А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Час
назад...
- Не продолжай, - перебил я его, - час назад моя финансовая империя
рухнула.
Синероуа опустил глаза.
- И что осталось в моем активе?
- Несколько тысяч наличными, вилла на Канарских островах, которую вы
запретили закладывать, и космическая яхта "Орион".
- А остров?!! - я почувствовал, как бледнеют даже мочки ушей.
- Разумеется, - сказал Синероуа.
Мне показалось, что вакуум окутал меня подушкой Отелло. Я задыхался от
пережитого только что волнения, хотя и осознавал, что все обошлось.
- Вам плохо, господин? - встрепенулся Сивероуа.
- Нет, ничего, уже проходит.
- Может быть, вызвать врача?
- Не надо. Наверное, я просто устал. Я хочу лечь в постель.
Синероуа восхищенно смотрел на меня.
- Мне бы вашу выдержку.
У меня даже не было сил улыбнуться.
- Все приходит с годами, друг мой.
Мы решили не тревожить камердинера, и Сипероуа сам помог мне раздеться и
лечь в постель.
Пора отвыкать от этой привычки, подумал я. Скоро все придется делать
самому: и одеваться, и зарабатывать деньги, и заботиться о хлебе насущном.
- Разбудишь в шесть, - сказал я Синерсуа, прежде чем он ушел, и заснул.
Что мне снилось всю ночь, не помню, но уже под утро я увидел ЕЕ.
Я задохнулся от ослепительной красоты ее глаз, от созерцания ее нежной,
словно лепесток розы, кожи.
- Ты не верил мне, - улыбнулась она. - Но я доказала тебе, что ты, как и
все в этом мире зависишь от высших сил, руководящих вами. Ты лишился своего
богатства, но это лишь дарвое звено в цепи твоих лишений. Последнее - будет
являться твоим добровольным отказом от ЖИЗНИ.
- Ты ошибаешься, я никогда не сделаю этого, как бы мне не было плохо. Это
- первое. А во-вторых, я еще достаточно силен, чтобы постоять за себя.
Она расхохоталась. И смех этот, казалось, сотрясал стены, раскачивал ложе
подо мной, сотрясая воздух громовыми раскатами.
Я очнулся. Кристелонион находился рядом. Он был бледен и напуган.
- Землетрясение, сэр, - прохрипел камердинер. - Похоже, остров уходит под
воду, уже затоплена пристань и нижние постройки.
Боже, она решила лишить меня острова, подумал я, вскакивая на ноги. Я
действительно червь перед нею. Но что же делать?
Кристелонион схватил меня за руку и потянул вон из комнаты.
- Надо скорее добраться до джайгер-кабины, - закричал он, заглушая грохот
трясущихся стен. - Вот-вот могут обрушиться потолки, и тогда нам конец.
Действительно, сверху на нас сыпалась пыль, мелкие камни и песок. Дышать
было нечем, слабый свет ламп с трудом пробивался сквозь пелену взвешенных
частиц.
Возле кабины собрались почти все мои люди: охранники, повара, технический
персонал.
- Все живы? - спросил я.
- Вроде да, - ответил Синероуа, выходя вперед.
- Почему тогда не отправляетесь?
- Мы ждали вас, господин, - ответило сразу несколько голосов. (Кажется
тогда на глазах у меня проступили слезы).
- Немедленно в джайгер-переход.
- Только после вас.
И вдруг я понял, что спорить с ними бесполезно. Они преданы мне все до
единого. Почему? Ведь я со многими почти не общался, ни видел месяцами. Чем
я отплачу им за эту преданность? Тем что буду вынужден выкинуть их на улицу
без средств на существование? Боже, но ведь я тоже оказался в их положении.
Так, может быть, это только сочувствие с их стороны, но никак не
преданность? 371 год прожить и так не научиться разбираться в людях.
Идиот!..
Остров разрушался. И рушились с ним все мои надежды, уходили в морскую
пучину счастливые годы, прожитые в спокойствии и достатке. Смерть не хотела
меня отпускать, я был ей нужен.
И мне оставалось лишь одно - бегство. Для этого я и оставил "Орион".
Всегда необходимо подготавливать путь к отступлению - это закон для
беглецов.
Подальше отсюда! Подальше от этой планеты, где мне волей судьбы уготована
печальная участь! Прочь! И не оглядываясь, я ступил в джайгер-кабину.
Глава вторая
Беглец
Я черпал пригоршнями звезды из океана Мироздания, бросая их в
кильватерную струю "Ориона". Бездна космоса обнимала меня за талию и
шептала: "Еще! Еще!" И я гнал свою яхту, свой звездолет, свой дом все
дальше и дальше в глубины Галактики, где солнечный скопления водили свой
извечный хоровод вокруг Ядра.
