Но скорее всего не только страшилища, а наряду с ними и добрые существа.
Ибо, – добавил я про себя, – если это действительно тот мир, который гипотетически обрисовал мой друг, тогда он вместил в себя все легенды и мифы и все волшебные сказки – при условии, что человек вообразил их так полно и интенсивно, что они стали частью его самого.
Я отворил дверцу и выбрался наружу.
Небо было синее, пожалуй, чуть более синее, чем надо. Трава была капельку зеленее, чем нормальная трава, однако в ее сверхзелености проступал еще и оттенок счастья – тот, что, наверное, ощущает восьмилетний ребенок, выбежав босиком на свежую, мягкую весеннюю мураву.
Осмотревшись, я пришел к заключению, что пейзаж воистину сказочен до мельчайших подробностей. Они-то, подробности, подчеркивали неуловимым образом – не выразишь словами, – что это не земной, не трехмерный пейзаж: он был слишком хорош для какой бы то ни было страны на Земле. Пейзаж выглядел как иллюстрация, раскрашенная от руки.
Кэти, обойдя машину, встала со мной рядом.
– Здесь так покойно, – сказала она. – Так покойно, что не верится…
Откуда-то снизу к нам пришлепал пес – именно пришлепал, а не прибежал. Вид у него был анекдотический.
Свои длинные уши он норовил держать торчком, но верхние их половинки все равно перегибались и свисали вниз. И весь он был большой и нескладный, а хвост, похожий на палку, торчал вертикально вверх, как радиоантенна. Шерсть у него была гладкая, лапы огромные, и в то же время он был невероятно тощ. Голову, несуразно костлявую, он держал высоко, с достоинством, и скалился, демонстрируя превосходные зубы, но самое смешное заключалось в том, что зубы были не собачьи, а человеческие.
Он подошел к нам вплотную, замер, а затем, вытянувшись, положил морду на передние лапы. При этом зад оставался приподнятым, а хвост крутился пропеллером, описывая точные круги. Пес был чертовски рад встрече с нами.
Но тут снизу донесся резкий, нетерпеливый свист. Пес вскочил и повернулся в сторону, откуда свистели. Свист повторился – тогда карикатурный пес глянул на нас еще раз через плечо, словно извиняясь, и припустил под гору. Манера бежать у него оказалась столь же несуразная, как и все остальное: задние лапы на бегу перегоняли передние, а хвост, задранный под углом сорок пять градусов, вращался бешеными кругами от неистовой радости бытия.
– Откуда я знаю этого пса? – произнес я. – Я его определенно где-то видел…
– Ну как же! – ответила Кэти, поражаясь моей несообразительности. – Это же Плуто, пес Мики Мауса!
Я подосадовал на себя. Форменная глупость не узнать пса, которого следовало бы отличить без промедления! Но когда настраиваешься на встречу с гоблинами и феями, никак не лезет в голову, что нарвешься на персонаж из мультфильмов.
А между тем все они, естественно, тоже здесь – вся честная компания. Доктор Як, и скверные мальчишки-кошкодавы, и Гарольд Тинэйджер, и бестолковый Дэгвуд, не говоря уж о причудливых героях, выпущенных в мир Диснеем.
Плуто явился к нам, желая познакомиться, но Мики Маус свистом отозвал его, – и мы оба, Кэти и я, не усмотрели в этом ничего необычного. Если бы мы оставались вне этого мира, за его пределами, и смотрели на вещи с обыденной логической точки зрения, то не сумели бы принять подобное происшествие нипочем. Да что там, мы ни при каких обстоятельствах не согласились бы с тем, что этот мир вообще существует и что сюда можно попасть. Но раз уж мы здесь и не можем отойти в сторону, остается лишь отбросить сомнения и возвести шутовство в ранг истины.
– Хортон, – спросила Кэти, – что нам теперь делать? Как по-вашему, сможет машина пройти по такой дороге?
– Можно ехать медленно. На первой скорости. А может, дальше дорога станет лучше…
Она вновь обошла машину кругом и уселась за руль. Потянулась к зажиганию, повернула ключ – никакого эффекта. Выключила зажигание, попробовала опять и не раздалось ни звука, не было даже слабого бряканья, какое слышится при заупрямившемся стартере.
Я подобрался к машине спереди, отстегнул замки капота и открыл его. Сам не понимаю, чего ради я это сделал. Я же не механик и не сумел бы совладать с неисправностью, даже если бы нашел ее. Перегнувшись через радиатор, я осмотрел мотор – вроде бы все нормально. Добрая половина мотора могла бы отсутствовать начисто – я бы ничегошеньки не заметил.
