Дети по духу. Без всяких мутаций. И даже без
молитв, представьте. - Летяще сутулясь над пультом, он улыбнулся грустно и
мгновенно. - Их поведение бессмысленно, пока условия благоприятны. Даже
вредно, поскольку грозит втянуть других в авантюры. Увести оттуда, откуда
незачем уходить. Но, знаете, остальных не так-то легко сбить с толку. Их
задача - снятие случайных отклонений. Честь и хвала здравомыслящим
ребятам, которые без серьезных оснований не лезут черт-те куда в холод и
голод... греются на солнышке, едят в свое удовольствие и без особых
эмоций, зато регулярно, прыгают на подружек. Словом, обеспечивают
использование видом благоприятных условий, - профессор запнулся. Глаза
его, прикованные к фонтанирующим цифирью дисплеям, ввалились от
напряжения; руки, как кошки, мягко и цепко падали на пульт вслепую. - Ну а
надобность в тех, кому неймется, реально возникает лишь при переменах.
Досадно, конечно, что неймется им по-разному и действовать сообща эти
шустрики совершенно не в состоянии. Одному обязательно хочется хвост
отморозить, другому, наоборот, усы подпалить, и хоть ты их режь. Потому
что вид пытается заранее предусмотреть все возможные варианты катастроф, -
клавиши и переключатели длинно, слитно прошелестели. Тогда он отдернул
руки от пульта и, порывисто вздохнув, чуть распрямился. - Во-от. А когда
что-то и впрямь валится на голову - вся команда с писком бросается хвост в
хвост по следу одного из малахольных собратьев, по проложенному им
ненормальному пути. Доползают до норы обетованной - и снова меняются
ролями, - профессор разочарованно прикусил губу и глянул на часы. Медленно
опустился на стул, пригладил волосы. Со вздохом покосился на человека в
балахоне. Тот был неподвижен. - Но уже в другом мире... Это, конечно,
бывает не при каждом поколении. Но может случиться при каждом. Вид знает
это. В любой момент есть горстка тех, кому неймется. Их не должно совсем
не быть. И их не должно быть много, - он опять вздохнул, окончательно
расслабляясь. - Конечно, никого не изменишь словами. Но не потому, что
глупая программа. Между нами - программа-то что надо. Люби, оберегай,
познавай - тоже там. Но слишком уж искажено то, что вы назвали банком
оперативных данных. Мы все время стараемся использовать требования
программы соседа в своих интересах. И его "люби", и его "кусай". Слова -
самый массовый и самый доступный вид насилия. Из ста слов девяносто семь
произносятся только для того, чтобы обмануть. Заставить слушающего хотеть
не того, что нужно ему, а того, что нужно говорящему. И говорят все-е-е...
Сослуживцы, друзья, министры... А нули - ну что нули? Это же смотря кто
кнопки нажимает... - Не вставая, он потянулся к пульту и легко тронул одну
из бесчисленных кнопок. Перфоратор запнулся и заверещал бойчей. - Конечно.
Крысы тоже могли бы невпопад называть своих не вовремя появившихся бедняг
диссидентами, а появившихся вовремя - мессиями. Но зачем? И зачем это нам?
Разве разум дан на то, чтобы усложнять простое? По-моему, чтобы понимать
сложное... - Он помолчал, а потом сказал совсем безжизненно: - Понимать,
например, что когда мир меняется и пора отследить и осмыслить изменения,
сообразить, что давно придуманные вечные истины наконец-то стали
единственным способом выживания... уверять через газеты и телевизоры,
будто все идет как всегда, - преступный кретинизм... Лишающий вид всякой
перспективы...
Лента частыми толчками выклевывалась из перфоратора. Человек в
балахоне уставился на нее, потом схватил обеими руками, поднес к глазам,
не в силах поверить.
- Знак!! - выпустил ленту и сполз с кресла, - что-то было у него с
ногами неладно, - на коленях, уставясь в потолок, закричал исступленно: -
Знак! Господи! Я дождался! Грядет перемена!!
Печатающее устройство одну к одной било лежачие восьмерки, плотно
укладывая их на ленте. Бесконечность. Бесконечность.
- Их только двое, - произнес вдруг мертвый юный голос.
Мальчик стоял в проеме двери.
Профессор выключил перфоратор и в наступившей оглушительной тишине
спокойно спросил:
- Как ты сюда попал, малыш?
Мальчик узнал его. С прибором в руке сделал нерешительный шаг вперед.
- Я... - сказал он. Грохоча коваными подошвами, в освободившийся
проход вошли пятеро стражников в блестящих комбинезонах и встали вдоль
стены.
