Все они воины, а о чем будет думать воин, как не о войне? Нет, я стою за жреца Дирика. Он человек мыслящий и, думая о войне, думает также и о потерях, которые она принесет.
Теперь была очередь Кемана. Молодой дракон смущенно пожал плечами.
— А я даже не знаю, — признался он. — К тому же я не понимаю, как нам убедить их в том, что мы не эльфы.
Он взглянул на Шану.
— Дирик провел с тобой больше времени, чем со всеми нами, вместе взятыми, и Джамал тоже, особенно после того, как они приказали эльфам передать тебе их язык. Они долго тебя расспрашивали. Как ты думаешь?
Девушка задумчиво прикусила губу.
— Поначалу я тоже подумала, что следует обратиться к Джамалу, в основном из-за его популярности, но еще и потому, что думала, что Дирик похож на наших старых нытиков. Я полагала, что Дирик будет относиться к нам предвзято, просто потому, что мы — «зеленоглазые демоны», и будет стоять скорее за то, чтобы заковать нас в цепи, чем за то, чтобы отпустить нас. Но Джамал держался со мной очень надменно — не знаю, потому ли, что я женщина, или по какой-то иной причине, — а Дирик, наоборот, был весьма учтив. Мне кажется, Дирик и сам понимает, что мы не эльфы. И я точно знаю, что он куда более заинтересован в торговле, чем в войне: он не раз спрашивал меня, чем может торговать наш народ. Его особенно интересуют зерно и металлы, хотя он готов взять и непряденую шерсть, и лен, и готовые изделия из них. А Джамал, когда не пытался меня запугать, расспрашивал о местности, и о том, откуда именно мы пришли, и что у нашего народа есть вообще. По-моему, он действительно ищет легкую добычу. Так что в целом я предпочла бы обратиться к Дирику.
Каламадеа взглянул на нее, на Меро, снова на нее.
— Итак, двое за Дирика, один за Джамала, один воздержался.
Он обернулся к Меро:
— Можешь ли ты сказать еще что-нибудь в пользу Джамала или мы тебя переубедили?
Меро задумчиво потер переносицу.
— Да я в общем-то не особенно стою за Джамала, — сказал он наконец. — Если вы двое так настаиваете на том, чтобы обратиться к Дирику, то я согласен.
Он скроил пренебрежительную мину.
— В конце концов, несмотря на то что я куда больше вашего знаю о жизни в эльфийском поместье, вы куда больше моего знаете о том, как распознать тайные намерения человека по его словам и поступкам.
— Я целиком и полностью за Дирика, — твердо сказала Шана. Каламадеа кивнул.
— Ну, значит, пойдем к Дирику, — согласился Меро. — По крайней мере, он не такой страшный, как Джамал. А то мне все кажется, что Джамал вот-вот выкинет что-нибудь неожиданное — и скорее всего неприятное.
— Это может быть еще одним признаком того, что он человек немирный, — заметил Каламадеа.
Шане не пришлось ничего добавлять — сама она сказала бы, что Джамал небезопасен: он явно подвержен молниеносной перемене настроений, хотя ей самой такого видеть и не доводилось.
— Ну, а теперь сменим тему. Удалось ли кому-то из вас выяснить, почему на этих людей не действует ни людская, ни эльфийская магия?
Каламадеа беспомощно развел руками:
— Я в полном недоумении! Никогда еще не сталкивался ни с чем подобным. А ведь я старше любого из старейших эльфийских лордов! Я могу мысленно общаться с тобой, Шана, и с Тенью, но я не могу коснуться мыслей никого из Железного Народа. Я по-прежнему могу изменить форму скалы, но ошейник не поддается магии. И облик сменить я тоже не могу. Ладно, мысленное общение — это почти человеческая магия, и я понимаю, как они могут ему воспрепятствовать, но как они могут заблокировать способность менять облик и форму предметов? Это ведь чисто драконьи штучки! Просто руки опускаются.
Шана печально кивнула. Все ее собственные эксперименты тоже окончились ничем. Как и попытки Меро.
— Кельян понятия не имеет, как они это делают. И я до сих пор не замечала, чтобы кто-то специально колдовал, чтобы заблокировать нашу магию. Я тоже в недоумении.
