Пустому, неполноценному! Можете не повторять! Однако мне и правда выпало такое счастье – хоть недолго, но чувствовать себя вполне полноценным!
– Ну, тебе повезло. Большинство за всю свою долгую жизнь этого не испытывают! – серьезно сказал Шимп. – Но я о другом говорю. Слушаю тебя, и становится всё занятней и занятней… И на простое совпадение не похоже. А эти твои друзья – Молл и Джип, – они никак не объяснили, зачем ты им понадобился? Не намекали, что такого они в тебе нашли?
Я задумался.
– Ну… может, и намекали… Раз или два. Только я тогда не обратил внимания, у меня были другие заботы. О чем-то и Ле Стриж бормотал, но он вечно втолковывал, что карты обо мне говорят плохо.
– Да, картам он верит, – заметил Шимп, и я впервые не услышал в его голосе высокомерия. – Ни на что другое он и внимания не обращает, разве что лбом упрется. Да, что-то во всём этом есть, о чём ты ещё не знаешь. Ну, доживешь – выяснишь.
Поезд, стуча колесами, несся в ночь, следуя своему маршруту. Небо было ещё не сумеречным, но от линии горизонта к сверкающей синеве тянулась, словно некая огромная черная рука, туча. Только в просветах между её короткими пальцами просвечивало сияние, отчего казалось, что туча покачивается над нами, подсвеченная снизу красными огнями городов, и влечёт за собой серые вуали ливней, падающих на мрачные холмы, мимо которых мы проезжали. Под тучей ветер гнал темные клочки облаков, они мчались так, будто боялись, что их догонят и выжмут досуха. Поднимавшаяся луна, подсвечивая эти облачка, превращала их в призрачные трассирующие снаряды. Они розово поблескивали, будто прикидывались живыми. Время тянулось, рельсы громыхали, мы пролетали мимо унылых маленьких станций с одинокими фигурами на плохо освещенных платформах и снова устремлялись в темноту, а все часы – и на экранах мониторов, и старомодные наручные – доказывали, что время почти не движется. Наступила и прошла полночь, черные тучи сгрудились над головами, совсем затмив светлые края неба. Я допил кофе, посмаковал бренди, ещё сохранившийся на дне бутылки, а сандвичи с семгой и сыром были уже давно прикончены. Холод и монотонный стук колес брали свое, внимание притуплялось, но подремать на тесной платформе было негде. Начал накрапывать дождь.
Я почувствовал, как поезд замедляет ход, но, взглянув на часы, увидел, что до конца пути времени ещё хоть отбавляй; видимо, мы приближались к очередной станции. Она пронеслась мимо – пустая, безликая: несколько фонарей, окруженных в каплях дождя мутными ореолами, отражались в мокрой платформе. Всё было недвижимо, только когда мы доехали до самого конца платформы, где под мигающим фонарем висел большой почтовый мешок, раздался глухой тяжелый стук – это автоматически сброшенный мешок упал в последний вагон нашего состава.
– Черт возьми! Впервые с тех пор, как мы тащимся на этом поезде, в него что-то погрузили, – заметил я Шимпу, который давил пальцами орехи и отправлял их в рот.
– Что погрузили? – пробормотал Шимп.
– Да большой мешок в почтовый вагон сбросили.
Шимп только хмыкнул, не проявляя никакого интереса. Но вдруг, выплюнув струйку разжеванных орехов, с трудом поднялся на ноги.
– Что ты несешь? Тут нет никакого почтового вагона! Там второй электровоз. И почту здесь не отправляют автоматически уже давным-давно!
Наши взгляды встретились. Мы разом повернулись и уставились в конец теперь уже набравшего скорость поезда.
Я различил громадный бугристый мешок, тяжело привалившийся к борту последней платформы. Он был похож на упавший с дерева подгнивший плод. Сходство это усилилось, когда на наших глазах мешок стал расползаться по краям, оттуда появились какие-то малютки, которые тут же начали продвигаться вдоль вагонов. Шимп, видно, сразу все понял.
– Kuro-i! Темные силы! (индонез. )
Het smaakt slecht, jongen! Это дурно пахнет, парень! (голл. )
– присвистнул он.
– Это ещё что?
Шимп тихо фыркнул.
– Это беда! Хочешь узнать подробнее?
– Я имел в виду, кто они – человекоподобные?
– Если не слишком придираться, можно посчитать их чем-то вроде людей. Злобные маленькие вонючки. Верные слуги наших главных противников.
– И что, по-вашему, они могут нам сделать?