- Ах, вот что, - сказал профессор. - Ты с ними?
- Они со мной! - отчаянно крикнул мальчик.
- Поздравляю.
- Это он? - спросил офицер отрывисто.
- Да. Подождите, - повелительно проговорил мальчик и, словно танцуя в
бумажных грудах, решительно и беззвучно пошел к профессору. - Я сначала
сам.
Профессор улыбнулся и стал стаскивать пластиковый наряд. Через
полминуты он остался в мятых брюках и свитере, протершемся на локтях.
Теперь он выглядел так же нелепо, как мальчик в своей рубашке.
- Что тебе понадобилось здесь? - холодно спросил мальчик, подойдя
вплотную. Глаза его смотрели на профессора, как на яму на пути.
- Рад тебя видеть, малыш, - тихо ответил профессор. - Давно ничего о
тебе не знал.
Мальчик помолчал, собираясь с мыслями. Поставил на пол прибор. С
мукой спросил:
- Зачем ты здесь оказался?
- Мама наша заболела, - сказал профессор. - Совсем заболела.
- Они арестуют тебя!
Профессор пригладил волосы.
- Зачем ты здесь? - повторил мальчик.
- Сателлит, - ответил профессор. - Эти пауки хотят его вернуть, как
дважды два. Боевые лазеры им, наверное, снова понадобились. Надо помешать,
ты же понимаешь, - чуть улыбнулся, - нельзя упускать случай помешать
паукам. Слишком редко он выпадает.
- Сателлит... - едва слышно выговорил мальчик и вдруг прижал ладонь к
щеке, заслонив пол-лица. - Ой... я же не знал!!
- Побыстрее! - крикнул офицер. - Смеркается.
- Они тебя арестуют!
- Что это за прибор у тебя такой? - мягко спросил профессор.
Мальчик помолчал и ответил:
- Гиперонный модулятор.
- Не понимаю.
- Это мой. Увидел сегодня... один свой предмет среди всего... И
вспомнил наконец.
- Что вспомнил, малыш?
Мальчик вскинул на него глаза и тут же вновь опустил.
- Они тебя арестуют, - беспомощно проговорил он. - Я же не знал! Я
хотел позвать на помощь!
- Какую помощь? Откуда?
- С Земли, - сказал мальчик тихо.
- Не понимаю.
- С Земли. Триста двадцать парсеков. Я там родился.
- Ах, вот как, - проговорил профессор после паузы. Офицер нетерпеливо
пошел к ним, присматриваясь к пультам и сидящему на полу опустив голову
человеку в балахоне. - Да... Ну да. Наверное, этому прибору нужна какая-то
антенна?
- Инициирующий импульс. Дальше пойдет на сверхсветовой.
- Сверхсветовой... - проговорил профессор медленно, со странным
выражением, точно пробуя на вкус это слово. - И когда твои его получат?
Мальчик пожал плечами.
- Секунд через семь.
- Сверхцивилизация... - профессор потрепал мальчика по голове,
взъерошил его длинные волосы. - Контакт...
- Может, хватит шушукаться? - громко спросил офицер. - А, парень?
Мальчик затравленно заглянул профессору в глаза. Тот кивнул.
- Зовите вашего специалиста, - сказал мальчик жестко. - Мы готовы. Мы
договорились.
Офицер повернулся к двери, но специалист сам уже влетел в пультовую,
что-то визжа, а вслед за ним, вдогон, раскаленным тягучим пунктиром
влетела полоса трассирующих пуль и, оборвав крик, насадила специалиста на
свое острие.
- Не двигаться!! Руки за голову, все!
Никто, ничего не успел сообразить. Четверо стражников сил комитета
штабов, шумно дыша, щетинились автоматами у входа. Их офицер, водя дулом
по вдруг возникшим статуям с растопыренными у голов локтями,
удовлетворенно хмыкнул и небрежно выстрелил один раз. Офицер сил кабинета
министров, икнув, переломился в поясе и мягко повалился в бумажный сугроб
у пульта; поджал ноги, как бы устраиваясь поудобнее, и замер.
- Ах, вы договорились, уважаемый профессор! - возбужденно глумясь,
сказал офицер сил комитета штабов. - Какой вы договорчивый! Оказывается,
мы вполне правомерно вам не поверили. Теперь вам придется ответить на ряд
неприятных вопросов. И уж, конечно, поделиться тем, что вы успели на
компьютере, - стволом автомата он указал на замерших у стены стражников
противника. - Разоружить этих... Человек едет в ответственный рейд - и
отказывается от сопровождения. Мы сразу поняли, что пахнет изменой. Но то,
что в нашу засаду накануне пресловутого "завтра" угодил и Мутант, - это
уже удача. Большая уда...