— Эти ошейники — очень древние, — негромко заметил Кеман.
Шана удивленно обернулась к нему.
— Откуда ты знаешь? И вообще при чем здесь это?
Кеман пожал плечами.
— Ну, совсем новыми они быть не могут. Они железные, а мне приходилось слышать, как люди жаловались, что им уже в течение нескольких месяцев не удается добыть ни угля, ни металла. К тому же, если присмотреться к ошейникам, заметно, что они порядком стерты, так что, похоже, ими пользуются уже не первую сотню лет. На самом деле, мне думается, что первоначально они предназначались не для людей и не для эльфов, а для животных — крупных собак скорее всего. Они наделяют некой защитой от подчинения или использования магии против того, на ком они надеты. И, похоже, это все. Ведь мы по-прежнему можем общаться мысленно — мы только не можем читать их мысли. А больше мы ничего и не пробовали, кроме как менять облик и лепить камень. Лепить камень получается…
Шана медленно кивнула.
— Значит, по-видимому, наша магия не действует из-за того, что они делают что-то для себя, а вовсе не из-за ошейников?
— Да. Если не считать того, что на ошейники магия тоже не действует,
— согласился Кеман. — Во всяком случае, мне так кажется.
— Видимо, именно поэтому эльфы по-прежнему могут творить свои иллюзии, хотя на них точно такие же ошейники, — размышлял вслух Каламадеа.
— Логично. Но облик-то мы почему менять не можем?
Меро внезапно встрепенулся.
— А вы не пробовали превращаться во что-то размером с полукровку? Или вы пытались превращаться во что-то большее или меньшее?
— Ни во что меньше человека мы превратиться не можем, — объяснил Каламадеа. — И… Нет, не пробовали.
Я пытался превратиться в вола. В дракона я попробовал превратиться только вчера вечером.
— А ведь дракон больше, куда больше! И вол тоже. — Глаза Меро сузились. — Быть может, у тебя не получается превратиться именно потому, что твое тело отлично знает, что ошейник ему порвать не удастся и он попросту придушит тебя, если ты превратишься во что-то большее. Вам мешает вовсе не магия, а инстинкт, обычный инстинкт самосохранения, который не позволяет вам задохнуться.
Каламадеа с Кеманом изумленно переглянулись. Каламадеа кивнул.
— Разумно. Вполне разумно, — медленно произнес он. — В кого бы я ни превратился, если моя шея окажется хоть на палец толще прежнего, я непременно задохнусь.
Надо будет подумать и обсудить это. Наверно, нам с Кеманом удастся придумать что-то, чему ошейник не будет помехой.
Дракон нахмурился.
— Вся проблема в том, что мы учились превращаться только в то, что видели. И я не уверен, что у нас получится превратиться во что-то еще.
— Жалко, что не получается вытянуть побольше сведений из Дирика, — сказала Шана после продолжительного молчания. — У меня такое ощущение, что я могла бы распутать эту загадку, если бы только сумела правильно поставить вопрос.
Она рассеянно играла прядью своих волос.
— По-моему, Дирик меня прощупывает: выясняет, можно ли мне доверять. Между ним и Джамалом что-то происходит. Мы об этом ничего не знаем — но, боюсь, это может повлиять и на нашу судьбу. Мне кажется, это тайная борьба за власть.
— Хм… — сказал Меро. — Похоже на правду. Это соответствует моим наблюдениям.
— Это соответствует и тому, что известно мне, — добавил Каламадеа. — Я бы не стал называть Джамала опрометчивым, но он предпочитает всем распоряжаться лично, а это означает взять дело в свои руки, будь то власть над своим кланом или добыча зерна и металла — и того, и другого Железному Народу не хватает.
Кеман застонал и потер висок, как будто у него разболелась голова.
— Нет, это просто несправедливо! Я вообще терпеть не могу ввязываться в борьбу за власть, так за что же я влип в интриги, которые не имеют ко мне никакого отношения?
— А ты представь, каково мне! — отозвалась Шана. — Я-то была в центре интриг чуть ли не с самого рождения!
И меня никто не спрашивал, нравится мне это или нет.