Шимп смотрел на приближающихся карликов. Между нами и первыми из них оставалось всего два вагона, малявки без усилия скользили по металлическим краям платформ.
– Похоже, хотят отцепить платформу с контейнером и утащить его.
– Как такое возможно, когда поезд идет?
– Будешь стоять и рассусоливать, когда у нас из-под задницы уже тянут твой контейнер? – рявкнул Шимп. – Ну-ка лезь на контейнер, jongetje! Сейчас посмотрим, по праву ли тебе достался этот пиратский меч, – nee? Xa!
На контейнер! Легко сказать! Никаких боковых лесенок, как в фильмах, на контейнере не было, одни ребристые бока. И отрезок пути, как назло, был не самый прямой – поезд то и дело поворачивал то влево, то вправо, и при каждом повороте нас швыряло из стороны в сторону. Проворные малютки между тем подползали, будто гусеницы по веткам, и при одной мысли, что они, словно пауки, попадают мне на голову, становилось тошно. Засунув меч за пояс под безопасным углом, я схватился за скользкое металлическое ребро у дверцы контейнера. Выпуклые мазки шимповской разрисовки оказались кстати, и я закинул ногу на люк. Закинул слишком высоко, поезд тряхнуло, и весь мой вес пришелся на согнутую ногу, мышцы так напряглись, что я чуть не заорал от боли. Поезд опять тряхнуло, и я, воспользовавшись этим, подтянулся и в лучших традициях альпинистов выпрямил обе ноги. Голова моя сровнялась с верхушкой контейнера, я точно крюком вцепился рукой в скользкое пластиковое покрытие и быстро вскарабкался по ребру. Не будь я скалолазом и яхтсменом, я бы ни за что не осилил этот подъем. Поезд опять сильно тряхнуло, и на секунду я почувствовал себя высоко на рее, так как мои ноги повисли над пропастью. Но тут же, весь дрожа и обливаясь потом, я забрался на крышку контейнера, вытащил меч и пополз по скользкому от дождя пластику, чтобы помочь взобраться Шимпу.
Полез напрасно – он в помощи не нуждался: быстро перебирая руками, он поднялся на контейнер с такой скоростью, что ему позавидовали бы прославленные альпинисты, и вот уже его улыбка-оскал появилась над краем контейнера. Я поднялся, балансируя, чтобы не упасть, и моля Бога, чтобы впереди не было туннелей. Я старался не слишком втягивать голову в плечи от страха перед проводами высокого напряжения. Над ними, в небе, виднелись две-три птицы, летящие за нами, будто вороны, почуявшие скорую добычу. Что-то в этих птицах было странное, но я не мог понять что.
Резкий выкрик Шимпа вернул меня к действительности.
– Господи! – Во рту у меня пересохло.
На крыше следующего за нами вагона сгрудились kuro-i. Именно сгрудились – иначе не скажешь. Вереща, они влезали друг на друга, подобно лемурам, на которых сильно смахивали. Не то они и вправду были приматами в самом жутком, отвратительном варианте, не то какими-то древнегреческими демонами. Их шишковатые, похожие на большие орехи головы поражали наличием человеческих черт; выпуклые глаза таращились на нас с маниакальным упорством. На уродцах были какие-то бесформенные мешки из грубой ткани, и все они сжимали в руках пучки стрел или копий и какие-то маленькие орудия, напоминающие каменные топорики, не более грозные с виду, чем пчелиные жала. Меня бы даже рассмешил их вид, если бы эти пучеглазые не впивались в нас таким яростным взглядом. Их наглость пробудила во мне неудержимый гнев.
– Ну что? – гаркнул я. – Не ожидали нас тут увидеть? Пошли вон! Прочь! Убирайтесь! Здесь вам делать нечего! Кыш!
Шимп одобрительно хмыкнул, вертя в руке свою дирижерскую палочку – нет, скорее, короткую дубинку. Но kuro-i плевать хотели на мои предостережения. Они продолжали на нас таращиться. Один раз они неожиданно все разом моргнули, что выглядело устрашающе. И вдруг оскалили острые, как у грызунов, зубы, черные губы оттянулись, жидкие усишки в углах ртов задергались, а уродцы разразились диким визгом. Этот писк, словно удесятеренный крысиный, прямо пригвоздил меня к месту. И тут же воздух ожил от летящих маленьких стрел и копий, и лемуры ринулись в бой.