Я давно потерял счет дням. Время для меня остановилось в тот миг, когда я
включил планетарные двигатели и "Орион" оторвался от бетонных плит
космопорта.
Провожал меня Синероуа, он и здесь не хотел оставлять меня одного. Но я
не мог принять от него столь щедрый подарок.
И вот я один, закованный в железную скорлупу моего суденышка, несущегося
в никуда.
Я читал книги, играл с корабельным копьютером в шахматы, предавался
воспоминаниям. Но почему-то память моя выбрасывала на поверхность
настоящего лишь остров, медленно погружающийся в пучину ненасытного океана.
Я терзался от бессилия и сознания бесконечной утраты. Все что было дорого
мне, ушло в безвозвратность, будто и не было счастливых дней прозябания в
царстве моего всеобъемлющего Я.
И вскоре я устал. Мне захотелось забыть обо всем, отбросить прочь
назойливые дсмогания памяти. К чему они, когда все кончено, жизнь мою
перечеркнули и писать ее необходимо было заново. И когда я возжелал
перемен, они не заставили себя долго ждать.
"Орион" проходил какое-то звездное скопление. Сфера влияния земной
цивилизации давно осталась позади. Я вторгся в чужие владения, но это не
было столь важно. Космос - обитель для всех и каждого, и только в случае
войны его начинали делить и перекраивать. Впрочем, конечно же не его, а
невидимые, созданные бредовым разумом воинственных дегенератов, границы.
Однако, насколько мне было известно, войн сейчас не было, и поэтому я не
особенно испугался, когда компьютер сообщил, что в нескольких
астрономических секундах от яхты объявился чужой зведолет.
- Корабль движется в нашу сторону, - сказал компьютер, которого я
почему-то прозвал Диогеном. Может быть, потому, что он, как и древний
философ, имел свой мир ограниченный в пространстве и ничуть не жалел об
этом.
- Интересно, что им от нас нужно? - спросил я.
- Есть тысяча ответов, - тут же отозвался Диоген, - но не имея исходных
данных, все они выглядят весьма прагматично. Отсюда вытекает аксиомическая
разрешимость: точного ответа на поставленный вопрос дать невозможно.
Я улыбнулся. Сотни лет я мечтал о таком собеседнике и неожиданно для
самого себя обрел его. Никаких умозаключений, основанных на пустом месте,
никаких иллюзий и ненужных, утративших давным-давно свой смысл, чувств.
Сплошная логика и трезвый расчет. Разве не для этого предназначен разум?
Пока я раздумывал об этом, чужой корабль приблизился почти вплотную. Я
сидел в противоперегрузочном кресле и следил за его маневрами, глядя на
огромный, занимающий половину ходовой рубки, обзорный экран.
- Ты установил с ними связь? - спросил я.
- Устанавливаю, - неохотно отозвался Диоген, видимо ведовольный, что его
оторвали от дела.
- Ну, не бурчи, - снова улыбнулся я, - не так уж сильно я загружал тебя в
последнее время. Уверен, ты даже рад, что тебе подвернулась какая-то
работенка. Впрочем, я могу...
- Внимание! - вдруг раздалось из динамиков, оборвав мой монолог. - Эй
там, на яхте, тебе лучше лечь в дрейф и поднять лапки кверху,- противный
скрежещущий голос переросший в захлебывающееся кваканье, словно резанул мои
чуткие нервы острым ятаганом средневекового безбожника.
Я включил микрофон, поднес его к губам.
- Я ценю ваш юмор, господа. Итак, чем-могу быть вам полезен?
Снова уши мои затрепетали от жабьего смеха.
- Это не шутка, дружок. Просто тебе не повезло и ты напоролся на вольных
ребят, которые зарабатывают себе на жизнь тем, что потрошат таких
бездельников, как ты.
- Фи!
Я отключил связь и выжал тяговую педаль до упора. "Орион" вздогнул всем
телом, удивленно взбрыкнул двигателями и начал быстро набирать скорость.
Корабль космических флибустьеров рванулся вдогонку.
Когда-то в детстве я сочинил коротенький стишок. Я очень этим гордился.
Еще бы, тогда мне было лет пять. И однажды я увидел, как наш домашний кот
по кличке Цезарь поймал мышь. Внезапно в тот момент у меня в голове
возникли строчки:
"Несправедливо, что у мышки
короче ножки, чем у кошки."
