он глубоко в этом убежден.
- Неужели правда, Гендрик? - спросил Виллем друга. - Нет, невозможно! Может, мне все это снится?
- Что касается меня, то я, уж конечно, не сплю, - ответил Гендрик. - Мне так туго связали руки, что ремни прямо впились в тело. Еще немного - и я просто помру, если меня не развяжут. Но неужели они посмеют нас убить?
Некоторое время пленники молчали. Они вспоминали рассказы о многочисленных случаях, когда зулусские кафры жестоко расправлялись с белыми жителями Капской колонии, о случаях ничем не вызванного насилия, - и все это совершалось гораздо ближе к поселениям белых, там, где кафры могли бы больше опасаться возмездия. Племя, в руки которого попали наши охотники, могло не бояться кары - с юга их защищали огромные пространства, а трусливых португальцев, жителей севера, они и в грош не ставили.
Но и это не все.
Охотники нанесли им ущерб и отказались возместить его. Во время стычки они оскорбили вождя, ударив его. Сверх того, туземцам пришлось по вкусу имущество пленников, а как всего вернее сохранить его? Конечно же, надо сделать так, чтобы пленники никогда уже не могли вновь отнять свою собственность или потребовать возмещения убытков.
Будущее казалось беспросветным. И наши искатели приключений уже верили, что Конго не ошибается, предсказывая им близкую смерть.
Глава XXVIII
ИХ ВЕДУТ НА СМЕРТЬ
Прошел еще день, а с пленниками обращались по-прежнему. Никто, кроме женщин и детей, почти не замечал их. Вождь и несколько его соплеменников весь день развлекались стрельбой в цель из отобранных у охотников ружей и учились, как пользоваться их имуществом.
- Чего они медлят? - с раздражением воскликнул Гендрик. - Если уж хотят убить нас, пускай убивают! Это лучше, чем вот так мучиться.
- Да, конечно, такая жизнь не многого стоит, - сказал Виллем. - Но знаешь, Гендрик, где есть неопределенность, там есть и надежда. Мы сегодня совсем не видели Синдо. Неблагодарный негодяй! Он боится показаться нам на глаза!
- Если б мы не нуждались в помощи, он наверняка признал бы нас,- сказал Гендрик. - Ну, ничего. Больше нам уже не придется сталкиваться с людской неблагодарностью: вряд ли мы еще сумеем выручить кого-то из беды.
Настала ночь, но пленники видели, что в деревне царит необычное оживление. Несколько туземцев с факелами в руках бегали взад и вперед - видно, готовились к какому-то большому событию. И лошадей зачем-то оседлали.
- Говорил я, - сказал Конго, - они поведут нас убивать.
Виллем и Гендрик молча наблюдали за всем происходящим.
Потом к ним подошли туземцы и всех трех пленников отвязали от деревьев. Очевидно, должно было произойти нечто серьезное; но охотникам после всех мучений и утомительно долгого плена всякая перемена казалась облегчением.
Вождь племени верхом на лошади Виллема возглавлял процессию из десятка туземцев. Он направлялся к пруду, где были убиты его лошади. Следом вели пленников. Следопыт и другие собаки бежали за ними, даже не подозревая о страхе, который терзал их хозяев. Шествие выступило из деревни, а старики, женщины и дети, выстроившись по обе стороны дороги, провожали их взглядами. Многие смотрели на них с жалостливым любопытством, иные, видно, были очень довольны происходящим. Пленники это заметили. Почему туземцы с таким интересом смотрят, как они уходят? Ведь когда они пришли в селение, их едва заметили и, когда они лежали связанные под деревьями, на них не обращали внимания.
Что же сейчас привлекает зрителей? Ответ мог быть только один: туземцы смотрели на них с тем невеселым любопытством, какое всегда вызывает человек, обреченный на насильственную смерть.
Вождь держал ружье Виллема и, судя по всему, собирался пустить его в ход. Время от времени он поднимал его и прицеливался.
- Спроси их, Конго, куда нас ведут, - сказал Гендрик.
Конго заговорил с одним из туземцев, который шел рядом с ним, но тот лишь что-то невнятно проворчал в ответ.
- Он не знает, - перевел Конго это сердитое ворчанье. - Зато я знаю.
- Куда?
- Нас ведут убивать.
- Конго! - воскликнул Виллем. - Спроси, где Синдо. А вдруг он нам все-таки поможет? Попытка не пытка. Если нет, мы хоть этим рассчитаемся за его неблагодарность. Я бы не прочь как-нибудь отплатить ему...