Одно копье я отшиб мечом, второе пролетело мимо, третье чуть щекотнуло ухо, я даже не почувствовал укола. Против таких малявок не хотелось пускать в ход меч, поэтому первого приземлившегося на нашу платформу я просто сшиб ботинком. Но эта мелкая пакость зацепилась ручонкой за край контейнера и даже не подумала падать. Зато вторая тварь повисла на моем башмаке с поразительным упорством и пыталась вонзить зубы мне в щиколотку, но Шимп обрушил свою палку на её голову, и она, визжа и кувыркаясь, полетела вниз. Шимп снова размахнулся дубинкой и легко сбросил двух следующих, но трое других, увернувшись от ударов, схватили его за ноги и повалили у самого края контейнера. Они накинулись на него, размахивая копьями с каменными наконечниками, которые почему-то больше не казались смешными. Я взмахнул мечом, копья переломились, а их владельцы с писком попадали в темноту. Я едва не свалился за ними следом, поскользнувшись на снующих у меня под ногами скользких, юрких и цепких маленьких уродцах.
Тут уж я отбросил все церемонии. Я рубил, сек и молотил мечом, боясь только, что ненароком отрублю что-нибудь у самого себя. Но мне удалось отбиться, не пострадав, я обернулся, ища глазами Шимпа. Тому приходилось плохо, маленькие гады кишели на нем, словно муравьи, колотя его своими каменными топориками и цепями; не успевал он отодрать от себя одну дрянь, как тут же на её место влезала другая. Я подскочил к этому муравейнику, размахивая мечом, так что Шимп получил секунду передышки и выкарабкался из-под врагов. А они тем временем набросились на меня. Шимп отскочил назад, подбросил свою дубинку, а когда поймал её, в руках у него оказался уже знакомый мне тяжелый посох. Шимп повернулся и прикоснулся тупым позолоченным концом к масляному пятну на пластиковом покрытии. Раздался глухой взрыв, шипение, и когда Шимп поднял посох, на его конце пылал огненный шар. Шимп стал размахивать посохом из стороны в сторону, и воющий вокруг нас ветер подхватывал и разносил пламя. Оно обрушивалось на гадов, и они с визгом и воем бросились врассыпную, так что я был освобожден.
– Я буду их держать на дистанции! – прокричал Шимп. – А ты рази тех, кто пробьется!
Советовать легче, чем делать. Несколько мерзких тварей уже прорвались. Один из уродцев сделал выпад цепью в мою сторону, я сшиб его вниз и увидел, что второй вложил свое тонкое копье в какую-то выдолбленную палку, забросил палку на плечо, потом резко опустил.
Раздался щелчок, свист, и что-то впилось мне в бок. Если бы я не видел когда-то в кино, как метают копья, я бы не успел вовремя отклониться и удар пришелся бы прямо в сердце. Мой удар мечом даже не задел мерзавца, он снова прицелился в меня, но огонь слизнул его с крыши контейнера, и он метеором полетел вниз. Меня же ударило по виску каменным топориком, пущенным откуда-то снизу; другим таким же топориком в меня запустили с другой стороны, его рукоятка больно ударила по голени. Я махал мечом налево и направо, рубил, не думая о фехтовальных правилах, молотил по этой кишащей нечисти, словно старался прогнать дурной сон, и всё боялся поскользнуться, потому что тогда в меня впились бы сотни этих маленьких копий и топориков, что означало бы конец. Моя кровь смешалась бы с их кровью, и они растоптали бы мои останки. А что с Шимпом?
Я бросил взгляд в его сторону, и это оказалось роковой ошибкой. Твердая голова с размаху ударила меня в пах, и я чуть не свалился вниз – непременно свалился бы, если бы он точнее прицелился. Я молча согнулся и схватил дрянное создание за горло; негодяй попытался впиться зубами мне в бедро, но я отодрал его и прикрылся этим корчащимся и дрыгающим ногами ублюдком, как щитом, от его приятелей, а сам оперся на меч, чтобы передохнуть. Однако не тут-то было – копья, пролетая мимо моей руки, впивались уродцу в бока, топорики стучали по его телу рядом с моими пальцами – его кровожадные родичи надеялись достать меня, а он визжал и корчился, пока я, словно дубинкой, колошматил им его собратьев, а затем швырнул мерзавца в них. Он упал между вагонами, и тело его, гулко звякая, запрыгало на железном буфере. Это как будто послужило сигналом к отступлению для остальных злобных тварей: оглядываясь через плечо, они кинулись прочь.
Пламя преследовало их, будто паутина, оно подползало тонкими нитями к тем, кто упал. Толкая и пиная друг друга, маленькие уродцы спешно отступали, а я упал на колени, стараясь отдышаться.