Вскрик и глухой удар оторвали меня от моего занятия. Подскочив, я грохнулся головой о крышку капота.
– Хортон! – позвала Кэти.
Я стремглав бросился на крик – она сидела на земле с лицом, перекошенным от боли.
– Нога… – выдохнула она. Тут я заметил, что ее левую ногу заклинило в колее. – Вылезала из машины и ступила наземь не глядя…
Опустившись подле нее на колени, я высвободил ногу из капкана как мог осторожнее. Туфля осталась в колее. Щиколотка у Кэти покраснела, и уже образовался кровоподтек.
– Ну что за дурость! – упрекнула она себя.
– Больно?
– Еще бы нет! Кажется, я ее вывихнула. Или растянула.
Щиколотка выглядела так, что в это нетрудно было поверить. И что к чертям прикажете делать с растяжением связок в таком заповеднике? Врачей здесь, разумеется, нет. Вроде бы я когда-то слышал, что рекомендуется закрепить растянутые связки эластичным бинтом, но бинта здесь, конечно, тоже не сыщешь.
– Надо снять чулок, – сказал я. – Если распухнет…
Кэти без возражений подняла юбку и, отстегнув подвязку, приспустила чулок. Я бережно стащил его и, как только эта деликатная операция завершилась, стало ясно, что щиколотка повреждена, и сильно. Она воспалилась и слегка отекла.
– Кэти, – сказал я, – просто не представляю себе, что полагается делать в таких случаях. Может, вы знаете…
– По всей вероятности, все не так плохо, хоть и болит. Завтра-послезавтра пройдет. Машина послужит нам убежищем. Даже если она не заведется, в ней можно жить.
– А вдруг найдется кто-нибудь, кто может помочь? Без помощи мне не справиться. Если бы у нас был бинт! Я мог бы порвать на бинты рубашку, но нужна эластичность…
– Кто-нибудь, кто может помочь? Здесь-то?
– Попытка не пытка. Вы же видели, тут живут не только призраки с гоблинами. Наверное, гоблинов даже не слишком много. Они устарели, вышли из моды. Теперь тут другие…
– Возможно, вы и правы, – кивнула она. – Идея, что можно жить в машине, не такая уж и богатая. Нам нужно есть и пить. Но, быть может, мы рано перепугались. Быть может, я не лишилась способности ходить.
– Кто это перепугался? – подал я голос.
– Меня не проведете, – резко сказала она. – Мы попали в переделку, и вам это прекрасно известно. Мы ничего не знаем об этом мире. Мы тут иностранцы. У нас, если угодно, нет права здесь находиться.
– Мы же сюда не напрашивались…
– Какая разница, Хортон?
Да, наверное, никакой. Очевидно, кому-то понадобилось, чтобы мы очутились здесь. Кто-то перенес нас сюда.
От такой мысли мне стало не по себе. Я не за себя испугался, – по крайней мере, мне казалось, что не за себя. Черт побери, я-то вынесу любую гадость. После гремучих змей, морского змея и оборотней меня уже ничем не проймешь. Но вот Кэти, – как хотите, а затаскивать ее сюда было нечестно.
– Послушайте, – обратился я к ней, – что если я посажу вас в машину, вы запретесь изнутри, а я тем временем совершу небольшую разведку?
– Что ж, – согласилась она. – Если вы мне поможете…
Я не стал ей помогать. Я попросту поднял ее и усадил в машину. И, опустив на сиденье, дотянулся до противоположной дверцы, чтобы запереть замок.
– Поднимите стекло и закройтесь, – повторил я. – И кричите громче, если что-нибудь. Я буду недалеко, я услышу…
Она почти подняла стекло, потом приспустила его снова и, подняв с пола бейсбольную биту, просунула ее мне через окно.
– Возьмите, пригодится.
И я зашагал по тропинке вниз с битой в руке. Чувство было довольно-таки дурацкое, но бита приятно тяжелила ладонь и действительно могла пригодиться.
На повороте, там, где тропинка огибала огромный дуб, я остановился и оглянулся. Кэти смотрела мне вслед сквозь ветровое стекло. Я помахал ей и двинулся дальше.
Склон был крутой. Верхушки деревьев смыкались ниже меня сплошной непролазной чащобой. Не было ни ветерка, лес стоял недвижимый, только зелень листвы посверкивала, отражая предвечернее солнце.
Еще чуть ниже – и тропинка заложила новую петлю, огибая еще один дуб, а за поворотом меня поджидал указатель. Он был сильно побит временем и непогодой, однако надпись читалась отчетливо: «НА ПОСТОЯЛЫЙ ДВОР» – и рядом стрелка.
