Высокий, рыжий, громкий, он то и дело вскакивал с дивана, делал круг по комнате, выпивал коньяк, потом продолжал чтение. Когда женщины уходили спать, мужчины еще долго разговаривали. Раз засиделись до утра. Пильняк спросил, имея в виду свои неопубликованные рассказы:
- А вы, Федор Федорович, напечатали бы их? Если бы оставались в журнале?
- Сейчас - да, напечатал бы.
- Хорошо вам это говорить сейчас, когда вы сидите тут, а не там. Сидели бы там, держали бы хвост по ветру.
- И все-таки, думаю, напечатал бы.
- Все рассказы?
- Ну, все не все. Но что-нибудь напечатал.
- Что-нибудь! Да мне не подачки нужны, мне нужно знать: могу я печататься в советских журналах или нет?
Пробежался по комнате, спросил:
- А вы сами что-нибудь пишете?
- Пишу, когда есть время, - ответил Раскольников. - Пишу пьесы. Рассказы тоже. Но не тороплюсь печатать. Пусть отлежатся.
- Да, вы можете себе это позволить. Завидую вам. - Снова сделав круг по комнате. - Сейчас в Москве готовится съезд писателей. Будет создан единый Союз писателей: ССП. Союз советских писателей. Злые языки поправляют: Союз сталинских писателей. - Усмехнулся. - Вы довольны? Ведь это ваша идея, Федор Федорович. Помнится, вы ратовали за единый Союз.
- Ничего хорошего от этого ожидать не приходится, - сказал Раскольников.
- Вот как? - удивился Пильняк. - Не ожидал это услышать от вас.
- Союз писателей будет строиться по аналогии с партией. Никакой фракционности. Писатели будут обязаны исповедовать одно направление. Какое? Теория соцреализма для этого самая подходящая. Я ратовал н е за такой Союз. Впрочем, ваш упрек принимаю.
- Значит ли это, что не надо вступать в такой Союз?
- Не знаю. Это каждый должен решить для себя сам.
- Но вы - вступите?
- Как и вы, Борис Андреевич, скорее всего - да. Куда мы денемся?
- Невеселый у нас получился разговор, - уныло заключил Пильняк. - Но я вам признателен за откровенность. С этим, знаете ли, у нас становится все труднее.
Желая как-то приободрить Пильняка, Раскольников устроил в его честь прием. Пригласил редакторов литературных журналов, издателей. Этим людям имя Пильняка было хорошо знакомо, его проза печаталась за границей.
Глава четырнадцатая
ЗА КРЕМЛЕВСКОЙ СТЕНОЙ
1
Только проводили Пильняка, как из Москвы от наркома иностранных дел Литвинова получил Раскольников предложение переехать в Софию. С Болгарией, не имевшей дипломатических отношений с Россией с 914-го года, решено было восстановить их, и для Болгарии, писал Литвинов, оказалось невозможным найти лучшую кандидатуру, чем его, Раскольникова.
Не раздумывая, Раскольников согласился. Работа в бурлящей политическими страстями Болгарии представлялась более интересной, чем в благополучной Дании, с которой у Советского Союза отношения ограничивались торговлей. После отпуска, который Раскольниковы провели, как и прежде, в Италии, они простились с Данией и в начале ноября отправились в Софию.
В Софии первое время жили в гостинице "Болгария", дожидаясь окончания ремонта пустовавшего двадцать лет здания русского посольства. Изучали болгарский язык, историю страны, листали подшивки болгарских газет за последние годы.
Сразу же начались визиты, телефонные переговоры, встречи с журналистами. Русских дипломатов не видели здесь с начала мировой войны, когда Болгария выступила на стороне Германии, и журналистов интересовали перспективы советско-болгарских отношений.
Болгария переживала тяжелые времена. Подобно всем европейским странам, с трудом выходила из экономического кризиса. К трудностям экономического характера примешивались внутриполитические. После провала в 1923 году коммунистического мятежа страну все эти годы потрясали кровавые столкновения между коммунистами, македонскими четниками, членами фашистских лиг. Стал утихать террор лишь с весны 34-го года, когда власть в стране взяли офицеры-националисты полковника Кимона Георгиева. Тепе решние правители страны во главе с царем Борисом видели выход из кризиса в присоединении, экономическом и политическом, к Германии, в которой еще год назад с триумфом пришла к власти нацистская партия Гитлера.
