— Дикость какая-то, — проворчал я, выполняя приказание. — Однако не май месяц!
— Не отморозишь, шмотки кидай сюда. Да поживее! — уже выворачивая карманы, покрикивал он. — Покажи деньги.
— Хоть пять раз, только издали. — Вытащив из салона «дипломат», я открыл крышку, демонстрируя ему содержимое. — Нравится?
— Нравится.
— Ну вот и хорошо, — закинул деньги я назад в машину и спросил: — Что теперь?
— Давай деньги и забирай эту суку.
— Нет, сначала ты ее аккуратно раздень, нежно сними с нее взрывное устройство и лишь потом получишь деньги.
— А в это время меня шарахнут из вагончика. Не надо, мы тоже не пальцем сделаны! Иди и открой дверь, я должен убедиться, что там никого нет.
— Да черт с тобой, — дрожа от холода, выругался я и дернул скрипучую дверь.
Убедившись, что внутри никого нет, матерясь почем зря, он начал осторожно раздевать цветочницу. Когда куртка была отброшена, на животе под свитером ясно проступили контуры прямоугольной коробочки размером с сигаретную пачку. Стащив свитер, Рябинин неожиданно изменил свое поведение. Оставив полураздетую женщину, сжимая в руках контакты, он медленно двинулся ко мне.
— Стой где стоишь и не двигайся, — бледнея рожей, приказал он.
— Стою, — послушно ответил я. — А что ты задумал?
— Вам ничего не грозит, если будете делать то, что я вам велю.
— Конечно будем, что же нам остается. Только отцепи от Русовой мину.
— Отцеплю, когда придет время. Медленно отойди от машины на десять шагов. Не бойся, все будет нормально.
— Как скажешь, начальник. — Послушно пятясь назад, я все еще ничего не понимал. И только когда он, находясь на одном уровне с машиной, вдруг проворно в нее юркнул, до меня наконец дошло: — Опрокинул, значит, сволочь? — зеленея от страха, злости и холода, процедил я.
— Не скажи, теперь подойди ко мне, — левой рукой сжимая контакты, а правой поворачивая ключ зажигания, приказал он. — Подойди, только не близко, ровно настолько, чтобы я мог передать в твои руки провода.
— Но ты же обещал сам обезвредить свое устройство, — осторожно принимая медные концы Танькиной жизни в свои руки, упрекнул я.
— С таким же успехом это сделает любой начинающий сапер. Там нет никакой хитрости. Устройство работает на разъем. Так что остерегайтесь обрыва проводков, не делайте резких движений и сами ничего не предпринимайте. Не пытайтесь даже отвязывать с ее живота мину. Это вам мой совет. Спокойно и плавно вальсируйте до первого телефона-автомата и звоните в милицию. Так у меня будет небольшой запас времени. Машину у тебя я угонять не собираюсь, брошу где-нибудь за городом. Прощайте, господа.
Презрительно фыркнув выхлопом, моя машина уже в который раз подло от меня сбегала. Плюнув, я от досады чуть было не топнул ногой, но вовремя спохватился. Резкие движения нам были не нужны. Первым делом, соблюдая всяческие осторожности и не дергая провод, мы помогли друг другу одеться. А потом уныло и медленно, в той же дурацкой спарке, побрели в сторону города.
— Таня, — устав от этого танца смерти, предложил я, — может, рискнем и отвяжем твою мину?
— Ни за что! — возмущенно воспротивилась она, как будто я хотел отрезать у нее ногу. — Вы сошли с ума! Заплатить кучу денег, чтобы потом взорваться посреди этого поля? Да я в жизни себе подобной глупости не прощу.
— Зато Бог на том свете простит, — наступая ей на пятки, мрачно изрек я. — Вы не могли бы ножками почаще перебирать?
— Нет, идти нужно плавно и медленно. Не дай Бог, кто-то из нас споткнется или поскользнется. Тогда обоим хана. Как у Галки дела?
— Лучше, чем у нас. Попрошу шагать и не разговаривать.
Обидевшись, она смолкла, так что весь оставшийся путь длиною в сорок минут мы проделали молча. Из автомата я позвонил дежурному и долго объяснял ситуацию. Когда он наконец понял, то велел нам, не двигаясь, стоять на месте, терпеливо ожидая помощи, и ни в коем случае не вступать в контакт с прохожими.
— А лучше лечь, накрыться белой простынью и ползти в сторону кладбища, — бросая трубку, раздраженно проворчал я.
— Что такое? — вылезла моя подопечная. — Что они говорят?
— Ничего, — злобствуя, прошипел я, — просят лично вас не приставать к прохожим мужикам, в городе и без того полно триппера.
