Мы садимся за столик, и
девушка устало облокачивается на холодную мраморную плиту.
- Что будете пить?
- Ничего... Все равно что...
Но так как "все равно что" не закажешь, я иду к стойке и беру две
большие чашки кофе.
- Ну? - восклицаю я, поднося Лиде вместе с кофе свои "зеленые".
Девушка машинально закуривает и так же машинально отпивает кофе.
- Я хочу вернуться в Болгарию, - произносит она, как бы выйдя из
забытья. - Вы должны мне помочь! Я хочу вернуться!
- Полегче. Я вам не консул, и тут не миссия.
- Понятия не имею, где она, ваша миссия... Да и не позволит он мне
туда добраться... Завтра же утром явится... Весь вечер меня убеждал...
Весь вечер угрожал мне... Хочет, чтоб мы завтра зарегистрировались...
- Так регистрируйтесь, - предлагаю я и невольно думаю о том, что в
последнее время человеку передохнуть некогда - сплошные свадьбы да
убийства.
- Не пойду я регистрироваться, - восклицает Лида с упорством, отчасти
мне уже знакомым. - Не уступлю ему. Вы должны мне помочь.
- Потише, - успокаивающе говорю я, взяв ее за руку. - Собственно
говоря, за кого вы меня принимаете? Я не агент туристского бюро или Армии
спасения.
- Не бойтесь, относительно вас я не питаю никаких иллюзий. Вы уже не
раз демонстрировали мне свой цинизм. И все же вы единственный, на кого я
могу положиться. Вы не такой расчетливый, как мой отец, и не такой
мерзкий, как Кралев. У вас все же есть что-то... не знаю... что-то такое,
что позволяет надеяться на вас... какой-то остаток человечности...
- Мерси, - говорю. - А не кажется ли вам, что этот остаток слишком
незначителен, чтобы опираться на меня?
- Не знаю. Только вы один можете мне помочь. Иначе он меня
ликвидирует, или выгонит на площадь, или... Он столько высыпал на меня
угроз, что я их и не запомнила. Но я перед ним не отступлю... Я хорошо
знаю свой характер, ни за что не отступлю... И он меня ликвидирует...
- Это неприятно, - соглашаюсь я. - Но будет еще неприятнее, на мой
взгляд, если он ликвидирует меня. Вы ведь знаете о судьбе Милко, правда?
- Бедный парень... Эти политические страсти...
- При чем тут политические страсти? Милко убрал ваш Кралев. А с Тони,
как вам, вероятно, известно, расправился Димов. Теперь приходите вы и
предлагаете мне ту же самую участь только потому, что Кралев вам не
симпатичен...
- Но Кралев не узнает. Даже если он поймает меня, я никогда вас не
выдам, клянусь!
- Хорошо, - прерываю я ее. - Предположим, я готов вам помочь. Но
имеете ли вы хотя бы представление, как это может произойти? Как вам
пришло в голову, что эмигрант вроде меня возьмется снабдить вас болгарской
визой?
- Я на это и не рассчитываю. Спрячьте меня. Спрячьте на несколько
дней, потом я сама справлюсь.
- Это уже другой разговор. Я бы мог оказать вам подобную услугу при
условии, что и вы окажете мне внимание.
- Хорошо. Я согласна. Несмотря на этот неприятный торг.
- Вы меня не поняли. Я рассчитываю на услугу иного характера.
Лида смотрит на меня немного сконфуженно.
- Какого характера?
- Это касается жизни вашего отца. Вы, правда, не особенно дорожите
своим отцом, но я лично питаю к нему известную привязанность и, если
хотите, заинтересован в том, чтоб сохранить ему жизнь. В последние дни над
стариком нависла опасность. Я должен держаться поближе к нему, о чем он не
должен подозревать. Поэтому мне нужен ключ от чердачного помещения.
- На кухне, кажется, лежат какие-то ключи, - вспоминает Лида.
- Чудесно. Принесите их мне.
- Но поймите же, я не могу показаться дома! - почти кричит девушка. -
Утром рано заявится Кралев и потащит меня в мэрию.
- До завтрашнего утра еще пропасть времени. У вас ведь есть ключ от
квартиры?
- Есть, конечно.
- Значит, все в порядке. Я отвезу вас домой, вы возьмете ключи без
лишнего шума и принесете мне. Потом мы махнем еще в одно место, где я
постараюсь уточнить некоторые подробности относительно вашего отъезда, а
под утро посажу вас в поезд и вручу адрес, по которому вы будете пребывать
до тех пор, пока я за вами не приеду. Ясно?