Но в Болгарии не были забыты и давние близкие отношения с Россией. С первых дней появления Раскольникова в Софии его наперебой приглашали к себе сторонники сближения с "вечной братской" Россией. Старые русофилы Маджаров, Бобчев, народные демократы Малинов, Мушанов, встречаясь с ним, много и горячо говорили о перспективах славянства, об угрозе германизации их родины.
2
В декабре из Москвы пришла громоподобная весть: убит Киров. И вслед не менее оглушительная новость: арестованы Зиновьев и Каменев, будто бы причастные к убийству Кирова. Пошли слухи о массовых репрессиях в Советском Союзе, особенно в Ленинграде, где ГПУ хватало людей без разбору.
Зарубежные газеты из номера в номер печатали длиннейшие статьи с анализом причин гибели Кирова. Мало кто верил официальной советской версии о том, что это дело рук оппозиции, будто бы перешедшей к террору против деятелей ВКП(б) и советского государства. Одни газеты намекали, другие прямо связывали убийство Кирова с именем Сталина, которому мешал быстро набиравший в партии авторитет, молодой, энергичный руководитель ленинградской партийной организации.
С тоскливым чувством вчитывался в эти зловещие пересуды Раскольников, и хотел бы, и не мог не признавать за ними большой правды. Конечно, Киров мог мешать Сталину. Именно его, Кирова, прежде всего имел в виду Раскольников, когда в откровенных беседах с эстонцами, рассуждая о механизме принятия решений в СССР, говорил о том, что есть в партии люди, способные с успехом заменить Сталина на высшем посту в государстве, вести более взвешенную внутреннюю и внешнюю политику страны. Да, для Сталина Киров был серьезным соперником в борьбе за власть. Вполне могло быть, что он убрал Кирова, как в свое время устранил со своей дороги Фрунзе.
Раскольников хорошо знал Кирова. Близко сошелся с ним в 20-м году во время военных действий на Каспии, в Азербайджане. С ним и с Серго Орджоникидзе обсуждал он план нападения на Энзели. Тогда они втроем обсуждали и иной план, которому не суждено было осуществиться, - план выхода десантных отрядов раскольниковской флотилии после Энзели к Индийскому океану. Киров загорелся, ухватился за эту мысль: "Выйдя к Индийскому океану, мы распространим наше влияние на все Южное полушарие…" И вот Кирова нет.
Но зачем понадобилось Сталину связывать с убийством Кирова своих старых соратников Зиновьева и Каменева? За что им мстил? Разве не заплатили они сполна за свою оппозиционность изгнанием со всех ответственных постов в партии и государстве, исключением из партии? Что это, только мстительность? Или какой-то дальний расчет?.. Кругом шла голова.
Однако жизнь продолжалась. Надо было думать о делах насущных.
3
Белый двухэтажный дом русского посольства, выстроенный по соседству с царским дворцом, напротив собора Александра Невского, был отремонтирован лишь к концу зимы. Подрядчики и архитектор раздували расходы, умышленно затягивали сроки окончания работ. Много крови попортил Раскольникову подрядчик по водопроводу и канализации Люба Димитров, брат вожака здешних коммунистов Георгия Димитрова, пройдоха и жулик. Но наконец дом был готов, сиял чистотой снаружи и изнутри, обставлен по вкусу Раскольникова и Музы. Для болгарского правительства и дипломатического корпуса дали большой обед. Начались приемы. На литературные вечера приходили известные поэты, читали свои стихи; их стихи в русском переводе, собственном, читал Раскольников болгарский он освоил быстро, переводы давались легко, он перевел много стихотворений Христо Ботева, Пейо Яворова, Елизаветы Багряны.
Начиная работать в Болгарии, он видел свою задачу в том, чтобы, содействуя восстановлению былых близких отношений между Болгарией и Россией, прерванных мировой войной, в то же время всеми возможными мерами мешать соединению Болгарии в политический и военный блок с фашистской Германией. В своих отчетах, представляемых в НКИД, он постоянно подчеркивал эту направленность дипломатических усилий в Болгарии, отчеты принимались без оговорок, во всяком случае, никаких претензий ему не заявляли. Но, странно, проводить эту линию оказалось непросто.
Болгарию наводняли немецкие коммерсанты, вкладывали капиталы в промышленность, строительство железных дорог, морских портов. Доля Германии во внешнеторговом обороте Болгарии росла быстро и уже составляла более половины его. В разных городах Болгарии устраивали немцы художественные и промышленные выставки, проводили конференции ученых, раздавали стипендии в университеты.