На мое плечо опустилась тяжелая рука; тонкий язычок пламени плясал на конце посоха, который стал гораздо короче…
– Убрались, думаю, что не надолго. Тебе не очень досталось? Nee?
Я готов был огрызнуться, но только покачал головой и, прежде чем ответить, перевел дыхание.
– Попали бы на два дюйма левее, и не играть мне больше на виолончели. А так все в порядке.
– Ты разве играешь на виолончели?
– Да нет, я просто так образно выразился. В основном отделался порезами и синяками.
Что-то мешало мне слева между ребрами, я засунул руку в изуродованный комбинезон и извлек копье; комбинезон помешал ему войти в тело.
Шимп повертел копье в руке и выбросил вон.
– Не отравленное! Обычно они смазывают копья ядом, но яд могло и дождем смыть. Это, во всяком случае, безвредное. А вот укусы этих тварей – хуже змеиных!
– Приятно слышать! Я весь искусан. Ты же говорил, они вроде как человекоподобные.
– Не придирайся! Ты из рода Homo sapiens, а они – другой сорт. Ты что, думал, что человекоподобные все вроде нас?
– Да нет, я знаю. Волки, например, мутанты…
– И таких тьма тьмущая! А у этих далекие предки были кровожадными дикарями, охотниками за головами, поэтому многострадальные соседние племена объединились и загнали их подальше – в самую гущу джунглей. Там выжить трудно, ну и, наверное, от долгих лишений они делались все меньше. Но, видимо, и там все обстояло не так-то просто, и они почему-то попали с Сердцевины на Спираль. А оттуда вернулись… – он быстро нарисовал в воздухе пальцами фигурку, – уже совсем другими.
– Господи! Значит, вроде волков!
– Не такие продажные, зато дико злобные, их в узде не удержать. Если рядом с ними живут люди, эти уроды их всяко преследуют, мучить людей для них – одно удовольствие. А тем, кому они подчинены, ничего не стоит натравить kuro-i на своих врагов. – Шимп говорил без прежней уверенности, голос его звучал глухо и мрачно. Я напряг мышцы, потому что наша платформа качнулась на повороте, и тут увидел, как луна осветила соседний вагон.
– Опять ползут! – безнадежно и устало выдохнул я.
Шимп рыкнул и стал оглядывать заляпанный кровавыми следами пластик, покрывающий контейнер.
– Не видишь больше пятен бензина? Nee? Verdom! Черт побери! (голл. )
– Ну вот есть такое пятно… От него небось не загорится?
– Мы же в Сердцевине! Чтобы у меня что-то получилось, мне надо отталкиваться от подобного! Чтобы получить пламя, нужно что-то воспламеняющееся. Того, что здесь, мало, надо больше. Я думал использовать краску в баллонах, она хорошо горит, но баллоны-то посваливались все.
Я окинул взглядом наш контейнер.
Да, спас нас, конечно, огонь. Но должно же найтись что-то горючее!
– Вместо горючего только мокрое дерьмо, – отрезал Шимп, оглядываясь. – Готовься, jongen. Сделаем, что сможем!
И тут как из ведра полил дождь. За поворотом путей повис черно-серый занавес. Дождь, будто стальной цепью, молотил по поезду, громко шуршал на платформах с углем, барабаня по подножкам. Наши спины словно кнутом хлестало, под напором струй мы не в силах были даже распрямиться. И сквозь этот водяной заслон на нас, визжа, как бешеные, снова ринулись kuro-i!
Шимп размахивал своим посохом с такой ловкостью, что ему позавидовали бы тамбур-мажоретки. Он сшибал это гоблинское отродье на лету, швырял их на рельсы, а я старался поразить мечом всех, кто успевал-таки пронырнуть под его посох. Поднимавшиеся к нам твари отступали под тяжестью валившихся на них тел их собратьев, это давало нам выигрыш во времени. Дождь дочиста вымыл пластик, что тоже было нам на руку. Темная кровь струилась теперь по Шимповой живописи на боках контейнера.
– Водоустойчивая краска! – похвалил он. – Ах вот ты как? На тебе! На тебе! Лови гада!
Гад корчился и верещал на кончике моего меча. Я высоко поднял меч, чтобы швырнуть врага вниз, и вовремя стремительно пригнулся – сверху, едва поезд повернул, на нас ринулась громадная тень. Гигантское крыло заслонило струи дождя и чуть не сшибло меня с контейнера. Это была одна из замеченных мною ещё раньше птиц, я с трудом верил своим глазам: черные перья при вспышках молний переливались всеми цветами радуги, над свирепо изогнутым клювом сверкали, словно драгоценные камни, хищные глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Ну, тебе повезло. Большинство за всю свою долгую жизнь этого не испытывают! – серьезно сказал Шимп. – Но я о другом говорю. Слушаю тебя, и становится всё занятней и занятней… И на простое совпадение не похоже. А эти твои друзья – Молл и Джип, – они никак не объяснили, зачем ты им понадобился? Не намекали, что такого они в тебе нашли?