— У тебя сильная хаменлеаи, Лашана, — заметил Каламадеа со своей непроницаемой улыбкой. — Я так и сказал, еще когда Алара впервые принесла тебя в Род. Ты — причина великих перемен, так что неудивительно, что ты всегда в центре интриг.
— Ну, спасибо! — ехидно поблагодарила Шана. «Иногда я жалею, что Отец-Дракон отказался от должности главного шамана. Тогда бы… А впрочем, что уж теперь!».
— Не за что, не за что, — отозвался дракон, не менее иронично, но не столь ядовито. — Я ведь тут ни при чем, Лашана, — я просто констатирую факт!
Девушка только фыркнула.
— Как бы то ни было, все мы влипли, и хотелось бы найти способ отсюда выбраться. Ну так, есть у кого-нибудь идеи по поводу того, как подъехать к Дирику?
Снаружи донесся шум. Шана не обратила на него внимания. В лагере часто шумели: то молодые воины поссорятся, то детишки затеют шумную игру, то какой-нибудь корове взбредет в голову прогуляться между шатров. Обычно все быстро утихало.
Но на этот раз шум утихать не спешил. Напротив, крики толпы становились все громче.
— Что там такое? — вслух спросила Шана, вставая на ноги. Она обмотала свободный конец цепи вокруг пояса и направилась к выходу. Ее трое товарищей и двое эльфов последовали за ней.
Снаружи ждала полуденная жара. Солнце обрушилось на голову, точно удар дубинки. Шана прикрыла глаза ладонью, вглядываясь в толпу в поисках источника шума.
Теперь, когда Гальдора убедили наложить на всех пленников некое заклятие, которое эльфы называли «заклятием речи», поделившись с ними всеми сведениями о языке Железного Народа, какими располагали они с Кельяном, Шана понимала, что кричат люди.
— Они говорят что-то насчет Народа Зерна! — ошеломленно сообщила она Каламадеа.
Тот кивнул, озадаченно хмурясь.
— Да, — подтвердил он. — Только этого не может быть. Народ Зерна — это племя, которое было союзником грелеводов в их войне против эльфов. Но им, увы, помешало то, что они были не кочевниками, а земледельцами.
Они не хотели оставлять свою землю, да и воевать земледельцы как следует не умели: они всегда полагались на своих союзников. Народ Зерна был истреблен задолго до первой Войны Волшебников, а детей их обратили в рабство. Так что этого народа попросту больше не существует.
Дракон говорил так уверенно, что Шана не могла усомниться в его словах. И тем не менее люди кричали именно об этом. Но если Народа Зерна больше нет, значит…
Крики приближались. Толпа явно двигалась в их сторону.
Мгновением позже в проход между шатрами хлынули взбудораженные люди. В центре шли несколько Железных жрецов, сопровождающих двоих людей — золотоволосых, бледнолицых, которые посреди темнокожих Железных людей казались ромашками на свежевспаханном поле. Пришельцев явно именно сопровождали, а не конвоировали: жрецы обращались с ними как с почетными гостями, толпа вокруг радостно гомонила, и, главное, на пришельцах не было ошейников с цепями.
Толпа миновала шатер пленных. На них никто и внимания не обратил.
Кроме одного из пришельцев.
Мужчина поднял голову, встретился взглядом сперва с Шаной, потом с Меро — и глаза его изумленно расширились. Он открыл рот, словно бы собираясь что-то сказать…
Но было поздно.
Шатер с пленниками остался позади. Толпа увлекала пришельцев к шатру Дирика.
***
Если бы Лоррин увидел среди кочевников самого лорда Тилара, он и то удивился бы меньше. Два эльфа в ошейниках с цепями, а рядом четыре человека, явно волшебники, и тоже в цепях!
Откуда они тут взялись? И почему в цепях?
«Об этом сейчас раздумывать некогда!» — сурово напомнил он себе, в тревоге оглядываясь на толпу. Лоррин всегда гордился своим умением разбираться в людях, и ему не нравилось то, что он видел. Да, все были взбудоражены появлением «союзников» и рады им; но, судя по некоторым признакам, Народ Зерна считался чем-то низшим по сравнению с Железными кланами. К примеру, жрецы, преодолев первое удивление, начали смотреть на них чуточку свысока. Наверное, это оттого, что люди Зерна были земледельцами, а не кочевниками-скотоводами. К тому же они были не очень хорошими воинами, хотя мужественно сопротивлялись эльфам, давая своим союзникам время уйти на юг. Судя по историческим сочинениям, которые читал Лоррин, в войне Народ Зерна всегда полагался на помощь и защиту Железного Народа, расплачиваясь за это зерном и прочими товарами, которые производят только оседлые земледельцы.