Состязаться в этом с немцами было нелегко. Наркоминдел и наркоматы, ведавшие торговлей с заграницей, не проявляли интереса к болгарским делам даже тогда, когда намечались очевидно выгодные сделки. Осенью 35-го года попытался Раскольников связать обе стороны сделкой, которая могла стать, как он полагал, поворотной в отношениях двух государств. Болгария хотела закупить крупную партию оружия. Могла купить его в Германии, могла купить и в Советском Союзе. Сделка с советской стороной представлялась ей более выгодной. Выгодной она была и для советской стороны: сбывали лишнее оружие и делали важный шаг для закрепления на Балканах.
И ничего не выходило. Почему? Никто не мог ответить на этот вопрос внятно. Литвинов, с которым Раскольников встретился в конце ноября того же 35-го года в Москве, от разговора на эту тему уходил, хотя лично против сделки ничего не имел и не мог иметь, он поддерживал любую инициативу, имевшую антифашистскую направленность, отсылал Раскольникова к своему заместителю К рестинскому и к заведующим Западными отделами. Но Крестинский, бывший скорее администратором, чем политиком, ничего по существу дела сказать не мог, часто менявшиеся заведующие отделами тоже ничего не знали и отсылали Раскольникова к Литвинову.
Он попросился на прием к Сталину. Ему ответили: ждите.
4
Каждое утро он звонил Поскребышеву, секретарю Сталина, спрашивал, когда его примут.
- Вам об этом сообщат. Ждите, - недовольным тоном отвечал Поскребышев.
Приходилось ждать. В Москву приехал с Музой, проводил здесь остаток отпуска. По вечерам они с Музой бывали на концертах, в театрах.
В филиале Московского Художественного театра шла пьеса "Платон Кречет" украинского драматурга Корнейчука. Раскольников позвонил Немировичу-Данченко, директору театра, тот предложил прийти в последнюю пятницу ноября, на лучший состав актеров.
В Москве установилась снежная и холодная зима. Приехали в театр рано, промерзнув, целый день проведя на улице. Их провели в директорскую ложу и предложили подождать начала спектакля в примыкавшем к ложе кабинете директора.
У директорского подъезда захлопали двери, и в кабинет вошел запыхавшийся от мороза Литвинов. Покивали друг другу, здороваясь.
- Когда вы едете? - спросил Литвинов, обращаясь к Раскольникову.
- Как покончу дела с оружейным контрактом. Думаю, через неделю.
- Ну, ну. Не засиживайтесь здесь.
Нарком снял круглые очки, подышал на них, близоруко щурясь, протер платком запотевшие стекла.
В коридорах театра задребезжал звонок, уже третий, Раскольников и Литвинов направились было в ложу, как вдруг в кабинет вбежал взволнованный администратор и, смущенно извиняясь, сказал, что не может предоставить им директорской ложи, посадит на свободные места в партере.
- Товарищ Сталин приехал! - шепнул он.
Выходя из кабинета, Раскольников увидел мельком, как перед директорской вешалкой Сталин неторопливо расстегивал долгополую военную шинель.
После первого акта, когда опустился занавес, к креслу Раскольникова подошел красный, будто из парилки, администратор и сказал, что его с женой просят в директорский кабинет.
Вошли в кабинет. У входа, стоя, разговаривали между собой Сталин и Молотов. Сталин был в бежевом кителе и таких же брюках, заправленных в солдатские сапоги. Молотов - в однобортном поношенном пиджаке, в пенсне, темный галстук небрежно повязан. Поздоровались.
- Иосиф Виссарионович, позвольте представить вам мою жену, - сказал Раскольников.
- Сталин, - протянул он ей руку.
- Муза Васильевна. Очень рада, - ответила она.
- Хотите чаю? Прошу к столу, - широким жестом показал Сталин на круглый стол, у которого хлопотала полная женщина с короткими растрепанными волосами, в глухом темно-синем костюме, заместительница Немировича-Данченко. Сам Немирович, с розовым лицом, расчесанной надвое холеной бородой, почтительно и безмолвно стоял в углу кабинета.
Молотов, взяв свой стакан, присел к столу, с видимым удовольствием стал пить чай, помешивая ложечкой в стакане. Сталин от чая отказался.
