Я заметил, что у нее среди молодых хароко немало пылких поклонников, и два из них весь вечер уделяли ей особое внимание. Всем было ясно, что еще до конца фанданго прольется кровь, как оно на самом деле и произошло. Но я забегаю вперед. Сомневаюсь, чтобы девушка когда-либо училась танцам, но танцевала она как баядера.
Ни одна профессиональная танцовщица, развлекавшая восточных принцев, не обладала такой грацией. Все харокос великолепно танцуют, и это умение кажется у них наследственным и вполне естественным. Девушка была молода, но кокетлива: впрочем, это тоже особенность ее народа. Однако кокетливость сказывалась только в ее манерах; но движения ее в танце, хотя и чувственные, что неизбежно у женщины с такой великолепной фигурой, тем не менее оставались скромными, показывая, что она нисколько не развращена. К тому времени как танец закончился, соперники уже продемонстрировали свой характер и смотрели друг на друга вызывающе и с ненавистью. У каждого были друзья и сторонники; соперники обернули серапе вокруг левой руки, создав из них нечто вроде щита, и объявили, что готовы. Некоторые женщины выглядели испуганно, они проявляли свой страх в различных восклицаниях.
Возбуждение достигло пика; в это время ко мне присоединился касадор, девшка держалась за его руку, он выглядел торжествующим, а она дрожала. Не знаю, от страха или от сожаления об этой схватке, которая может кончиться смертью одного из ее поклонников. Мне хотелось узнать, на чьей она стороне, и я спросил ее об этом.
– Который, кабальеро? – повторила она, очевидно, взяв себя в руки, потому что слова сопровождались презрительным изгибом губ. – Ни уно ни отро (ни тот, ни другой).
– Но, наверно, один из них интересует вас больше другого?
Я указал на толпу, окружившую соперников.
– Нет. Здесь нет ни одного.
– А где?
– Не спрашивайте меня, сеньор капитан.
Ее взгляд заставил меня прекратить расспросы.
С меня хватит фанданго, и я хотел уехать. А она?
– Разве не пора возвращаться домой? – спросил я.
– Этого я и хочу, сеньор. Но отец… Боюсь, он еще не захочет уходить.
– Попробую уговорить его.
Касадор снова ушел к будкам с выпивкой, и я отправился искать его. И обнаружил за уничтожением очередной порции. Теперь говорил он хрипло, хотя понял, что я ему говорю.
– Вам не кажется, что пора отсюда уходить, дон Хиль?
Казалось, я сохранил на него какое-то влияние, и оно подействовало. Возможно, он подумал о том, что я больше заплачу ему за игуан в следующий раз. Запинаясь, он ответил:
– Пор сиерто , сеньор (конечно). Я готов.
Через десять минут мы были уже в дороге. Я совсем не думал о происходящей сейчас дуэли, вполне возможно, со смертельным исходом.
Однако, как я узнал впоследствии, до этого дело не дошло: один из участников был ранен – тяжело, но не смертельно.
В отличие от пути на праздник, назад моя лошадь несла двойную тяжесть. Это уже не было вопросом выбора или застенчивости девушки. Ноги не слушались ее отца – результат обильной выпивки, – и ему поневоле пришлось ехать на муле.
Дорога в Санта Люсию – продолжение того берегового пути, который ведет к Вергаре, и поэтому мы вскоре добрались до кипариса, который служил ориентиром на пути к дому Хиля Вентано. Здесь по всем правилам вежливости и обычаев гостеприимства я должен был попрощаться со своими новыми друзьями и ехать прямо в Вера Крус, хотя было уже очень поздно. Но хароко не пожелал и слышать об этом. Нет, я должен вместе с ними вернуться в его хакал и провести там ночь. У него есть запасной гамак; а на следующее утро мы пойдем за игуанами.
Меня не нужно было уговаривать; никому не хотелось так расставаться с хозяевами, как мне. Впрочем, должен сознаться, что не хозяин был причиной моего нежелания. Я мог теперь проехать верхом до конца света, не почувствовав усталости.
И вот, по-прежнему неся двойную тяжесть, моя лошадь добралась до хакала.