Я задумался.
– Ну… может, и намекали… Раз или два. Только я тогда не обратил внимания, у меня были другие заботы. О чем-то и Ле Стриж бормотал, но он вечно втолковывал, что карты обо мне говорят плохо.
– Да, картам он верит, – заметил Шимп, и я впервые не услышал в его голосе высокомерия. – Ни на что другое он и внимания не обращает, разве что лбом упрется. Да, что-то во всём этом есть, о чём ты ещё не знаешь. Ну, доживешь – выяснишь.
Поезд, стуча колесами, несся в ночь, следуя своему маршруту. Небо было ещё не сумеречным, но от линии горизонта к сверкающей синеве тянулась, словно некая огромная черная рука, туча. Только в просветах между её короткими пальцами просвечивало сияние, отчего казалось, что туча покачивается над нами, подсвеченная снизу красными огнями городов, и влечёт за собой серые вуали ливней, падающих на мрачные холмы, мимо которых мы проезжали. Под тучей ветер гнал темные клочки облаков, они мчались так, будто боялись, что их догонят и выжмут досуха. Поднимавшаяся луна, подсвечивая эти облачка, превращала их в призрачные трассирующие снаряды. Они розово поблескивали, будто прикидывались живыми. Время тянулось, рельсы громыхали, мы пролетали мимо унылых маленьких станций с одинокими фигурами на плохо освещенных платформах и снова устремлялись в темноту, а все часы – и на экранах мониторов, и старомодные наручные – доказывали, что время почти не движется. Наступила и прошла полночь, черные тучи сгрудились над головами, совсем затмив светлые края неба. Я допил кофе, посмаковал бренди, ещё сохранившийся на дне бутылки, а сандвичи с семгой и сыром были уже давно прикончены. Холод и монотонный стук колес брали свое, внимание притуплялось, но подремать на тесной платформе было негде. Начал накрапывать дождь.
Я почувствовал, как поезд замедляет ход, но, взглянув на часы, увидел, что до конца пути времени ещё хоть отбавляй; видимо, мы приближались к очередной станции. Она пронеслась мимо – пустая, безликая: несколько фонарей, окруженных в каплях дождя мутными ореолами, отражались в мокрой платформе. Всё было недвижимо, только когда мы доехали до самого конца платформы, где под мигающим фонарем висел большой почтовый мешок, раздался глухой тяжелый стук – это автоматически сброшенный мешок упал в последний вагон нашего состава.
– Черт возьми! Впервые с тех пор, как мы тащимся на этом поезде, в него что-то погрузили, – заметил я Шимпу, который давил пальцами орехи и отправлял их в рот.
– Что погрузили? – пробормотал Шимп.
– Да большой мешок в почтовый вагон сбросили.
Шимп только хмыкнул, не проявляя никакого интереса. Но вдруг, выплюнув струйку разжеванных орехов, с трудом поднялся на ноги.
– Что ты несешь? Тут нет никакого почтового вагона! Там второй электровоз. И почту здесь не отправляют автоматически уже давным-давно!
Наши взгляды встретились. Мы разом повернулись и уставились в конец теперь уже набравшего скорость поезда.
Я различил громадный бугристый мешок, тяжело привалившийся к борту последней платформы. Он был похож на упавший с дерева подгнивший плод. Сходство это усилилось, когда на наших глазах мешок стал расползаться по краям, оттуда появились какие-то малютки, которые тут же начали продвигаться вдоль вагонов. Шимп, видно, сразу все понял.
– Kuro-i! Темные силы! (индонез. )
Het smaakt slecht, jongen! Это дурно пахнет, парень! (голл. )
– присвистнул он.
– Это ещё что?
Шимп тихо фыркнул.
– Это беда! Хочешь узнать подробнее?
– Я имел в виду, кто они – человекоподобные?
– Если не слишком придираться, можно посчитать их чем-то вроде людей. Злобные маленькие вонючки. Верные слуги наших главных противников.
– И что, по-вашему, они могут нам сделать?
Шимп смотрел на приближающихся карликов. Между нами и первыми из них оставалось всего два вагона, малявки без усилия скользили по металлическим краям платформ.