Налив всем чаю, женщина о чем-то с азартом заговорила со Сталиным, наступая на него, в то время как он постепен но отодвигался от нее к окну, занимаясь трубкой.
Взяв свои стаканы, Раскольников и Муза пошли к дивану.
- Вот назойливая женщина! Как она пристала к Хозяину! - прошептал Немирович-Данченко, когда Раскольников садился на диван.
Не сводя глаз со Сталина, Немирович стоял перед Раскольниковым.
- Садитесь, Владимир Иванович, - сказал Раскольников, отодвигаясь, чтобы дать ему место.
- Неудобно, знаете ли, когда Хозяин стоит, - неуверенно присаживаясь на валик дивана, сказал Немирович.
Открылась дверь, и вошел Литвинов. Увидев Раскольниковых, сидящих на диване со стаканами чая в руках, он на секунду замер в изумлении. И пошел к Сталину, танцующей походкой, с добродушно-сияющим выражением на квадратном лице. О чем-то тихо переговорил с ним и той же танцующей походкой отошел от него, вышел. Никто не предложил ему чаю. Нарком пришел и ушел, будто мелкий служка.
Сталину, должно быть, надоела женщина, он что-то тихо сказал ей, и она испуганно отскочила в сторону, умолкнув. Медленно, слегка поводя плечами и туловищем, как цирковой борец, с недобрым выражением на лице двинулся Сталин к письменному столу, снял трубку телефона, вызвал Кремль.
- Товарищ Поскребышев! - сурово заговорил. - Я сейчас узнал, что какой-то врач послал артиста Художественного театра Баталова лечиться за границу, в Закопане. Узнайте, кто его послал, и сообщите мне по следующему номеру. Какой ваш номер? - повернулся он к Немировичу.
Немирович вскочил с валика дивана, назвал пятизначный номер. Сталин повторил его в трубку и с силой положил трубку на рычаг. Вопросительно глянул на Немировича. Тот, волнуясь, заговорил:
- К сожалению, Иосиф Виссарионович, я не мог исполнить ваше поручение. Я виделся по вашему поручению с Шаляпиным и разговаривал с ним. Но, увы, ничего не вышло. Там зло в жене. Она непримиримо настроена.
Сталин кивнул. Они принялись ходить по диагонали комнаты, разговаривая. Сталин впереди, Немирович чуть приотстав. Поговорив о Шаляпине, которого, судя по всему, Немирович-Данченко по поручению Сталина приглашал в СССР, заговорили о чем-то, связанном с парфюмерией. Сталин вдруг остановился перед Раскольниковым:
- Товарищ Раскольников, а не приходилось ли вам знакомиться с производством розового масла в Болгарии?
- Приходилось, Иосиф Виссарионович. Я несколько раз бывал на плантациях промышленной розы и на заводе, где перерабатывают розовый лист, - ответил Раскольников.
- У нас в Грузии теперь тоже разводится промышленная роза, - с гордостью сказал Сталин. Должно быть, еще что-то хотел сказать, но на письменном столе загудел телефон и он пошел к столу, снял трубку. - Да, товарищ Поскребышев. Слушаю. Кремлевский врач? Фамилия? Напомните мне об этом завтра. А Баталова вернуть из Закопане, перевести в один из советских курортов. Незачем посылать больных за границу, у нас есть свои курорты.
И снова с силой положил трубку.
Над дверью загорелась красная лампочка. Раскольников встал.
- Иосиф Виссарионович, мне бы хотелось с вами поговорить. Я записался к вам на прием. Когда бы вы могли меня принять?
- Позвоните товарищу Поскребышеву. Он вам скажет,- ответил Сталин, пожимая руки Раскольникову, Музе.
5
Наутро, в субботу, Раскольникова разбудил телефонный звонок.
- Товарищ Раскольников? Это говорит Жемчужина. Пожалуйста, приезжайте к нам завтра в выходной, на дачу. Вячеслав Михайлович и я будем очень рады вас видеть. Завтра в одиннадцать утра за вами заедет машина.
- Спасибо, Полина Семеновна. Нам тоже приятно будет повидаться с вами, - ответил Раскольников.
Это было новостью. С Молотовым Раскольникова связывали давние отношения, они вместе учились на экономическом отделении Петербургского политехнического института, работали в "Звезде" и "Правде", в большевистском подполье. Виделись редко, и только тогда, когда о встрече просил Раскольников, приезжая в Москву по делам. Молотов относился к нему со снисходительностью сановника к бывшему школьному товарищу и сам никогда не искал с ним встреч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
- А вы, Федор Федорович, напечатали бы их? Если бы оставались в журнале?