Вернувшись к машине, я втолковывал Кэти:
– Не знаю, что это за двор, но не исключено, что там будет все-таки лучше, чем в машине. Может, там сыщется кто-нибудь, кто подлечит вам ногу. И во всяком случае мы добудем там холодной воды, а то и горячей. Какая вода помогает при растяжениях, холодная или горячая?
– Понятия не имею, – отвечала Кэти, – и постоялый двор меня что-то не привлекает, но не можем же мы сидеть здесь сложа руки. Надо хоть разобраться, что происходит, и представить себе, что нас ждет…
Постоялый двор улыбался мне не больше, чем ей. Мне вообще не улыбалось ничто в этом мире – но в принципе она была права. Невозможно было просто скорчиться там, куда нас забросило, и беспомощно ждать у моря погоды. Я вытащил Кэти из машины и посадил на капот, закрыл дверцы на ключ, а ключ положил в карман. А потом взял Кэти на руки и пошел под гору.
– Вы забыли биту, – напомнила она.
– А куда бы я ее дел?
– Я бы ее подержала.
– Очень похоже, что она нам не понадобится, – заверил я и продолжал идти, более всего опасаясь споткнуться и тщательно примеряясь к дороге на каждом шагу.
Сразу за указателем тропинка опять вильнула, обходя огромную кучу камней, и как только камни остались позади, на дальнем гребне открылся замок. Я так и застыл, едва увидев его, – уж очень неожиданным оказалось это зрелище, завораживающим до неподвижности.
Возьмите все прекрасные, феерические, романтические, многоцветные изображения замков, какие вы когда-либо видели, и совместите их так, чтобы ни одна привлекательная деталь не пропала. Забудьте все, что читали о реальных замках как о грязных, антисанитарных логовищах, наполненных зловонием и сквозняками, и вспомните взамен замки сказочные, Камелот короля Артура, замки Уолта Диснея. Если преуспеете в этом, то, быть может, получите слабенькое представление о том, что предстало нашему взору. Воплощение мечты, нечто из эпохи романтизма и рыцарства, дожившее до наших дней. Замок высился на гребне в своей блистающей белизне, а на шпилях и башенках развевались флажки и вымпелы всех цветов радуги. Здание было столь совершенным, что каждый понял бы инстинктивно и мгновенно: другого такого же не встретить никогда.
– Хортон, – попросила Кэти, – опустите меня на землю. Хочу посидеть чуть-чуть, просто полюбоваться. И вы знали, что здесь такое чудо, и ни словечка не сказали!
– Чего не знал, того не знал. Я повернул назад сразу же, как наткнулся на указатель со стрелкой.
– Тогда, может, попробуем попроситься в замок? Ну его, этот постоялый двор…
– Что ж, попробовать можно. Туда должна быть дорога.
Я опустил ее на траву и сам уселся с нею рядом.
– По-моему, нога болит меньше, – сказала она. – Наверное, я сумела бы справиться, даже если пришлось бы пройтись пешком. – Я недоверчиво покачал головой. Нога у Кэти покраснела и опухла так, что лоснилась. – Знаете, когда я была маленькой, я воображала себе замки именно такими, романтически великолепными. Потом я прослушала курс истории средних веков и узнала правду. Но вот перед нами замок во всем величии, и флаги развеваются на ветру…
– Это именно такой замок, какой вы создали в воображении. Вы и миллионы других маленьких девочек в своих маленьких романтических, головенках…
И ведь речь не только о замках, – напомнил я себе. Здесь, в этом мире, материализовались все фантазии, какие человечество породило на протяжении веков и веков. Где-нибудь здесь Гекльберри Финн плывет на плоту по реке, которой нет конца. Где-нибудь в этом мире Красная Шапочка бежит вприпрыжку по лесной дорожке. А где-нибудь бродит и злополучный мистер Мэгу, почти на ощупь пробираясь от нелепости к нелепости.
И какова же цель всего этого – и обязательна ли цель? Эволюция сплошь и рядом тоже бредет вслепую, и на первый взгляд чудится, что у нее и нет особого плана. И людям, скорее всего, не стоит даже пытаться докопаться до цели этого мира, потому что люди – слишком уж люди в основе своей, чтобы воспринять, не говоря уж о том, чтобы постигнуть, стиль существования, отличный от их собственного. В точности так же, как динозавры были бы неспособны воспринять мысль (если у них вообще были мысли) о человеческом разуме, который придет им на смену.