Конго послушался и спросил о Синдо. Вождь услыхал это, велел немедленно остановиться и стал о чем-то спрашивать своих спутников.
- Вождь тоже хочет знать, где Синдо, баас Виллем, - объяснил Конго.
Процессия остановилась, а разговор все продолжался. Потом вождь и еще один туземец поскакали назад к деревне - до нее теперь было около полумили. Пленники и их стражи остались на месте. Примерно через час вернулся вождь, сильно чем-то разгневанный.
Все поняли это по его сердитому лицу и громкому голосу. Конго внимательно прислушивался к каждому его слову.
- Он говорит про Синдо, - сказал Конго. - Он клянется, что завтра же его убьет.
- Надеюсь, он сдержит клятву, - сказал Виллем. - Думаю, что мы возбудили в нем подозрения насчет этого негодяя, которому он дал убежище. Теперь Синдо поплатится за свою неблагодарность. Он должен был попробовать спасти нас, даже рискуя тем, что ему пришлось бы уйти и из этого племени.
Двинулись дальше. Вождь ехал впереди, а по бокам два туземца несли факелы.
Проехали еще немного, и охотники узнали место, где их взяли в плен. Вождь обратился к своим спутникам с речью, а Конго перевел ее Виллему и Гендрику. Смысл речи был таков: белые чужестранцы умышленно и злонамеренно убили двух коней вождя - самых прекрасных скакунов на свете. Чужестранцы не захотели возместить убытки, хотя могли бы это сделать, а когда он попытался вознаградить себя за потерю лошадей, ему оказали сопротивление, сбили с ног и жестоко оскорбили в присутствии его подданных. По единодушному мнению старейших и мудрейших людей племени, за эти преступления пленников следует наказать, и наказанием для них будет смерть. Он привел их туда, где они совершили первое преступление, - здесь самое подходящее место для исполнения этого справедливого приговора.
Когда Конго перевел охотникам эту речь, они велели ему передать вождю, что, если он отпустит их, они охотно оставят ему лошадей, винтовки и прочее свое имущество и обещают никогда не возвращаться в его владения и ничем не тревожить его. Больше того: они пришлют ему подарок, выкуп, за то, что он оставил их в живых и вернул им свободу.
В ответ им было сказано, что они белые, а потому им нельзя верить. Они не пошлют вождю подарки, но скорее всего попытаются отомстить; и, чтобы этого не случилось, они должны умереть - так решил вождь.
После такого решения им уже не к кому было взывать. С этой минуты на них снова перестали обращать внимание. Едва Конго пытался вымолвить хоть слово, стражи начинали кричать; а тем временем остальные по указаниям вождя готовили все для того, чтобы привести в исполнение страшный смертный приговор.
Глава XXIX
КАК РАЗ ВОВРЕМЯ
Скоро пленники поняли, какая смерть их ждет. По всему было видно, что вождь намерен испытать свое новое оружие - громобой Виллема.
Наверно, пленники потому так долго и оставались в живых, что вождь учился пользоваться этим оружием, чтобы не промахнуться, стреляя по такой цели, как двое белых людей.
Ремни стягивали запястья Гендрика куда туже, чем было необходимо. Сырая кожа высохла и съежилась - ведь охотники пробыли весь день на жгучем солнце, - поэтому ремни глубоко врезались в тело, кисти рук распухли, и Гендрик мучился больше других.
Но не только это терзало его. Теперь уже не оставалось сомнений, что их ждет та страшная участь, о которой Конго догадался с самого начала. Смерть казалась неизбежной, и Гендрик с его живым умом и способностью остро чувствовать всем своим существом болезненно ощущал близость смерти. Он боялся ее. В этом страхе не было ничего недостойного. То была просто любовь к жизни, страстное желание жить.
Кто не любит жизни, тот недостоин ее; кто не дорожит ее радостями и легко расстается с ними, тот либо не сумел оценить их, либо душа его так черна, что он способен видеть в жизни только дурное.
Гендрик страстно хотел жить и радоваться жизни и, глядя, как готовятся отнять у него жизнь, испытывал невыразимые муки.
Прощаясь с этим миром, он горевал о многом, но прежде всего его мысли были о Вильгельмине ван Вейк. Никогда больше он ее не увидит! А ее он любил больше жизни.