- Сейчас - да, напечатал бы.
- Хорошо вам это говорить сейчас, когда вы сидите тут, а не там. Сидели бы там, держали бы хвост по ветру.
- И все-таки, думаю, напечатал бы.
- Все рассказы?
- Ну, все не все. Но что-нибудь напечатал.
- Что-нибудь! Да мне не подачки нужны, мне нужно знать: могу я печататься в советских журналах или нет?
Пробежался по комнате, спросил:
- А вы сами что-нибудь пишете?
- Пишу, когда есть время, - ответил Раскольников. - Пишу пьесы. Рассказы тоже. Но не тороплюсь печатать. Пусть отлежатся.
- Да, вы можете себе это позволить. Завидую вам. - Снова сделав круг по комнате. - Сейчас в Москве готовится съезд писателей. Будет создан единый Союз писателей: ССП. Союз советских писателей. Злые языки поправляют: Союз сталинских писателей. - Усмехнулся. - Вы довольны? Ведь это ваша идея, Федор Федорович. Помнится, вы ратовали за единый Союз.
- Ничего хорошего от этого ожидать не приходится, - сказал Раскольников.
- Вот как? - удивился Пильняк. - Не ожидал это услышать от вас.
- Союз писателей будет строиться по аналогии с партией. Никакой фракционности. Писатели будут обязаны исповедовать одно направление. Какое? Теория соцреализма для этого самая подходящая. Я ратовал н е за такой Союз. Впрочем, ваш упрек принимаю.
- Значит ли это, что не надо вступать в такой Союз?
- Не знаю. Это каждый должен решить для себя сам.
- Но вы - вступите?
- Как и вы, Борис Андреевич, скорее всего - да. Куда мы денемся?
- Невеселый у нас получился разговор, - уныло заключил Пильняк. - Но я вам признателен за откровенность. С этим, знаете ли, у нас становится все труднее.
Желая как-то приободрить Пильняка, Раскольников устроил в его честь прием. Пригласил редакторов литературных журналов, издателей. Этим людям имя Пильняка было хорошо знакомо, его проза печаталась за границей.
Глава четырнадцатая
ЗА КРЕМЛЕВСКОЙ СТЕНОЙ
1
Только проводили Пильняка, как из Москвы от наркома иностранных дел Литвинова получил Раскольников предложение переехать в Софию. С Болгарией, не имевшей дипломатических отношений с Россией с 914-го года, решено было восстановить их, и для Болгарии, писал Литвинов, оказалось невозможным найти лучшую кандидатуру, чем его, Раскольникова.
Не раздумывая, Раскольников согласился. Работа в бурлящей политическими страстями Болгарии представлялась более интересной, чем в благополучной Дании, с которой у Советского Союза отношения ограничивались торговлей. После отпуска, который Раскольниковы провели, как и прежде, в Италии, они простились с Данией и в начале ноября отправились в Софию.
В Софии первое время жили в гостинице "Болгария", дожидаясь окончания ремонта пустовавшего двадцать лет здания русского посольства. Изучали болгарский язык, историю страны, листали подшивки болгарских газет за последние годы.
Сразу же начались визиты, телефонные переговоры, встречи с журналистами. Русских дипломатов не видели здесь с начала мировой войны, когда Болгария выступила на стороне Германии, и журналистов интересовали перспективы советско-болгарских отношений.
Болгария переживала тяжелые времена. Подобно всем европейским странам, с трудом выходила из экономического кризиса. К трудностям экономического характера примешивались внутриполитические. После провала в 1923 году коммунистического мятежа страну все эти годы потрясали кровавые столкновения между коммунистами, македонскими четниками, членами фашистских лиг. Стал утихать террор лишь с весны 34-го года, когда власть в стране взяли офицеры-националисты полковника Кимона Георгиева. Тепе решние правители страны во главе с царем Борисом видели выход из кризиса в присоединении, экономическом и политическом, к Германии, в которой еще год назад с триумфом пришла к власти нацистская партия Гитлера.