Значит, очень важно поддерживать людские личины на них с Реной. И еще это значит, что, когда пришельцы утратят свою прелесть новизны, они окажутся на положении бедных родственников. В конце концов, что они могут предложить? Зерна у них нет, воины из них никудышные.
Только способность приручать единорогов — но быки их не потерпят. Так что пользы от этого никакой. А от демонстрации прочих магических способностей будет больше вреда, чем пользы.
Жрецы, которые встретили «гостей», желали немедленно отвести их к верховному жрецу — и Лоррину ничего не оставалось, как согласиться, хотя он чуял, что здесь таится какой-то подвох. Его тревожило то, что он не может читать мысли этих людей, сколько ни старается. Юноша так привык читать мысли людей с той же легкостью, что и выражение их лиц, что сейчас чувствовал себя полуслепым. Интересно, неужто Рена все время испытывает нечто подобное? А обычные люди-рабы, не имеющие магических способностей? Лоррину стало их ужасно жалко.
Их провели в большой шатер-фургон, наполненный крепким ароматом благовоний. Занавеска опустилась, и сперва Лоррин подумал, что они остались одни. Но, когда его глаза привыкли к полумраку, он заметил, как в глубине шатра что-то шевельнулось.
— Я думаю, ты не то, чем кажешься, укротитель единорогов, — негромко произнес низкий насмешливый голос.
Лоррин вздрогнул.
— Я? — переспросил он с самым невинным видом. — Но как я могу быть чем-то другим?
Рена стиснула руку брата. Она нервничала оттого, что не понимала чужого языка, и от всего происходящего. Лоррин всматривался в темноту, пытаясь разглядеть говорящего. Плохо, что эти люди такие темнокожие: в этом полумраке их почти не видно.
Говорящий встал. Человеческая фигура отделилась от расплывчатого силуэта возвышения и двинулась вперед.
— Я говорю, что ты не то, чем кажешься, — продолжал низкий голос, — потому что кажешься ты одним из Народа Зерна, но под этой видимостью я прозреваю нечто иное.
Я назвал бы тебя зеленоглазым демоном, но две недели назад мне доставили еще четырех таких, как ты.
Высокий, крепко сбитый мужчина с коротко подстриженными, курчавыми, седыми волосами шагнул в луч света, падающего из дымового отверстия в крыше шатра, и остановился перед Лоррином, скрестив руки на груди. Он с вызовом взглянул в глаза Лоррину. Юноша окаменел.
— Так что лучше объясни, кто ты на самом деле, укротитель единорогов,
— потребовал человек. — Объясни, почему ты похож на четырех наших пленников, в то время как та, кого ты называешь сестрой, как две капли воды походит на двух других.
«Он знает, кто мы! Он видит сквозь личины! — в панике думал Лоррин. — О Предки, что же мне делать?» Ну что ж, выбора не оставалось. «Сказать правду? Другого выхода я не вижу…»
— Это очень длинная история… — осторожно начал Лоррин.
Человек — должно быть, это и был верховный жрец — впервые скупо улыбнулся.
— Ничего, времени у нас достаточно.
И Лоррин принялся рассказывать все с самого начала.
Жрец перебивал его лишь затем, чтобы задать вопрос. Вопросы всегда били в точку. К тому времени, как Лоррин закончил свой рассказ, луч света из дымового отверстия успел доползти до середины стенки шатра, а сам юноша охрип.
— Это, пожалуй, все, о чем стоит рассказывать, — закончил Лоррин. — Двое из тех, кого вы держите в плену, действительно эльфы, а остальные четверо — явно полукровки, как и я. Мне кажется, что волшебники и в самом деле должны быть заинтересованы в торговле с вами, как они и говорят. В борьбе против эльфов им годятся любые союзники.