Глава VII
Невинный поцелуй
Было далеко за полночь; луна, до этого скрытая облаками, теперь ярко светила. Светлячки на платье и на лбу девушки, казалось, потускнели. Серебристый свет луны приглушил их золотисто-красноватое свечение. Однако я заметил необычную бледность щек Рафаэлиты, которую объяснил испытанным возбуждением и усталостью от танцев и дороги.
Все же мне показалось, что есть еще что-то, она что-то хочет мне сказать, словно избавиться от какой-то тяжести.
Мы все спешились, и отец ее ушел. Он пьяным голосом заговорил об ужине, вспомнил мою склонность к мясу игуаны и отправился свежевать ящерицу, убитую сегодня утром.
Мы остались наедине, и девушка сказала:
– Я почти жалею, кабаллеро, что приехали с нами.
– Почему? – спросил я удивленно и слегка раздраженно.
– Потому что это опасно.
– Опасно? Для кого?
– Для вас, сеньор капитан.
– Но как? Каким образом, сеньорита?
– На фиесте были ваши враги – я хочу сказать враги вашего народа, американцев. Вы заметили мужчину в черной глазированной шляпе с ниткой жемчуга? Рослый мужчина с темно-каштановой бородой? На нем была фиолетовая манья .
Конечно, я обратил внимание на человека, соответствующего этому описанию; заметил также, что в толпе он не раз и не два бросал на меня враждебные взгляды – мрачно смотрел на меня из-под кустистых бровей.
В нем видна была военная выправка, и мне пришло в голову, что это мексиканский офицер – один из тех, кого мы захватили в городе и отпустили под честное слово.
– Да, – ответил я, – помню человека, о котором вы говорите. Ну и что?
– Об этой опасности я и говорю, сеньор. Он плохой человек, один из тех, кого называют гверильерос ; говорят также, что он грабитель, вожак большой шайки.
– А вы откуда его знаете, сеньорита?
– Он был здесь.
– Правда?
– Да; приезжал неделю назад вместе с еще несколькими. Они вели себя очень грубо, заставили нас подать обед и избили бедного пса, который на них залаял. После этого я узнала бы его повсюду. Они чужаки в нашей местности, и мы подумали, что они уедут. Но они не уехали; я видела там и остальных. Один из них хотел, чтобы я с ним танцевала, но я не согласилась из-за того, как они себя здесь вели.
– А почему вы считаете, что мне от них грозит опасность?
– О сеньор, вы и сами это знаете! Гверильерос называют себя патриотами, а вы враг страны. Но если они сальтеадоры – а я в этом почти уверена; и отец со мной согласен – тогда, сеньор капитан, они захотят вас ограбить, если не сделать что хуже. Вы ведь богаты.
– Но они пока еще ничего не сделали. А если сделают, то немного получат. Лошадь и седло, ружье и пара пистолетов. Но прежде чем смогут взять их в руки, почувствуют на себе по-другому. Знаете ли вы, сеньорита, что в этих кобурах, которые вы видите у моего седла, жизнь двенадцати человек? И еще двоих – в моей двустволке.
Она с некоторым страхом посмотрела на мое оружие. Тогда револьверы Кольта были плохо известны мексиканцам; но они хорошо с ними познакомились, прежде чем мы покинули страну.
– Я знаю, вы очень храбрый человек, сеньор капитан, так сказал отец, иначе вы не поехали бы с нами. Но против вас будет много – на празднике их было человек двадцать – и если они придут сейчас – о Боже!
Она казалась серьезно встревоженной; я видел, что она дрожит; не только видел, но и чувствовал, потому что взял ее за руку. Благодарный за то, что она ее не отняла, я сказал:
– Вас, кажется, тревожит, что эти люди могут прийти сюда и причинить мне вред. Вас бы это опечалило?
– О, сеньор, зачем вы спрашиваете? Только подумать: вы наш гость, и с вами случится что-нибудь плохое … под нашей крышей… ах! Тогда мой отец… я…
Собачий лай прервал диалог, который мне так хотелось продолжить. Но у моего волкодава были на то причины: он не только лаял, но и всем поведением показывал, что близко враги. Лай подхватила хозяйская собака; она лаяла еще ожесточенней, очевидно, инстинктивно догадываясь, кто эти враги.