Но в Болгарии не были забыты и давние близкие отношения с Россией. С первых дней появления Раскольникова в Софии его наперебой приглашали к себе сторонники сближения с "вечной братской" Россией. Старые русофилы Маджаров, Бобчев, народные демократы Малинов, Мушанов, встречаясь с ним, много и горячо говорили о перспективах славянства, об угрозе германизации их родины.
2
В декабре из Москвы пришла громоподобная весть: убит Киров. И вслед не менее оглушительная новость: арестованы Зиновьев и Каменев, будто бы причастные к убийству Кирова. Пошли слухи о массовых репрессиях в Советском Союзе, особенно в Ленинграде, где ГПУ хватало людей без разбору.
Зарубежные газеты из номера в номер печатали длиннейшие статьи с анализом причин гибели Кирова. Мало кто верил официальной советской версии о том, что это дело рук оппозиции, будто бы перешедшей к террору против деятелей ВКП(б) и советского государства. Одни газеты намекали, другие прямо связывали убийство Кирова с именем Сталина, которому мешал быстро набиравший в партии авторитет, молодой, энергичный руководитель ленинградской партийной организации.
С тоскливым чувством вчитывался в эти зловещие пересуды Раскольников, и хотел бы, и не мог не признавать за ними большой правды. Конечно, Киров мог мешать Сталину. Именно его, Кирова, прежде всего имел в виду Раскольников, когда в откровенных беседах с эстонцами, рассуждая о механизме принятия решений в СССР, говорил о том, что есть в партии люди, способные с успехом заменить Сталина на высшем посту в государстве, вести более взвешенную внутреннюю и внешнюю политику страны. Да, для Сталина Киров был серьезным соперником в борьбе за власть. Вполне могло быть, что он убрал Кирова, как в свое время устранил со своей дороги Фрунзе.
Раскольников хорошо знал Кирова. Близко сошелся с ним в 20-м году во время военных действий на Каспии, в Азербайджане. С ним и с Серго Орджоникидзе обсуждал он план нападения на Энзели. Тогда они втроем обсуждали и иной план, которому не суждено было осуществиться, - план выхода десантных отрядов раскольниковской флотилии после Энзели к Индийскому океану. Киров загорелся, ухватился за эту мысль: "Выйдя к Индийскому океану, мы распространим наше влияние на все Южное полушарие…" И вот Кирова нет.
Но зачем понадобилось Сталину связывать с убийством Кирова своих старых соратников Зиновьева и Каменева? За что им мстил? Разве не заплатили они сполна за свою оппозиционность изгнанием со всех ответственных постов в партии и государстве, исключением из партии? Что это, только мстительность? Или какой-то дальний расчет?.. Кругом шла голова.
Однако жизнь продолжалась. Надо было думать о делах насущных.
3
Белый двухэтажный дом русского посольства, выстроенный по соседству с царским дворцом, напротив собора Александра Невского, был отремонтирован лишь к концу зимы. Подрядчики и архитектор раздували расходы, умышленно затягивали сроки окончания работ. Много крови попортил Раскольникову подрядчик по водопроводу и канализации Люба Димитров, брат вожака здешних коммунистов Георгия Димитрова, пройдоха и жулик. Но наконец дом был готов, сиял чистотой снаружи и изнутри, обставлен по вкусу Раскольникова и Музы. Для болгарского правительства и дипломатического корпуса дали большой обед. Начались приемы. На литературные вечера приходили известные поэты, читали свои стихи; их стихи в русском переводе, собственном, читал Раскольников болгарский он освоил быстро, переводы давались легко, он перевел много стихотворений Христо Ботева, Пейо Яворова, Елизаветы Багряны.
Начиная работать в Болгарии, он видел свою задачу в том, чтобы, содействуя восстановлению былых близких отношений между Болгарией и Россией, прерванных мировой войной, в то же время всеми возможными мерами мешать соединению Болгарии в политический и военный блок с фашистской Германией. В своих отчетах, представляемых в НКИД, он постоянно подчеркивал эту направленность дипломатических усилий в Болгарии, отчеты принимались без оговорок, во всяком случае, никаких претензий ему не заявляли. Но, странно, проводить эту линию оказалось непросто.
Болгарию наводняли немецкие коммерсанты, вкладывали капиталы в промышленность, строительство железных дорог, морских портов. Доля Германии во внешнеторговом обороте Болгарии росла быстро и уже составляла более половины его. В разных городах Болгарии устраивали немцы художественные и промышленные выставки, проводили конференции ученых, раздавали стипендии в университеты.
