Потом было несколько суток исторического кошмара: родители приучили его любить прошлое, особенно прошлое России, и относиться к нему бережно. Выяснив, что, согласно «Новой хронологии», историю человеческой цивилизации нужно урезать в несколько раз и обрядить в русские одежды, Матвей был готов к бою.
Сильная черта «новохронологов» – отлавливание противоречий в исторических источниках. Грубо говоря, с точки зрения современных ученых противоречия эти подобны разноголосице в футбольных репортажах. Прочитайте, например, репортаж о матче нашей сборной в «Спорт-экспрессе» и сравните его со статьей в «Советском спорте». Обе газеты московские, обе пристрастные и обе изображают одно и то же событие по-своему. Но то, что естественно для современной печатной продукции, при сопоставлении древних манускриптов кажется загадочным и подозрительным.
Матвей решил идти по пути своего же оппонента. Он стал отлавливать противоречия – логические и фактические – в работах адептов Новой Хронологии и весьма преуспел в этом. Когда человек ниспровергает устоявшиеся мнения, он не всегда внимателен к тому, что предлагает взамен.
Получались ершистые статьи – но без лишней научной терминологии и претензий на истину в последней инстанции. Основной пафос Матвея был в следующем: не там ищете, товарищи! Вместо того чтобы сопоставлять летописи с Ветхим Заветом и искать портреты русских князей на стенах египетских пирамид, задайтесь вопросом, почему от Древней Руси дошло так мало духовных книг. Неграмотность? Едва ли – вот, например, академик Янин вывозит из Новгорода килограммы исписанной бересты. А мы представляем Древнюю Русь темной и беспамятной землей, по которой лишь кое-где разбросаны монастыри, как назвал их один старый историк – «светлячки духовности». Что за чушь! Если искать «заговор молчания», то именно здесь. Ведь роль народа в истории определяется, в конце концов, не количеством нефтяных скважин, которыми он когда-то владел… Где наследие наших предков? Сгорело во время пожаров монголо-татарского нашествия? Было уничтожено поляками, литовцами и Лжедмитриями в Смутное время? Вывезено эмигрантами после революции? Ведь нашли же «Слово о полку Игореве»! Ведь читал Татищев еще в XVIII столетии летописи, которые потом куда-то исчезли!
Со стороны почитателей Новой Хронологии реакция была вялой. Одни говорили: «Еще одна собака загавкала», другие: «Нас опровергает, а сам – о том же!» Со стороны читателей «Вечерней новости» реакция поначалу была бодрая: все ждали хор-рошего скандала. Однако Матвей не оправдал читательских ожиданий и поток откликов иссяк. Рубрику решили закрыть – но именно тогда в редакцию позвонили из компетентных органов.
– Мне сказали: «Ваш корреспондент вышел на актуальную и важную для будущего России тему. Мы бы хотели попросить его о консультации». Вот как! – Иннокентий Абрамович Алексеев, главный редактор «Вечерней новости», сдвинул очки на самый кончик крючковатого носа и поверх них посмотрел на Матвея. – Мальчик мой, я ничего не понимаю. Я, Матвей Иванович, тебя, конечно, люблю и уважаю, но, по-моему, ничего выдающегося в твоих статьях не было. Книжки Фоменко – полная чушь, но сделаны они куда талантливее твоих статей. Смирись, друг мой, это факт.
Иннокентий Абрамович носил жакет из сиреневой шерсти, связанный, по сведениям старейших работников редакции, еще до начала Перестройки. Во времена оны Алексеев – по причине известной пятой статьи – не мог подняться выше должности старшего корректора. Зато в 1991 году Сиреневый Жакет (так называли Иннокентия Абрамовича в газете) стал главным редактором «Вечерней новости». Газета переживала разные времена, но главный редактор всегда оказывался на высоте. Безостановочно ворча по поводу безграмотности людей, пришедших в газетное дело в 90-х годах, и о пошлости вкусов современных читателей, он тянул лямку главного редактора настолько успешно, что ни у кого даже не возникало мысли о том, что старого еврея-диссидента можно подсидеть или снять с должности.