— Интересно…
Жрец задумчиво погладил подбородок, глядя куда-то сквозь Лоррина.
— Я, пожалуй, склонен поверить тебе. Мне надо обдумать все то, что ты мне рассказал. Похоже, дела тут сильно переменились с тех пор, как мой народ бежал на юг.
Он снова посмотрел на Лоррина, и взгляд его был настолько острым, что юношу пробрала дрожь: ему еще никогда не приходилось встречаться со столь сильной личностью.
— Поддерживай ваши личины. Думаю, я единственный, кому удалось заглянуть сквозь них, потому что мне с самого начала не верилось, что вы те, за кого себя выдаете.
Остальные будут видеть в вас людей Зерна. Без моего приказа вас никто не тронет.
«Это именно то, что я ожидал услышать», — подумал Лоррин, содрогнувшись.
— Военному вождю вы неинтересны, — продолжал верховный жрец. — Народ Зерна никогда не отличался воинской доблестью. Так что скорее всего он предоставит разбираться с вами мне. Радуйтесь: если бы он заметил ваш обман, вам пришлось бы куда хуже, чем со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Теперь была очередь Кемана. Молодой дракон смущенно пожал плечами.
— А я даже не знаю, — признался он. — К тому же я не понимаю, как нам убедить их в том, что мы не эльфы.
Он взглянул на Шану.
— Дирик провел с тобой больше времени, чем со всеми нами, вместе взятыми, и Джамал тоже, особенно после того, как они приказали эльфам передать тебе их язык. Они долго тебя расспрашивали. Как ты думаешь?
Девушка задумчиво прикусила губу.
— Поначалу я тоже подумала, что следует обратиться к Джамалу, в основном из-за его популярности, но еще и потому, что думала, что Дирик похож на наших старых нытиков. Я полагала, что Дирик будет относиться к нам предвзято, просто потому, что мы — «зеленоглазые демоны», и будет стоять скорее за то, чтобы заковать нас в цепи, чем за то, чтобы отпустить нас. Но Джамал держался со мной очень надменно — не знаю, потому ли, что я женщина, или по какой-то иной причине, — а Дирик, наоборот, был весьма учтив. Мне кажется, Дирик и сам понимает, что мы не эльфы. И я точно знаю, что он куда более заинтересован в торговле, чем в войне: он не раз спрашивал меня, чем может торговать наш народ. Его особенно интересуют зерно и металлы, хотя он готов взять и непряденую шерсть, и лен, и готовые изделия из них. А Джамал, когда не пытался меня запугать, расспрашивал о местности, и о том, откуда именно мы пришли, и что у нашего народа есть вообще. По-моему, он действительно ищет легкую добычу. Так что в целом я предпочла бы обратиться к Дирику.
Каламадеа взглянул на нее, на Меро, снова на нее.
— Итак, двое за Дирика, один за Джамала, один воздержался.
Он обернулся к Меро:
— Можешь ли ты сказать еще что-нибудь в пользу Джамала или мы тебя переубедили?
Меро задумчиво потер переносицу.
— Да я в общем-то не особенно стою за Джамала, — сказал он наконец. — Если вы двое так настаиваете на том, чтобы обратиться к Дирику, то я согласен.
Он скроил пренебрежительную мину.
— В конце концов, несмотря на то что я куда больше вашего знаю о жизни в эльфийском поместье, вы куда больше моего знаете о том, как распознать тайные намерения человека по его словам и поступкам.
— Я целиком и полностью за Дирика, — твердо сказала Шана. Каламадеа кивнул.
— Ну, значит, пойдем к Дирику, — согласился Меро. — По крайней мере, он не такой страшный, как Джамал. А то мне все кажется, что Джамал вот-вот выкинет что-нибудь неожиданное — и скорее всего неприятное.
— Это может быть еще одним признаком того, что он человек немирный, — заметил Каламадеа.
Шане не пришлось ничего добавлять — сама она сказала бы, что Джамал небезопасен: он явно подвержен молниеносной перемене настроений, хотя ей самой такого видеть и не доводилось.
— Ну, а теперь сменим тему. Удалось ли кому-то из вас выяснить, почему на этих людей не действует ни людская, ни эльфийская магия?