Состязаться в этом с немцами было нелегко. Наркоминдел и наркоматы, ведавшие торговлей с заграницей, не проявляли интереса к болгарским делам даже тогда, когда намечались очевидно выгодные сделки. Осенью 35-го года попытался Раскольников связать обе стороны сделкой, которая могла стать, как он полагал, поворотной в отношениях двух государств. Болгария хотела закупить крупную партию оружия. Могла купить его в Германии, могла купить и в Советском Союзе. Сделка с советской стороной представлялась ей более выгодной. Выгодной она была и для советской стороны: сбывали лишнее оружие и делали важный шаг для закрепления на Балканах.
И ничего не выходило. Почему? Никто не мог ответить на этот вопрос внятно. Литвинов, с которым Раскольников встретился в конце ноября того же 35-го года в Москве, от разговора на эту тему уходил, хотя лично против сделки ничего не имел и не мог иметь, он поддерживал любую инициативу, имевшую антифашистскую направленность, отсылал Раскольникова к своему заместителю К рестинскому и к заведующим Западными отделами. Но Крестинский, бывший скорее администратором, чем политиком, ничего по существу дела сказать не мог, часто менявшиеся заведующие отделами тоже ничего не знали и отсылали Раскольникова к Литвинову.
Он попросился на прием к Сталину. Ему ответили: ждите.
4
Каждое утро он звонил Поскребышеву, секретарю Сталина, спрашивал, когда его примут.
- Вам об этом сообщат. Ждите, - недовольным тоном отвечал Поскребышев.
Приходилось ждать. В Москву приехал с Музой, проводил здесь остаток отпуска. По вечерам они с Музой бывали на концертах, в театрах.
В филиале Московского Художественного театра шла пьеса "Платон Кречет" украинского драматурга Корнейчука. Раскольников позвонил Немировичу-Данченко, директору театра, тот предложил прийти в последнюю пятницу ноября, на лучший состав актеров.
В Москве установилась снежная и холодная зима. Приехали в театр рано, промерзнув, целый день проведя на улице. Их провели в директорскую ложу и предложили подождать начала спектакля в примыкавшем к ложе кабинете директора.
У директорского подъезда захлопали двери, и в кабинет вошел запыхавшийся от мороза Литвинов. Покивали друг другу, здороваясь.
- Когда вы едете? - спросил Литвинов, обращаясь к Раскольникову.
- Как покончу дела с оружейным контрактом. Думаю, через неделю.
- Ну, ну. Не засиживайтесь здесь.
Нарком снял круглые очки, подышал на них, близоруко щурясь, протер платком запотевшие стекла.
В коридорах театра задребезжал звонок, уже третий, Раскольников и Литвинов направились было в ложу, как вдруг в кабинет вбежал взволнованный администратор и, смущенно извиняясь, сказал, что не может предоставить им директорской ложи, посадит на свободные места в партере.
- Товарищ Сталин приехал! - шепнул он.
Выходя из кабинета, Раскольников увидел мельком, как перед директорской вешалкой Сталин неторопливо расстегивал долгополую военную шинель.
После первого акта, когда опустился занавес, к креслу Раскольникова подошел красный, будто из парилки, администратор и сказал, что его с женой просят в директорский кабинет.
Вошли в кабинет. У входа, стоя, разговаривали между собой Сталин и Молотов. Сталин был в бежевом кителе и таких же брюках, заправленных в солдатские сапоги. Молотов - в однобортном поношенном пиджаке, в пенсне, темный галстук небрежно повязан. Поздоровались.
- Иосиф Виссарионович, позвольте представить вам мою жену, - сказал Раскольников.
- Сталин, - протянул он ей руку.
- Муза Васильевна. Очень рада, - ответила она.
- Хотите чаю? Прошу к столу, - широким жестом показал Сталин на круглый стол, у которого хлопотала полная женщина с короткими растрепанными волосами, в глухом темно-синем костюме, заместительница Немировича-Данченко. Сам Немирович, с розовым лицом, расчесанной надвое холеной бородой, почтительно и безмолвно стоял в углу кабинета.
Молотов, взяв свой стакан, присел к столу, с видимым удовольствием стал пить чай, помешивая ложечкой в стакане. Сталин от чая отказался.
Налив всем чаю, женщина о чем-то с азартом заговорила со Сталиным, наступая на него, в то время как он постепен но отодвигался от нее к окну, занимаясь трубкой.