Глядя в усталые хитрые глаза Сиреневого Жакета, Матвей решил не высказывать своего отношения к сравнению его статей с творениями авторов Новой Хронологии. Иннокентию Абрамовичу придется смириться с фактом, что именно этот цикл статей привлек внимание власть предержащих. А еще – с тем, что на встрече с Компетентными людьми Сиреневого Жакета не будет. Разбираться будет Матвей – и отвечать за все, написанное в его статьях.
Закончив самую длительную часть ритуала «напомаживания» – бритье, Матвей пришел к выводу, что не должен подыгрывать своим сегодняшним собеседникам. Поэтому – никаких костюмов и галстуков. «Вечерняя новость» – независимое издание, следовательно, его лучшие корреспонденты должны сохранять стиль своей газеты. Пусть олигархи, дипломаты и компетентные органы ходят в костюмах, а он наденет свитер. Вот этот, например, норвежский, темно-зеленый. Под цвет глаз.
Матвей не отличался крупным телосложением, и даже неоднократно предпринимавшиеся попытки увеличить размеры торса и бицепсов путем соответственных упражнений и питания не смогли превратить его в Сильвестра Сталлоне. Насколько помнил себя Матвей, он всегда был таким – и в школе, и в армии. Особенности обмена веществ – с этим ничего не поделаешь. В конце концов, сила зависит не от того, какие у тебя мышцы, а от того, как они работают.
Однако ему нравилось, когда одежда создавала иллюзию более широкой грудной клетки и плеч. Зеленый свитер был именно таким: Матвей казался себе в нем более атлетичным и потому носил его с удовольствием.
Смущало только раннее время встречи. В девять утра ему деловых свиданий еще не назначали.
* * *
Оба Компетентных человека были одеты в строгие, но не броские костюмы, пошитые явно не в Москве. Один из них сразу понравился Матвею: он был похож на русского барина – ухоженного, умного, вальяжного. Ему было около пятидесяти, его породистое лицо окаймляла светлая бородка, которую он иногда поглаживал – словно сметая с нее невидимую пыль. Кисти его рук были небольшими – предки этого «чекиста» происходили не из рабоче-крестьянского сословия. Он явно играл роль доброго следователя, причем играл без натуги, с удовольствием.
Второй был моложе лет на пять и выше первого почти на голову. На его шее, прямо под адамовым яблоком, Матвей заметил шрам, который оставляет трубка искусственного дыхания, когда ее вводят прямо в трахею. У него было одутловатое лицо с серыми мешками под глазами. «Ко всему прочему – сердечник и почечник», – решил Матвей. Словно подтверждая его слова, второй больше молчал, иногда потирая поясницу.
Вид у него был раздраженным и недоверчивым – словно этого человека вырвали из постели ради встречи, смысла в которой он не видел. А быть может, он просто исполнял роль злого следователя? «Ничего, – бодро говорил себе Матвей. – Корреспонденты продвинутых московских газет и не такое видывали».
Владимир Николаевич (так звали чекиста, похожего на барина) шуршал страницами «Вечерок» со статьями о Новой Хронологии, отмечая места, которые, по его мнению, были удачными. Матвей был согласен с большинством из комплиментов чекиста, но отмечал про себя, что тот явно желает ему польстить.
Наконец Владимир Николаевич закрыл последнюю газету.
– Могу засвидетельствовать с нашей стороны, что вы оставили впечатление квалифицированного и, скажем так, благонамеренного автора, который не гонится за дешевыми сенсациями. А это редкость среди вашей журналистской братии.
– Думаю, вы просто незнакомы с остальными моими статьями.
– Ну что вы, – улыбнулся Владимир Николаевич. – Знакомы. Со всеми – начиная с армейской малотиражки. Даже с теми, которые вы писали под псевдонимами. В вас есть какой-то внутренний предохранитель. Во все тяжкие вы не пускались никогда. Для журналистского дела это – недостаток. Но для гражданина России!.. – он многозначительно умолк.
– Давайте перейдем к делу, – буркнул Сергей Сергеевич (второй Компетентный собеседник).
