Не гоню, поскольку есть о чем поразмыслить. Согласитесь, дело слегка подзапуталось и даже обрело некоторую таинственность.Когда я проезжаю мимо маленького домика, на котором написано:"Почта-телеграф-телефон”, в голову приходит любопытная мыслишка.Останавливаюсь и захожу.Это совсем маленькое почтовое отделение. В каморке, пропахшей старыми афишами, я вижу единственную служащую. Мышка, одетая не хуже вашей кузины, по уши углубилась в душещипательный роман в яркой обложке. Я по нечаянности успел ознакомиться с этим образчиком высокой литературы и понимаю, что розовеет и вся трепещет она от волнений по поводу парня, который мечтает о невесте своего лучшего друга и, чтобы развеяться, вербуется на пять лет в Конго. Если бы у нее было время добраться до последней страницы, она бы узнала, что все устроилось.Друг погиб в автокатастрофе, а его курочка со счастливыми всхлипами бросилась вить гнездышко в объятиях следующего возлюбленного. Увы, она не успевает дойти до конца столь чудесной и правдивой истории, поскольку некий Сан-Антонио стремительно врывается в ее жизненную орбиту.Она поднимает на меня очи, столь томные, будто это тот красавчик из романа забрел к ней купить почтовую марку.— Что вам угодно? — лепечет она.Я протягиваю ей полицейское удостоверение.— Поскольку не в конверте — двенадцать франков, — сдержанно роняет красотка.Я хохочу. Забавно, надо будет рассказать друзьям. Она открывает свои фонари пошире и наконец-то знакомится с текстом. Впрочем, лишь для того, чтобы перескочить из одного грошового романа в другой — не нужно быть телепатом, чтобы почувствовать, как он возникает в пустой головенке этой дурехи.— Чем могу служить? — шепчет она, опуская очи долу.— Вы обслуживаете округ Фур?— Да, господин комиссар.— Не получали ли вы какую-нибудь корреспонденцию для неких Винеев — они поселились недавно недалеко от Фура, на холме Серв?— Нет, — поразмыслив, трясет она головой.— Это имя вам ничего не говорит?— Говорит.Я подпрыгиваю.— Откуда вы их знаете? Вы же утверждаете, что никакой корреспонденции для них не было.— На их адрес — нет. Но мадам Виней чуть не каждый день заходила, чтобы узнать, нет ли для нее чего-нибудь до востребования.— Ага. И ничего не было?— Почему не было? Была одна телеграмма.— Телеграмма? — самым нежным голосом мурлычу я.— Да.— А вы, случаем, не запомнили имя отправителя?— Смутно. А вот текст помню. “Пройдет восьмого, около двадцати двух. Грузовик МАК с белым крестом”.— Браво! — восхищаюсь я. — Похоже, с памятью у вас все в порядке, а?Она снова розовеет.— Текст необычный, вот я и запомнила. А подписи не помню. Какое-то потешное имя….На меня текст производит впечатление. Именно восьмого произошла моя историческая встреча с покойной Фифи. А в телеграмме речь шла о грузовике. Вам все ясно или надо еще малость разжевать?— Если я когда-нибудь стану министром связи — продвижение по службе вам гарантировано, — сообщаю я маленькой почтарке. Киваю в подтверждение своих слов, и мой зрительный перископ погружается в глубины ее корсажа. Поскольку именно в этот момент она наклоняется вперед, передо мной открывается зрелище, способное возбудить нескромные мечты даже у несгораемого шкафа.Однако дело есть дело.— Раз уж я сюда забрел, — говорю я, — не могли бы вы соединить меня с Парижем?Она уверяет, что для нее это несказанное удовольствие, и спрашивает номер. Получает его, и через пять минут я слышу в трубке “алло”, произнесенное шефом с такой экспрессией, что у меня аж в ухе зачесалось.— Это Сан-Антонио.— Прекрасно, — хрипит Старик. — Есть новости?— В каком-то смысле. Но пока многовато неясностей. Ночью восьмого числа грузовик МАК прошел по шоссе Лион — Гренобль. Должно быть, вез что-то важное, поскольку именно его хотели взорвать. Думаю, вы были правы насчет собаки-бомбы. Неплохо было бы порасспросить военное начальство Лиона и Гренобля, не провозили ли они той ночью какой-нибудь особый груз? Полицию тоже. Вам, сверху, это провернуть удобнее, чем мне.— Куда сообщить результаты? — бурчит шеф. Секунду колеблюсь, потом решаю, что стоит остаться в этом районе. Раз уж тут все началось…— До востребования, почтовое отделение Сент-Альбан де Фур.