А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z


 

И уж конечно был рад, что не знаком с ревнивой Виолеттой Трепчик.
– А это зависит от вас, сударь мой. От вашей откровенности и желания помочь дознанию. Итак, что за особу вы осчастливили своей благосклонностью?
– Повариху, ваша светлость.
– Её я допрошу позже.
– Осмелюсь заметить, ваша светлость: Ганечка… повариха то есть – она немая. Её допросить затруднительно выйдет.
– Но вы-то разговорчивы за двоих. Рассказывайте, что слышали.
– Ох, слышал! Упаси Вечный Странник такое дважды услышать! Сперва орать стали. Орут и орут, а слов не разобрать. Потом гром ударил, с чистого неба. Ударил, значит, упал и давай кататься у нас под окнами! Треск, грохот, стекла, слышу, бьются – а они знаете какие дорогие?! Стекольщик Дорфман три шкуры дерет, гадюка, я уж с ним и торгуюсь, и по матушке…
– Стекольщика оставим в покое. Что еще слышали?
– Железо звенело. Ругань, крики; и выл кто-то. Жутко, словно на покойника… И еще они смеялись.
– Кто – они?
– Не знаю, ваша светлость. Гром, треск, брань, а они смеются. Аж мороз по хребту… После замолчали. Не до смеха стало, выходит.
– Что вы делали в это время?
– Все б вам насмехаться, ваша светлость! Что ж тут сделаешь, когда эдакие страсти?! Заперлись мы с Ганечкой на засов, и от страху тряслись! Она хоть немая, а все слышит…
– Хорошо. Дальше что было?
– Дальше? Всё. То есть, ничего. Стихло дальше. Еще, вроде, телега от гостиницы отъехала. Может, и не одна. Я до утра подождал, а как рассвело, выбрался посмотреть. Нижняя Мама! Погром и кромешный ужас!.. Да вы сами видели, ваша светлость. Ну, я сразу мальчишку в Бдительный Приказ отправил: доложить о происшествии. Стряпчего вызвал: убытки описывать. Скорби мои и беды, значит…
Барон смерил Трепчика взглядом и решил от уточняющих вопросов воздержаться.
– Как мне сообщили, пропали шесть ваших постояльцев. Это верно?
– Чистая правда, ваша светлость. Все, кто был, и пропали.
– В каком смысле – все?
– Ну, все, кто в гостинице жил. Подчистую.
Конрад подумал, что в «Приюте героев» свободно разместилась бы полурота драгун. При желании, вместе с лошадьми. Однако от лишних вопросов и на сей раз отказался. В конце концов, какое ему дело, процветает Амадей Вольфганг Трепчик, или, напротив, близок к разорению? Понадобится – выясним.
– Постояльцы записаны в книгу?
– Разумеется, ваша светлость! У нас с регистрацией полный ажур. Прошу вас… здесь картинки, изволите заметить, валяются… умоляю не топтать, картинки денег стоят…
Смотреть книгу записей, пухлую и набитую сведеньями, как чердак – старым хламом, барон начал с первой страницы. Его дотошность, чтоб не сказать, въедливость, многих раздражала, временами приводя к очередным дуэлям. Возможно, именно поэтому Конрад до сих пор оставался холост. Одним из редких мудрецов, кого радовали упомянутые качества обер-квизитора – обстоятельность и свобода – был прокуратор Цимбал. Но вслух прокуратор ничего не говорил: считал, что озвученная похвала идет сотрудникам Приказа во вред.
А ликторы и квизиторы знали в свой черед: молчит, значит, доволен.
Судя по содержанию книги, «Приют героев» и впрямь пользовался отменной популярностью. Барон затребовал данные за прошлый год, потом за позапрошлый, доведя хозяина до сердечного приступа. М-да, еще одна загадка. Год за годом гостевые покои битком набиты, блудливая повариха Ганечка, небось, трудится с рассвета до заката, а потом – с заката до рассвета, постояльцы кишмя кишат, получая извращенное удовольствие от здешнего декора, а недели полторы назад, с начала листвянчика-месяца – как отрезало.
Жалкая шестерка заселившихся, и никого больше!
Можно процитировать сударя Трепчика: «Погром и кромешный ужас!»
Оставалось предположить либо наличие таинственного суеверия, объяснявшего «мертвый сезон», либо крайнюю скандальность шестерых гостей, жить рядом с которыми не захотел никто. А вдруг они из-за дурного характера повздорили вечерком в каминной зале да и перебили друг дружку? А трупы вывез сам хозяин, желая скрыть следы во благо репутации отеля…
Других версий на ум не приходило.