– И то верно. – Владимир Николаевич откинулся назад и огладил свою бородку. – Дело вот в чем. В правительстве… – он сделал многозначительную паузу, словно намекая: правительство здесь ни при чем, смотри выше! – В правительстве сложилось мнение, что наш народ должен понять: прошлое России является предметом национальной гордости, а не исторических комплексов. Не предлагается переписывать его в духе Новой Хронологии или перевирать, как бывало в советские времена. Нам нужна правда и только правда. Убедительная и безупречная. Пушкин, Бородино, Сталинград и Гагарин – слишком избитые темы. Они уже навязли на зубах. Нужно новое, то, что раньше замалчивалось. Подвиги на поле боя. Духовные открытия. Книги, которые могли бы перевернуть мир. Благотворительность: в конце концов, бизнесменов надо приучать к мысли, что деньги можно отдавать, а не только брать. Не всегда выгода, согласитесь, имеет материальный характер.
– Семьдесят лет поливали грязью все, что было при Романовых, теперь охаиваем Советскую власть. Привыкли к мысли, что живем в черноте, в аду, – включился в разговор Сергей Сергеевич.
– Думаю, Матвей Иванович и сам это понимает, – слегка повернув к коллеге голову, произнес Владимир Николаевич. – Но известно ли вам, Матвей Иванович, о том, что три года назад по настоянию президента России была предпринята попытка создать государственную идею России?
– Получилось что-нибудь евразийское? – предположил Матвей.
– Да нет. Господина Дугина от этого процесса изолировали. Занимались государственной идеей политологи, философы, историки. Собирали конференции. Освоили выделенный на это дело бюджет. И пришли к выводу: государственная, как и национальная, идея не может возникнуть «сверху». Ее создаст сама жизнь. Снизу.
– За выделенный грант хотя бы поблагодарили? – усмехнулся Матвей.
– Не в курсе. По-моему, нет. Так или иначе, воз все еще там. Сейчас у нас новый премьер, имейте в виду, он человек энергичный и сильный. Его не устраивают сказки про рост национальной идеи снизу.
– Он хочет перед Миллениумом обрадовать граждан России новой государственной идеей?
– Ну, не так все просто. За месяц ее не создать. Пока задача ставится более простая – найти предметы национальной гордости. Документированные и подтвержденные. Умело сообщить о них в средствах массовой информации. Вписать в школьные учебники.
– Может быть, я скажу банальную вещь, но для того, чтобы народ гордился Россией, он просто должен жить лучше. Зарабатывать, ездить по миру.
– А вот повышать благосостояние сограждан мы вас не просим, – улыбнулся Владимир Николаевич. – Пусть этим занимаются другие. И вообще, что за механистический материализм такой! Даже Ленин понимал, что пролетариям нужна идея и руководящая сила. Иначе все обернется бунтом – бессмысленным и беспощадным. Вот и сейчас России требуется идея.
– Где я должен искать примеры для национальной гордости? – помолчав, спросил Матвей.
– Возможно, вы уже нашли кое-что. Иначе вас сюда бы не пригласили, – вновь вступил в разговор Сергей Сергеевич. – В статьях вы писали о скрытой духовной истории России. Мало кто говорит об этом предметно, а не вообще, ради красного словца. Не думайте, что вы – единственный, кого мы подключили к этому проекту. Историю российской благотворительности или неизвестных военных побед нам воссоздадут. Хотелось бы, чтобы конкретно вы сосредоточились именно на том, о чем писали в статьях.
Сергей Сергеевич внимательно посмотрел на Матвея. Журналист поежился: с таким откровенным недоверием его не разглядывали давно.
– Вы уверены, что хотите поручить это мне? – не выдержал он.
– А у вас в этом есть сомнения? Зачем бы мы вас сюда позвали?
Матвей растерялся.
– У меня возникло впечатление…
– Ложное, – мягко остановил его Владимир Николаевич. – Сергей Сергеевич прав. Просто так мы ваше драгоценное время занимать не стали бы. Поверьте, прежде чем договариваться о встрече, мы постарались узнать вас поближе. Мы знаем, кто ваш отец. Сочувствуем несчастью, случившемуся семь лет назад с матерью. Знаем, где вы служили, от какой награды отказались. В курсе, что сейчас вы один, без спутницы жизни. Мы всегда готовимся к подобным разговорам.
Матвей впервые неприязненно посмотрел на чекиста с барской внешностью.
