкой сказал он. — Возможность просачивания информации должна быть абсолютно исключена. Я не могу, Мардж.
Они помолчали немного. Кеннеди знал, что настоящая причина его отказа заключалась не в секретности проекта (он никогда прежде не держал секретов от жены), а в том, что она сочла бы его жестоким и отвратительным. Он всегда старался оградить ее от жестокости, хотя и знал, что в некоторых отношениях она сильнее и тверже его.
— Ну хорошо, — проговорила Мардж, — можешь не рассказывать, узнаю все от Мари Хоген. Эта болтушка ни минуты не может потерпеть…
— Мари не узнает. Альф ей не станет рассказывать, — еще произнося эти слова, он понял, насколько глупо это звучит. Показалось, что еда в желудке вся скисла. Он с горечью покачал головой. — Мардж, разве тебя не может удовлетворить, если я прямо говорю «нет»?
— Конечно, если так, — со вздохом сказала она и принялась убирать со стола. Кеннеди догадался, что жена рассердилась.
Он на секунду прикрыл глаза, собираясь с духом. Они жили вместе восемь лет, поженившись в 2036-м в день его выпуска из колледжа. Получив степень бакалавра средств информации в Северо-Западном университете и окончив специальные курсы фирмы «Стюард и Диноли», он с радостью принял предложение переехать на Восточное побережье и поступил в фирму на работу в качестве служащего шестого класса.
Прошло восемь лет, и вот он уже достиг третьего класса, и второго осталось ждать, вероятно, не очень долго. Он всегда старался быть предельно откровенным с Мардж, за что она его любила и уважала. Но теперь…
И так и эдак плохо. Если он умолчит, в отношениях возникнет трещина, но если расскажет — может вырасти пропасть. Его бросило в жар.
— Иди сюда, Мардж, — позвал он ее охрипшим голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17