Но ведь этот мир, – напомнил я себе, – тоже часть нашего разума… Все предметы и явления, все существа, все идеи этого мира – или этого измерения, или этого параллельного пространства, – по сути, производные человеческого разума. По-видимому, весь этот мир – продолжение разума: мысль, порожденная разумом, использована здесь как сырье, из которого строится новый мир, на котором зиждутся новые эволюционные процессы.
– Я могла бы просидеть тут весь день, – сказала Кэти, – просто сидеть и смотреть на замок, но, наверно, если мы хотим попасть туда, нам надо двигаться. Идти сама я, кажется, все-таки не смогу. Вам будет очень неприятно?..
– Однажды в Корее, в дни отступления, мой оператор был ранен в бедро, и мне пришлось тащить его на себе. Мы с ним и так слишком отстали от остальных, ну и… – Она рассмеялась радостно. – Он был много больше вас и куда менее привлекателен, да еще весь в грязи и сквернословил. И даже не поблагодарил меня…
– Я отблагодарю, обещаю твердо. Это так чудесно…
– Чудесно? С увечной ногой в этом милейшем из миров?..
– Но замок! – воскликнула она. – Вот уж не думала, что увижу своими глазами замок, каким он рисовался в воображении…
– Есть одна загвоздка, – сказал я. – Выскажусь определенно, чтобы больше не повторяться. Я очень сожалею, Кэти…
– О чем? О моей увечной ноге?
– Нет, не об этом. Очень сожалею, что вы вообще попали сюда. Мне не следовало впутывать вас в эту историю. Ни за что не следовало посылать вас за конвертом. И тем более звонить вам из того поселочка – из Вудмена.
Она наморщила лоб.
– Но что еще вам оставалось делать? К моменту вашего звонка я уже прочла рукопись, а значит, впуталась сама. Поэтому вы и позвонили.
– Может, они бы вас не тронули. Но как только мы оказались вместе в машине и взяли курс на Вашингтон…
– Хортон, берите меня на руки и пошли. Если мы явимся в замок слишком поздно, нас могут не впустить.
– Ладно, – сказал я. – В замок так в замок.
Я встал и наклонился, чтобы поднять ее, но в эту секунду кусты возле тропинки затрещали и оттуда вывалился медведь. Он шел на задних лапах, и на нем были красные шорты в белый горошек, которые держались на одной подтяжке, переброшенной наискось через плечо. На другом плече медведь нес дубинку и скалился самым приветливым образом. Кэти, отпрянув, приникла ко мне, но сдержалась и не вскрикнула, хоть имела на то полное право: несмотря на оскал, в медведе этом было что-то не заслуживающее доверия.
Вслед за медведем из кустов выступил волк. Этот был без дубинки и тоже старался выжать из себя улыбку, но у него она получалась совсем неприветливой, а, пожалуй, и зловещей. Следом за волком показалась еще и лисица, вернее, лис, и они втроем стали в ряд, ухмыляясь нам как давним друзьям.
– Мистер Медведь, – произнес я, – мистер Волк, Братец Лис! Как вы живы-здоровы?
Я старался, чтобы голос звучал ровно и буднично, но сомневаюсь, что мои старания увенчались успехом: эти трое мне ни капельки не понравились. Какая жалость, что я не прихватил с собой бейсбольную биту!
Мистер Медведь отвесил легкий поклон.
– Мы польщены, что вы сразу нас узнали. Очень удачно, что мы встретились. Предполагаю, что вы двое незнакомы со здешней округой?
– Мы только что прибыли, – ответила Кэти.
– Ну что ж, – продолжил мистер Медведь, – тем лучше, что мы встретились по-доброму. Поскольку мы ищем партнера для весьма достойного предприятия.
– Тут есть один курятник, – вставил Братец Лис, – куда не худо бы заглянуть.
– Прошу меня извинить, – сказал я. – Может быть, в другой раз. Мисс Адамс растянула себе ногу, и ее надо доставить куда-нибудь, где ей окажут медицинскую помощь.
– Какая неприятность, – вымолвил мистер Медведь, силясь изобразить сочувствие. – Сдается мне, что растяжение – испытание весьма болезненное для всякого, кому оно выпадало. Тем более для миледи, которая столь прекрасна.
– Но как же курятник! – воскликнул Братец Лис. – Близится вечер…
– Братец Лис, – хрипло зарычал мистер Медведь, – у тебя нет сердца. Один желудок, к тому же вечно пустой. Понимаете, – сообщил он мне, – курятник примыкает к замку и охраняется сворой собак и иными хищниками, так что нам троим не проникнуть туда ни за что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Ибо, – добавил я про себя, – если это действительно тот мир, который гипотетически обрисовал мой друг, тогда он вместил в себя все легенды и мифы и все волшебные сказки – при условии, что человек вообразил их так полно и интенсивно, что они стали частью его самого.