Имена, значившиеся в книге последними, также ничего не говорили барону. Агнешка Малая, уроженка Глухой Пущи, гуртовщица, совершеннолетняя… Лайза Вертенна, вольная метательница, лицензия найма действительна до… Джеймс Ривердейл, виконт де Треццо… Кристофер Форзац, маг… Санчес Панчоха, эксперт по запорным устройствам… Герман фон Шмуц, из Миэльских Шмуцев…
Овал Небес!
Барон заново перечитал финальную запись. Совпадение? Случайность?! Кривая усмешка исказила рот Конрада, и нервный тик на этот раз был ни при чем. В совпадения и случайности обер-квизитор первого ранга верил еще меньше, чем в суеверия.
Постоялец «Приюта героев», сгинувший без вести Герман фон Шмуц, приходился барону родным племянником.
* * *
Кое-кто из сослуживцев или, допустим, из каторжан Тинжерских каменоломен, среди которых встречались бывшие клиенты барона, мог бы подтвердить: Конрад Зануда умеет держать удары судьбы. Лишь очень зоркий наблюдатель заметит, как твердеют на мгновение черты лица, как вздуваются, чтобы сразу опасть, желваки на скулах; и складка между бровями, очень вредная, если вы заботитесь об отсутствии морщин, наливается кровью, делаясь похожей на каллиграфически выписанную букву «швах».
К счастью, зорких наблюдателей, равно как сослуживцев и каторжан, рядом не оказалось. А мигом позже лицо фон Шмуца приняло обычное, замкнуто-брюзгливое выражение. Он отложил список и задумался, временно потеряв всякий интерес к окружающему.
Судя по всему, в момент нападения великолепная шестерка находилась в Белой зале. Откуда гости исчезли – живые или мертвые. Если отвергнуть версию «внутренней» драки, возникает иной вариант: у постояльцев имелось некое общее дело, каковое, мягко говоря, пришлось не по нраву таинственным злодеям. Но представить себе дело, способное объединить столь разношерстную компанию? И логика, и воображение отказывали категоричней, чем невинная девица – коварному соблазнителю. Ну, скажите на милость, что общего между совершеннолетней гуртовщицей, виконтом де Треццо, экспертом по запорам и племянником обер-квизитора, дипломированным стратегом-универсалом?!
– Все они – рыцари Ордена Зари, господин барон. Квесторы этого сезона.
Барон обернулся так резко, что воздух вокруг него, казалось, завертелся маленьким смерчем.
– Кто пропустил?!
Задавая вопрос, Конрад демонстративно смотрел мимо стройной дамы средних лет, проникшей в гостиницу явно недозволенным, чтобы не сказать – преступным путем. Мало того, что какой-то растяпа из ликторов проморгал гостью; мало того, что данная особа имеет наглость прерывать чужие размышления; так она еще и выше барона на целых полголовы! Несмотря на каблуки и горделивую осанку фон Шмуца! Правда, замшевые башмачки незнакомки также имели весьма солидный каблучок, а шляпка – тулью в форме башенки, но разве в этом дело? Кто-то сейчас поплатится за ротозейство! И обер-квизитор знает, кто именно: вон, мнется в дверях, балбес, потеет от страха.
– Прошу вас, не сердитесь. У ликторов не было выбора.
– Вот как, сударыня? Не было выбора?!
Яростный взгляд пропал втуне: дама улыбалась без вызова, но с достоинством.
– Разумеется, ваша светлость. Разрешите представиться: Генриэтта Куколь, м. в. к., вигилла Тихого Трибунала.
Она сняла нитяную перчатку, протянув барону изящную ручку. С весьма посредственным, заметим, маникюром. И лак из дешевых. Целовать нахалке руку, тем более неухоженную, барон не собирался, а обмениваться с дамой, пусть даже магичкой высшей квалификации, рукопожатием – дурной тон. Увы, для процедуры верификации полномочий не существует ни мужчин, ни женщин.
– Конрад фон Шмуц. Бдительный Приказ, обер-квизитор первого ранга.
Ладонь у вигиллы оказалась жесткой – и при этом теплой, почти горячей. Мана через край хлещет? Барон знал, что сейчас должна ощутить Генриэтта, в качестве гарантии подлинности чина и ранга собеседника. Легкий, похожий на укус крапивы, ожог пучка розог и тройной укол вложенного в них топорика. Квизиторские стигматы – не самая приятная в мире верительная грамота, зато подделка исключена. Стигмат сотрудникам высших рангов накалывался под наблюдением одного из трех знаменитых «колачей», королевских кобников-графологов: Геронима Баска, Жан-Поля Индейки и Петруччио Бригелло, авторов совместного шрифтового триптиха «Корабль тощих в гавани Арнольфани».