– Бросьте, не сердитесь! – ладони Владимира Николаевича скользнули по бородке. – Не хотим вас обижать и обескураживать. Наоборот, стараемся показать вам, что играем с открытыми картами. Что наше предложение следует принять. От таких предложений не отказываются. Подумайте – какая интересная и благородная задача стоит перед вами! Да вы прямо сейчас, в этом кабинете, входите в историю!
* * *
От входа в выставочный зал на Крымском валу тянулась змейка очереди. Медленно падал снежок, картина была почти патриархальная: в конце семидесятых такие же очереди на Крымском валу стояли во время выставок каких-нибудь скандальных, но разрешенных деятелей культуры – вроде Ильи Глазунова. Матвей в те годы, что называется, пешком под стол ходил и не мог проникнуться настоящей ностальгией, но эта картина напомнила ему фотографии из семейного альбома. Одна была снята как раз напротив Крымского вала: улыбающиеся родители на фоне падающего снега и темнеющего выставочного зала. Красивые и веселые. Карьерный офицер госбезопасности и молодая кандидатка наук, филолог, которой сулили прекрасное научное будущее. Оба приехали в Москву в юности, оба завоевали себе положение в этом российском Вавилоне. Как бы сложно им ни приходилось, не вымещали друг на друге свою озлобленность на внешний мир. Даже в начале девяностых, когда страна повалилась в тартарары, Матвей не видел их угрюмыми или раздраженными. В его родителях был природный заряд сил и оптимизма – что не всегда шло им на пользу. И уж точно не было на пользу Матвею. Когда его мать погибла в октябре 93-го, были разбиты не только розовые очки, сквозь которые родители приучали его смотреть на мир; казалось, рухнул и сам мир. Выбираться из развалин того года было очень сложно. Настолько сложно, что Матвей предпочитал не вспоминать об этом.
Вот и сейчас он стряхнул с себя оцепенение осени 93-го, решительно прогнав тяжелые воспоминания, и направился к служебному входу.
Его целью была осенняя книжная ярмарка, а точнее – презентация скандальной книги о российской истории, которая должна была начаться через несколько минут. Приходилось спешить, так как разговор в кабинете Владимира Николаевича (или это был кабинет Сергея Сергеевича?) растянулся на несколько часов. Матвей согласился с предложением Компетентных людей довольно быстро, поэтому речь в основном шла о деталях его задания. Выяснились любопытные подробности: в органах было немало людей, увлекавшихся идеями Фоменко и подобных ему фантазеров на темы русской истории. Причем на довольно высоком уровне.
– После распада СССР и наступления полного, извините, болота, в которое превратилось СНГ, после неудачи в Чечне грандиозное прошлое России стало для них любимой игрушкой, – досадливо морщась, говорил Сергей Сергеевич. – Некоторые просто тешат себя мечтой, а ведь многие верят искренне. Готовы, например, найти деньги на новый школьный учебник по истории России. Представляете, что там наваяют?
Были в органах люди и совершенно противоположных, так сказать, критических взглядов. Эти полагали, что никакого великого прошлого не было – ни в фантастическом, ни в официальном вариантах.
– Они предлагают забыть об огромной, рыхлой, вечно запаздывающей за ходом истории азиатской державе и как можно быстрее слиться с Западом. Если уж называть вещи своими именами, по их мнению, спасти Россию – значит побыстрее перестать быть Россией, – Владимир Николаевич поглаживал бородку, пока говорил это. – Так что даже в наших рядах есть раскольники. В том числе влиятельные. Будем надеяться, что наши внутренние разборки вас не коснутся. Но неожиданности могут произойти. На то они и неожиданности, не правда ли?
Матвей дотронулся рукой до кармана, где лежали визитные карточки с телефонами его собеседников. Мобильных номеров они не оставили, но просили звонить на служебные без всякого смущения.
На книжную ярмарку Матвей приехал одновременно взбудораженный и недоумевающий. Задача была интересной и как будто благородной. Апология настоящей русской истории – чем не средство прославиться! Заодно улучшив карму.
Однако в процессе разговора Матвей ощутил некоторые недомолвки, о которых в свободную минутку стоило подумать.