Я отворил дверцу и выбрался наружу.
Небо было синее, пожалуй, чуть более синее, чем надо. Трава была капельку зеленее, чем нормальная трава, однако в ее сверхзелености проступал еще и оттенок счастья – тот, что, наверное, ощущает восьмилетний ребенок, выбежав босиком на свежую, мягкую весеннюю мураву.
Осмотревшись, я пришел к заключению, что пейзаж воистину сказочен до мельчайших подробностей. Они-то, подробности, подчеркивали неуловимым образом – не выразишь словами, – что это не земной, не трехмерный пейзаж: он был слишком хорош для какой бы то ни было страны на Земле. Пейзаж выглядел как иллюстрация, раскрашенная от руки.
Кэти, обойдя машину, встала со мной рядом.
– Здесь так покойно, – сказала она. – Так покойно, что не верится…
Откуда-то снизу к нам пришлепал пес – именно пришлепал, а не прибежал. Вид у него был анекдотический.
Свои длинные уши он норовил держать торчком, но верхние их половинки все равно перегибались и свисали вниз. И весь он был большой и нескладный, а хвост, похожий на палку, торчал вертикально вверх, как радиоантенна. Шерсть у него была гладкая, лапы огромные, и в то же время он был невероятно тощ. Голову, несуразно костлявую, он держал высоко, с достоинством, и скалился, демонстрируя превосходные зубы, но самое смешное заключалось в том, что зубы были не собачьи, а человеческие.
Он подошел к нам вплотную, замер, а затем, вытянувшись, положил морду на передние лапы. При этом зад оставался приподнятым, а хвост крутился пропеллером, описывая точные круги. Пес был чертовски рад встрече с нами.
Но тут снизу донесся резкий, нетерпеливый свист. Пес вскочил и повернулся в сторону, откуда свистели. Свист повторился – тогда карикатурный пес глянул на нас еще раз через плечо, словно извиняясь, и припустил под гору. Манера бежать у него оказалась столь же несуразная, как и все остальное: задние лапы на бегу перегоняли передние, а хвост, задранный под углом сорок пять градусов, вращался бешеными кругами от неистовой радости бытия.
– Откуда я знаю этого пса? – произнес я. – Я его определенно где-то видел…
– Ну как же! – ответила Кэти, поражаясь моей несообразительности. – Это же Плуто, пес Мики Мауса!
Я подосадовал на себя. Форменная глупость не узнать пса, которого следовало бы отличить без промедления! Но когда настраиваешься на встречу с гоблинами и феями, никак не лезет в голову, что нарвешься на персонаж из мультфильмов.
А между тем все они, естественно, тоже здесь – вся честная компания. Доктор Як, и скверные мальчишки-кошкодавы, и Гарольд Тинэйджер, и бестолковый Дэгвуд, не говоря уж о причудливых героях, выпущенных в мир Диснеем.
Плуто явился к нам, желая познакомиться, но Мики Маус свистом отозвал его, – и мы оба, Кэти и я, не усмотрели в этом ничего необычного. Если бы мы оставались вне этого мира, за его пределами, и смотрели на вещи с обыденной логической точки зрения, то не сумели бы принять подобное происшествие нипочем. Да что там, мы ни при каких обстоятельствах не согласились бы с тем, что этот мир вообще существует и что сюда можно попасть. Но раз уж мы здесь и не можем отойти в сторону, остается лишь отбросить сомнения и возвести шутовство в ранг истины.
– Хортон, – спросила Кэти, – что нам теперь делать? Как по-вашему, сможет машина пройти по такой дороге?
– Можно ехать медленно. На первой скорости. А может, дальше дорога станет лучше…
Она вновь обошла машину кругом и уселась за руль. Потянулась к зажиганию, повернула ключ – никакого эффекта. Выключила зажигание, попробовала опять и не раздалось ни звука, не было даже слабого бряканья, какое слышится при заупрямившемся стартере.
Я подобрался к машине спереди, отстегнул замки капота и открыл его. Сам не понимаю, чего ради я это сделал. Я же не механик и не сумел бы совладать с неисправностью, даже если бы нашел ее. Перегнувшись через радиатор, я осмотрел мотор – вроде бы все нормально. Добрая половина мотора могла бы отсутствовать начисто – я бы ничегошеньки не заметил.