Взяв свои стаканы, Раскольников и Муза пошли к дивану.
- Вот назойливая женщина! Как она пристала к Хозяину! - прошептал Немирович-Данченко, когда Раскольников садился на диван.
Не сводя глаз со Сталина, Немирович стоял перед Раскольниковым.
- Садитесь, Владимир Иванович, - сказал Раскольников, отодвигаясь, чтобы дать ему место.
- Неудобно, знаете ли, когда Хозяин стоит, - неуверенно присаживаясь на валик дивана, сказал Немирович.
Открылась дверь, и вошел Литвинов. Увидев Раскольниковых, сидящих на диване со стаканами чая в руках, он на секунду замер в изумлении. И пошел к Сталину, танцующей походкой, с добродушно-сияющим выражением на квадратном лице. О чем-то тихо переговорил с ним и той же танцующей походкой отошел от него, вышел. Никто не предложил ему чаю. Нарком пришел и ушел, будто мелкий служка.
Сталину, должно быть, надоела женщина, он что-то тихо сказал ей, и она испуганно отскочила в сторону, умолкнув. Медленно, слегка поводя плечами и туловищем, как цирковой борец, с недобрым выражением на лице двинулся Сталин к письменному столу, снял трубку телефона, вызвал Кремль.
- Товарищ Поскребышев! - сурово заговорил. - Я сейчас узнал, что какой-то врач послал артиста Художественного театра Баталова лечиться за границу, в Закопане. Узнайте, кто его послал, и сообщите мне по следующему номеру. Какой ваш номер? - повернулся он к Немировичу.
Немирович вскочил с валика дивана, назвал пятизначный номер. Сталин повторил его в трубку и с силой положил трубку на рычаг. Вопросительно глянул на Немировича. Тот, волнуясь, заговорил:
- К сожалению, Иосиф Виссарионович, я не мог исполнить ваше поручение. Я виделся по вашему поручению с Шаляпиным и разговаривал с ним. Но, увы, ничего не вышло. Там зло в жене. Она непримиримо настроена.
Сталин кивнул. Они принялись ходить по диагонали комнаты, разговаривая. Сталин впереди, Немирович чуть приотстав. Поговорив о Шаляпине, которого, судя по всему, Немирович-Данченко по поручению Сталина приглашал в СССР, заговорили о чем-то, связанном с парфюмерией. Сталин вдруг остановился перед Раскольниковым:
- Товарищ Раскольников, а не приходилось ли вам знакомиться с производством розового масла в Болгарии?
- Приходилось, Иосиф Виссарионович. Я несколько раз бывал на плантациях промышленной розы и на заводе, где перерабатывают розовый лист, - ответил Раскольников.
- У нас в Грузии теперь тоже разводится промышленная роза, - с гордостью сказал Сталин. Должно быть, еще что-то хотел сказать, но на письменном столе загудел телефон и он пошел к столу, снял трубку. - Да, товарищ Поскребышев. Слушаю. Кремлевский врач? Фамилия? Напомните мне об этом завтра. А Баталова вернуть из Закопане, перевести в один из советских курортов. Незачем посылать больных за границу, у нас есть свои курорты.
И снова с силой положил трубку.
Над дверью загорелась красная лампочка. Раскольников встал.
- Иосиф Виссарионович, мне бы хотелось с вами поговорить. Я записался к вам на прием. Когда бы вы могли меня принять?
- Позвоните товарищу Поскребышеву. Он вам скажет,- ответил Сталин, пожимая руки Раскольникову, Музе.
5
Наутро, в субботу, Раскольникова разбудил телефонный звонок.
- Товарищ Раскольников? Это говорит Жемчужина. Пожалуйста, приезжайте к нам завтра в выходной, на дачу. Вячеслав Михайлович и я будем очень рады вас видеть. Завтра в одиннадцать утра за вами заедет машина.
- Спасибо, Полина Семеновна. Нам тоже приятно будет повидаться с вами, - ответил Раскольников.
Это было новостью. С Молотовым Раскольникова связывали давние отношения, они вместе учились на экономическом отделении Петербургского политехнического института, работали в "Звезде" и "Правде", в большевистском подполье. Виделись редко, и только тогда, когда о встрече просил Раскольников, приезжая в Москву по делам. Молотов относился к нему со снисходительностью сановника к бывшему школьному товарищу и сам никогда не искал с ним встреч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44