- Виллем! - воскликнул он. - Что же это? Неужели мы сейчас умрем? Я не хочу... не могу!
Он говорил - и все силы его души и тела напряглись в одном порыве: вернуть себе свободу!
Отчаянным усилием он попытался разорвать путы, но он ничего не добился, только из-под ногтей у него брызнула кровь.
В этот тяжкий час Виллем тоже не оставался бесстрастным. И он не хотел умирать, и ему было о чем сожалеть. Ведь это значит, что никогда больше он не увидит своих близких. Никогда не завершит дела, ради которого пустился в этот дальний путь.
Верному Конго было тоже горько знать, что смерть надвигается, что она уже рядом.
- Баас Виллем, - сказал он, с жалостью глядя на молодого охотника, - сейчас вы умрете. Я благословляю Бога, про которого мне рассказывали ваши родители! Никогда я не вернусь в Грааф-Рейнет, не увижу, как они оплакивают вас!
Приготовления к казни уже закончились, но жестокому вождю не удалось показать свое искусство, не удалось исполнить задуманное.
Только было он хотел поднять ружье и прицелиться в одного из обреченных, как, откуда ни возьмись, появился большой отряд темнокожих воинов. На какое-то мгновение все растерялись. Те, что готовились совершить казнь, не сразу поняли, друзья это пришли или враги. Но вот раздался незнакомый им боевой клич, и их окружили рослые воины, вооруженные луками, копьями и ружьями. Да, тут оказались еще двое белых с ружьями, и их с радостью узнали пленники. То были Ганс и Аренд, а с ними Макора и его люди!
Приговор немедленно отменили, и пленников тут же освободили.
Не было никакой необходимости проливать кровь, так как никто из предполагавшихся палачей и не пробовал сопротивляться. Они тотчас вернули пленников, их ружья, лошадей и прочее имущество - большую часть его отдали еще прежде, чем было сказано хоть слово на этот счет.
И снова сердце Виллема не выдержало, и он стал просить Макору пощадить зулусов.
Не вступись Виллем, Макора перебил бы на месте всех зулусов, а потом отправился бы в их деревню чинить суд и расправу.
Объединенными усилиями охотники сдержали его ярость, и сбитым с толку убийцам разрешили уйти, не причинив им ни малейшего вреда.
- Как хорошо, что вы подоспели! - сказал Гендрик Гансу и Аренду. - Как раз вовремя. Только я не могу понять, откуда вы узнали, что мы попали в беду?
- Все очень просто, - ответил Ганс. - Сегодня утром нам сказали, что вас схватили и собираются убить. Мы, конечно, тут же пустились в путь и весь день спешили как только могли к вам на выручку.
- Но откуда же вы узнали, что с нами стряслось?
- От Синдо, того самого, которого Макора чуть не убил за чрезмерное честолюбие.
Значит, напрасно они подозревали Синдо в неблагодарности. Он шел, вернее бежал всю ночь, чтобы дать знать об опасности, грозившей людям, которые спасли ему жизнь. Для зулусов его слова ничего не значили, и он понял, что спасет пленников, только если предупредит тех, кто в силах помочь им. Так он сумел отблагодарить их.
"Цыплят по осени считают", - говорит пословица. Никогда не следует спешить с выводами. Если бы пленники, когда их вели к месту казни, не упомянули имя Синдо и вождь зулусов не заподозрил измены, помощь пришла бы слишком поздно. С казнью замешкались потому, что вождь поскакал в селение разыскивать Синдо и в результате растерял "уже сосчитанных цыплят".
Освобожденные пленники стали спрашивать, где Синдо: они хотели обнять его.
Но Синдо здесь не было. Он так измучился, пока бежал, что уже не в силах был вернуться вместе с избавителями и остался в лагере, где сооружали западню.
Ни одной лишней минуты не задержались охотники на месте, с которым были связаны такие неприятные воспоминания. И когда забрезжил рассвет, они вместе со своими друзьями макололо были уже на пути к лагерю.
Там они застали Черныша в полном смятении. Он радовался их возвращению и злился на Конго, допустившего, чтобы их молодые хозяева попали в такую беду.
Услуга, которую Синдо оказал белым друзьям, вновь завоевала ему расположение Макоры, и тот предложил изгнаннику вернуться домой, к своему племени, на что Синдо с радостью согласился.