События начали происходить так быстро, что у меня не было времени гадать, кто приближается. Потому что приближалась группа людей. Я видел, как с различных направлений выехало несколько всадников; мне не нужно было вглядываться в них, чтобы понять, что это враги. В этом меня убедили только что произнесенные слова девушки. Но я заметил даже черную глазированную шляпу и нитку жемчуга, когда на них упал лунный свет.
Кажется, настало время продемонстрировать свою храбрость и действие той батареи, которой я хвастал!
Однако я не выстрелил. Мне не позволила Рафаэлита. Она, с хитростью своего народа и со знанием леса, придумала для меня способ уйти, не проливая крови. Схватив меня за руку – потому что как только залаяла собака, она свою отняла, – девушка торопливо потащила к лошади. К счастью, лошадь еще не была расседлана.
Еще через мгновение я был в седле, а Рафаэлита, взяв лошадь под уздцы, повела ее по тропе за домом. Это был единственный подход, не занятый противником: кроме девушки и ее отца, никто не знал о существовании этой тропы.
– Поезжайте по ней, пока не доберетесь до маленького ручья, потом сворачивайте вниз по течению к берегу; а на берегу найдете дорогу. Вперед! Вперед! Они уже возле дома. Святая дева, спаси и обереги его!
Несмотря на всю опасность и необходимость торопиться, я не мог не склониться с седла и не прижать губы ко лбу девушки. Я предпочел бы ее губы, но наше знакомство не зашло еще так далеко. Ее губы умоляюще произнесли:
– Поезжайте! Сеньор капитан, вперед! Храни вас Господь!
И она ускользнула, неслышно, как лесная нимфа; светлячки на ее юбке походили на хвост кометы.
В следующее мгновение я скакал по узкой тропе, скакал быстро, как мог.
Глава VIII
Короткая схватка
Некоторое время я продвигался медленно и проехал гораздо меньше, чем мне бы хотелось. Тропа была не только узкой – ее постоянно перекрывали ветви деревьев со свисавшими с них лианами, и все это серьезно замедляло продвижение. Пока я не мог решить, преследуют меня или нет. Несмотря на то, что стояла середина ночи, лес был полон звуков. Квакали лягушки, трещали цикады, кричали совы, стонали козодои, время от времени раздавалось рычание ягуара или меланхолический плач птицы куа, одной из разновидностей цапли. Все эти звуки казались мне приятными: все, что угодно, кроме голосов людей и топота копыт.
Я беспрепятственно добрался до ручейка, о котором говорила девушка, и повернул вниз по течению. Похоже, мне удастся выбраться: я уже слышал негромкие «вздохи» моря и чувствовал запах йода. Я опасался только того, что преследователи, лучше меня зная местность, проедут короткой дорогой и перехватят меня. Если я окажусь на берегу раньше их, у меня достаточно оснований считать, что опасность миновала: я верил в силы своей лошади.
Я действительно добрался до берега, но безопасности не достиг. Напротив, опасность была передо мной. Как и следовало ожидать, меня преследовали. И именно так, как я и догадывался: преследователи проехали более короткой дорогой, чем та, что ведет мимо кипариса.
Выехав из леса и посмотрев на север, я заметил на открытом месте какую-то темную массу. Темное пятно двигалось, оно приближалось ко мне; на фоне белого песка я без труда разглядел отряд всадников. Их было не меньше двадцати – в конце концов оказалось больше, – но вполне достаточно, чтобы я понял: если лошадь меня подведет, я погиб. Теперь я был уверен, что это те самые люди, которые подкрадывались к хакалу; знал их намерения; теперь же, когда они раздражены тем, что я от них ускользнул, я не могу надеяться на их милосердие.