— Хам! Негодяй! Пусти, я позвоню Галине.
Охали, ахали и ревели они минут десять, пока напротив нас не остановились две машины с военными. Они молча выслушали нашу историю, без лишних разговоров бережно упаковали в тесный «уазик» и помчались за город, чтобы там, на пустыре или бомбовом полигоне, в спокойной обстановке нас обезвредить или же отправить к чертовой бабушке в ад. Этими черными мыслями я поделился с сидящим за рулем прапорщиком.
— А это уж как получится, — многообещающе ответил он. — Все мы под Богом ходим.
— Классный из тебя ангел-утешитель получится, прапор. И давно ты этим веселым ремеслом занимаешься?
— Лет десять уже, как с Афганистана пришел. Там тоже мины обезвреживал.
— И как часто эта операция у тебя заканчивалась удачно?
— На эту тему от шуток я бы воздержался, — почему-то помрачнел водитель, и дальше мы ехали молча.
Посреди какого-то пустыря, больше похожего на помойку, он остановился и, повелев сидеть нам на месте, вышел встречать следующий за нами автомобиль. После легкого непродолжительного обсуждения мы под руки были извлечены из машины и поставлены на снег. Разжав мой окаменевший кулак, прапорщик забрал у меня поводок и, велев всем спрятаться за насыпной вал, повел Татьяну в глубь полигона. Нервно закурив, я спросил лейтенанта, достаточно ли мастерства у прапорщика?
— На вас хватит, — немного раздраженно ответил он.
Обидевшись, я отошел и уставился в серое неуютное небо. Оттуда с радостным карканьем за нами наблюдали четыре вороны. Нетерпеливо хлопая крыльями, они искали еду или пристрастно наблюдали за работой прапорщика. Грустно!
Громкий, первозданный мат вспугнул черных птиц и мои тоскливые мысли. Высунувшись из укрытия, я увидел, как, спотыкаясь и проваливаясь в снег, к нам бежит полуголая Танька, а за ней, нещадно матерясь, вышагивает ее спаситель, он же ангел-хранитель. Не останавливаясь ни на секунду, Русова запрыгнула в машину и начала поспешно одеваться. Подошедший прапор протянул мне только что распечатанную пачку сигарет.
— Закуривайте, — под ехидные ухмылки офицеров предложил он.
— Я только что покурил, — уже все понимая, отказался я.
— А вы эти покурите, они покрепче будут и потеплее, ваша подруга их нагрела. А вот кто нагрел вас обоих, разбирайтесь сами.
— Мужики, с меня кабак! — улавливая ситуацию, горячо предложил я.
— Когда? — конкретно и хором спросили они.
— А хоть сейчас.
Договорившись, что вечером после службы они мне позвонят, мы расстались друзьями и даже больше того — они подвезли нас к подъезду тестюшкиного дома.
Словно в воду опущенная, с черными провалами глазниц Милка сидела в кресле и молча наблюдала, как я ухаживаю за маленькой цветочницей.
— Что с тобой? — Пораженный ее молчанием, я на секунду оставил свое занятие. — Ты хоть познакомься — это Татьяна Григорьевна Русова, сестра небезызвестной тебе Галины. У нее возникли маленькие проблемы.
— Да, конечно, я понимаю. — Через силу поднявшись с кресла, Милка прислонилась к дверному косяку. — Вам, наверное, нужно в ванную. Я принесу полотенце и новое белье.
— Спасибо вам, но сначала я позвоню сестре, скажу, что все хорошо закончилось. Я так благодарна вашему мужу. Он у вас настоящий мужик.
— Костя, почему вы были так долго? — спровадив гостью в ванную, спросила жена. — Я уже на нет изошла. Думала, больше тебя не увижу.
— Напрасно, напрасно, матушка, так просто вы от меня не отделаетесь. А Рябинин-то наш шутником оказался. Привязал ей к животу вместо взрывчатки пачку сигарет. Веселый парень, а нас как дураков саперы повезли обезвреживать на полигон. Что с тобой?
Плавно сползая по спинке кресла, Милка осторожно улеглась на полу.
Господи, а ведь этот сумасшедший день только еще начался, нет и часа. Сунув в нос любимой супруге нашатыря, я насильно влил в нее каких-то сердечных капелек, а следом пятьдесят граммов водки. Так, по моему мнению, должны излечиваться любые обмороки. Когда состояние больной перестало вызывать мои опасения и на щеках появился румянец, я перенес ее на кровать и замер в немом вопросе.
— Костя, он правда так пошутил? — вместо ответа задала она вопрос.