Глава XXX
ХОПО
На время Виллем как будто излечился от своей страсти к приключениям. Ведь он приехал сюда для того, чтобы поймать двух молодых жирафов и в целости и сохранности доставить их голландскому консулу. Опыт последних дней показал ему, что он не доведет дело до конца, если будет подвергать себя опасности умереть какой-нибудь страшной смертью. Это знание дорого досталось ему, и он больше не искал новых приключений, а принялся вместе с макололо строить западню. Ему помогали все три охотника. И все они думали уже не столько о жирафах или о новых приключениях, сколько о возвращении домой.
Западня должна была состоять из двух высоких изгородей, сходящихся под острым углом. Каждая изгородь была в полторы мили длиной, а там, где они сходились, оставался просвет такой ширины, чтобы мог пройти самый крупный зверь. Сразу за этим проходом вырыли яму сорок футов в длину, пятнадцать в ширину и восемь в глубину, а по краям ее положили, слегка сдвинув их внутрь, тяжелые стволы деревьев. Западню строили с таким расчетом, чтоб каждое животное, попавшее в загон, пробежав его, непременно свалилось в яму и не могло из нее выбраться. Чем ближе к яме, тем выше и крепче становилась изгородь, чтобы нельзя было ни повалить ее, ни перепрыгнуть через нее.
Яму прикрыли сверху камышом и тростником. Ни одна мелочь, от которой мог бы зависеть успех дела, не была упущена.
И охотники и макололо работали с жаром, и вскоре западня была закончена; оставалось только загнать в нее дичь. Это решили сделать на следующий день. Прямо перед западней был акациевый лесок - потому-то здесь и соорудили западню. Соплеменники Макоры должны были устроить в этом лесу облаву и всех четвероногих обитателей его загнать в ловушку.
Рано поутру все макололо вместе с охотниками и их собаками приготовились к грандиозной облаве. Разделились на два отряда. Виллем, Гендрик и Макора пошли влево, Ганс, Аренд и лучший воин и охотник племени макололо пошли со своим отрядом направо, так, чтобы охватить лесок с двух сторон. Им предстояло окружить пространство мили в четыре длиной и три шириной.
Достигнув северной опушки, большинство загонщиков и собак вступили в лес. Белые охотники верхом на своих лошадях и кое-кто из макололо верхом на быках остались на опушке, чтобы помешать испуганной дичи прорвать цепь загонщиков.
Некоторое время загонщики и собаки словно состязались, кто поднимет больше шуму; и всадники, стоявшие на опушке, скоро убедились, что это труд не напрасный.
Они не проехали еще и полмили от того места, где разделились на отряды, а уже стало ясно, что загонщики и собаки потревожили самую разную дичь. Громко затрубили слоны, затрещали ветки, уступая им дорогу; зарычали львы; пронзительно завизжали бабуины; послышался дикий, отвратительный хохот гиен.
Тем, кто ехал по опушке, Макора посоветовал держаться немного позади загонщиков. Виллем и Гендрик скоро оценили этот мудрый совет.
Стадо слонов прорвалось сквозь кусты всего в нескольких ярдах перед ними; их пропустили на равнину. Все были рады, что они не попали в западню.
Вскоре на равнину вырвалось несколько зебр, и им тоже дали уйти целыми и невредимыми.
Незадолго до конца облавы с той стороны, где стояли на страже Виллем и Гендрик, из лесу выбежало большое стадо буйволов. К счастью, в это время охотники немного отъехали от опушки, иначе они оказались бы прямо на пути мчавшегося стада и были бы затоптаны насмерть.
Несколько буйволов выбежали из лесу почти напротив Виллема с Гендриком и, догоняя стадо, едва не налетели на них, так что всадникам пришлось скакать во весь опор, чтобы не напороться на их рога.
Едва охотники увернулись от буйволов. Виллем с радостью увидел то, что ему больше всего хотелось видеть: семь или восемь жирафов, спасаясь от загонщиков, с шумом пронеслись среди деревьев и выскочили на опушку. Они оказались совсем близко к воронкообразному входу в ловушку. Если они проскочат мимо, их уже не поймать и весь тяжкий двухнедельный труд пропадет понапрасну. Вонзив шпоры в бока лошади, Виллем, а за ним и Гендрик галопом поскакали вперед, чтобы отрезать жирафам отступление. Никогда еще за всю свою жизнь Виллем не переживал минуты столь волнующей.
