Человеку такие вещи не по силам. У меня кассета…Недавний заместитель Кардинала, а ныне, надо понимать, новый глава организации, достал из кармана кассету, дрожащими руками сунул в видик и стал перематывать плёнку в поисках начала записи, а во время перемотки — бормотал, бормотал, бормотал:— Его брали, там два се-узу были. И у Кардинала два се-узу. Слава Аллаху, меня там не было. А что случилось — никто не знает. Только трупы. И куда он скрылся — никто не знает. Наружная охрана никого не выпускала. Словно этот твой … Седой умеет Домом пользоваться.На экране телевизора появилось изображение незнакомого кабинета. Пол, кресла, ковёр — везде валялись трупы. Назойливо, как специально размазанная краска, лезла в глаза кровь. Дрожание камеры в руках оператора можно было объяснить как неопытностью, так и чрезвычайным волнением. Однако, дважды прочертив комнату, объектив быстро нашёл чеканный профиль Кардинала. Крупный план… Оператор обошёл покойного, чтобы показать его анфас. Камеру бросало из стороны в сторону, её хозяин в буквальном смысле слова шёл по трупам.Я внимательно вглядывался в экран. Похоже, подвоха не было. Совсем недавние воспоминания перед глазами: отец показывает фотографию, что-то говорит… Словно полжизни я ухлопал на войну с Кардиналом. А всего прошло… Месяц или два? И какое время считать: растянутое, нерастянутое? М-да, поработал Седой, порезвился. И без папаши моего не обошлось, кто, как не он, помог Седому бежать?— Ну, что, доволен? — спросил гость, выключив видик.Я помолчал секунд двадцать, не зная, что сказать. И от этого незнания захотелось ответить вопросом на вопрос, да так лихо, чтобы и мне узнать хоть самую малость.— А где гарантия, что это не спектакль? Набрали статистов, измазали томатным соком, мебели наломали. Одного загримировали Кардиналом…— Да как? Да зачем.. — собеседник даже вспотел от возмущения. — А если бы у тебя твой наймит сидел?— Нет наймита. Пришили вы его и прикидываетесь, что он ушёл. А кто такие се-узу?— Живой он! Живой! Дай мне Аллах таким живым быть, — гость достал платок и вытер вспотевший лоб. — А се-узу — земляки его, Седого твоего. Из одного мира, только из другой страны. Се-узу — примерно как суперагент переводится. Специальная подготовка, сверхшпионы… Это ещё с древности идёт. Они мне рассказывали, что их шейх, учитель, значит, говорил: «В мире может быть только сто один се-узу.» Самые лучшие считались в ОИРе и в Чосоне, Корее по-нашему, если я не ошибаюсь. Вот… Восемь се-узу нам дали и ещё двадцать два простых офицера. А Седой, получается, тоже се-узу. И классом выше. Что нам теперь в ОИРе сказать? Четырех Седой у Кардинала кончил. Из них трое — аристократы, из центра, корни к Рязанскому халифату уходят. И ещё…Он посидел, помолчал, откинувшись в кресле, потом вновь взял пульт управления, принялся возиться с видиком и продолжил:— Говоришь, убили мы друга твоего седого? Ну, ну… Вот тебе ещё привет от него. Лагерь у нас был такой… Неважно, где. В средней полосе. Вроде как шабашники в нём жили, а на самом деле гости из ОИРа с обстановкой знакомились, русский язык учили, обычаи. А шабашники работали, да. Накрыл их кто-то ракетами, я думаю, Седой… с тобой.— Нет-нет-нет, — я завертел головой так, что чуть не вывернул шею, — первый раз слышу, клянусь.— Не могу тебе это место показать, не сняли мы, гебешников там много набежало и военных. Да и ничего особенного там. Выжженная земля. Ну я понимаю, офицеры — ваши смертельные враги, но ведь вы там шабашников убили человек сорок. Они-то в чём виноваты? Простые мужики с Кавказа, на стройке работали.Я подумал, что для Седого нет никакой разницы кого и сколько убивать. Но если с ним был отец, то как он все это допустил, он же гуманист у меня?— А вот другой лагерь у нас в Средней Азии есть… был, так там видеокамеры стояли, записывать могли. Не густо, но записали.На экране появилась картинка как из голливудского кинобоевика. С той только разницей, что здесь разобрать что-либо было абсолютно невозможно. Ночная темень, прожектора, проволока, мечущиеся фигуры, в том числе в милицейской форме, сполохи взрывов.— Разница во времени, — продолжил добровольный комментатор, — три часа. Это же надо таким шустрым быть! У него что, личный самолёт сверхзвуковой? Или его кто-то через Дом таскает? А ну давай говори!