Больше смотреть я не стал: повернув лошадь головой на юг, пришпорил ее и послал вперед галопом. Лошадь у меня чистокровная, лучшей породы; я знал, что она без труда донесет меня до Вергары или, если понадобится, до Вера Крус, и у разбойников не было бы малейшего шанса догнать ее – если бы был отлив и я мог проехать по плотному влажному песку. К несчастью, был прилив, который вынудил меня подняться выше, на рыхлый песок; и здесь моя лошадь не могла развить большую скорость; она продвигалась с трудом, словно по болоту. А я знал, что мои преследователи сидят на мустангах, местных лошадях, легких и проворных, привыкших к такому пути и способных проскакать по песку с гибкостью коз. Сердце у меня сжалось: я заметил, что расстояние между нами сокращается. Наклонившись вперед, я расстегнул кобуры пистолетов и открыл их так, чтобы легче было схватить рукояти. Конечно, сражаться придется против превосходящего противника, однако у меня сохранялись какие-то надежды. Я очень надеялся на оружие, которое подарил миру полковник Кольт. К тому же, оглянувшись, я заметил, что мой волкодав бежит рядом. Я хорошо кормил собаку и заботился о ней; в благодарность она проявляла верность и преданность.
Минут двадцать продолжалось преследование; мне по-прежнему казалось, что преследователи постепенно меня догоняют. Вскоре я был уже в этом уверен. Я оказался в месте, где продвигаться было особенно трудно, и моя лошадь не раз спотыкалась. Мы находились в промежутке между песчаными дюнами, в углублении, напоминающем блюдце, и дорога, если ее можно так назвать, пролегала по этому углублению. Продвигаясь по его дну, я слышал крики преследователей гораздо ближе и мог даже разбирать отдельные слова. Оглянувшись через плечо, я увидел их на возвышении, которое только что миновал сам. Перед мной еще одно такое же возвышение; мне нужно преодолеть его или повернуть и сражаться в углублении. Я еще не решил, как лучше поступить, когда впереди показалось что-то темное: возвышение передо мной словно выросло на восемь-десять футов. Что бы это значило? У меня не было времени на размышления или вопросы: я увидел, что это еще одна группа всадников; судя по блеску металла при луне, они тоже вооружены.
– Враги или друзья? – подумал я.
Ответ пришел, прежде чем я смог задать вопрос, пришел тоже в форме вопроса:
– Это вы, капитан?…
– Я. – Я узнал голос Инниса. – Быстрее!
Но можно было и не торопить. Мой товарищ по неудавшейся охоте, теперь возглавлявший кавалерийский отряд, сразу увидел, как обстоят дела и, не дожидаясь объяснений, отдал приказ: «Вперед!» И вместе со своими тяжеловооруженными кавалеристами устремился вниз по склону. Всадники не остановились в том месте, где я почти уже решил сражаться, а с разгону принялись подниматься на противоположный склон, обнажив сабли. Из лезвия сверкали в лунном свете. Пришпорив лошадь, я поскакал за ними.
Я принимал участие не в одной кавалерийской схватке, но ни одна не оказывалась такой короткой и легкой. Грабители – потому что они действительно оказались разбойниками – были захвачены врасплох, у них не было времени даже повернуть своих мустангов, тем более ускакать, прежде чем рослые драгуны оказались рядом с ними. Короче говоря, мы их всех взяли в плен, за исключением трех или четырех. Эти попробовали оказать сопротивление и теперь лежали на песке, изрубленные саблями. Среди них и мужчина в фиолетовой манье с ниткой жемчуга на шляпе.
– Как вы здесь оказались? – спросил я Инниса, когда все было кончено. – Мне казалось, что вы сейчас должны лежать в постели. Вам снятся ваши обязанности дежурного или, что вероятнее, темноглазая красавица, цветок леса. Но неважно. Объясните!
– С удовольствием, старина. Это легко, как упасть с бревна. Помните янки в Вергаре, где мы в субботу пили шерри кобблерс?
– Конечно, помню.
– Так вот, возвращаясь, я решил заглянуть туда еще раз, как говорят псалмы; и тогда узнал, что вам грозит опасность. Меня о ней предупредил сам янки. Он рассказал, что подозрительные типы проходили через Вергару, направляясь в Санта Люсию. Некоторых он узнал. Это грабители, которые называют себя гверильерос . Вы были одни, и мне пришло в голову, что эти типы могут на вас напасть. Так оно и оказалось. Поэтому я галопом поскакал в наше расположение и привел своих парней – к счастью, как раз вовремя. Но доброе небо! Что если бы мы опоздали!