В стаде охотники заметили двух детенышей. Неужели они промчатся мимо загона? Успех дела решали секунды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
- Неужели правда, Гендрик? - спросил Виллем друга. - Нет, невозможно! Может, мне все это снится?
- Что касается меня, то я, уж конечно, не сплю, - ответил Гендрик. - Мне так туго связали руки, что ремни прямо впились в тело. Еще немного - и я просто помру, если меня не развяжут. Но неужели они посмеют нас убить?
Некоторое время пленники молчали. Они вспоминали рассказы о многочисленных случаях, когда зулусские кафры жестоко расправлялись с белыми жителями Капской колонии, о случаях ничем не вызванного насилия, - и все это совершалось гораздо ближе к поселениям белых, там, где кафры могли бы больше опасаться возмездия. Племя, в руки которого попали наши охотники, могло не бояться кары - с юга их защищали огромные пространства, а трусливых португальцев, жителей севера, они и в грош не ставили.
Но и это не все.
Охотники нанесли им ущерб и отказались возместить его. Во время стычки они оскорбили вождя, ударив его. Сверх того, туземцам пришлось по вкусу имущество пленников, а как всего вернее сохранить его? Конечно же, надо сделать так, чтобы пленники никогда уже не могли вновь отнять свою собственность или потребовать возмещения убытков.
Будущее казалось беспросветным. И наши искатели приключений уже верили, что Конго не ошибается, предсказывая им близкую смерть.
Глава XXVIII
ИХ ВЕДУТ НА СМЕРТЬ
Прошел еще день, а с пленниками обращались по-прежнему. Никто, кроме женщин и детей, почти не замечал их. Вождь и несколько его соплеменников весь день развлекались стрельбой в цель из отобранных у охотников ружей и учились, как пользоваться их имуществом.
- Чего они медлят? - с раздражением воскликнул Гендрик. - Если уж хотят убить нас, пускай убивают! Это лучше, чем вот так мучиться.
- Да, конечно, такая жизнь не многого стоит, - сказал Виллем. - Но знаешь, Гендрик, где есть неопределенность, там есть и надежда. Мы сегодня совсем не видели Синдо. Неблагодарный негодяй! Он боится показаться нам на глаза!
- Если б мы не нуждались в помощи, он наверняка признал бы нас,- сказал Гендрик. - Ну, ничего. Больше нам уже не придется сталкиваться с людской неблагодарностью: вряд ли мы еще сумеем выручить кого-то из беды.
Настала ночь, но пленники видели, что в деревне царит необычное оживление. Несколько туземцев с факелами в руках бегали взад и вперед - видно, готовились к какому-то большому событию. И лошадей зачем-то оседлали.
- Говорил я, - сказал Конго, - они поведут нас убивать.
Виллем и Гендрик молча наблюдали за всем происходящим.
Потом к ним подошли туземцы и всех трех пленников отвязали от деревьев. Очевидно, должно было произойти нечто серьезное; но охотникам после всех мучений и утомительно долгого плена всякая перемена казалась облегчением.
Вождь племени верхом на лошади Виллема возглавлял процессию из десятка туземцев. Он направлялся к пруду, где были убиты его лошади. Следом вели пленников. Следопыт и другие собаки бежали за ними, даже не подозревая о страхе, который терзал их хозяев. Шествие выступило из деревни, а старики, женщины и дети, выстроившись по обе стороны дороги, провожали их взглядами. Многие смотрели на них с жалостливым любопытством, иные, видно, были очень довольны происходящим. Пленники это заметили. Почему туземцы с таким интересом смотрят, как они уходят? Ведь когда они пришли в селение, их едва заметили и, когда они лежали связанные под деревьями, на них не обращали внимания.
Что же сейчас привлекает зрителей? Ответ мог быть только один: туземцы смотрели на них с тем невеселым любопытством, какое всегда вызывает человек, обреченный на насильственную смерть.
Вождь держал ружье Виллема и, судя по всему, собирался пустить его в ход. Время от времени он поднимал его и прицеливался.
- Спроси их, Конго, куда нас ведут, - сказал Гендрик.
Конго заговорил с одним из туземцев, который шел рядом с ним, но тот лишь что-то невнятно проворчал в ответ.
- Он не знает, - перевел Конго это сердитое ворчанье. - Зато я знаю.
- Куда?
- Нас ведут убивать.
- Конго! - воскликнул Виллем. - Спроси, где Синдо. А вдруг он нам все-таки поможет? Попытка не пытка. Если нет, мы хоть этим рассчитаемся за его неблагодарность. Я бы не прочь как-нибудь отплатить ему...