В импровизированном зале для презентаций народа оказалось не слишком много. Несколько знакомых журналистов, рецензент из «Книжного обозрения», пара литературных критиков – вот и все «звери», которых удалось заманить издателям.
1 2 3 4
Сильная черта «новохронологов» – отлавливание противоречий в исторических источниках. Грубо говоря, с точки зрения современных ученых противоречия эти подобны разноголосице в футбольных репортажах. Прочитайте, например, репортаж о матче нашей сборной в «Спорт-экспрессе» и сравните его со статьей в «Советском спорте». Обе газеты московские, обе пристрастные и обе изображают одно и то же событие по-своему. Но то, что естественно для современной печатной продукции, при сопоставлении древних манускриптов кажется загадочным и подозрительным.
Матвей решил идти по пути своего же оппонента. Он стал отлавливать противоречия – логические и фактические – в работах адептов Новой Хронологии и весьма преуспел в этом. Когда человек ниспровергает устоявшиеся мнения, он не всегда внимателен к тому, что предлагает взамен.
Получались ершистые статьи – но без лишней научной терминологии и претензий на истину в последней инстанции. Основной пафос Матвея был в следующем: не там ищете, товарищи! Вместо того чтобы сопоставлять летописи с Ветхим Заветом и искать портреты русских князей на стенах египетских пирамид, задайтесь вопросом, почему от Древней Руси дошло так мало духовных книг. Неграмотность? Едва ли – вот, например, академик Янин вывозит из Новгорода килограммы исписанной бересты. А мы представляем Древнюю Русь темной и беспамятной землей, по которой лишь кое-где разбросаны монастыри, как назвал их один старый историк – «светлячки духовности». Что за чушь! Если искать «заговор молчания», то именно здесь. Ведь роль народа в истории определяется, в конце концов, не количеством нефтяных скважин, которыми он когда-то владел… Где наследие наших предков? Сгорело во время пожаров монголо-татарского нашествия? Было уничтожено поляками, литовцами и Лжедмитриями в Смутное время? Вывезено эмигрантами после революции? Ведь нашли же «Слово о полку Игореве»! Ведь читал Татищев еще в XVIII столетии летописи, которые потом куда-то исчезли!
Со стороны почитателей Новой Хронологии реакция была вялой. Одни говорили: «Еще одна собака загавкала», другие: «Нас опровергает, а сам – о том же!» Со стороны читателей «Вечерней новости» реакция поначалу была бодрая: все ждали хор-рошего скандала. Однако Матвей не оправдал читательских ожиданий и поток откликов иссяк. Рубрику решили закрыть – но именно тогда в редакцию позвонили из компетентных органов.
– Мне сказали: «Ваш корреспондент вышел на актуальную и важную для будущего России тему. Мы бы хотели попросить его о консультации». Вот как! – Иннокентий Абрамович Алексеев, главный редактор «Вечерней новости», сдвинул очки на самый кончик крючковатого носа и поверх них посмотрел на Матвея. – Мальчик мой, я ничего не понимаю. Я, Матвей Иванович, тебя, конечно, люблю и уважаю, но, по-моему, ничего выдающегося в твоих статьях не было. Книжки Фоменко – полная чушь, но сделаны они куда талантливее твоих статей. Смирись, друг мой, это факт.
Иннокентий Абрамович носил жакет из сиреневой шерсти, связанный, по сведениям старейших работников редакции, еще до начала Перестройки. Во времена оны Алексеев – по причине известной пятой статьи – не мог подняться выше должности старшего корректора. Зато в 1991 году Сиреневый Жакет (так называли Иннокентия Абрамовича в газете) стал главным редактором «Вечерней новости». Газета переживала разные времена, но главный редактор всегда оказывался на высоте. Безостановочно ворча по поводу безграмотности людей, пришедших в газетное дело в 90-х годах, и о пошлости вкусов современных читателей, он тянул лямку главного редактора настолько успешно, что ни у кого даже не возникало мысли о том, что старого еврея-диссидента можно подсидеть или снять с должности.
Глядя в усталые хитрые глаза Сиреневого Жакета, Матвей решил не высказывать своего отношения к сравнению его статей с творениями авторов Новой Хронологии. Иннокентию Абрамовичу придется смириться с фактом, что именно этот цикл статей привлек внимание власть предержащих. А еще – с тем, что на встрече с Компетентными людьми Сиреневого Жакета не будет. Разбираться будет Матвей – и отвечать за все, написанное в его статьях.