* * *
Если в тот день мне не удалось поохотиться на игуан, это произошло позже, и у меня была не одна возможность навестить хакал касадора и поблагодарить Рафаэлиту за то, что спасла меня от сальтеадоров .
1 2 3
Ни одна профессиональная танцовщица, развлекавшая восточных принцев, не обладала такой грацией. Все харокос великолепно танцуют, и это умение кажется у них наследственным и вполне естественным. Девушка была молода, но кокетлива: впрочем, это тоже особенность ее народа. Однако кокетливость сказывалась только в ее манерах; но движения ее в танце, хотя и чувственные, что неизбежно у женщины с такой великолепной фигурой, тем не менее оставались скромными, показывая, что она нисколько не развращена. К тому времени как танец закончился, соперники уже продемонстрировали свой характер и смотрели друг на друга вызывающе и с ненавистью. У каждого были друзья и сторонники; соперники обернули серапе вокруг левой руки, создав из них нечто вроде щита, и объявили, что готовы. Некоторые женщины выглядели испуганно, они проявляли свой страх в различных восклицаниях.
Возбуждение достигло пика; в это время ко мне присоединился касадор, девшка держалась за его руку, он выглядел торжествующим, а она дрожала. Не знаю, от страха или от сожаления об этой схватке, которая может кончиться смертью одного из ее поклонников. Мне хотелось узнать, на чьей она стороне, и я спросил ее об этом.
– Который, кабальеро? – повторила она, очевидно, взяв себя в руки, потому что слова сопровождались презрительным изгибом губ. – Ни уно ни отро (ни тот, ни другой).
– Но, наверно, один из них интересует вас больше другого?
Я указал на толпу, окружившую соперников.
– Нет. Здесь нет ни одного.
– А где?
– Не спрашивайте меня, сеньор капитан.
Ее взгляд заставил меня прекратить расспросы.
С меня хватит фанданго, и я хотел уехать. А она?
– Разве не пора возвращаться домой? – спросил я.
– Этого я и хочу, сеньор. Но отец… Боюсь, он еще не захочет уходить.
– Попробую уговорить его.
Касадор снова ушел к будкам с выпивкой, и я отправился искать его. И обнаружил за уничтожением очередной порции. Теперь говорил он хрипло, хотя понял, что я ему говорю.
– Вам не кажется, что пора отсюда уходить, дон Хиль?
Казалось, я сохранил на него какое-то влияние, и оно подействовало. Возможно, он подумал о том, что я больше заплачу ему за игуан в следующий раз. Запинаясь, он ответил:
– Пор сиерто , сеньор (конечно). Я готов.
Через десять минут мы были уже в дороге. Я совсем не думал о происходящей сейчас дуэли, вполне возможно, со смертельным исходом.
Однако, как я узнал впоследствии, до этого дело не дошло: один из участников был ранен – тяжело, но не смертельно.
В отличие от пути на праздник, назад моя лошадь несла двойную тяжесть. Это уже не было вопросом выбора или застенчивости девушки. Ноги не слушались ее отца – результат обильной выпивки, – и ему поневоле пришлось ехать на муле.
Дорога в Санта Люсию – продолжение того берегового пути, который ведет к Вергаре, и поэтому мы вскоре добрались до кипариса, который служил ориентиром на пути к дому Хиля Вентано. Здесь по всем правилам вежливости и обычаев гостеприимства я должен был попрощаться со своими новыми друзьями и ехать прямо в Вера Крус, хотя было уже очень поздно. Но хароко не пожелал и слышать об этом. Нет, я должен вместе с ними вернуться в его хакал и провести там ночь. У него есть запасной гамак; а на следующее утро мы пойдем за игуанами.
Меня не нужно было уговаривать; никому не хотелось так расставаться с хозяевами, как мне. Впрочем, должен сознаться, что не хозяин был причиной моего нежелания. Я мог теперь проехать верхом до конца света, не почувствовав усталости.
И вот, по-прежнему неся двойную тяжесть, моя лошадь добралась до хакала.
Глава VII
Невинный поцелуй
Было далеко за полночь; луна, до этого скрытая облаками, теперь ярко светила. Светлячки на платье и на лбу девушки, казалось, потускнели. Серебристый свет луны приглушил их золотисто-красноватое свечение. Однако я заметил необычную бледность щек Рафаэлиты, которую объяснил испытанным возбуждением и усталостью от танцев и дороги.