Конго послушался и спросил о Синдо. Вождь услыхал это, велел немедленно остановиться и стал о чем-то спрашивать своих спутников.
- Вождь тоже хочет знать, где Синдо, баас Виллем, - объяснил Конго.
Процессия остановилась, а разговор все продолжался. Потом вождь и еще один туземец поскакали назад к деревне - до нее теперь было около полумили. Пленники и их стражи остались на месте. Примерно через час вернулся вождь, сильно чем-то разгневанный.
Все поняли это по его сердитому лицу и громкому голосу. Конго внимательно прислушивался к каждому его слову.
- Он говорит про Синдо, - сказал Конго. - Он клянется, что завтра же его убьет.
- Надеюсь, он сдержит клятву, - сказал Виллем. - Думаю, что мы возбудили в нем подозрения насчет этого негодяя, которому он дал убежище. Теперь Синдо поплатится за свою неблагодарность. Он должен был попробовать спасти нас, даже рискуя тем, что ему пришлось бы уйти и из этого племени.
Двинулись дальше. Вождь ехал впереди, а по бокам два туземца несли факелы.
Проехали еще немного, и охотники узнали место, где их взяли в плен. Вождь обратился к своим спутникам с речью, а Конго перевел ее Виллему и Гендрику. Смысл речи был таков: белые чужестранцы умышленно и злонамеренно убили двух коней вождя - самых прекрасных скакунов на свете. Чужестранцы не захотели возместить убытки, хотя могли бы это сделать, а когда он попытался вознаградить себя за потерю лошадей, ему оказали сопротивление, сбили с ног и жестоко оскорбили в присутствии его подданных. По единодушному мнению старейших и мудрейших людей племени, за эти преступления пленников следует наказать, и наказанием для них будет смерть. Он привел их туда, где они совершили первое преступление, - здесь самое подходящее место для исполнения этого справедливого приговора.
Когда Конго перевел охотникам эту речь, они велели ему передать вождю, что, если он отпустит их, они охотно оставят ему лошадей, винтовки и прочее свое имущество и обещают никогда не возвращаться в его владения и ничем не тревожить его. Больше того: они пришлют ему подарок, выкуп, за то, что он оставил их в живых и вернул им свободу.
В ответ им было сказано, что они белые, а потому им нельзя верить. Они не пошлют вождю подарки, но скорее всего попытаются отомстить; и, чтобы этого не случилось, они должны умереть - так решил вождь.
После такого решения им уже не к кому было взывать. С этой минуты на них снова перестали обращать внимание. Едва Конго пытался вымолвить хоть слово, стражи начинали кричать; а тем временем остальные по указаниям вождя готовили все для того, чтобы привести в исполнение страшный смертный приговор.
Глава XXIX
КАК РАЗ ВОВРЕМЯ
Скоро пленники поняли, какая смерть их ждет. По всему было видно, что вождь намерен испытать свое новое оружие - громобой Виллема.
Наверно, пленники потому так долго и оставались в живых, что вождь учился пользоваться этим оружием, чтобы не промахнуться, стреляя по такой цели, как двое белых людей.
Ремни стягивали запястья Гендрика куда туже, чем было необходимо. Сырая кожа высохла и съежилась - ведь охотники пробыли весь день на жгучем солнце, - поэтому ремни глубоко врезались в тело, кисти рук распухли, и Гендрик мучился больше других.
Но не только это терзало его. Теперь уже не оставалось сомнений, что их ждет та страшная участь, о которой Конго догадался с самого начала. Смерть казалась неизбежной, и Гендрик с его живым умом и способностью остро чувствовать всем своим существом болезненно ощущал близость смерти. Он боялся ее. В этом страхе не было ничего недостойного. То была просто любовь к жизни, страстное желание жить.
Кто не любит жизни, тот недостоин ее; кто не дорожит ее радостями и легко расстается с ними, тот либо не сумел оценить их, либо душа его так черна, что он способен видеть в жизни только дурное.
Гендрик страстно хотел жить и радоваться жизни и, глядя, как готовятся отнять у него жизнь, испытывал невыразимые муки.
Прощаясь с этим миром, он горевал о многом, но прежде всего его мысли были о Вильгельмине ван Вейк. Никогда больше он ее не увидит! А ее он любил больше жизни.