Закончив самую длительную часть ритуала «напомаживания» – бритье, Матвей пришел к выводу, что не должен подыгрывать своим сегодняшним собеседникам. Поэтому – никаких костюмов и галстуков. «Вечерняя новость» – независимое издание, следовательно, его лучшие корреспонденты должны сохранять стиль своей газеты. Пусть олигархи, дипломаты и компетентные органы ходят в костюмах, а он наденет свитер. Вот этот, например, норвежский, темно-зеленый. Под цвет глаз.
Матвей не отличался крупным телосложением, и даже неоднократно предпринимавшиеся попытки увеличить размеры торса и бицепсов путем соответственных упражнений и питания не смогли превратить его в Сильвестра Сталлоне. Насколько помнил себя Матвей, он всегда был таким – и в школе, и в армии. Особенности обмена веществ – с этим ничего не поделаешь. В конце концов, сила зависит не от того, какие у тебя мышцы, а от того, как они работают.
Однако ему нравилось, когда одежда создавала иллюзию более широкой грудной клетки и плеч. Зеленый свитер был именно таким: Матвей казался себе в нем более атлетичным и потому носил его с удовольствием.
Смущало только раннее время встречи. В девять утра ему деловых свиданий еще не назначали.
* * *
Оба Компетентных человека были одеты в строгие, но не броские костюмы, пошитые явно не в Москве. Один из них сразу понравился Матвею: он был похож на русского барина – ухоженного, умного, вальяжного. Ему было около пятидесяти, его породистое лицо окаймляла светлая бородка, которую он иногда поглаживал – словно сметая с нее невидимую пыль. Кисти его рук были небольшими – предки этого «чекиста» происходили не из рабоче-крестьянского сословия. Он явно играл роль доброго следователя, причем играл без натуги, с удовольствием.
Второй был моложе лет на пять и выше первого почти на голову. На его шее, прямо под адамовым яблоком, Матвей заметил шрам, который оставляет трубка искусственного дыхания, когда ее вводят прямо в трахею. У него было одутловатое лицо с серыми мешками под глазами. «Ко всему прочему – сердечник и почечник», – решил Матвей. Словно подтверждая его слова, второй больше молчал, иногда потирая поясницу.
Вид у него был раздраженным и недоверчивым – словно этого человека вырвали из постели ради встречи, смысла в которой он не видел. А быть может, он просто исполнял роль злого следователя? «Ничего, – бодро говорил себе Матвей. – Корреспонденты продвинутых московских газет и не такое видывали».
Владимир Николаевич (так звали чекиста, похожего на барина) шуршал страницами «Вечерок» со статьями о Новой Хронологии, отмечая места, которые, по его мнению, были удачными. Матвей был согласен с большинством из комплиментов чекиста, но отмечал про себя, что тот явно желает ему польстить.
Наконец Владимир Николаевич закрыл последнюю газету.
– Могу засвидетельствовать с нашей стороны, что вы оставили впечатление квалифицированного и, скажем так, благонамеренного автора, который не гонится за дешевыми сенсациями. А это редкость среди вашей журналистской братии.
– Думаю, вы просто незнакомы с остальными моими статьями.
– Ну что вы, – улыбнулся Владимир Николаевич. – Знакомы. Со всеми – начиная с армейской малотиражки. Даже с теми, которые вы писали под псевдонимами. В вас есть какой-то внутренний предохранитель. Во все тяжкие вы не пускались никогда. Для журналистского дела это – недостаток. Но для гражданина России!.. – он многозначительно умолк.
– Давайте перейдем к делу, – буркнул Сергей Сергеевич (второй Компетентный собеседник).