Дальнейшее заняло секунды. Один из стражников комитета штабов уже
содрал автомат с одного из стражников кабинета министров. Закинув его за
плечо, перешел к другому. Надо полагать, услышав слово "Мутант", на
какую-то долю секунды он утратил собранность, мельком покосившись на
Мутанта, о котором было уже столько разговоров. Последовал короткий, почти
незаметный со стороны удар. Прикрываясь обмякшим стражником сил комитета
штабов, стражник сил кабинета министров длинной веерной очередью окатил
пультовую; ответные он принял спиной защищавшего его тела и, оттолкнувшись
от него, швырнул себя за груду обломков, продолжая стрелять в падении.
Профессор успел сбить с ног мальчика, недоуменно и презрительно стоявшего
рядом, а затем боком, неловко, упал сам. Очереди с громом крестили воздух
сверкающими, прыгающими вправо-влево крестами. Кто-то завизжал. Что-то
обвалилось. Потом человек в балахоне с протяжным криком "Здесь нельзя!!"
каким-то чудовищным усилием поднял себя; от его рук, крутясь, ускользнули
в разные стороны два темных пятна. Новый пламенный крест сомкнулся и
затрепетал вокруг человека в балахоне, и тот тяжелым мешком рухнул на
кресло, уронив руки через подлокотник, - но уже содрогнулось здание - раз,
другой, - громадные оранжевые сполохи лопнули и раскололи пультовую
жестким зазубренным огнем; а когда огонь взлетел и погас и осколки пропели
свои оборванные ноты, вздулась плотная, как литая резина, тишина.
Мальчик бессильно поднялся. Несколько секунд ему казалось, что он
оглох; все плавало перед ним, все качалось. Чьи-то руки, оторванные от
тела, но не выпустившие автомата, прыгнули ему в глаза - и его едва не
стошнило.
- Во-от, - донесся, как сквозь вату, голос профессора. Мальчик
несмело обернулся. Профессор сидел на полу, одной рукой держась за живот,
другой смахивая пыль с модулятора. - Пульт вроде цел. И прибор твой... -
Он поднял на мальчика совсем белое в сумерках лицо. - Кажется, малыш, мы
легко отделались.
Мальчик шагнул к нему.
- Да что же это?! - проговорил он сквозь горло, полное слез. - Что же
они делают?!
- Живут, - пробормотал профессор. Силы вдруг изменили ему. Глазами,
полными смертельной тоски, он обвел тонущий во мраке могильник. - Как все
по-дурацки...
- Ты тоже знаешь это? - мальчик с размаху упал на колени рядом с ним.
- Тоже? Чужое! Чужое!! - вцепился ему в плечо обеими руками. Слезы дрожали
у него на ресницах. - Скажи. Ну скажи мне. Ты тоже с Земли? Ведь ты тоже с
Земли!! Скажи!
- Нет, малыш, - ответил профессор. - Я здешний.
С ужасом мальчик увидел, как из-под прижатой к животу узкой ладони
расползается по свитеру что-то красное.
- Папка! - стискивая кулаки, отчаянно крикнул мальчик. - Папка, не
умирай!
- Конечно, не умру, - ответил профессор. - Какое тут умирай, - он
ободряюще улыбнулся мальчику. Тот всхлипнул с надеждой. - Работы выше
головы.
- Что?..
- Я же почти ничего не успел, малыш. Только антенну поставил да
наметил структуру программы, потом он ушел под горизонт. Через, -
профессор, стараясь не менять позы и лишь скосив вниз глаза, глянул на
часы, видневшиеся из-под размочаленного рукава прижатой к животу руки, -
через минут двенадцать покажется снова. Надо за этот сеанс успеть, - он
облизнул губы. - Башка дубовая, вот что...
- Я вылечу тебя! Я умею!..
- Чуть позже. Сначала сателлит. Надо успеть.
- Папка...
- Ты прости, малыш... можно, я сперва закончу? А потом уж ты позовешь
своих. Посмотришь, кстати, как работают с этой штукой. А то я могу не
успеть, понимаешь? Договорились?
- Договорились, - медленно ответил мальчик.
- Вот и хорошо. Знаешь еще что... в машине у меня термос с кофе...
Он даже не успел закончить фразу. Мальчик вскочил и опрометью кинулся
вон - крик профессора догнал его уже в дверях:
- Стой!!