Каламадеа беспомощно развел руками:
— Я в полном недоумении! Никогда еще не сталкивался ни с чем подобным. А ведь я старше любого из старейших эльфийских лордов! Я могу мысленно общаться с тобой, Шана, и с Тенью, но я не могу коснуться мыслей никого из Железного Народа. Я по-прежнему могу изменить форму скалы, но ошейник не поддается магии. И облик сменить я тоже не могу. Ладно, мысленное общение — это почти человеческая магия, и я понимаю, как они могут ему воспрепятствовать, но как они могут заблокировать способность менять облик и форму предметов? Это ведь чисто драконьи штучки! Просто руки опускаются.
Шана печально кивнула. Все ее собственные эксперименты тоже окончились ничем. Как и попытки Меро.
— Кельян понятия не имеет, как они это делают. И я до сих пор не замечала, чтобы кто-то специально колдовал, чтобы заблокировать нашу магию. Я тоже в недоумении.
— Эти ошейники — очень древние, — негромко заметил Кеман.
Шана удивленно обернулась к нему.
— Откуда ты знаешь? И вообще при чем здесь это?
Кеман пожал плечами.
— Ну, совсем новыми они быть не могут. Они железные, а мне приходилось слышать, как люди жаловались, что им уже в течение нескольких месяцев не удается добыть ни угля, ни металла. К тому же, если присмотреться к ошейникам, заметно, что они порядком стерты, так что, похоже, ими пользуются уже не первую сотню лет. На самом деле, мне думается, что первоначально они предназначались не для людей и не для эльфов, а для животных — крупных собак скорее всего. Они наделяют некой защитой от подчинения или использования магии против того, на ком они надеты. И, похоже, это все. Ведь мы по-прежнему можем общаться мысленно — мы только не можем читать их мысли. А больше мы ничего и не пробовали, кроме как менять облик и лепить камень. Лепить камень получается…
Шана медленно кивнула.
— Значит, по-видимому, наша магия не действует из-за того, что они делают что-то для себя, а вовсе не из-за ошейников?
— Да. Если не считать того, что на ошейники магия тоже не действует,
— согласился Кеман. — Во всяком случае, мне так кажется.
— Видимо, именно поэтому эльфы по-прежнему могут творить свои иллюзии, хотя на них точно такие же ошейники, — размышлял вслух Каламадеа.
— Логично. Но облик-то мы почему менять не можем?
Меро внезапно встрепенулся.
— А вы не пробовали превращаться во что-то размером с полукровку? Или вы пытались превращаться во что-то большее или меньшее?
— Ни во что меньше человека мы превратиться не можем, — объяснил Каламадеа. — И… Нет, не пробовали.
Я пытался превратиться в вола. В дракона я попробовал превратиться только вчера вечером.
— А ведь дракон больше, куда больше! И вол тоже. — Глаза Меро сузились. — Быть может, у тебя не получается превратиться именно потому, что твое тело отлично знает, что ошейник ему порвать не удастся и он попросту придушит тебя, если ты превратишься во что-то большее. Вам мешает вовсе не магия, а инстинкт, обычный инстинкт самосохранения, который не позволяет вам задохнуться.
Каламадеа с Кеманом изумленно переглянулись. Каламадеа кивнул.
— Разумно. Вполне разумно, — медленно произнес он. — В кого бы я ни превратился, если моя шея окажется хоть на палец толще прежнего, я непременно задохнусь.
Надо будет подумать и обсудить это. Наверно, нам с Кеманом удастся придумать что-то, чему ошейник не будет помехой.
Дракон нахмурился.
— Вся проблема в том, что мы учились превращаться только в то, что видели. И я не уверен, что у нас получится превратиться во что-то еще.
— Жалко, что не получается вытянуть побольше сведений из Дирика, — сказала Шана после продолжительного молчания. — У меня такое ощущение, что я могла бы распутать эту загадку, если бы только сумела правильно поставить вопрос.
Она рассеянно играла прядью своих волос.
— По-моему, Дирик меня прощупывает: выясняет, можно ли мне доверять. Между ним и Джамалом что-то происходит. Мы об этом ничего не знаем — но, боюсь, это может повлиять и на нашу судьбу. Мне кажется, это тайная борьба за власть.