Все же мне показалось, что есть еще что-то, она что-то хочет мне сказать, словно избавиться от какой-то тяжести.
Мы все спешились, и отец ее ушел. Он пьяным голосом заговорил об ужине, вспомнил мою склонность к мясу игуаны и отправился свежевать ящерицу, убитую сегодня утром.
Мы остались наедине, и девушка сказала:
– Я почти жалею, кабаллеро, что приехали с нами.
– Почему? – спросил я удивленно и слегка раздраженно.
– Потому что это опасно.
– Опасно? Для кого?
– Для вас, сеньор капитан.
– Но как? Каким образом, сеньорита?
– На фиесте были ваши враги – я хочу сказать враги вашего народа, американцев. Вы заметили мужчину в черной глазированной шляпе с ниткой жемчуга? Рослый мужчина с темно-каштановой бородой? На нем была фиолетовая манья .
Конечно, я обратил внимание на человека, соответствующего этому описанию; заметил также, что в толпе он не раз и не два бросал на меня враждебные взгляды – мрачно смотрел на меня из-под кустистых бровей.
В нем видна была военная выправка, и мне пришло в голову, что это мексиканский офицер – один из тех, кого мы захватили в городе и отпустили под честное слово.
– Да, – ответил я, – помню человека, о котором вы говорите. Ну и что?
– Об этой опасности я и говорю, сеньор. Он плохой человек, один из тех, кого называют гверильерос ; говорят также, что он грабитель, вожак большой шайки.
– А вы откуда его знаете, сеньорита?
– Он был здесь.
– Правда?
– Да; приезжал неделю назад вместе с еще несколькими. Они вели себя очень грубо, заставили нас подать обед и избили бедного пса, который на них залаял. После этого я узнала бы его повсюду. Они чужаки в нашей местности, и мы подумали, что они уедут. Но они не уехали; я видела там и остальных. Один из них хотел, чтобы я с ним танцевала, но я не согласилась из-за того, как они себя здесь вели.
– А почему вы считаете, что мне от них грозит опасность?
– О сеньор, вы и сами это знаете! Гверильерос называют себя патриотами, а вы враг страны. Но если они сальтеадоры – а я в этом почти уверена; и отец со мной согласен – тогда, сеньор капитан, они захотят вас ограбить, если не сделать что хуже. Вы ведь богаты.
– Но они пока еще ничего не сделали. А если сделают, то немного получат. Лошадь и седло, ружье и пара пистолетов. Но прежде чем смогут взять их в руки, почувствуют на себе по-другому. Знаете ли вы, сеньорита, что в этих кобурах, которые вы видите у моего седла, жизнь двенадцати человек? И еще двоих – в моей двустволке.
Она с некоторым страхом посмотрела на мое оружие. Тогда револьверы Кольта были плохо известны мексиканцам; но они хорошо с ними познакомились, прежде чем мы покинули страну.
– Я знаю, вы очень храбрый человек, сеньор капитан, так сказал отец, иначе вы не поехали бы с нами. Но против вас будет много – на празднике их было человек двадцать – и если они придут сейчас – о Боже!
Она казалась серьезно встревоженной; я видел, что она дрожит; не только видел, но и чувствовал, потому что взял ее за руку. Благодарный за то, что она ее не отняла, я сказал:
– Вас, кажется, тревожит, что эти люди могут прийти сюда и причинить мне вред. Вас бы это опечалило?
– О, сеньор, зачем вы спрашиваете? Только подумать: вы наш гость, и с вами случится что-нибудь плохое … под нашей крышей… ах! Тогда мой отец… я…
Собачий лай прервал диалог, который мне так хотелось продолжить. Но у моего волкодава были на то причины: он не только лаял, но и всем поведением показывал, что близко враги. Лай подхватила хозяйская собака; она лаяла еще ожесточенней, очевидно, инстинктивно догадываясь, кто эти враги.