Вскрик и глухой удар оторвали меня от моего занятия. Подскочив, я грохнулся головой о крышку капота.
– Хортон! – позвала Кэти.
Я стремглав бросился на крик – она сидела на земле с лицом, перекошенным от боли.
– Нога… – выдохнула она. Тут я заметил, что ее левую ногу заклинило в колее. – Вылезала из машины и ступила наземь не глядя…
Опустившись подле нее на колени, я высвободил ногу из капкана как мог осторожнее. Туфля осталась в колее. Щиколотка у Кэти покраснела, и уже образовался кровоподтек.
– Ну что за дурость! – упрекнула она себя.
– Больно?
– Еще бы нет! Кажется, я ее вывихнула. Или растянула.
Щиколотка выглядела так, что в это нетрудно было поверить. И что к чертям прикажете делать с растяжением связок в таком заповеднике? Врачей здесь, разумеется, нет. Вроде бы я когда-то слышал, что рекомендуется закрепить растянутые связки эластичным бинтом, но бинта здесь, конечно, тоже не сыщешь.
– Надо снять чулок, – сказал я. – Если распухнет…
Кэти без возражений подняла юбку и, отстегнув подвязку, приспустила чулок. Я бережно стащил его и, как только эта деликатная операция завершилась, стало ясно, что щиколотка повреждена, и сильно. Она воспалилась и слегка отекла.
– Кэти, – сказал я, – просто не представляю себе, что полагается делать в таких случаях. Может, вы знаете…
– По всей вероятности, все не так плохо, хоть и болит. Завтра-послезавтра пройдет. Машина послужит нам убежищем. Даже если она не заведется, в ней можно жить.
– А вдруг найдется кто-нибудь, кто может помочь? Без помощи мне не справиться. Если бы у нас был бинт! Я мог бы порвать на бинты рубашку, но нужна эластичность…
– Кто-нибудь, кто может помочь? Здесь-то?
– Попытка не пытка. Вы же видели, тут живут не только призраки с гоблинами. Наверное, гоблинов даже не слишком много. Они устарели, вышли из моды. Теперь тут другие…
– Возможно, вы и правы, – кивнула она. – Идея, что можно жить в машине, не такая уж и богатая. Нам нужно есть и пить. Но, быть может, мы рано перепугались. Быть может, я не лишилась способности ходить.
– Кто это перепугался? – подал я голос.
– Меня не проведете, – резко сказала она. – Мы попали в переделку, и вам это прекрасно известно. Мы ничего не знаем об этом мире. Мы тут иностранцы. У нас, если угодно, нет права здесь находиться.
– Мы же сюда не напрашивались…
– Какая разница, Хортон?
Да, наверное, никакой. Очевидно, кому-то понадобилось, чтобы мы очутились здесь. Кто-то перенес нас сюда.
От такой мысли мне стало не по себе. Я не за себя испугался, – по крайней мере, мне казалось, что не за себя. Черт побери, я-то вынесу любую гадость. После гремучих змей, морского змея и оборотней меня уже ничем не проймешь. Но вот Кэти, – как хотите, а затаскивать ее сюда было нечестно.
– Послушайте, – обратился я к ней, – что если я посажу вас в машину, вы запретесь изнутри, а я тем временем совершу небольшую разведку?
– Что ж, – согласилась она. – Если вы мне поможете…
Я не стал ей помогать. Я попросту поднял ее и усадил в машину. И, опустив на сиденье, дотянулся до противоположной дверцы, чтобы запереть замок.
– Поднимите стекло и закройтесь, – повторил я. – И кричите громче, если что-нибудь. Я буду недалеко, я услышу…
Она почти подняла стекло, потом приспустила его снова и, подняв с пола бейсбольную биту, просунула ее мне через окно.
– Возьмите, пригодится.
И я зашагал по тропинке вниз с битой в руке. Чувство было довольно-таки дурацкое, но бита приятно тяжелила ладонь и действительно могла пригодиться.
На повороте, там, где тропинка огибала огромный дуб, я остановился и оглянулся. Кэти смотрела мне вслед сквозь ветровое стекло. Я помахал ей и двинулся дальше.
Склон был крутой. Верхушки деревьев смыкались ниже меня сплошной непролазной чащобой. Не было ни ветерка, лес стоял недвижимый, только зелень листвы посверкивала, отражая предвечернее солнце.
Еще чуть ниже – и тропинка заложила новую петлю, огибая еще один дуб, а за поворотом меня поджидал указатель. Он был сильно побит временем и непогодой, однако надпись читалась отчетливо: «НА ПОСТОЯЛЫЙ ДВОР» – и рядом стрелка.