Вот и сейчас все получилось именно так. Никакая яхта не могла сравниться
в скорости с боевым линкором. Через десять минут бешенной гонки я вдруг
почувствовал, что "Орион" стал терять скорость.
- В чем дело? - спросил я у Диогена.
- Вокруг корабля возникло сильное магнитное поле с векторным
направлением...
Я его не слушал. Я лихорадочно искал выход, понимая в тоже время, что его
просто не существует. Нападавшие включили магнитные ловушки, а вырваться из
них моей яхте не хватало мощности. Похоже, смерть достала меня и здесь.
Я дал команду Диогену остановить двигатели и начал облачаться в
хрононепробиваемый кокон-жилет.
- Что вы намерены предпринять? - просил Диоген.
- Ты что не видишь! - заорал я на него. - Собираюсь сражаться.
- Это бессмысленно. Тысяча против одного, что вы проиграете.
- Заткнись!
Я разозлиллся не на шутку, и без него было тоскливо на душе. Конечно, я
был к нему несправедлив, понимая, что и в самом деле мне не справиться в
одивочку с кучей гангстеров, занимающихся разбоем в космосе. И все же
сдаваться без боя я не собирался.
Перезарядив хрономет, я направился к шлюзовой камере. Там отключил
светильники, оставив лишь несколько возле самых створок, чтобы можно было
разглядеть непрошенных гостей, из каюты приволок секретер, перегородив им
коридор, и стал ждать.
Через несколько минут "Орион" вздрогнул - произошла стыковка. Я застыл на
месте, мускулы мои напряглись, глаза превратились в прицельные планки. Я
снял хрономет с предохранителя, переключив его на поражение. Створки
шлюзовой камеры стали медленно раздвигаться и через образовавшуюся щель я
увидел с десятка два вооруженных до зубов флибустьеров. Не целясь, я
выстрелил. Двое из нападавших тут же исчели, превратившись в отдельные
атомы, размазанные по закоулкам времени. Впрочем, я мог и не делать этого,
а просто, переключив хрономет на переброс, выкинуть их в прошлое или
будущее, неважно. Однако, в любом случае, это означала верную смерть, ибо
через минуту или десять (максимум, что мог выдержать человеческий организм
в режиме хронопереноса не рассыпавшись на атомы) в этой точке пространства
моего корабля уже не было бы или же он еще бы не появился. А погибнуть в
космическом вакууме - вещь тоже довольно неприятная.
В общем, как бы там ни было, я отправил двух бандитов к праотцам. Увидев
это, остальные члены шайки взревели от ярости и открыли беспорядочную
пальбу.
Слава космосу, на мне был кокон-жилет. Хроноимпульсы отскакивали от него,
словно горох от стенки, я же продолжал методично размазывать своих врагов
по пластам времени. И, вполне вероятно, из этого сражения мог выйти
победителем, не окажись у одного из пиратов игольчатого лучемета,
используемого в горнорудных разработках.
Я увидел лишь вспышку и тут же мое плечо пронзила страшная боль. В глазах
потемнело, тысячи янтарных искр закружились в бешенном хороводе,
намереваясь разорвать мой мозг на куски. И падая, я почувствовал, что теряю
сознание.
Было темно. Темно и холодно. И еще вокруг зависала нестерпимая вонь. Я
открыл глаза. Тьма не исчезла, всполошенная взмахом ресниц. Наоборот, стало
еще темнее.
Попытка приподняться окончилась резкой болью в плече и новым сеансом
небытия.
- Где я? - прошептали мои губы, отчаянно цепляясь за шорох слов.
- Там, где и все мы, - донесся в ответ хриплый женский голос.
- Где?
- В трюме "Летучего голландца."
- Но зачем? - вырвался стон из моего сердца.
- Чтобы потерять потерянное, - ответил тот же грустный голос.
- Но черт возьми, что все это значит? - зарычал я.
- Только то, что нам всем конец.
Рядом слышались всхлипывания и стоны, и громкое чавкание.
- Это ты, Смерть?
Женщина рассмеялась.
- Нет, я еще жива, но скоро все мы окажемся в гостях у этой костлявой
старухи.
- Она не старуха, - прошептал я. - Она безумно красива.
- Кто?
- Смерть.
- Э, парень, ты похоже лишился рассудка. Хотя это немудрено. Попасть в
рабство в-конце третьего тысячелетия. Безумие!
И я внезапно все вспомнил. И бегство, и бой у шлюзовой камеры, и как я
потерял сознание. А потом...
- Куда мы летим? - спросил я.
- Говорят, пираты возвращаются на свою базу, у них на исходе запасы
топлива, - послышался чей-то старческий голос.