События начали происходить так быстро, что у меня не было времени гадать, кто приближается. Потому что приближалась группа людей. Я видел, как с различных направлений выехало несколько всадников; мне не нужно было вглядываться в них, чтобы понять, что это враги. В этом меня убедили только что произнесенные слова девушки. Но я заметил даже черную глазированную шляпу и нитку жемчуга, когда на них упал лунный свет.
Кажется, настало время продемонстрировать свою храбрость и действие той батареи, которой я хвастал!
Однако я не выстрелил. Мне не позволила Рафаэлита. Она, с хитростью своего народа и со знанием леса, придумала для меня способ уйти, не проливая крови. Схватив меня за руку – потому что как только залаяла собака, она свою отняла, – девушка торопливо потащила к лошади. К счастью, лошадь еще не была расседлана.
Еще через мгновение я был в седле, а Рафаэлита, взяв лошадь под уздцы, повела ее по тропе за домом. Это был единственный подход, не занятый противником: кроме девушки и ее отца, никто не знал о существовании этой тропы.
– Поезжайте по ней, пока не доберетесь до маленького ручья, потом сворачивайте вниз по течению к берегу; а на берегу найдете дорогу. Вперед! Вперед! Они уже возле дома. Святая дева, спаси и обереги его!
Несмотря на всю опасность и необходимость торопиться, я не мог не склониться с седла и не прижать губы ко лбу девушки. Я предпочел бы ее губы, но наше знакомство не зашло еще так далеко. Ее губы умоляюще произнесли:
– Поезжайте! Сеньор капитан, вперед! Храни вас Господь!
И она ускользнула, неслышно, как лесная нимфа; светлячки на ее юбке походили на хвост кометы.
В следующее мгновение я скакал по узкой тропе, скакал быстро, как мог.
Глава VIII
Короткая схватка
Некоторое время я продвигался медленно и проехал гораздо меньше, чем мне бы хотелось. Тропа была не только узкой – ее постоянно перекрывали ветви деревьев со свисавшими с них лианами, и все это серьезно замедляло продвижение. Пока я не мог решить, преследуют меня или нет. Несмотря на то, что стояла середина ночи, лес был полон звуков. Квакали лягушки, трещали цикады, кричали совы, стонали козодои, время от времени раздавалось рычание ягуара или меланхолический плач птицы куа, одной из разновидностей цапли. Все эти звуки казались мне приятными: все, что угодно, кроме голосов людей и топота копыт.
Я беспрепятственно добрался до ручейка, о котором говорила девушка, и повернул вниз по течению. Похоже, мне удастся выбраться: я уже слышал негромкие «вздохи» моря и чувствовал запах йода. Я опасался только того, что преследователи, лучше меня зная местность, проедут короткой дорогой и перехватят меня. Если я окажусь на берегу раньше их, у меня достаточно оснований считать, что опасность миновала: я верил в силы своей лошади.
Я действительно добрался до берега, но безопасности не достиг. Напротив, опасность была передо мной. Как и следовало ожидать, меня преследовали. И именно так, как я и догадывался: преследователи проехали более короткой дорогой, чем та, что ведет мимо кипариса.
Выехав из леса и посмотрев на север, я заметил на открытом месте какую-то темную массу. Темное пятно двигалось, оно приближалось ко мне; на фоне белого песка я без труда разглядел отряд всадников. Их было не меньше двадцати – в конце концов оказалось больше, – но вполне достаточно, чтобы я понял: если лошадь меня подведет, я погиб. Теперь я был уверен, что это те самые люди, которые подкрадывались к хакалу; знал их намерения; теперь же, когда они раздражены тем, что я от них ускользнул, я не могу надеяться на их милосердие.
Больше смотреть я не стал: повернув лошадь головой на юг, пришпорил ее и послал вперед галопом. Лошадь у меня чистокровная, лучшей породы; я знал, что она без труда донесет меня до Вергары или, если понадобится, до Вера Крус, и у разбойников не было бы малейшего шанса догнать ее – если бы был отлив и я мог проехать по плотному влажному песку. К несчастью, был прилив, который вынудил меня подняться выше, на рыхлый песок; и здесь моя лошадь не могла развить большую скорость; она продвигалась с трудом, словно по болоту. А я знал, что мои преследователи сидят на мустангах, местных лошадях, легких и проворных, привыкших к такому пути и способных проскакать по песку с гибкостью коз. Сердце у меня сжалось: я заметил, что расстояние между нами сокращается. Наклонившись вперед, я расстегнул кобуры пистолетов и открыл их так, чтобы легче было схватить рукояти. Конечно, сражаться придется против превосходящего противника, однако у меня сохранялись какие-то надежды. Я очень надеялся на оружие, которое подарил миру полковник Кольт. К тому же, оглянувшись, я заметил, что мой волкодав бежит рядом. Я хорошо кормил собаку и заботился о ней; в благодарность она проявляла верность и преданность.