— Хм… — сказал Меро. — Похоже на правду. Это соответствует моим наблюдениям.
— Это соответствует и тому, что известно мне, — добавил Каламадеа. — Я бы не стал называть Джамала опрометчивым, но он предпочитает всем распоряжаться лично, а это означает взять дело в свои руки, будь то власть над своим кланом или добыча зерна и металла — и того, и другого Железному Народу не хватает.
Кеман застонал и потер висок, как будто у него разболелась голова.
— Нет, это просто несправедливо! Я вообще терпеть не могу ввязываться в борьбу за власть, так за что же я влип в интриги, которые не имеют ко мне никакого отношения?
— А ты представь, каково мне! — отозвалась Шана. — Я-то была в центре интриг чуть ли не с самого рождения!
И меня никто не спрашивал, нравится мне это или нет.
— У тебя сильная хаменлеаи, Лашана, — заметил Каламадеа со своей непроницаемой улыбкой. — Я так и сказал, еще когда Алара впервые принесла тебя в Род. Ты — причина великих перемен, так что неудивительно, что ты всегда в центре интриг.
— Ну, спасибо! — ехидно поблагодарила Шана. «Иногда я жалею, что Отец-Дракон отказался от должности главного шамана. Тогда бы… А впрочем, что уж теперь!».
— Не за что, не за что, — отозвался дракон, не менее иронично, но не столь ядовито. — Я ведь тут ни при чем, Лашана, — я просто констатирую факт!
Девушка только фыркнула.
— Как бы то ни было, все мы влипли, и хотелось бы найти способ отсюда выбраться. Ну так, есть у кого-нибудь идеи по поводу того, как подъехать к Дирику?
Снаружи донесся шум. Шана не обратила на него внимания. В лагере часто шумели: то молодые воины поссорятся, то детишки затеют шумную игру, то какой-нибудь корове взбредет в голову прогуляться между шатров. Обычно все быстро утихало.
Но на этот раз шум утихать не спешил. Напротив, крики толпы становились все громче.
— Что там такое? — вслух спросила Шана, вставая на ноги. Она обмотала свободный конец цепи вокруг пояса и направилась к выходу. Ее трое товарищей и двое эльфов последовали за ней.
Снаружи ждала полуденная жара. Солнце обрушилось на голову, точно удар дубинки. Шана прикрыла глаза ладонью, вглядываясь в толпу в поисках источника шума.
Теперь, когда Гальдора убедили наложить на всех пленников некое заклятие, которое эльфы называли «заклятием речи», поделившись с ними всеми сведениями о языке Железного Народа, какими располагали они с Кельяном, Шана понимала, что кричат люди.
— Они говорят что-то насчет Народа Зерна! — ошеломленно сообщила она Каламадеа.
Тот кивнул, озадаченно хмурясь.
— Да, — подтвердил он. — Только этого не может быть. Народ Зерна — это племя, которое было союзником грелеводов в их войне против эльфов. Но им, увы, помешало то, что они были не кочевниками, а земледельцами.
Они не хотели оставлять свою землю, да и воевать земледельцы как следует не умели: они всегда полагались на своих союзников. Народ Зерна был истреблен задолго до первой Войны Волшебников, а детей их обратили в рабство. Так что этого народа попросту больше не существует.
Дракон говорил так уверенно, что Шана не могла усомниться в его словах. И тем не менее люди кричали именно об этом. Но если Народа Зерна больше нет, значит…
Крики приближались. Толпа явно двигалась в их сторону.
Мгновением позже в проход между шатрами хлынули взбудораженные люди. В центре шли несколько Железных жрецов, сопровождающих двоих людей — золотоволосых, бледнолицых, которые посреди темнокожих Железных людей казались ромашками на свежевспаханном поле. Пришельцев явно именно сопровождали, а не конвоировали: жрецы обращались с ними как с почетными гостями, толпа вокруг радостно гомонила, и, главное, на пришельцах не было ошейников с цепями.
Толпа миновала шатер пленных. На них никто и внимания не обратил.
Кроме одного из пришельцев.
Мужчина поднял голову, встретился взглядом сперва с Шаной, потом с Меро — и глаза его изумленно расширились. Он открыл рот, словно бы собираясь что-то сказать…
Но было поздно.