Она покорно кивает.
- Как у вас с деньгами?
- У меня нет ни сантима.
- Ничего, и это уладится. Поехали.
Она молча встает, и мы выходим. Лида снова в каком-то трансе,
передвигается как автомат, и мне приходится слегка поддерживать ее,
пробираясь в толпе.
- Вы правильно сказали тогда, - произносит она упавшим голосом. - У
меня такое чувство, что я и в самом деле иду по жизни без цели и
направления.
- Почему без направления? - возражаю я. - Мы же едем за ключами?

7
Мери Ламур совершенно права: встреча в семь утра не особенно
соблазнительна. Но если ты перед этим глаз не сомкнул за всю ночь,
свидание становится и вовсе непривлекательным.
Отпирая квартиру в предместье Монмартр, я машинально отмечаю про
себя, что в последнее время в моем кармане завелось слишком много ключей,
а это довольно нелепо для бездомного бродяги вроде меня. Нахожу на кухне
кофе и стараюсь припомнить уроки Франсуаз относительно способов
приготовления этого напитка. Для невзыскательного вкуса кофе получился
вполне приличный. Едва успеваю его распробовать, как у входа раздается
звонок.
Мери Ламур в ослепительном весенне-летнем таулете - оранжевое платье
с огромными красными цветами. Один пышный мак расцвел у нее на животе, а
второй такой же - на обратной стороне медали.
- Как ты меня находишь? - спрашивает она, с довольным видом вращая
своими внушительными бедрами. - Пришлось так спешить...
- Ты чрезвычайно соблазнительна и оделась как раз к случаю, - говорю
я. - Дорогая Мери, у меня такое чувство, что нынче день твоей свадьбы.
Женщина смотрит на меня не то с испугом, не то с радостным
оживлением.
- Моей свадьбы?
- Вот именно. И если я о чем-либо сожалею, то лишь о том, что не я
буду женихом. Но, между нами будь сказано, роль друга дома тоже имеет свои
хорошие стороны...
- Погоди, мой мальчик, а то у меня голова разболится. Можешь сказать
мне членораздельно, о чем ты мелешь?
- Это как раз я и собираюсь сделать, - киваю я, протягивая ей свои
"зеленые".
Мери Ламур закуривает и разваливается на диване, закинув широкий
подол платья, чтоб не помять и чтоб показать мне, что ее бедра одинаково
привлекательны в любое время суток.
- Дорогая Мери, волею непредвиденных обстоятельств тебе придется
сегодня же утром вступить в брак с нашим другом Марином Младеновым.
- С Младеновым? С этим старикашкой? - негодующе восклицает артистка.
- Вот, вот, - киваю я, - но это пустяки.
- Для тебя пустяки, а мне каково венчаться с ним?
- Не сокрушайся, моя девочка, - успокаиваю я ее. - Говорил ведь я,
что моя задача - спасти тебя от грозящей опасности. Нынче твой последний
безопасный день. Завтра могут разразиться ужаснейшие вещи. Нам нельзя
терять ни минуты. Ты нуждаешься в защите. А в этой стране лучшей защитой
служит закон.
- Ради бога, не изворачивайся. Что общего между законом и этим
стариком?
- Ты должна иметь надежное убежище на случай покушения на тебя со
стороны Димова. А что может служить более надежным убежищем, чем дом
такого известного и уважаемого гражданина, как Младенов? Но чтобы Димов не
имел права посягнуть на тебя, ты должна находиться там в качестве законной
супруги Младенова.
- Если Димов захочет посягнуть, никакие законные основания его не
остановят, - не без логики выпаливает женщина. - Он будет караулить у
самого выхода и при первой же возможности пристукнет меня.
- Верно, - соглашаюсь я. - Но речь идет о нескольких днях. Я
постараюсь обеспечить поддержку властей. А через два-три дня Димова самого
могут пристукнуть. Междоусобица все разгорается.
- Мне не хочется выходить за Младенова, - капризно заявляет артистка,
ее красноречивый взгляд недвусмысленно говорит мне: уж если так необходимо
заключать с кем-то брак, давай лучше заключим его с тобой.
- Видишь ли, Мери, это ведь лишь нечто символическое - формальность
перед законом. Подобные браки расторгаются с той же легкостью, с какой
заключаются. Хотя, если хочешь знать, от этой связи ты будешь иметь только
выгоду. Младенов политический деятель, человек почитаемый, а в скором
времени он будет иметь еще больший вес. Благодаря ему ты сможешь
появляться в высшем обществе, ходить на приемы, обретешь имя и положение.