Пришёл гость явно как проситель, но горечь поражения, а главное — привычка командовать — изменили его поведение. Я же был настолько обескуражен, что не смел возразить. И выдумал настолько неправдоподобную историю, что даже через пять минут уже был не в состоянии её вспомнить. Опять Атлант, его брат, сват… Через четвёртый этаж вытащили Седого…— Надоел ты мне, — племянник Кардинала перебил мои излияния. Где-то врёшь, где-то не врёшь. Мне не до того. Запоминай. Увидишь своего Седого — передашь: организации больше нет. Я ухожу от дел. Ухожу! Все. И без моей помощи мусульмане вас съедят. С нами бы все даже тише было бы, почти без насилия. Но зачем мне это? Я могу в месяц по миллиону делать. Зачем мне власть? Надоело. Передай Седому — ухожу. А вам и сто Седых не помогут.Гость извлёк из видика кассету, покряхтел, посопел, словно старый дед, откашлялся вместо прощания и ушёл.«Весь вечер на манеже, — подумал я, — все рассказал, — покаялся в грехах и отрёкся. Мавр сделал своё дело.» Голове было от чего пойти кругом. Во-первых, никто не давал гарантии, что все услышанное правда. Во-вторых, если правда, то получается, все меня подставляли. Кардинал — мафии, а родной отец вместе с Седым — Кардиналу. Просто Иванушка-дурачок какой-то. Своего "Я" ни на грош. В третьих…. а в-третьих, дурак — он дурак и есть. Вот хотя бы с четвёртым этажом. Кардинал кого-то в заложниках держал. Почему я, идиот, забыл о них? Мог ведь потребовать, чтобы отпустили. Да, я засомневался, что это отец таскает Седого и ассистирует ему в массовых убийствах. А что, если это и в самом деле кто-то с четвёртого этажа? Пытаются освободить своего заложника, либо мстят за его гибель. Интересная теория.Долго ломал я голову над самыми разными загадками. А поздно вечером позвонил недавно найденный и тут же забытый в суматохе брат Борис и сообщил, что Михаил Ильич два дня назад бесследно исчез. Ещё один повод задуматься. Что я знал о застенчивом гении-неудачнике, которого племянник Кардинала пренебрежительно назвал «тараканом усатым»? Только то, что у него была псевдомилиция, но трактат о Доме не забрала, и тот достался племяннику Кардинала. А кому достался сам Михаил Ильич? И не убили ли его, как человека, знающего слишком много? 17. Жизнь прекрасна, но… удивительна. Прошло три дня. Отец с Седым так и не объявились. Что непонятней всего — исчезла даже мать. Хорошо, если это отец спрятал её на время своих авантюр. Оставалось надеяться. А искать… Кого из жильцов Дома можно найти?С Рутой я тоже не виделся. Идти к ней первому, после всей истории с похищением и освобождением, не хотелось. То ли чувство вины мешало, то ли какой-то дурацкий принцип. И она не шла. Ничего, не последний день живём…Я побывал в Риме. Поборол опасение оказаться белой вороной в чужом непонятном городе. И был вознаграждён. Рим — лучшее в мире место для «белых ворон». Я выглядел банальным туристом, которые встречались здесь на каждом шагу. Да почему выглядел? Я БЫЛ туристом! А паспорт и виза — это уже вторично.Рим меня восхитил. Я не собирался ограничиваться кратким знакомством. А своей очереди ждали Венеция, Милан, Флоренция… Да и не сошёлся свет клином на Италии! Мало ли в мире интересных мест!? Япония, Франция, Индия, Мексика… Господи, до чего странен же Атлант, обуздавший своё хобби государственной границей. Уж в Риме бы он нафотографировал…Я настроился на самое подробное знакомство с земным шаром. Чуть позднее, получив понятие о странах и народах, можно было махнуть в другие варианты истории. А там, глядишь, если высшие этажи мне подчинятся, и во времени попутешествую, и дальше… Ни к чему делать кавалерийские наскоки на Пушкина. Если уж Дом обещает превратить мою жизнь в роскошное пиршество, то надо подобрать подходящее меню.Но я не расставался с Ленинградом, возвращаясь в город для ночлега. С одной стороны ещё не набрался нахальства, чтобы устраиваться в отелях, с другой — надеялся на встречу с родителями и Рутой. А на четвёртый день римских каникул — «спёкся», замучила ностальгия. И после завтрака, начитавшись родных газет, решил прогуляться по Питеру.