– Похоже, хотят отцепить платформу с контейнером и утащить его.
– Как такое возможно, когда поезд идет?
– Будешь стоять и рассусоливать, когда у нас из-под задницы уже тянут твой контейнер? – рявкнул Шимп. – Ну-ка лезь на контейнер, jongetje! Сейчас посмотрим, по праву ли тебе достался этот пиратский меч, – nee? Xa!
На контейнер! Легко сказать! Никаких боковых лесенок, как в фильмах, на контейнере не было, одни ребристые бока. И отрезок пути, как назло, был не самый прямой – поезд то и дело поворачивал то влево, то вправо, и при каждом повороте нас швыряло из стороны в сторону. Проворные малютки между тем подползали, будто гусеницы по веткам, и при одной мысли, что они, словно пауки, попадают мне на голову, становилось тошно. Засунув меч за пояс под безопасным углом, я схватился за скользкое металлическое ребро у дверцы контейнера. Выпуклые мазки шимповской разрисовки оказались кстати, и я закинул ногу на люк. Закинул слишком высоко, поезд тряхнуло, и весь мой вес пришелся на согнутую ногу, мышцы так напряглись, что я чуть не заорал от боли. Поезд опять тряхнуло, и я, воспользовавшись этим, подтянулся и в лучших традициях альпинистов выпрямил обе ноги. Голова моя сровнялась с верхушкой контейнера, я точно крюком вцепился рукой в скользкое пластиковое покрытие и быстро вскарабкался по ребру. Не будь я скалолазом и яхтсменом, я бы ни за что не осилил этот подъем. Поезд опять сильно тряхнуло, и на секунду я почувствовал себя высоко на рее, так как мои ноги повисли над пропастью. Но тут же, весь дрожа и обливаясь потом, я забрался на крышку контейнера, вытащил меч и пополз по скользкому от дождя пластику, чтобы помочь взобраться Шимпу.
Полез напрасно – он в помощи не нуждался: быстро перебирая руками, он поднялся на контейнер с такой скоростью, что ему позавидовали бы прославленные альпинисты, и вот уже его улыбка-оскал появилась над краем контейнера. Я поднялся, балансируя, чтобы не упасть, и моля Бога, чтобы впереди не было туннелей. Я старался не слишком втягивать голову в плечи от страха перед проводами высокого напряжения. Над ними, в небе, виднелись две-три птицы, летящие за нами, будто вороны, почуявшие скорую добычу. Что-то в этих птицах было странное, но я не мог понять что.
Резкий выкрик Шимпа вернул меня к действительности.
– Господи! – Во рту у меня пересохло.
На крыше следующего за нами вагона сгрудились kuro-i. Именно сгрудились – иначе не скажешь. Вереща, они влезали друг на друга, подобно лемурам, на которых сильно смахивали. Не то они и вправду были приматами в самом жутком, отвратительном варианте, не то какими-то древнегреческими демонами. Их шишковатые, похожие на большие орехи головы поражали наличием человеческих черт; выпуклые глаза таращились на нас с маниакальным упорством. На уродцах были какие-то бесформенные мешки из грубой ткани, и все они сжимали в руках пучки стрел или копий и какие-то маленькие орудия, напоминающие каменные топорики, не более грозные с виду, чем пчелиные жала. Меня бы даже рассмешил их вид, если бы эти пучеглазые не впивались в нас таким яростным взглядом. Их наглость пробудила во мне неудержимый гнев.
– Ну что? – гаркнул я. – Не ожидали нас тут увидеть? Пошли вон! Прочь! Убирайтесь! Здесь вам делать нечего! Кыш!
Шимп одобрительно хмыкнул, вертя в руке свою дирижерскую палочку – нет, скорее, короткую дубинку. Но kuro-i плевать хотели на мои предостережения. Они продолжали на нас таращиться. Один раз они неожиданно все разом моргнули, что выглядело устрашающе. И вдруг оскалили острые, как у грызунов, зубы, черные губы оттянулись, жидкие усишки в углах ртов задергались, а уродцы разразились диким визгом. Этот писк, словно удесятеренный крысиный, прямо пригвоздил меня к месту. И тут же воздух ожил от летящих маленьких стрел и копий, и лемуры ринулись в бой.