— Да, но почему ты так болезненно на это отреагировала? Такая шутка вовсе не редкость. Звонят, допустим, по телефону, предупреждают, что школа заминирована, а на самом деле просто блефуют, чтоб не ходить на занятия. В нашем случае тоже блеф, с той лишь разницей, что за него пришлось выложить триста пятьдесят тысяч.
— Костя, я его убила.
— Кого? — всерьез опасаясь за ее рассудок, осторожно спросил я.
— Бандюгу. Я убила Рябинина. Господи, если б я знала…
— Успокойся, Мила, все хорошо, все пройдет.
— Не надо, не разговаривай со мною так. Я в полном здравии рассудка.
— Конечно, а я ничего и не говорю. Просто тебе нужно принять снотворное и хорошенько поспать. Ты перенервничала, вот и все.
— Открой антресоль и посмотри…
Повернувшись ко мне спиной, она заревела. Мне показалось это странным, в моем представлении одержимые идеей фикс не плачут, трезво и убедительно отстаивают свою точку зрения. Ничего не понимая, я залез на табурет и открыл антресоль. Открыл и чуть не упал. Прямо с краю стоял плоский черный «дипломат», который три часа тому назад вместе с машиной умыкнул Рябинин. Все еще не веря в эту чертовщину, я щелкнул замками и откинул крышку. Наваждение продолжалось. Вернув деньги на прежнее место, я тихонько слез с табуретки и, вернувшись в спальню, присел на краешек кровати.
— Убедился? — не поворачиваясь, глухо спросила Милка.
— Убедился. Зачем он сюда приходил и куда ты опять уволокла труп? — обреченно, на одной ноте спросил я.
— Ты совсем тупой. Сюда он не приходил, а труп, вернее, то, что от него осталось, лежит в лесу, в пяти километрах от города.
— Ничего не понимаю, ты можешь толково мне все объяснить?
— Тупые вы существа, мужики… Когда ты утром мылся в ванне, я улизнула из дому и, чтобы тебя подстраховать, спряталась в багажнике машины. Дальше все происходящее я слышала оттуда и в критический для тебя момент готова была его пристрелить. Если бы не боязнь взрыва, я сделала бы это с самого начала. Потом, когда вы обо всем договорились полюбовно, я успокоилась, но выбраться наружу не могла, так как боялась его спугнуть. Ну а что случилось дальше, ты знаешь. Этот сукин сын прыгнул за руль, и тут я была бессильна чем-либо помочь вам. Ты говорил… Я знала, что в экстремальной ситуации он не остановится ни перед чем, вплоть до того, что подорвет себя. Мне не оставалось ничего другого, как в полном неведении молча томиться в багажнике, ожидая первой остановки. Сквозь узкую щель я заметила верхушки деревьев и поняла, что мы едем по лесной дороге. А вскоре машина остановилась и хлопнула дверца. Тогда я резко выпрыгнула из багажника и приказала ему стоять. По снегу он уходил через узкий лесной клин на главную дорогу и на мой окрик не отреагировал, хотя находился от меня буквально в десяти метрах. Я прострелила ему ногу, он упал и громко выругался и еще добавил: «Гончаров, сука!» А потом вытащил гранату и вырвал чеку. Я подумала, что он хочет бросить ее в меня, и спряталась за машину. Когда рвануло, я все поняла. Он на эту гранату лег. Его всего разворотило — смотреть страшно. Не мешкая ни секунды, я подобрала «дипломат» и пустилась наутек через лес. Через час вышла на какую-то просеку, поймала машину и доехала домой. Здесь первым делом отмыла «дипламат» от крови и выбросила в мусорку свои сапоги. Вот так в очередной раз я у тебя стала убийцей. Господи, если б я только знала, что он не блефует, я бы даже из багажника не высовывалась. Дождалась бы, пока он, бедняга, бросит машину, как обещал. Боже мой!
— Ну да, ты еще крылышки ему приделай. По-твоему, вымогательство трехсот пятидесяти тысяч, избиения и угрозы — все это детские шалости? Не скули и забудь об этом навсегда. Ты правильно сделала, что не забрала машину.
— Да на нее смотреть страшно, она в кровавых ошметках, а левая сторона и передок посечены осколками.
— Ну и Бог с ней, сейчас же заявлю об угоне. Все нормально, только на кой черт тебе понадобилось тащить «дипломат»? Ну да ладно, что сделано — того не вернешь. «Дипломат» я выброшу, а деньги верну Русовым.
— Зачем они им? У них и так полно.
— Ожила? Тогда заткнись.
— Костя, но они же могут нас спалить. Ты отдашь им деньги, они начнут щебетать об этом на каждом перекрестке, и ниточка потянется.
— Какие мы практичные. Не твоего это ума дело. «Мокрые» деньги мне не нужны, а если они нужны тебе, то бери их, но только обо мне забудь.