Притом он человек либеральный, не ревнивец, как твой Димов, и вообще не
станет вмешиваться в твою личную жизнь. А то, что он стар, имеет и свою
положительную сторону - случись ему завтра умереть, денежки его тут же
соединяются с твоими.
- Ты сладкоречив, как поп, - вздыхает Мери. - Хорошо, раз ты
считаешь, что так необходимо...
- Крайне необходимо. От этого зависит твоя жизнь.
Я устремляюсь на кухню за кофе, а Мери тем временем обнаруживает, что
у нее нет свадебной фаты.
- Символично все это или нет, но я венчаюсь впервые, - вдруг заявляет
она, полагая, вероятно, что этот первый брак не останется последним. - Я
должна раздобыть фату.
- Найдется и фата. Через полчаса открываются большие магазины. А
теперь скажи, как дела с медальоном?
- Да подменила его, как ты мне велел. Вчера ездила на машине за
покупками и, прежде чем вернуть ему ключи, сменила талисман.
Допивая свой кофе, я с беспокойством замечаю, что Мери собралась
по-своему скоротать оставшиеся полчаса. Она подходит ко мне, и надо мной
устрашающе нависает ее огромный бюст. Полные губы награждают меня влажным
поцелуем.
- Ты заставляешь меня терять голову, - бормочу я, сдерживая ее пышные
округлые плечи. - Жаль, что у нас нет времени. Мне бы не хотелось вот так,
украдкой, по крайней мере в первый раз.
Но Мери, очевидно, готова и украдкой, поэтому я тороплюсь отвести ее
мысли в другую сторону.
- Ты, наверно, производила фурор на сцене того кабаре...
- И какой еще! - восклицает Мери, уперев руки в мощные свои бока. -
Некоторые приходили туда только ради моего номера. Какой номер, господи!
Сенсасионнель! Дье тоннер! [Сенсационный! Потрясающий! (фр.)] Вообрази -
включают красный прожектор, и я выхожу на вращающийся дансинг, залитый
красным светом... Но что это за свет!.. С той поры никакой красный свет не
кажется мне достаточно красным. Вот, пожалуйста, разве это красный цвет! -
восклицает она, хлопая себя по животу, где красуется огромный мак.
Слушая ее, я думаю о том, что отчаянный дальтонизм Мери при подборе
туалетов имеет все же какие-то основания.
- Свет красного прожектора падает на меня, а я в одной тонкой тунике,
тонкой и прозрачной, как паутина, представляешь! В тунике, сквозь которую
все видно... А ведь, можешь мне поверить, было на что посмотреть, потому
что, кроме чулок с подвязками, я ничего не носила. Дико визжит оркестр,
потом трубы умолкают, ударные отбивают такт, и начинается номер...
Мери Ламур полными руками мягко хлопает в ладоши, воспроизводя
запомнившийся такт, и медленно шевелит бедрами, иллюстрируя свой номер, но
я вовремя останавливаю ее.
- Дорогая Мери, как бы нам не упустить фату! Церемония в половине
девятого.
- Какой ты ужасный, - вздыхает актриса, выведенная из возбужденного
состояния. - Как только я начинаю входить в раж, ты тут же обрываешь меня!
- Совпадение, - говорю я. - Простое стечение обстоятельств. Но перед
нами еще вся жизнь.
И, слегка подталкивая в пухлую спину, я осторожно направляю ее к
выходу.

Я заметил, что самое ничтожное событие делового порядка удается
хранить в тайне с неимоверными трудностями. А когда совершается такая вот
величайшая глупость, как женитьба Марина Младенова на Мери Ламур, все
проходит совсем гладко и остается в тайне.
В назначенный час мы застаем Младенова перед мэрией, где он нервными
шагами измеряет тротуар. На нем соответствующий случаю черный костюм, тот
самый, в котором он вчера провожал Тони в последний путь. Все же, дабы не
было сомнений, что собрался он не на похороны, а на свадьбу, старик
разорился на одну белую гвоздику, стыдливо выглядывающую из его
карманчика, как носовой платок. Жених, видно, не отваживается особенно
щеголять цветком - брак ведь может и не состояться.