Минут двадцать продолжалось преследование; мне по-прежнему казалось, что преследователи постепенно меня догоняют. Вскоре я был уже в этом уверен. Я оказался в месте, где продвигаться было особенно трудно, и моя лошадь не раз спотыкалась. Мы находились в промежутке между песчаными дюнами, в углублении, напоминающем блюдце, и дорога, если ее можно так назвать, пролегала по этому углублению. Продвигаясь по его дну, я слышал крики преследователей гораздо ближе и мог даже разбирать отдельные слова. Оглянувшись через плечо, я увидел их на возвышении, которое только что миновал сам. Перед мной еще одно такое же возвышение; мне нужно преодолеть его или повернуть и сражаться в углублении. Я еще не решил, как лучше поступить, когда впереди показалось что-то темное: возвышение передо мной словно выросло на восемь-десять футов. Что бы это значило? У меня не было времени на размышления или вопросы: я увидел, что это еще одна группа всадников; судя по блеску металла при луне, они тоже вооружены.
– Враги или друзья? – подумал я.
Ответ пришел, прежде чем я смог задать вопрос, пришел тоже в форме вопроса:
– Это вы, капитан?…
– Я. – Я узнал голос Инниса. – Быстрее!
Но можно было и не торопить. Мой товарищ по неудавшейся охоте, теперь возглавлявший кавалерийский отряд, сразу увидел, как обстоят дела и, не дожидаясь объяснений, отдал приказ: «Вперед!» И вместе со своими тяжеловооруженными кавалеристами устремился вниз по склону. Всадники не остановились в том месте, где я почти уже решил сражаться, а с разгону принялись подниматься на противоположный склон, обнажив сабли. Из лезвия сверкали в лунном свете. Пришпорив лошадь, я поскакал за ними.
Я принимал участие не в одной кавалерийской схватке, но ни одна не оказывалась такой короткой и легкой. Грабители – потому что они действительно оказались разбойниками – были захвачены врасплох, у них не было времени даже повернуть своих мустангов, тем более ускакать, прежде чем рослые драгуны оказались рядом с ними. Короче говоря, мы их всех взяли в плен, за исключением трех или четырех. Эти попробовали оказать сопротивление и теперь лежали на песке, изрубленные саблями. Среди них и мужчина в фиолетовой манье с ниткой жемчуга на шляпе.
– Как вы здесь оказались? – спросил я Инниса, когда все было кончено. – Мне казалось, что вы сейчас должны лежать в постели. Вам снятся ваши обязанности дежурного или, что вероятнее, темноглазая красавица, цветок леса. Но неважно. Объясните!
– С удовольствием, старина. Это легко, как упасть с бревна. Помните янки в Вергаре, где мы в субботу пили шерри кобблерс?
– Конечно, помню.
– Так вот, возвращаясь, я решил заглянуть туда еще раз, как говорят псалмы; и тогда узнал, что вам грозит опасность. Меня о ней предупредил сам янки. Он рассказал, что подозрительные типы проходили через Вергару, направляясь в Санта Люсию. Некоторых он узнал. Это грабители, которые называют себя гверильерос . Вы были одни, и мне пришло в голову, что эти типы могут на вас напасть. Так оно и оказалось. Поэтому я галопом поскакал в наше расположение и привел своих парней – к счастью, как раз вовремя. Но доброе небо! Что если бы мы опоздали!
* * *
Если в тот день мне не удалось поохотиться на игуан, это произошло позже, и у меня была не одна возможность навестить хакал касадора и поблагодарить Рафаэлиту за то, что спасла меня от сальтеадоров .
1 2 3