– И то верно. – Владимир Николаевич откинулся назад и огладил свою бородку. – Дело вот в чем. В правительстве… – он сделал многозначительную паузу, словно намекая: правительство здесь ни при чем, смотри выше! – В правительстве сложилось мнение, что наш народ должен понять: прошлое России является предметом национальной гордости, а не исторических комплексов. Не предлагается переписывать его в духе Новой Хронологии или перевирать, как бывало в советские времена. Нам нужна правда и только правда. Убедительная и безупречная. Пушкин, Бородино, Сталинград и Гагарин – слишком избитые темы. Они уже навязли на зубах. Нужно новое, то, что раньше замалчивалось. Подвиги на поле боя. Духовные открытия. Книги, которые могли бы перевернуть мир. Благотворительность: в конце концов, бизнесменов надо приучать к мысли, что деньги можно отдавать, а не только брать. Не всегда выгода, согласитесь, имеет материальный характер.
– Семьдесят лет поливали грязью все, что было при Романовых, теперь охаиваем Советскую власть. Привыкли к мысли, что живем в черноте, в аду, – включился в разговор Сергей Сергеевич.
– Думаю, Матвей Иванович и сам это понимает, – слегка повернув к коллеге голову, произнес Владимир Николаевич. – Но известно ли вам, Матвей Иванович, о том, что три года назад по настоянию президента России была предпринята попытка создать государственную идею России?
– Получилось что-нибудь евразийское? – предположил Матвей.
– Да нет. Господина Дугина от этого процесса изолировали. Занимались государственной идеей политологи, философы, историки. Собирали конференции. Освоили выделенный на это дело бюджет. И пришли к выводу: государственная, как и национальная, идея не может возникнуть «сверху». Ее создаст сама жизнь. Снизу.
– За выделенный грант хотя бы поблагодарили? – усмехнулся Матвей.
– Не в курсе. По-моему, нет. Так или иначе, воз все еще там. Сейчас у нас новый премьер, имейте в виду, он человек энергичный и сильный. Его не устраивают сказки про рост национальной идеи снизу.
– Он хочет перед Миллениумом обрадовать граждан России новой государственной идеей?
– Ну, не так все просто. За месяц ее не создать. Пока задача ставится более простая – найти предметы национальной гордости. Документированные и подтвержденные. Умело сообщить о них в средствах массовой информации. Вписать в школьные учебники.
– Может быть, я скажу банальную вещь, но для того, чтобы народ гордился Россией, он просто должен жить лучше. Зарабатывать, ездить по миру.
– А вот повышать благосостояние сограждан мы вас не просим, – улыбнулся Владимир Николаевич. – Пусть этим занимаются другие. И вообще, что за механистический материализм такой! Даже Ленин понимал, что пролетариям нужна идея и руководящая сила. Иначе все обернется бунтом – бессмысленным и беспощадным. Вот и сейчас России требуется идея.
– Где я должен искать примеры для национальной гордости? – помолчав, спросил Матвей.
– Возможно, вы уже нашли кое-что. Иначе вас сюда бы не пригласили, – вновь вступил в разговор Сергей Сергеевич. – В статьях вы писали о скрытой духовной истории России. Мало кто говорит об этом предметно, а не вообще, ради красного словца. Не думайте, что вы – единственный, кого мы подключили к этому проекту. Историю российской благотворительности или неизвестных военных побед нам воссоздадут. Хотелось бы, чтобы конкретно вы сосредоточились именно на том, о чем писали в статьях.
Сергей Сергеевич внимательно посмотрел на Матвея. Журналист поежился: с таким откровенным недоверием его не разглядывали давно.
– Вы уверены, что хотите поручить это мне? – не выдержал он.
– А у вас в этом есть сомнения? Зачем бы мы вас сюда позвали?
Матвей растерялся.
– У меня возникло впечатление…
– Ложное, – мягко остановил его Владимир Николаевич. – Сергей Сергеевич прав. Просто так мы ваше драгоценное время занимать не стали бы. Поверьте, прежде чем договариваться о встрече, мы постарались узнать вас поближе. Мы знаем, кто ваш отец. Сочувствуем несчастью, случившемуся семь лет назад с матерью. Знаем, где вы служили, от какой награды отказались. В курсе, что сейчас вы один, без спутницы жизни. Мы всегда готовимся к подобным разговорам.
Матвей впервые неприязненно посмотрел на чекиста с барской внешностью.