— Прекрасно. До скорого.Вешаю трубку и откашливаюсь, чтобы прочистить глотку.Маленькая почтарка так и не вернулась к своему чтиву. Смотрит на меня так преданно, будто я спустился с небес, а не приперся на старом джипе. Спрашиваю, когда она закрывает свой ларчик. Она отвечает, что в шесть. Именно в этот момент на колокольне бьет шесть часов.— Вы живете одна? — интересуюсь я. Она молча кивает.— Слушайте, крошка, — проникновенно воркую я, — я так одинок в этом затерянном краю. Может, согласитесь закусить в моей компании?Она признает идею соблазнительной, но ей мешает отсутствие туалета. К тому же, если кто из жителей местечка увидит ее с мужчиной, он скажет мэру, тот скажет священнику, тот скажет ее начальству и ей сделают замечание.— Ну и бог с ним, — перебиваю я. — Буду ждать вас на машине у въезда в деревню. У фонтана, идет?Она решается. Говорит, что будет готова через час. Нетрудно сообразить: это время ей нужно, чтобы вымыться и надеть парадную форму.Выхожу, бросая ей такой же взгляд, какой кидает Фрэнк Синатра своей партнерше, встречая ее на балу у губернатора Техас-Сити.В ожидании, когда красотка приведет себя в порядок, сворачиваю за угол и заказываю большой стакан чинзано. Имею я право на минуту тишины?Дело, в котором я завяз, мучает меня. Оно странное: множество деталей, но ни малейшей логики.Возьмем собаку. Она должна была взорвать грузовик. Вместо этого погибла сама.Возьмем женщину. Ей принадлежит собака. Стало быть, именно она нацепила на бедняжку тот чудный ошейничек и выпустила ее на дорогу.Тем не менее она понятия не имеет, что приключилось с животинкой, и расспрашивает об этом деревенского идиота.Возьмем метиса. Он все время сопровождал женщину. И его же она превратила в чучело.Я понимаю, что добрая половина вышеизложенного — не более чем мои предположения. Но к своим предположениям я питаю давнюю слабость и потому склонен им верить.Что мне нужно в первую очередь — так это найти ту мадам в синем.Пока что у меня есть три ниточки, но вот приведет ли меня к ней хоть одна?Первая — труп метиса. Вторая — номер их машины. Третья пресловутый грузовик, прошедший по шоссе в ночь на восьмое.С мертвецом придется обождать до завтра. Тут торопить события бесполезно. Папаша Равейен, надо думать, уже предупредил жандармерию.Вот и спрошу у коллег в свое время, кем был при жизни этот тип, а пока пусть спокойненько это выясняют.Насчет грузовика пусть узнает босс. Вот здорово — все работают на меня. Остается лишь выяснить номер машины. Однако не так-то это просто. Не знаю, как там ваши водители, а наши способны запомнить несколько цифр подряд лишь в том случае, если те цифры записаны в их сберегательной книжке.Просидев у стойки около часа и вытянув полдюжины чинзано, я окончательно укрепляюсь в мысли, что тут мне рассчитывать не на что, и отправляюсь к месту свидания.Хорошая ясная погода. В небе болтаются сиреневые облака. Петухи прыгают на кур прямо посреди дороги.Медленно бреду к фонтану. Вопреки ожиданиям, милашка уже там. На ней зеленое платье, сидящее, как мешок с мукой, кокетливый красный жакет, серьги, изображающие птичек на ветке, и синий шарф, раскрашенный под павлина. Очаровательно, правда? Добавьте небольшую детальку, которую я не смог разглядеть, пока крошка сидела за своей конторкой: она еще и хромает. В общем, дама, с которой не стыдно появиться на генеральной репетиции в “Гранд-Опера”.Впрочем, меня ее вид не шокирует. Скажу вам по секрету: чем некрасивее мышка, тем больше по вкусу ей любовные игры. Девчонки, не пользующиеся спросом, особо благодарны парням, удостаивающим их вниманием.Начал я с того, что повел мадемуазель почтарку в маленький ресторанчик в нескольких шагах от Сент-Альбана. Мы заказали творог, свежий омлет и телячье жаркое, которое сделало бы шикарную карьеру у Андре-сапожника, говорящего по-английски. В качестве подметки, разумеется. После этого принялись болтать о любви.Ночь была набита звездами и кузнечиками, стрекот которых заглушал все прочие звуки (стрекот кузнечиков, разумеется).