- Виллем! - воскликнул он. - Что же это? Неужели мы сейчас умрем? Я не хочу... не могу!
Он говорил - и все силы его души и тела напряглись в одном порыве: вернуть себе свободу!
Отчаянным усилием он попытался разорвать путы, но он ничего не добился, только из-под ногтей у него брызнула кровь.
В этот тяжкий час Виллем тоже не оставался бесстрастным. И он не хотел умирать, и ему было о чем сожалеть. Ведь это значит, что никогда больше он не увидит своих близких. Никогда не завершит дела, ради которого пустился в этот дальний путь.
Верному Конго было тоже горько знать, что смерть надвигается, что она уже рядом.
- Баас Виллем, - сказал он, с жалостью глядя на молодого охотника, - сейчас вы умрете. Я благословляю Бога, про которого мне рассказывали ваши родители! Никогда я не вернусь в Грааф-Рейнет, не увижу, как они оплакивают вас!
Приготовления к казни уже закончились, но жестокому вождю не удалось показать свое искусство, не удалось исполнить задуманное.
Только было он хотел поднять ружье и прицелиться в одного из обреченных, как, откуда ни возьмись, появился большой отряд темнокожих воинов. На какое-то мгновение все растерялись. Те, что готовились совершить казнь, не сразу поняли, друзья это пришли или враги. Но вот раздался незнакомый им боевой клич, и их окружили рослые воины, вооруженные луками, копьями и ружьями. Да, тут оказались еще двое белых с ружьями, и их с радостью узнали пленники. То были Ганс и Аренд, а с ними Макора и его люди!
Приговор немедленно отменили, и пленников тут же освободили.
Не было никакой необходимости проливать кровь, так как никто из предполагавшихся палачей и не пробовал сопротивляться. Они тотчас вернули пленников, их ружья, лошадей и прочее имущество - большую часть его отдали еще прежде, чем было сказано хоть слово на этот счет.
И снова сердце Виллема не выдержало, и он стал просить Макору пощадить зулусов.
Не вступись Виллем, Макора перебил бы на месте всех зулусов, а потом отправился бы в их деревню чинить суд и расправу.
Объединенными усилиями охотники сдержали его ярость, и сбитым с толку убийцам разрешили уйти, не причинив им ни малейшего вреда.
- Как хорошо, что вы подоспели! - сказал Гендрик Гансу и Аренду. - Как раз вовремя. Только я не могу понять, откуда вы узнали, что мы попали в беду?
- Все очень просто, - ответил Ганс. - Сегодня утром нам сказали, что вас схватили и собираются убить. Мы, конечно, тут же пустились в путь и весь день спешили как только могли к вам на выручку.
- Но откуда же вы узнали, что с нами стряслось?
- От Синдо, того самого, которого Макора чуть не убил за чрезмерное честолюбие.
Значит, напрасно они подозревали Синдо в неблагодарности. Он шел, вернее бежал всю ночь, чтобы дать знать об опасности, грозившей людям, которые спасли ему жизнь. Для зулусов его слова ничего не значили, и он понял, что спасет пленников, только если предупредит тех, кто в силах помочь им. Так он сумел отблагодарить их.
"Цыплят по осени считают", - говорит пословица. Никогда не следует спешить с выводами. Если бы пленники, когда их вели к месту казни, не упомянули имя Синдо и вождь зулусов не заподозрил измены, помощь пришла бы слишком поздно. С казнью замешкались потому, что вождь поскакал в селение разыскивать Синдо и в результате растерял "уже сосчитанных цыплят".
Освобожденные пленники стали спрашивать, где Синдо: они хотели обнять его.
Но Синдо здесь не было. Он так измучился, пока бежал, что уже не в силах был вернуться вместе с избавителями и остался в лагере, где сооружали западню.
Ни одной лишней минуты не задержались охотники на месте, с которым были связаны такие неприятные воспоминания. И когда забрезжил рассвет, они вместе со своими друзьями макололо были уже на пути к лагерю.
Там они застали Черныша в полном смятении. Он радовался их возвращению и злился на Конго, допустившего, чтобы их молодые хозяева попали в такую беду.
Услуга, которую Синдо оказал белым друзьям, вновь завоевала ему расположение Макоры, и тот предложил изгнаннику вернуться домой, к своему племени, на что Синдо с радостью согласился.