— Перестань, Костя, ты меня не понял, я сказала это исключительно в целях нашей безопасности. Наплевать мне на них…
— Подруга, ты со своей жадностью можешь вот-вот миновать точку возврата, как это неделю тому назад сделал любовник-водитель Дима. Ты этого хочешь?
— Не хочу! — протяжно заревела Милка. — Почему ты ругаешься? Я же боялась за тебя, хотела помочь, а ты…
— Все, перестань ныть, — услышав, как открылась дверь ванной комнаты, приказал я. — Учти, ты ничего не знаешь, а это время потратила, блуждая по магазинам.
Проводив отмытую гостью, я тоже начал собираться, надеясь на всем этом деле сегодня же, еще до экскурсии в ресторан, поставить точку. Телефонный звонок остановил меня в дверях.
— Константин Иваныч! У меня для тебя сюрприз, — возбужденно сообщил участковый.
— Возможно, у меня для тебя будет тоже.
— Но почему ты не спрашиваешь какой? — не слушая меня, пел о своем Оленин.
— Потому что догадываюсь. Наверное, раскололи Стаса, с Бондаревым у вас вряд ли так скоро бы получилось. Я правильно говорю?
— Правильно. Я сейчас в опорном пункте, хорошо бы тебе…
— Ну вот и отлично. Жди моего звонка, где-то часа через два я тебе позвоню. Пока.
Оставив в каком-то грязном подъезде пустой, открытый «дипломат», я через магазин явился к Лерику. Недовольный и сонный, дверь он открыл не сразу.
— Гончаров, у тебя крыша течет? — неохотно пропуская меня в переднюю, нелюбезно спросил он. — Ты же знаешь, что по ночам я дежурю. Сегодня домой вернулся поздно. Еще трех часов не поспал, а ты опять с бутылками, алкаш-миссионер! Что-то частенько ты ко мне зарядил. К чему бы это?
— Я думаю, к дождю. Сегодня я, отец Валерий, получил калым или, выражаясь вашим артистическим языком, срубил халтурку. Шел мимо, думаю, как не зайти, как не порадовать старого приятеля-холостяка. С чистым сердцем, можно сказать, пришел, а ты мне такие обидные слова говоришь. Горько мне от них, да так, что плакать хочется. Уйду я от тебя! Злой ты мужик.
— Ну, распелся. — Зевнув во всю ширь своей пасти, Лерик почесал лопатку и подтолкнул меня в комнату. — Заходи, раз уж пришел. Я как задницей чуял — копченое сало сегодня купил и большую рыбу-селедку. Будет чем закусить, а то отрубишься, как в прошлый раз. Во сколько ты тогда ушел?
— Часов в восемь или около того, — вытаскивая гостинцы, ворковал я. — Лерик, ты бы хоть помылся перед тем, как за стол садиться, а то от тебя, прости меня великодушно, козлом воняет. Ты когда в последний раз душ принимал?
— Так дня три назад, неужели уже воняет? — искренне удивился он, как будто я сообщил ему великую тайну. — Вот уж не думал.
— Подумаешь, когда об этом тебе скажут твои актерки.
— Пожалуй, ты прав, пойду сполоснусь, а ты пока приготовь закуску. Все, что есть, в холодильнике.
Едва только я услышал шум работающего душа, как, оставив кулинарные хлопоты, занялся совсем другим делом. Несанкционированный шмон в квартире старого приятеля — занятие не из лучших, но ввиду дефицита времени другого выхода у меня просто не было. Посылочный ящик с инструментами я нашел в зимнем холодильнике под окошком. Долго в нем ковыряться не пришлось. Черная отвертка с ручкой-пеналом лежала сверху. Открутив крышку, я высыпал на стол сменные наконечники. Всего их было четыре: шило, две обычные отвертки и одна крестовая малого сечения. Пятый же большой крестовой наконечник лежал у меня в кармане. Абсолютно удовлетворенный своей находкой, я поставил ящик на место, внимательно осмотрел комнатный радиатор и вновь занялся сервировкой стола. К выходу Лерика закусь благоухала и радовала глаз.
— С легким паром тебя, Лерик! — придвигая столик к отопительной батарее, с чувством пожелал я. — Давай-ка по маленькой. После баньки полезно, да и когда я теперь к тебе завалюсь? Когда еще даст Бог свидеться, — усаживаясь на диван и таким образом оставляя ему кресло, запричитал я.
— Что за мрачные мысли, Гончаров? На тебя это не похоже, — садясь напротив, удивился кукловод. — Давай лучше выпьем за все хорошее! И конечно, за наше драное искусство. Дай Бог ему здоровья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15