Я остановил машину у обочины и приступил к более детальному ознакомлению с эмоциями моей спутницы. Она не нашла это неприятным, совсем даже наоборот. Ох, как она извивалась, эта девчонка, по сравнению с нею уж — просто паралитик. Ее так трясло от нетерпения, что я счел попросту невежливым заставлять ее ждать; к тому же это могло вредно отразиться на ее здоровье: казалось, девушка вот-вот взорвется со страшным треском. Я поделился с ней этими соображениями, и она сочла их вполне резонными. Я, признаться, побаивался обычного в таких случаях лепета на тему “ах, оставьте, я не такая девушка”, но она была слишком счастлива, чтобы ставить мне палки в колеса.— Идем ко мне, — сразу предложило это славное создание, — я живу прямо над почтой. Только постарайтесь, чтобы вас никто не заметил, и не ставьте машину прямо перед домом. Я войду, погашу свет, а вы приходите через полчаса. Хорошо?— Хорошо, мое сокровище, — согласился я, как поступил бы любой другой на моем месте.Я проводил ее до фонтана, и она удалилась, очень довольная, хромая, как девяносто четыре утки. Я выкурил сигаретку, любуясь звездами, потом приткнул машину под платанами на площади, вплотную к стене. Задняя дверь дома была открыта, и я проскользнул, как ящерица.Она ждала меня на верхней площадке лестницы. В голубой ночной рубашке. Это так подействовало на мои чувства, что я немедленно втолкнул красавицу в ее терем и закрыл дверь. Как вам нравится мой способ борьбы с жилищным кризисом?Зрелище первый сорт. Американский турист заплатил бы состояние, чтобы его увидеть. Малышка так горяча, что прямо тает. Ее тело излучает любовь. Такой прием не может не произвести впечатления на любого самца, достойного этого имени. Чтобы отблагодарить ее за гостеприимство, показываю ей мой трюк номер четыре — он состоит из “удара взломщика”, “тропического номера” и “индусского приема”. Она в восторге. Я думаю: в школьных учебниках о таком не пишут. К двум часам ночи красотка окончательно выбивается из сил и мы решаем, что на сегодня хватит. На ночь она натягивает фланелевые чулки — может, надеется таким образом излечить хромоту? Ну, ее дело. Мы, усталые, засыпаем и пробуждаемся лишь тогда, когда будильник начинает трезвонить подъем.— Тебе пора, — шепчет она. — В восемь приходит уборщица.— О'кей.Одеваюсь я быстрее, чем она. Чтобы скоротать время, разглядываю фотографии, засунутые за рамку зеркала. Все они изображают мою возлюбленную в различные моменты ее жизни. Вот она на велосипеде; вот, принарядившись, стоит с приятельницами на фоне Эйфелевой башни; вот возлежит на пляже…Однако мое внимание привлекает последний снимок. Там моя малышка застыла между двумя коллегами перед собственным почтовым отделением.Но на них мне плевать. А вот широкий зад машины, торчащий в левом углу, заслуживает самого пристального внимания. Мало того, что это черная “ДС”, — за стеклом я явственно различаю мордочку белой собаки.Может, у меня галлюцинация? Или в очередной раз счастливый случай барабанит в мою дверь?Призываю на помощь мадемуазель:— Скажи мне, цыпленочек, что это за фото?— Разве не видишь, мой серый волк? Твоя маленькая женушка с двумя идиотами-сослуживцами.— Это я и сам сообразил, моя красавица. Но что это за тачка торчит из-за угла?— Не моя, — жеманничает она.— Чья же?— Понятия не имею, мой зайчик. Никогда ее раньше не видела.— Когда сделан снимок?— Недели три тому назад. Это Клеман снимал. Тот, что справа, с усами. У него фотоаппарат с автоспуском.— Послушай, украшение моей тусклой жизни, жар моих холодных ночей, — проникновенно произношу я — Поройся как следует в памяти и скажи: в тот день к тебе на почту не заходили люди, которые меня интересуют? Ну, ты еще сказала, что их фамилия Виней.Она застывает посреди комнаты, голая, с губкой в руке. Грудь вперед; нахмуренный лоб напоминает коробку из гофрированного картона.— А, точно! — вскрикивает она вдруг, будто я ткнул ее иголкой в задницу. — Они пришли вечером, перед самым закрытием. Я как раз вышла, чтобы сфотографироваться, — гляжу, а они выплывают из булочной.— Дорогая, — воркую я, — будь лапушкой, подари мне это фото. Пусть оно будет воспоминанием о волшебной ночи, которую мы с тобой провели.— Это действительно доставит удовольствие моему мальчику? кокетничает она.