Одно копье я отшиб мечом, второе пролетело мимо, третье чуть щекотнуло ухо, я даже не почувствовал укола. Против таких малявок не хотелось пускать в ход меч, поэтому первого приземлившегося на нашу платформу я просто сшиб ботинком. Но эта мелкая пакость зацепилась ручонкой за край контейнера и даже не подумала падать. Зато вторая тварь повисла на моем башмаке с поразительным упорством и пыталась вонзить зубы мне в щиколотку, но Шимп обрушил свою палку на её голову, и она, визжа и кувыркаясь, полетела вниз. Шимп снова размахнулся дубинкой и легко сбросил двух следующих, но трое других, увернувшись от ударов, схватили его за ноги и повалили у самого края контейнера. Они накинулись на него, размахивая копьями с каменными наконечниками, которые почему-то больше не казались смешными. Я взмахнул мечом, копья переломились, а их владельцы с писком попадали в темноту. Я едва не свалился за ними следом, поскользнувшись на снующих у меня под ногами скользких, юрких и цепких маленьких уродцах.
Тут уж я отбросил все церемонии. Я рубил, сек и молотил мечом, боясь только, что ненароком отрублю что-нибудь у самого себя. Но мне удалось отбиться, не пострадав, я обернулся, ища глазами Шимпа. Тому приходилось плохо, маленькие гады кишели на нем, словно муравьи, колотя его своими каменными топориками и цепями; не успевал он отодрать от себя одну дрянь, как тут же на её место влезала другая. Я подскочил к этому муравейнику, размахивая мечом, так что Шимп получил секунду передышки и выкарабкался из-под врагов. А они тем временем набросились на меня. Шимп отскочил назад, подбросил свою дубинку, а когда поймал её, в руках у него оказался уже знакомый мне тяжелый посох. Шимп повернулся и прикоснулся тупым позолоченным концом к масляному пятну на пластиковом покрытии. Раздался глухой взрыв, шипение, и когда Шимп поднял посох, на его конце пылал огненный шар. Шимп стал размахивать посохом из стороны в сторону, и воющий вокруг нас ветер подхватывал и разносил пламя. Оно обрушивалось на гадов, и они с визгом и воем бросились врассыпную, так что я был освобожден.
– Я буду их держать на дистанции! – прокричал Шимп. – А ты рази тех, кто пробьется!
Советовать легче, чем делать. Несколько мерзких тварей уже прорвались. Один из уродцев сделал выпад цепью в мою сторону, я сшиб его вниз и увидел, что второй вложил свое тонкое копье в какую-то выдолбленную палку, забросил палку на плечо, потом резко опустил.
Раздался щелчок, свист, и что-то впилось мне в бок. Если бы я не видел когда-то в кино, как метают копья, я бы не успел вовремя отклониться и удар пришелся бы прямо в сердце. Мой удар мечом даже не задел мерзавца, он снова прицелился в меня, но огонь слизнул его с крыши контейнера, и он метеором полетел вниз. Меня же ударило по виску каменным топориком, пущенным откуда-то снизу; другим таким же топориком в меня запустили с другой стороны, его рукоятка больно ударила по голени. Я махал мечом налево и направо, рубил, не думая о фехтовальных правилах, молотил по этой кишащей нечисти, словно старался прогнать дурной сон, и всё боялся поскользнуться, потому что тогда в меня впились бы сотни этих маленьких копий и топориков, что означало бы конец. Моя кровь смешалась бы с их кровью, и они растоптали бы мои останки. А что с Шимпом?
Я бросил взгляд в его сторону, и это оказалось роковой ошибкой. Твердая голова с размаху ударила меня в пах, и я чуть не свалился вниз – непременно свалился бы, если бы он точнее прицелился. Я молча согнулся и схватил дрянное создание за горло; негодяй попытался впиться зубами мне в бедро, но я отодрал его и прикрылся этим корчащимся и дрыгающим ногами ублюдком, как щитом, от его приятелей, а сам оперся на меч, чтобы передохнуть. Однако не тут-то было – копья, пролетая мимо моей руки, впивались уродцу в бока, топорики стучали по его телу рядом с моими пальцами – его кровожадные родичи надеялись достать меня, а он визжал и корчился, пока я, словно дубинкой, колошматил им его собратьев, а затем швырнул мерзавца в них. Он упал между вагонами, и тело его, гулко звякая, запрыгало на железном буфере. Это как будто послужило сигналом к отступлению для остальных злобных тварей: оглядываясь через плечо, они кинулись прочь.
Пламя преследовало их, будто паутина, оно подползало тонкими нитями к тем, кто упал. Толкая и пиная друг друга, маленькие уродцы спешно отступали, а я упал на колени, стараясь отдышаться.