Вышел я сразу на Невский рядом с Домом Книги, сам толком не зная, куда направиться. "Потолкаюсь среди очередей, у Казанского собора постою, послушаю ораторов, — думал я, — и надоест. Уж на что римский воздух ругают, а наш, похоже, ядовитей будет. Вон как «Икарусы» копоти поддают!Летние дни готовились к превращению в осенние, но кое-что от летнего зноя в них осталось. Облака старались не баловать ленинградцев солнечным теплом, солнце успешно ускользало… Одним словом — день как день. На миг во мне вспыхнуло ощущение жуткой зависти к людям, деловито снующим вокруг. Они ЗНАЮТ, зачем пришли сюда, ЗНАЮТ, что им надо делать в ближайшее время. А я? Я — человек без желаний, у меня ВСЕ есть, мне нечего больше желать. Противоположности сходятся: чья-то абсолютная бедность сходна с моим абсолютным богатством. В чём сходство? В безысходности…Чувство было жуткое, словно мир вокруг меня поплыл, потерял ясность очертаний. Мне показалось, что этак я смогу ходить сквозь варианты даже без помощи Дома. Наваждение постепенно рассеялось, вернулась способность к логическому мышлению. Что это? Жесточайший приступ угрызений совести? Зависть к тем, кто знает смысл жизни? Получается, и я в туристах надолго не засижусь, куда-нибудь полезу восстанавливать справедливость в моём понимании.Побродив у фонтана рядом с Казанским собором, я, как в старые недобрые времена, попытался установить наличие слежки. Никого. Сложновато это, выследить человека, выходящего не из Дома, а Бог знает где…— Извините, вы говорите по-английски? — изящная стройная брюнетка с болтающимся на груди фотоаппаратом обратилась ко мне на таком разборчивом английском, что я автоматически ответил:— Да. — И после недолгих размышлений. — Немного.Моя собеседница так же разборчиво спросила, как проехать до Исаакиевской площади. Я объяснил и добавил, что могу проводить. Она согласилась, и мы сели в автобус. По дороге я вспомнил слова о ружьё, висящем на театральной сцене, которое обязательно должно выстрелить в конце спектакля. На этот раз «ружьём» оказался английский язык. Не зря, выходит, я зубрил его, накачивая мышцы! Шибко не преуспел, но с девушкой симпатичной пообщаться хватит. И в чём особенная прелесть — не где-нибудь в Нью-Йорке или Майами, а у себя в Ленинграде, на своей, так сказать, территории. И почему, вообще, лезут в голову дурацкие мысли о конце спектакля?Девушка оказалась американской студенткой, приехавшей в Ленинград в составе туристской группы и пожелавшей осмотреть городские достопримечательности самостоятельно. Я вызвался поработать гидом, и моё предложение было принято. Слава Богу, перед выходом из Дома мне хватило ума заменить лежавшие в кармане брюк итальянские лиры на изрядное количество рублей. Это позволило лихо катать американскую гостью на такси и щедро угощать её в кафе, куда мы прорвались лишь благодаря ещё более щедрым чаевым швейцару. Моя спутница, в полном соответствии с тем, что я знал об американцах, вначале пыталась платить сама, но я пресёк её поползновения на корню. С шутливой (насколько я разбираюсь в английском) интонацией она спросила, богатый ли я человек. Мне не оставалось ничего другого, как согласиться.Кроме фраз типа: «Это очень старый дом», «Это очень красивый дом», — я оказался способен и к диалогам на более сложные темы. Ну, а под вечер мы так наловчились общаться, словно нашему разговору помогала телепатия. Я все меньше смотрел в направлении дворцов, о которых рассказывал, мой взгляд был прикован к девушке, а она улыбалась мне в ответ. Я предложил Кэт (так звали американку) побывать у меня в гостях, и она согласилась.Первым делом Кэт из моей квартиры позвонила в гостиницу «Пулковская», где ей удалось застать в номере свою соседку, и предупредить, чтобы та не волновалась из-за её, Кэт, отсутствия. Поговорив, она приступила к изучению висящих на стенах живописных полотен. Дело в том, что стараясь потрясти гостью я «заказал» настоящие хоромы, а стены украсил запомнившимися работами матери, дополнив их и врезавшимся в память «Собакочеловеком». Именно «Собакочеловеку» да ещё картине со скелетом-велосипедистом Кэт уделила особое внимание. Она спросила, не Сальвадор ли Дали автор этих полотен, и высказала несколько предположений об их возможной баснословной цене. Вечер прошёл замечательно, аванс на ещё более замечательную ночь (звонок в «Пулковскую») я получил… О чём ещё остаётся мечтать человеку? Да я ни о чём и не мечтал. Правда, лаская Кэт, я вспомнил о Руте, и кое-какие угрызения совести зашевелились в душе. Но не сильные. В конце концов, мы ведь не давали друг другу никаких клятв верности?Засыпая, я пообещал сам себе, что не расстанусь с Кэт ни завтра, ни … в ближайшее время. Наверное, навещу её в Штатах. Пусть теперь она поработает моим гидом.