При нашем неожиданном появлении из-за угла старик заметно оживляется,
хотя и не может скрыть своей растерянности. Он не знает, как ему вести
себя, но Мери выводит его из этого состояния, фамильярно взяв под руку. У
входа актриса прикалывает фату, глядя в зеркальце, которое я держу перед
ней, а Младенов, придя наконец в себя, вдевает гвоздику в петлицу. Потом
все трое направляемся к залу, где после звонка Франсуаз все уже готово для
церемонии.
Процедура носит деловой характер и свободна от сентиментальных
напутствий. Поскольку, кроме меня, никто молодоженов не знает, в роли
второго свидетеля выступает один из чиновников и ставит свою подпись;
вскоре после этого Младенову вручают копию акта, а я довольствуюсь тем,
что запоминаю на всякий случай его номер.
Мы выходим на улицу, и по моему настоянию, хотя и с неохотой, Мери
снимает фату и снова засовывает ее в конверт универмага "Лафайет". Затем,
выступая как бы в роли посаженого отца, я отвожу супружескую чету в
ближайшее кафе и заказываю бутылку шампанского.
- За ваше здоровье, - поднимаю бокал.
- За здоровье нас троих! - поправляет меня Мери, бросив на меня
многозначительный взгляд.
- Верно, за нас троих! - добродушно присоединяется Младенов, решив,
очевидно, что раз в семье должен быть третий, то пусть лучше этим третьим
буду я, а не кто другой.
И поскольку мое собственное мнение по этому вопросу никого не
интересует, я, примирившись, тоже поднимаю бокал.
- Пока что, как мы с вами условились, брак остается в полной тайне, -
напоминаю я. - Было бы даже неплохо, если бы ты, дорогая Мери, доверила
фату мне.
- Не беспокойся. Она не будет валяться в доме где попало. Мери Ламур
врасплох не застанешь! - противится женщина, очевидно не желая
расставаться со своим украшением.
- Возвращайся к Димову как ни в чем не бывало. Все должно оставаться
в полном секрете, - настаиваю я.
- Но ведь так может продолжаться до бесконечности, - кисло замечает
старик.
- Так будет продолжаться до тех пор, пока не скомпрометируем и
обезвредим Димова. А на это потребуется самое большее два дня. С этой
целью я должен иметь возможность сделать маленький обыск. Димов хранит у
себя кое-какие секретные документы, и, если удастся их нащупать, мы
начисто опозорим его перед шефами, а тогда крышка.
Заинтригованный Младенов вытягивает свою длинную жилистую шею. Но
Мери Ламур скептически замечает:
- Ничего мы не нащупаем. Он вечно держит комнату на замке и даже меня
туда не пускает, представляете?
- Что он пьет перед сном? - любопытствую я.
- Только стакан молока. Заботится о своей молодости! Ничего себе
молодость! - язвительно добавляет Мери, но вовремя спохватывается,
вспомнив, что ее новый супруг тоже не юноша.
- Чудесно! Стакан молока окажет свою услугу, - вслух прикидываю я. -
Вечером положи ему в молоко три-четыре таблетки снотворного. У тебя есть
что-нибудь подходящее?
- Есть какой-то сонерил или сандаптал...
- Хорошо, раствори четыре таблетки и влей ему. А потом жди моего
звонка. Если уснул, ты скажешь: "Все в порядке, позвони завтра".
- Да ведь он к тому времени проснется!
- Это пароль, - терпеливо поясняю я. - Твое "позвони завтра"
фактически будет означать "приходи немедленно". Минут через пять я уже
буду у тебя, постучусь тихонько, и ты мне откроешь.
Мери слушает и участливо кивает головой. Такие дела ее явно
забавляют.
- А перед этим поразузнай относительно операции "Фиалка", - встревает
со своими указаниями Младенов.
- Не "Фиалка", а "Незабудка", - поправляю я. - И поскольку речь зашла
о незабудке, не следует забывать, что тут нужна крайняя осторожность.
Никаких вопросов ни о каких операциях. Наша с вами жизнь висит на волоске.
Я разливаю остаток шампанского, и мы снова чокаемся, на сей раз без
тоста.
- А теперь выходим по одному, - говорю я, - и кто куда. Гарсон, счет!

Я приезжаю в Центр с некоторым опозданием, в чем особой беды нет,
потому что мне все равно делать нечего. Чуть позже слышу в коридоре
трубный голос Кралева:
- Где Лида?
- Не знаю. Когда я выходил, она еще спала, - отвечает Младенов,
вероятно только что вошедший.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27