Вернувшись к машине, я втолковывал Кэти:
– Не знаю, что это за двор, но не исключено, что там будет все-таки лучше, чем в машине. Может, там сыщется кто-нибудь, кто подлечит вам ногу. И во всяком случае мы добудем там холодной воды, а то и горячей. Какая вода помогает при растяжениях, холодная или горячая?
– Понятия не имею, – отвечала Кэти, – и постоялый двор меня что-то не привлекает, но не можем же мы сидеть здесь сложа руки. Надо хоть разобраться, что происходит, и представить себе, что нас ждет…
Постоялый двор улыбался мне не больше, чем ей. Мне вообще не улыбалось ничто в этом мире – но в принципе она была права. Невозможно было просто скорчиться там, куда нас забросило, и беспомощно ждать у моря погоды. Я вытащил Кэти из машины и посадил на капот, закрыл дверцы на ключ, а ключ положил в карман. А потом взял Кэти на руки и пошел под гору.
– Вы забыли биту, – напомнила она.
– А куда бы я ее дел?
– Я бы ее подержала.
– Очень похоже, что она нам не понадобится, – заверил я и продолжал идти, более всего опасаясь споткнуться и тщательно примеряясь к дороге на каждом шагу.
Сразу за указателем тропинка опять вильнула, обходя огромную кучу камней, и как только камни остались позади, на дальнем гребне открылся замок. Я так и застыл, едва увидев его, – уж очень неожиданным оказалось это зрелище, завораживающим до неподвижности.
Возьмите все прекрасные, феерические, романтические, многоцветные изображения замков, какие вы когда-либо видели, и совместите их так, чтобы ни одна привлекательная деталь не пропала. Забудьте все, что читали о реальных замках как о грязных, антисанитарных логовищах, наполненных зловонием и сквозняками, и вспомните взамен замки сказочные, Камелот короля Артура, замки Уолта Диснея. Если преуспеете в этом, то, быть может, получите слабенькое представление о том, что предстало нашему взору. Воплощение мечты, нечто из эпохи романтизма и рыцарства, дожившее до наших дней. Замок высился на гребне в своей блистающей белизне, а на шпилях и башенках развевались флажки и вымпелы всех цветов радуги. Здание было столь совершенным, что каждый понял бы инстинктивно и мгновенно: другого такого же не встретить никогда.
– Хортон, – попросила Кэти, – опустите меня на землю. Хочу посидеть чуть-чуть, просто полюбоваться. И вы знали, что здесь такое чудо, и ни словечка не сказали!
– Чего не знал, того не знал. Я повернул назад сразу же, как наткнулся на указатель со стрелкой.
– Тогда, может, попробуем попроситься в замок? Ну его, этот постоялый двор…
– Что ж, попробовать можно. Туда должна быть дорога.
Я опустил ее на траву и сам уселся с нею рядом.
– По-моему, нога болит меньше, – сказала она. – Наверное, я сумела бы справиться, даже если пришлось бы пройтись пешком. – Я недоверчиво покачал головой. Нога у Кэти покраснела и опухла так, что лоснилась. – Знаете, когда я была маленькой, я воображала себе замки именно такими, романтически великолепными. Потом я прослушала курс истории средних веков и узнала правду. Но вот перед нами замок во всем величии, и флаги развеваются на ветру…
– Это именно такой замок, какой вы создали в воображении. Вы и миллионы других маленьких девочек в своих маленьких романтических, головенках…
И ведь речь не только о замках, – напомнил я себе. Здесь, в этом мире, материализовались все фантазии, какие человечество породило на протяжении веков и веков. Где-нибудь здесь Гекльберри Финн плывет на плоту по реке, которой нет конца. Где-нибудь в этом мире Красная Шапочка бежит вприпрыжку по лесной дорожке. А где-нибудь бродит и злополучный мистер Мэгу, почти на ощупь пробираясь от нелепости к нелепости.
И какова же цель всего этого – и обязательна ли цель? Эволюция сплошь и рядом тоже бредет вслепую, и на первый взгляд чудится, что у нее и нет особого плана. И людям, скорее всего, не стоит даже пытаться докопаться до цели этого мира, потому что люди – слишком уж люди в основе своей, чтобы воспринять, не говоря уж о том, чтобы постигнуть, стиль существования, отличный от их собственного. В точности так же, как динозавры были бы неспособны воспринять мысль (если у них вообще были мысли) о человеческом разуме, который придет им на смену.