Мальчик обернулся, поскользнувшись на бумажной ленте:
- Что?
- К черту... - выдохнул профессор. - Вдруг страшно стало. Будь здесь.
Мало ли кто там еще... Будь здесь, - мальчик хотел что-то сказать, но
профессор поспешно добавил: - Да мне и пить-то, в сущности, нельзя.
Выльется. Лучше принеси автомат, возьми у кого-нибудь. Если не... трудно.
Стрелять я в случае чего смогу.
- Я тоже смогу, - жестко сказал мальчик, идя назад. Шелестели,
проминаясь, ленты под его ногами. Профессор чуть улыбнулся.
- Тогда принеси два.
С ненавистью, словно присохшие нечистоты, мальчик стряс с автомата
цепляющиеся за него отдельные руки. Порознь они шлепнулись в мягкие
вороха.
- Я послежу за дверью, пока ты работаешь, - сказал мальчик, нагибаясь
над другим автоматом.
- Хорошо. Потом поменяемся, - профессор опять скосил глаза на часы. -
Еще минут семь.
Помолчали. Мальчик пристроил автоматы на крупном обломке, за которым
можно было укрыться. С дробным шумом, особенно резким в тишине, раскатился
щебень. Профессор жевал губы, глаза его были полузакрыты. Потом чуть
тряхнул головой.
- А, нормально. Успеем.
Мальчик полулежал в своей засаде, опершись локтем на обломок, другую
руку уложив на приклад одного из автоматов и не сводя глаз со входа.
- Знаешь, - сказал профессор, с нежностью глядя ему в затылок, - я
так привык работать в спешке, что иначе да-авно уже не могу. Всегда кто-то
дергал - то враги, то друзья... А между семьями как разрывался!.. Всегда
было ощущение - есть два часа свободных, надо что-то слепить, потом ведь
буду занят. Главное, мне самому так казалось: наука, подумаешь, белиберда
какая, формулой больше, формулой меньше... а дело - там, где живым людям
что-то нужно. Поэтому, наверное, так и не сделал ничего глубокого. Всегда
хотел. Но так и не сделал, - с глухой, уже почти улетевшей горечью
повторил он. - Когда вдруг оказывалось, что я ничего не должен и никуда не
спешу, я мог только смотреть в потолок и думать: ах, как я устал... - Он
облизнул губы, кожа на них свисала белесыми сухими лохмотьями. Улыбнулся.
- Я это к тому, что осколок - как раз то, что мне надо, чтобы за четверть
часа качественно сделать двухдневную работу.
Мальчик распахнутыми глазами коротко оглянулся на него и снова
уставился в темный проем. Он очень боялся пропустить. Очень боялся
упустить момент, когда, нажав на спусковой крючок, сможет наконец сделать
что-то хорошее.
- Они же все равно все погибнут, - несмело сказал он.
- А вдруг нет? - ответил профессор.
Мальчик опять покосился на него. И опять отвел взгляд.
- Скажи, - жадно спросил он, стиснув приклад так, что на побелевших
пальцах проступили голубые вены. - Ты всегда чувствовал, что все чужое?
Всегда?
Профессор, глянув на часы, шевельнулся, попытавшись встать. Коротко
застонал и обмяк.
- Пожалуй, - ответил он, чуть задыхаясь. Опять напрягся и опять
обмяк. - Иногда... иногда забывал. Когда любил. Помоги мне взгромоздиться,
пожалуйста, - смущенно попросил он. - Я совсем прокис.

СЫН
Лимонно-желтая луна стояла в небе, набросив на пустыню исчезающе
тонкое покрывало прозрачного света, и мальчик не зажигал фар. Закусив
губу, он вел машину поверх промерзших теней, а когда делалось невмоготу,
останавливался и плакал.
Уже возле дома он все-таки не выдержал. Спрыгнул из кабины, увидел
темный контур знакомого строения, из которого, ничего еще не зная и не
чувствуя, вышел, казалось, так недавно, - и весь этот взорванный день,
весь сразу, снова встал дыбом в его сердце. Он рухнул как подкошенный;
судороги стыда и боли колотили его об заиндевелый песок, плотный, как
сухая кость. "Я плохой!!" - кричал он, захлебываясь слезами, и пытался
отбить руки об этот песок, но вместо смерзшегося наждака ладони
нескончаемо ощущали последнюю, замирающую дрожь тела того, кто дважды его
здесь спас, кого он подставил под удар и убил, подло бросившись наутек в
свой чудесный светлый мир.
Он затих, когда луна коснулась горизонта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10