– Бросьте, не сердитесь! – ладони Владимира Николаевича скользнули по бородке. – Не хотим вас обижать и обескураживать. Наоборот, стараемся показать вам, что играем с открытыми картами. Что наше предложение следует принять. От таких предложений не отказываются. Подумайте – какая интересная и благородная задача стоит перед вами! Да вы прямо сейчас, в этом кабинете, входите в историю!
* * *
От входа в выставочный зал на Крымском валу тянулась змейка очереди. Медленно падал снежок, картина была почти патриархальная: в конце семидесятых такие же очереди на Крымском валу стояли во время выставок каких-нибудь скандальных, но разрешенных деятелей культуры – вроде Ильи Глазунова. Матвей в те годы, что называется, пешком под стол ходил и не мог проникнуться настоящей ностальгией, но эта картина напомнила ему фотографии из семейного альбома. Одна была снята как раз напротив Крымского вала: улыбающиеся родители на фоне падающего снега и темнеющего выставочного зала. Красивые и веселые. Карьерный офицер госбезопасности и молодая кандидатка наук, филолог, которой сулили прекрасное научное будущее. Оба приехали в Москву в юности, оба завоевали себе положение в этом российском Вавилоне. Как бы сложно им ни приходилось, не вымещали друг на друге свою озлобленность на внешний мир. Даже в начале девяностых, когда страна повалилась в тартарары, Матвей не видел их угрюмыми или раздраженными. В его родителях был природный заряд сил и оптимизма – что не всегда шло им на пользу. И уж точно не было на пользу Матвею. Когда его мать погибла в октябре 93-го, были разбиты не только розовые очки, сквозь которые родители приучали его смотреть на мир; казалось, рухнул и сам мир. Выбираться из развалин того года было очень сложно. Настолько сложно, что Матвей предпочитал не вспоминать об этом.
Вот и сейчас он стряхнул с себя оцепенение осени 93-го, решительно прогнав тяжелые воспоминания, и направился к служебному входу.
Его целью была осенняя книжная ярмарка, а точнее – презентация скандальной книги о российской истории, которая должна была начаться через несколько минут. Приходилось спешить, так как разговор в кабинете Владимира Николаевича (или это был кабинет Сергея Сергеевича?) растянулся на несколько часов. Матвей согласился с предложением Компетентных людей довольно быстро, поэтому речь в основном шла о деталях его задания. Выяснились любопытные подробности: в органах было немало людей, увлекавшихся идеями Фоменко и подобных ему фантазеров на темы русской истории. Причем на довольно высоком уровне.
– После распада СССР и наступления полного, извините, болота, в которое превратилось СНГ, после неудачи в Чечне грандиозное прошлое России стало для них любимой игрушкой, – досадливо морщась, говорил Сергей Сергеевич. – Некоторые просто тешат себя мечтой, а ведь многие верят искренне. Готовы, например, найти деньги на новый школьный учебник по истории России. Представляете, что там наваяют?
Были в органах люди и совершенно противоположных, так сказать, критических взглядов. Эти полагали, что никакого великого прошлого не было – ни в фантастическом, ни в официальном вариантах.
– Они предлагают забыть об огромной, рыхлой, вечно запаздывающей за ходом истории азиатской державе и как можно быстрее слиться с Западом. Если уж называть вещи своими именами, по их мнению, спасти Россию – значит побыстрее перестать быть Россией, – Владимир Николаевич поглаживал бородку, пока говорил это. – Так что даже в наших рядах есть раскольники. В том числе влиятельные. Будем надеяться, что наши внутренние разборки вас не коснутся. Но неожиданности могут произойти. На то они и неожиданности, не правда ли?
Матвей дотронулся рукой до кармана, где лежали визитные карточки с телефонами его собеседников. Мобильных номеров они не оставили, но просили звонить на служебные без всякого смущения.
На книжную ярмарку Матвей приехал одновременно взбудораженный и недоумевающий. Задача была интересной и как будто благородной. Апология настоящей русской истории – чем не средство прославиться! Заодно улучшив карму.
Однако в процессе разговора Матвей ощутил некоторые недомолвки, о которых в свободную минутку стоило подумать.
В импровизированном зале для презентаций народа оказалось не слишком много. Несколько знакомых журналистов, рецензент из «Книжного обозрения», пара литературных критиков – вот и все «звери», которых удалось заманить издателям.
1 2 3 4