Но ведь этот мир, – напомнил я себе, – тоже часть нашего разума… Все предметы и явления, все существа, все идеи этого мира – или этого измерения, или этого параллельного пространства, – по сути, производные человеческого разума. По-видимому, весь этот мир – продолжение разума: мысль, порожденная разумом, использована здесь как сырье, из которого строится новый мир, на котором зиждутся новые эволюционные процессы.
– Я могла бы просидеть тут весь день, – сказала Кэти, – просто сидеть и смотреть на замок, но, наверно, если мы хотим попасть туда, нам надо двигаться. Идти сама я, кажется, все-таки не смогу. Вам будет очень неприятно?..
– Однажды в Корее, в дни отступления, мой оператор был ранен в бедро, и мне пришлось тащить его на себе. Мы с ним и так слишком отстали от остальных, ну и… – Она рассмеялась радостно. – Он был много больше вас и куда менее привлекателен, да еще весь в грязи и сквернословил. И даже не поблагодарил меня…
– Я отблагодарю, обещаю твердо. Это так чудесно…
– Чудесно? С увечной ногой в этом милейшем из миров?..
– Но замок! – воскликнула она. – Вот уж не думала, что увижу своими глазами замок, каким он рисовался в воображении…
– Есть одна загвоздка, – сказал я. – Выскажусь определенно, чтобы больше не повторяться. Я очень сожалею, Кэти…
– О чем? О моей увечной ноге?
– Нет, не об этом. Очень сожалею, что вы вообще попали сюда. Мне не следовало впутывать вас в эту историю. Ни за что не следовало посылать вас за конвертом. И тем более звонить вам из того поселочка – из Вудмена.
Она наморщила лоб.
– Но что еще вам оставалось делать? К моменту вашего звонка я уже прочла рукопись, а значит, впуталась сама. Поэтому вы и позвонили.
– Может, они бы вас не тронули. Но как только мы оказались вместе в машине и взяли курс на Вашингтон…
– Хортон, берите меня на руки и пошли. Если мы явимся в замок слишком поздно, нас могут не впустить.
– Ладно, – сказал я. – В замок так в замок.
Я встал и наклонился, чтобы поднять ее, но в эту секунду кусты возле тропинки затрещали и оттуда вывалился медведь. Он шел на задних лапах, и на нем были красные шорты в белый горошек, которые держались на одной подтяжке, переброшенной наискось через плечо. На другом плече медведь нес дубинку и скалился самым приветливым образом. Кэти, отпрянув, приникла ко мне, но сдержалась и не вскрикнула, хоть имела на то полное право: несмотря на оскал, в медведе этом было что-то не заслуживающее доверия.
Вслед за медведем из кустов выступил волк. Этот был без дубинки и тоже старался выжать из себя улыбку, но у него она получалась совсем неприветливой, а, пожалуй, и зловещей. Следом за волком показалась еще и лисица, вернее, лис, и они втроем стали в ряд, ухмыляясь нам как давним друзьям.
– Мистер Медведь, – произнес я, – мистер Волк, Братец Лис! Как вы живы-здоровы?
Я старался, чтобы голос звучал ровно и буднично, но сомневаюсь, что мои старания увенчались успехом: эти трое мне ни капельки не понравились. Какая жалость, что я не прихватил с собой бейсбольную биту!
Мистер Медведь отвесил легкий поклон.
– Мы польщены, что вы сразу нас узнали. Очень удачно, что мы встретились. Предполагаю, что вы двое незнакомы со здешней округой?
– Мы только что прибыли, – ответила Кэти.
– Ну что ж, – продолжил мистер Медведь, – тем лучше, что мы встретились по-доброму. Поскольку мы ищем партнера для весьма достойного предприятия.
– Тут есть один курятник, – вставил Братец Лис, – куда не худо бы заглянуть.
– Прошу меня извинить, – сказал я. – Может быть, в другой раз. Мисс Адамс растянула себе ногу, и ее надо доставить куда-нибудь, где ей окажут медицинскую помощь.
– Какая неприятность, – вымолвил мистер Медведь, силясь изобразить сочувствие. – Сдается мне, что растяжение – испытание весьма болезненное для всякого, кому оно выпадало. Тем более для миледи, которая столь прекрасна.
– Но как же курятник! – воскликнул Братец Лис. – Близится вечер…
– Братец Лис, – хрипло зарычал мистер Медведь, – у тебя нет сердца. Один желудок, к тому же вечно пустой. Понимаете, – сообщил он мне, – курятник примыкает к замку и охраняется сворой собак и иными хищниками, так что нам троим не проникнуть туда ни за что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21