Чувствую, что красотка начинает действовать мне на нервы. До сих пор она была на высоте. Но как только вообразила себя королевой, согрешившей с другом короля, тут же считает необходимым разыгрывать довольную шлюху.— Доставит, — суше, чем следовало бы, заверяю я ее. — К тому же появится повод вернуть ее в неофициальной обстановке.— Мой милый мальчик начинает грубить? — щебечет она с грацией нормандской коровы в бреду.Я с трудом удерживаюсь, чтобы не сказать ей, что ее милый мальчик заткнет ей глотку, если она и дальше будет принимать его за старого сенатора в отставке. По счастью, я человек воспитанный; к тому же мой организм до сих пор испытывает к ней живейшую благодарность в области пониже живота.— Загляну чуть попозже — узнать, не пришла ли мне телеграмма, мурлычу я ей на ушко, дружески шлепаю по заду и улетучиваюсь.Первым делом захожу в бистро, чтобы выпить сока и чего-нибудь покрепче. Оттуда — прямым ходом в аптеку.— Что угодно? — спрашивает симпатичный старикан-аптекарь в черной шапочке.— Порошок аспирина.— Один?— Да. И будьте добры, одолжите на минутку вашу лупу. Физиономия у него изумленно вытягивается. Но, наверное, вид у меня достаточно решительный, поскольку папаша выходит из своего летаргического состояния и, ни слова не говоря, протягивает требуемый инструмент.Исследую снимок и не без труда устанавливаю номер машины. 446 СФ 69. Итак, “ДС” зарегистрирована в департаменте Роны. Это уже кое-что…Благодарю старика, плачу за аспирин и, выйдя из аптеки, выбрасываю пакетик в первую же урну. Никогда не мог проглотить эту гадость, не заработав головной боли.Возвращаюсь на почту — на сей раз в виде клиента. Мадемуазель на трудовом посту, очень благоразумная за своей конторкой, — ни дать ни взять прилежная школьница за партой.— Ваша телеграмма пришла, — сдержанно произносит она, протягивая мне бланк.Шеф — старикан лаконичный. “В ночь на восьмое никаких важных грузов не провозилось”. Больше ни слова. Мну голубой листок и прошу соединить меня с полицейским управлением Гренобля.Мне сообщают, что ребятки из прокуратуры прыгали вокруг трупа из Серва всю ночь, но так ничего и не раскопали. На всякий случай разослали его фото по всей округе. Представляю, какая тут сейчас суета.— Моя маленькая девочка, — шепчу я своей прелестнице, — увы, я вынужден с тобой попрощаться. Надеюсь, мы скоро увидимся.Услышав эту фатальную фразу, бедняжка аж вспотела.— Осушите ваши слезы, прекрасная служащая почты, телеграфа и телефона, — утешаю я ее. — Я вернусь.Последнее пожатие руки — и вот я уже мчусь в Лион.Шеф автоинспекции, которого я, по счастью, застаю в префектуре, больше всего похож на картинку из учебника, иллюстрирующую вредное влияние алкоголя на печень. Он желт, как канарейка; шевелюра напоминает пучок сухой травы, а томный, задумчивый взгляд сквозь толстые очки говорит либо о хроническом недоедании, либо, наоборот, что он слишком плотно позавтракал.Предлагаю ему интересующий меня вопрос. Он подтягивает люстриновые нарукавнички и погружается в свой регистр, который при первом взгляде я принял за крышу недостроенного дома. Через минуту он извещает меня, что черный “ситроен” модели “ДС”, зарегистрированный под номером 446 СФ 69, принадлежит месье Андре Комперу, проживающему в Лионе на улице Филиппа Гонарда, дом двенадцать. Записываю и откланиваюсь.Месье Андре Компер принимает меня в уютном кабинете. Большое окно создает впечатление, что ты паришь над набережной Сены. Я успел навести справки у соседей. По их словам, Компер — деловой человек, занимается экспортно-импортными операциями, специализируясь в основном на шелке, как и положено добропорядочному лионцу.Он брюнет, на вид — лет сорока. Высок, хорошо сложен. Улыбчив.Впечатление несколько портят сальный взгляд и синие мешки под глазами.— В чем дело, господин комиссар? — интересуется месье, ознакомившись с моим удостоверением.— У вас есть машина, не так ли?— А, — оживляется он, — у вас есть новости о моей “ДС”? Не знаю, как чувствовали бы себя на моем месте вы, но я, находясь на своем, чувствую себя трижды одураченным.— Расскажите мне о ней, — прошу я после минуты молчания.— О ком?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12