На мое плечо опустилась тяжелая рука; тонкий язычок пламени плясал на конце посоха, который стал гораздо короче…
– Убрались, думаю, что не надолго. Тебе не очень досталось? Nee?
Я готов был огрызнуться, но только покачал головой и, прежде чем ответить, перевел дыхание.
– Попали бы на два дюйма левее, и не играть мне больше на виолончели. А так все в порядке.
– Ты разве играешь на виолончели?
– Да нет, я просто так образно выразился. В основном отделался порезами и синяками.
Что-то мешало мне слева между ребрами, я засунул руку в изуродованный комбинезон и извлек копье; комбинезон помешал ему войти в тело.
Шимп повертел копье в руке и выбросил вон.
– Не отравленное! Обычно они смазывают копья ядом, но яд могло и дождем смыть. Это, во всяком случае, безвредное. А вот укусы этих тварей – хуже змеиных!
– Приятно слышать! Я весь искусан. Ты же говорил, они вроде как человекоподобные.
– Не придирайся! Ты из рода Homo sapiens, а они – другой сорт. Ты что, думал, что человекоподобные все вроде нас?
– Да нет, я знаю. Волки, например, мутанты…
– И таких тьма тьмущая! А у этих далекие предки были кровожадными дикарями, охотниками за головами, поэтому многострадальные соседние племена объединились и загнали их подальше – в самую гущу джунглей. Там выжить трудно, ну и, наверное, от долгих лишений они делались все меньше. Но, видимо, и там все обстояло не так-то просто, и они почему-то попали с Сердцевины на Спираль. А оттуда вернулись… – он быстро нарисовал в воздухе пальцами фигурку, – уже совсем другими.
– Господи! Значит, вроде волков!
– Не такие продажные, зато дико злобные, их в узде не удержать. Если рядом с ними живут люди, эти уроды их всяко преследуют, мучить людей для них – одно удовольствие. А тем, кому они подчинены, ничего не стоит натравить kuro-i на своих врагов. – Шимп говорил без прежней уверенности, голос его звучал глухо и мрачно. Я напряг мышцы, потому что наша платформа качнулась на повороте, и тут увидел, как луна осветила соседний вагон.
– Опять ползут! – безнадежно и устало выдохнул я.
Шимп рыкнул и стал оглядывать заляпанный кровавыми следами пластик, покрывающий контейнер.
– Не видишь больше пятен бензина? Nee? Verdom! Черт побери! (голл. )
– Ну вот есть такое пятно… От него небось не загорится?
– Мы же в Сердцевине! Чтобы у меня что-то получилось, мне надо отталкиваться от подобного! Чтобы получить пламя, нужно что-то воспламеняющееся. Того, что здесь, мало, надо больше. Я думал использовать краску в баллонах, она хорошо горит, но баллоны-то посваливались все.
Я окинул взглядом наш контейнер.
Да, спас нас, конечно, огонь. Но должно же найтись что-то горючее!
– Вместо горючего только мокрое дерьмо, – отрезал Шимп, оглядываясь. – Готовься, jongen. Сделаем, что сможем!
И тут как из ведра полил дождь. За поворотом путей повис черно-серый занавес. Дождь, будто стальной цепью, молотил по поезду, громко шуршал на платформах с углем, барабаня по подножкам. Наши спины словно кнутом хлестало, под напором струй мы не в силах были даже распрямиться. И сквозь этот водяной заслон на нас, визжа, как бешеные, снова ринулись kuro-i!
Шимп размахивал своим посохом с такой ловкостью, что ему позавидовали бы тамбур-мажоретки. Он сшибал это гоблинское отродье на лету, швырял их на рельсы, а я старался поразить мечом всех, кто успевал-таки пронырнуть под его посох. Поднимавшиеся к нам твари отступали под тяжестью валившихся на них тел их собратьев, это давало нам выигрыш во времени. Дождь дочиста вымыл пластик, что тоже было нам на руку. Темная кровь струилась теперь по Шимповой живописи на боках контейнера.
– Водоустойчивая краска! – похвалил он. – Ах вот ты как? На тебе! На тебе! Лови гада!
Гад корчился и верещал на кончике моего меча. Я высоко поднял меч, чтобы швырнуть врага вниз, и вовремя стремительно пригнулся – сверху, едва поезд повернул, на нас ринулась громадная тень. Гигантское крыло заслонило струи дождя и чуть не сшибло меня с контейнера. Это была одна из замеченных мною ещё раньше птиц, я с трудом верил своим глазам: черные перья при вспышках молний переливались всеми цветами радуги, над свирепо изогнутым клювом сверкали, словно драгоценные камни, хищные глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46