- Было бы хорошо, - отозвалась женщина, - иначе все мы сдохаем в этом
гадюшнике.
И в этот миг вспыхнул свет, превращая сотни глаз в слезящиеся, слепые
придатки. Но мои, жаждущие зрительных образов, зрачки быстро
аккомодировались, и я увидел вокруг себя десятки изможденных, измученных
тел, облаченных в жалкие лохмотья. Затем раздался противный, до челюстных
спазм, скрежет, и огромная заслонка, прикрывающая вход в трюм, отошла в
сторону.
На пороге возникло двое громил с хронометами наперевес. Они растолкали
ближайшие тела, освобождая проход для низенького бородатого существа,
облепленного буграми мышц.
- Ну что, бездельники, - заговорил он противным скрежещущим голосом,-
ваше бесплатное путешествие подошло к концу. Теперь вам, хоть это может
показаться и несправедливо, придется отрабатывать свой билет. Увы, за все
надо платить, - и он захохотал, разрывая перепонки какафонией квакающих
звуков.
Это был он. Я узнал его голос, преследовавший меня в забытьи, не дававший
ни покоя, ни радости беспамятства.
- А теперь можете выбираться отсюда. Невольничий рынок Вилгурии ждет - не
дождется вас.
И продолжая хохотать, он удалился. Нас же один за другим стали выводить
из трюма. Я оказался между стариком и женщиной, с которыми несколько минут
назад вел разговор. Старец еле волочил ноги, и мне приходилось все время
поддерживать его, хотя я и сам в любую минуту мог потерять сознание.
Женщина, растрепанная, но с гордо поднятой головой, шла рядом.
- Как тебя зовут, сынок? - спросил старик.
- Сайрис, - ответил я, подумав при этом, что, скорее, он больше годится
мне в сыновья, чем я ему.
- Меня - Хорх, - сказал старик.
- А ее? - я кивнул через плечо.
- Ее? Кажется, Филия. Впрочем, спроси у нее об этом сам.
Но мы в этот миг подошли к выходу. Я замолчал, и, подгоняемый
охранниками, выскользнул из трюма. Сразу же за дверью оказался небольшой
коридор, заканчивающийся еще одним проходом, через который в корабль
проникал дневной свет.
Нас повели туда, навстречу новой, мучительной в своей безысходности,
судьбе.
Спускаясь по трапу, я окинул взглядом окрестности: умощенная плитами
посадочная илощадка, нескончаемый ряд холмов, поросших незнакомой
растительностью, и голубое солнце. А вдалеке за холмами виднелся город,
мрачный, застывший, как грозовая туча, не предвещающая ничего хорошего.
Казалось от его циклопических сооружений исходят волны страха и ненависти.
Вилгурия! - вдруг обожгло мой мозг. Планета зла порожденного злом. Ее
обитатели - шестирукие скорпионоподобные твари никогда не ведали, что такое
доброта, благородство, справедливость, милосердие и все остальное, на чем
зиждется любое социальное общество.
Я задохнулся от отчаянной тоски. О, Смерть, ты сделала все, чтобы
превратить меня в ничтожество, в жалкого раба своей собственной беспечной
самоуверенности. Сейчас я намного ближе к тебе, чем был в том странном доме
на Вертсайдстрит. И все же я по-прежнему далек, ибо не желаю умирать,
несмотря на все лишения и муки.
Пленников выстроили по парам и, подгоняя прикладами, погнали в сторону
города.
Путь был далек. Я шатался от усталости, едва держась на ногах. Кроме
того, сильно болело плечо. Но многим было еще хуже, чем мне, особенно
старикам и детям. Хорх, шедший рядом со мной, часто спотыкался, и я чудом
удерживал его на ногах, не давая упасть, ибо тех, кто садал и не в силах
был подняться, распыляли на атомы прямо на дороге.
Мы вышли с космодрома на широкое, покрытое бетонными плитами, шоссе. По
нему двигались невиданных конструкций экипажи, управляли которыми ке менее
невиданные существа. Но чаще всего за рулем можно было увидеть страшноликих
вилтурийдев, равнодушно скользящих взглядами по колонне человеческих
страдальцев. Какое им дело до всех нас, с кем судьба сыграла мрачную шутку?
Никакого. И где-то в глубине души я понимал их, хотя мозг отчаянно
сопротивлялся этому. Не может разумное существо повелевать разумным,
втаптывать по уши в грязь, глумиться над его физической и моральной сутью.
Не имеет права! Но вся беда в том, что так рассуждают не все.
1 2 3 4 5 6 7