Ага, сработало. Поморщилась.
В ответ на левой щеке вигиллы проступило невидимое раньше клеймо: две стилизованные буквы "Т", скрещенные особым образом. Знак Тихого Трибунала. Считалось, что сочетание двух "Т" образует устремленное вверх острие меча, и под ним – крест. Символ карающего оружия и перекрестка людских судеб. Барон, увы, ничего подобного в клейме разглядеть не мог, как ни пытался (а пытался он неоднократно). Крест, с его точки зрения, выходил убогий; на перекресток судеб не тянул. Да и верхний уголок с острием меча не ассоциировался. Максимум – двускатная крыша домика, как ее рисуют дети.
Что они о себе думают, эти виги, Неусыпно Бодрствующие? Напустили туману, высосали из пальца уйму скрытых смыслов в простых двух буквах – а на самом деле… Спать больше надо! Если верить медикусам, для здравого рассудка очень полезно.
– Рад знакомству, коллега.
Короткий официальный поклон: строго по Уставу, ни на волос ниже.
– Взаимно, коллега.
Сухой усеченный реверанс: точная копия поклона в дамском варианте.
«И все-таки, почему ликторам велели не сообщать о происшествии в Трибунал? Хотели выиграть время? С какой целью?!»
– Вы задержались, коллега. Позвольте спросить: отчего? След стынет, сами понимаете…
– Разделяю вашу обеспокоенность, коллега. Но сезонные возмущения в Вышних Эмпиреях не позволили волхвам-локаторам сразу зафиксировать критический выброс маны. Пока картина прояснилась, пока локализовали место…
Барон с удовлетворением кивнул:
– Значит, выброс маны все же имел место. Еще и критический. Я так и думал.
– Могу вас заверить: имел. Уровень я сейчас уточняю. В любом случае, это означает, что данное дело подлежит веденью Тихого Трибунала, как преступление с отягчающим применением магии. Не проводите ли вы меня непосредственно на место происшествия, коллега? После чего…
– С удовольствием, коллега. Дабы вы могли убедиться: кроме выброса маны, здесь имела место целая баталия, с применением стрелкового и холодного оружия. Я, кстати, допускаю, что магию использовали не злоумышленники, а потерпевшие, в рамках самообороны. Что снимает вопрос об «отягчающем применении». И значит, сей случай находится в компетенции Бдительного Приказа, который я имею честь представлять.
Не будь Конрад в точности уверен, что дуэль назначена на вечер, он мог бы решить, что поединок уже начался. Обычно маги Тихого Трибунала – тихие, серые человечки, слова клещами не вытащишь. А тут просто светская львица! Нет, нам львицы ни к чему, у нас дознание, а не охота…
– Ваша версия, коллега, весьма любопытна, – вигилла иронически прищурилась, поправляя выбившийся из-под шляпки пепельный локон. – Жаль, только…
Заливистая трель певчего дрозда помешала ей закончить фразу.
– Прошу прощения. Меня вызывают.
Генриэтта Куколь извлекла из сумочки изящную пудреницу, украшенную эмалью, резьбой и насечками. В крышку пудреницы изнутри было встроено зеркальце, куда вигилла и устремила взгляд. Барон тактично отошел, искоса наблюдая за «коллегой». С минуту Генриэтта молча внимала чему-то, слышимому ей одной, потом беззвучно зашевелила губами. Пудра сразу пришла в движение, легкой струйкой взмыв в воздух и изгибаясь на манер змеи. Вигилла цокнула языком, словно девчонка, и пудра улеглась на место.
Тихо щелкнула крышка.
– Кажется, наши ведомства нашли общий язык, – Генриэтта обернулась к барону. – Нам с вами предписывается вести это дело вместе. Можете проверить: прокуратор Цимбал выдал письменное распоряжение.
– Никогда не сомневался в мудрости начальства. Разрешите взглянуть на вашу пудреницу? Благодарю… О, старинная работа! Замечательная вещь! Где такие делают?
– Служебный артефакт. К счастью, его можно использовать не только для рапид-коннексуса.
– А я, – не удержался барон, – приобрел сегодня чудный маникюрный набор.
Впервые дама поглядела на собеседника с искренним интересом.