Ярчайший солнечный свет наконец сумел пробраться даже сквозь мои закрытые веки. Сзади, уткнувшись носом в спину посапывала Кэт, и я боялся пошевелиться, чтобы не разбудить её. Но через несколько секунд после пробуждения до меня дошло: ни разу в жизни в моей комнате не было так солнечно. Как это я расположил спальню, разместил кровать? Или заказал наутро за окном калифорнийский пейзаж?Я открыл глаза. И сразу же понял, что комната мне незнакома. Надо вспомнить вчерашний вечер, .. ночь. Пили мы шампанское и французский коньяк, притом не так, чтобы слишком. Спальню я придумал без выкрутасов, простенькую. Но не эту комнату, точно. Это же… крестьянская изба какая-то. Верно, изба. Разве Кэт тоже из Дома? Какие сволочи так шутят!Осторожно, стараясь не разбудить Кэт, я повернулся. Господи, Боже мой! Спаси и сохрани! Рядом со мной лежала не Кэт! Рута? Трудно даже за день пересказать весь поток мыслей, гипотез, часто абсолютно противоречивых, выданый моим мозгом за какую-то долю секунды. Нет, не Рута. Но и не Кэт. От Руты только соломенного цвета волосы и короткая стрижка. Волосы меня обманули. А вот всё остальное…Похоже, женщина почувствовала на себе мой взгляд, ритм её дыхания изменился, она открыла глаза, посмотрела на меня.Первой естественной реакцией женщины в подобной ситуации должна быть попытка прикрыться. Во всяком случае, я так думал. Однако, моя соседка по постели была другого мнения. Не меняя позы и ничуть не стремясь прикрыть внушительных размеров грудь, она окинула меня изучающим взглядом и спросила на английском, с трудом поддающемся пониманию:— Кто ты такой, парень? Что ты здесь делаешь?— Не знаю. Кто ты? Где я? Чей это дом?— Это мой дом, — ответила хозяйка на один из моих вопросов, — и ты должен мне деньги… за ночлег.Мысленно проклиная все на свете я натянул брюки и полез в карман за деньгами. Интересно, рубли ей подойдут? Кстати, я перевёл «за ночлег», а может быть она имела в виду «за ночь»? Вот переплёт… За такие шуточки убивать мало… Не представлял, что когда-нибудь заплачу за ночь с женщиной. А за что и кому? Уж этой-то я ничего не должен. Разве что она мне.Женщина повертела в руках десятирублевую купюру и бросила на пол.— Это деньги?! — взвизгнула она. — Ты, чёрт бы тебя побрал, кто ты такой? Почему ты не платишь? Я — бедная женщина, а ты…Дальше, мне кажется, последовали ругательства, но с этим разделом английского я почти не был знаком. Из добродушной с примесью любопытства женщины, хозяйка начала превращаться в крикливую ведьму. Рассчитывать на диалог с ней не приходилось. Да и ситуация пиковая. Лучше сматываться по-добру — по-здорову..Я накинул рубашку, всунул ноги в кроссовки, сгрёб носки и куртку, окинул комнату взглядом в поисках своих вещей. Ничего. Оставив за дверью крики и вопли, я выскочил на улицу. Отбежал метров на пятьдесят, остановился, привёл в порядок одежду, завязал шнурки. И только потом огляделся.Без, сомнения меня занесло в деревню, притом очень большую, дома равномерно тянулись во все стороны до горизонта. Но сами дома… Во многом они напоминали обыкновенные крестьянские постройки, бревенчатые и кирпичные. Только крыши подкачали: односкатные, почти параллельные поверхности земли, лишь с самым минимальным наклоном. Эти крыши, да ещё малая высота домов, метра три — три с половиной, придавали всем постройкам эфемерный вид. Сараюшки, да и только. Но всё остальное вокруг домов — вполне основательно. Заборы, огороды, фруктовые деревья. Где-то лают собаки, где-то курица кудахчет. Улицы не замощены, вдоль заборов стоят столбы с натянутыми проводами.Я не был за границей нигде кроме Рима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32