Глава XXX
ХОПО
На время Виллем как будто излечился от своей страсти к приключениям. Ведь он приехал сюда для того, чтобы поймать двух молодых жирафов и в целости и сохранности доставить их голландскому консулу. Опыт последних дней показал ему, что он не доведет дело до конца, если будет подвергать себя опасности умереть какой-нибудь страшной смертью. Это знание дорого досталось ему, и он больше не искал новых приключений, а принялся вместе с макололо строить западню. Ему помогали все три охотника. И все они думали уже не столько о жирафах или о новых приключениях, сколько о возвращении домой.
Западня должна была состоять из двух высоких изгородей, сходящихся под острым углом. Каждая изгородь была в полторы мили длиной, а там, где они сходились, оставался просвет такой ширины, чтобы мог пройти самый крупный зверь. Сразу за этим проходом вырыли яму сорок футов в длину, пятнадцать в ширину и восемь в глубину, а по краям ее положили, слегка сдвинув их внутрь, тяжелые стволы деревьев. Западню строили с таким расчетом, чтоб каждое животное, попавшее в загон, пробежав его, непременно свалилось в яму и не могло из нее выбраться. Чем ближе к яме, тем выше и крепче становилась изгородь, чтобы нельзя было ни повалить ее, ни перепрыгнуть через нее.
Яму прикрыли сверху камышом и тростником. Ни одна мелочь, от которой мог бы зависеть успех дела, не была упущена.
И охотники и макололо работали с жаром, и вскоре западня была закончена; оставалось только загнать в нее дичь. Это решили сделать на следующий день. Прямо перед западней был акациевый лесок - потому-то здесь и соорудили западню. Соплеменники Макоры должны были устроить в этом лесу облаву и всех четвероногих обитателей его загнать в ловушку.
Рано поутру все макололо вместе с охотниками и их собаками приготовились к грандиозной облаве. Разделились на два отряда. Виллем, Гендрик и Макора пошли влево, Ганс, Аренд и лучший воин и охотник племени макололо пошли со своим отрядом направо, так, чтобы охватить лесок с двух сторон. Им предстояло окружить пространство мили в четыре длиной и три шириной.
Достигнув северной опушки, большинство загонщиков и собак вступили в лес. Белые охотники верхом на своих лошадях и кое-кто из макололо верхом на быках остались на опушке, чтобы помешать испуганной дичи прорвать цепь загонщиков.
Некоторое время загонщики и собаки словно состязались, кто поднимет больше шуму; и всадники, стоявшие на опушке, скоро убедились, что это труд не напрасный.
Они не проехали еще и полмили от того места, где разделились на отряды, а уже стало ясно, что загонщики и собаки потревожили самую разную дичь. Громко затрубили слоны, затрещали ветки, уступая им дорогу; зарычали львы; пронзительно завизжали бабуины; послышался дикий, отвратительный хохот гиен.
Тем, кто ехал по опушке, Макора посоветовал держаться немного позади загонщиков. Виллем и Гендрик скоро оценили этот мудрый совет.
Стадо слонов прорвалось сквозь кусты всего в нескольких ярдах перед ними; их пропустили на равнину. Все были рады, что они не попали в западню.
Вскоре на равнину вырвалось несколько зебр, и им тоже дали уйти целыми и невредимыми.
Незадолго до конца облавы с той стороны, где стояли на страже Виллем и Гендрик, из лесу выбежало большое стадо буйволов. К счастью, в это время охотники немного отъехали от опушки, иначе они оказались бы прямо на пути мчавшегося стада и были бы затоптаны насмерть.
Несколько буйволов выбежали из лесу почти напротив Виллема с Гендриком и, догоняя стадо, едва не налетели на них, так что всадникам пришлось скакать во весь опор, чтобы не напороться на их рога.
Едва охотники увернулись от буйволов. Виллем с радостью увидел то, что ему больше всего хотелось видеть: семь или восемь жирафов, спасаясь от загонщиков, с шумом пронеслись среди деревьев и выскочили на опушку. Они оказались совсем близко к воронкообразному входу в ловушку. Если они проскочат мимо, их уже не поймать и весь тяжкий двухнедельный труд пропадет понапрасну. Вонзив шпоры в бока лошади, Виллем, а за ним и Гендрик галопом поскакали вперед, чтобы отрезать жирафам отступление. Никогда еще за всю свою жизнь Виллем не переживал минуты столь волнующей.
В стаде охотники заметили двух детенышей. Неужели они промчатся мимо загона? Успех дела решали секунды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27