– Он у вас с собой? Позвольте, в свою очередь… Какая прелесть! Где вы его купили, если не секрет?
– Ну какие теперь между нами секреты? В «Иридхар Чиллал».
– Но у них всё так дорого! – невольно вырвалось у вигиллы.
– Красота требует жертв! – в голосе барона скользнули нотки самодовольства, и Конрад мысленно выбранил себя за несдержанность. – Так что вы говорили насчет Ордена Зари? Это имеет отношение к делу?
– Самое прямое.

SPATIUM I
ОРДЕН РЫЦАРЕЙ ЗАРИ
или
СИНОПСИС АРХИВОВ ТИХОГО ТРИБУНАЛА

Хендрик Землич, позднее известный как Хендрик Високосный, сказал в молодости: «Радуга – всего лишь кривой путь от черного к белому!» Заявление было подвергнуто резкой критике живописцами, философами и предсказателями погоды, но речь не об этом.
Из ложного афоризма, в котором отчетливо звучал юношеский максимализм, умноженный на фанатизм и самоотверженность Хендрика, как дуб из мелкого желудя, со временем вырос уникальный Орден Зари.
Еще во время службы помощником университетского архивариуса, раскопав в анналах свод записей Эразма Кудесника, чудом попавших в свободный доступ – в частности, «Старое доброе зло», «Пуп Земли, как он есть», а также «Основы Универсума» с купюрами цензоров, – наш герой сделал ряд выводов, приведших к последствиям удивительным и непредсказуемым. Согласно его будущим «Максимам», борьба чистых, беспримесных Добра и Зла, иначе Света и Тьмы, в нашем матерьяльном мире выведена за скобки и невозможна в принципе, по причине несовершенства человеческой природы. Но, тем не менее, она продолжает оказывать фундаментальное влияние на существование цивилизации. Рафинированное Добро и концентрированное Зло легко выделить в каждой точке любого, отдельно взятого конфликта, если не вдаваться в общую суть самого конфликта и не персонифицировать эти силы в конкретных личностях – опять же потому, что мир и люди утратили совершенство.
Но совершенство, к счастью, не утратило мир и людей.
– Кривыми путями идете вы к истине, – сказал аскет-маньерист Дэниел Оливье, ознакомясь с «Максимами». – Глухими, окольными тропами тащитесь вы к ней. А я лежу под вишней, отягощенной плодами, и косточками плююсь вам вслед, когда вы проходите мимо.
Заявление Оливье породило массу толкований, но дело не в них.
Каким образом, с подобными взглядами на жизнь и дурным характером, отягченным хронической меланхолией, Хендрику Земличу удалось войти в доверие к Губерту Внезапному, пятому герцогу д'Эстремьер, история умалчивает. Возможно, это связано с изменой жены Губерта и охотой на ведьм, последовавшей за сим мезальянсом; возможно, поводом послужила трагическая гибель сокола Цаплееда и объявленный траур по птице. Так или иначе, в Эстремьере, на границе с Реттией, Малабрией и Южным Анхуэсом, был выделен изрядный кусок территории, названный Черно-Белым Майоратом, и передан во владение основанному буквально на днях перед тем Ордену Зари.
Покровителем Ордена, сперва – земным, а спустя двадцать один год – и небесным, стал Губерт Внезапный.
Первым великим магистром Ордена, двуединым воплощением Черного Аспида и Белого Голубя, стал Хендрик Високосный.
Догматом Ордена и руководством к действию стала борьба двух начал в чистом виде.
Сейчас трудно выяснить, как чистая борьба начал происходила на заре существования Ордена – при крайней малочисленности рыцарства и двуединости великого магистра, исключавшей само понятие конфликта. Летописец Фома Вебеллин утверждает, будто это и явилось причиной расслоения личности Хендрика, приведшей к роковому шагу с балкона. Историки университета в Бравалле опровергают версию Фомы. Так или иначе, первые схватки на отведенных герцогом землях, которые мы сравнили бы с первыми схватками роженицы, стали пищей для слухов. А вскоре частная контора переписчиков в Гаальдрихе опубликовала «Максимы» и «Краткий Завет», уняв брожение умов.
– Чаще всего побеждает тот, кого не принимали всерьез, – писал в то же время мудрец-столпник Хирам Роверглас, автор малоизвестного трактата «Критика Максим или Зерцало злопыхательств». Но мысль Хирама не была принята всерьез, затерявшись в ворохе сплетен, и, стало быть, мудрец победил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9