Шатер с пленниками остался позади. Толпа увлекала пришельцев к шатру Дирика.
***
Если бы Лоррин увидел среди кочевников самого лорда Тилара, он и то удивился бы меньше. Два эльфа в ошейниках с цепями, а рядом четыре человека, явно волшебники, и тоже в цепях!
Откуда они тут взялись? И почему в цепях?
«Об этом сейчас раздумывать некогда!» — сурово напомнил он себе, в тревоге оглядываясь на толпу. Лоррин всегда гордился своим умением разбираться в людях, и ему не нравилось то, что он видел. Да, все были взбудоражены появлением «союзников» и рады им; но, судя по некоторым признакам, Народ Зерна считался чем-то низшим по сравнению с Железными кланами. К примеру, жрецы, преодолев первое удивление, начали смотреть на них чуточку свысока. Наверное, это оттого, что люди Зерна были земледельцами, а не кочевниками-скотоводами. К тому же они были не очень хорошими воинами, хотя мужественно сопротивлялись эльфам, давая своим союзникам время уйти на юг. Судя по историческим сочинениям, которые читал Лоррин, в войне Народ Зерна всегда полагался на помощь и защиту Железного Народа, расплачиваясь за это зерном и прочими товарами, которые производят только оседлые земледельцы.
Значит, очень важно поддерживать людские личины на них с Реной. И еще это значит, что, когда пришельцы утратят свою прелесть новизны, они окажутся на положении бедных родственников. В конце концов, что они могут предложить? Зерна у них нет, воины из них никудышные.
Только способность приручать единорогов — но быки их не потерпят. Так что пользы от этого никакой. А от демонстрации прочих магических способностей будет больше вреда, чем пользы.
Жрецы, которые встретили «гостей», желали немедленно отвести их к верховному жрецу — и Лоррину ничего не оставалось, как согласиться, хотя он чуял, что здесь таится какой-то подвох. Его тревожило то, что он не может читать мысли этих людей, сколько ни старается. Юноша так привык читать мысли людей с той же легкостью, что и выражение их лиц, что сейчас чувствовал себя полуслепым. Интересно, неужто Рена все время испытывает нечто подобное? А обычные люди-рабы, не имеющие магических способностей? Лоррину стало их ужасно жалко.
Их провели в большой шатер-фургон, наполненный крепким ароматом благовоний. Занавеска опустилась, и сперва Лоррин подумал, что они остались одни. Но, когда его глаза привыкли к полумраку, он заметил, как в глубине шатра что-то шевельнулось.
— Я думаю, ты не то, чем кажешься, укротитель единорогов, — негромко произнес низкий насмешливый голос.
Лоррин вздрогнул.
— Я? — переспросил он с самым невинным видом. — Но как я могу быть чем-то другим?
Рена стиснула руку брата. Она нервничала оттого, что не понимала чужого языка, и от всего происходящего. Лоррин всматривался в темноту, пытаясь разглядеть говорящего. Плохо, что эти люди такие темнокожие: в этом полумраке их почти не видно.
Говорящий встал. Человеческая фигура отделилась от расплывчатого силуэта возвышения и двинулась вперед.
— Я говорю, что ты не то, чем кажешься, — продолжал низкий голос, — потому что кажешься ты одним из Народа Зерна, но под этой видимостью я прозреваю нечто иное.
Я назвал бы тебя зеленоглазым демоном, но две недели назад мне доставили еще четырех таких, как ты.
Высокий, крепко сбитый мужчина с коротко подстриженными, курчавыми, седыми волосами шагнул в луч света, падающего из дымового отверстия в крыше шатра, и остановился перед Лоррином, скрестив руки на груди. Он с вызовом взглянул в глаза Лоррину. Юноша окаменел.
— Так что лучше объясни, кто ты на самом деле, укротитель единорогов,
— потребовал человек. — Объясни, почему ты похож на четырех наших пленников, в то время как та, кого ты называешь сестрой, как две капли воды походит на двух других.
«Он знает, кто мы! Он видит сквозь личины! — в панике думал Лоррин. — О Предки, что же мне делать?» Ну что ж, выбора не оставалось. «Сказать правду? Другого выхода я не вижу…»
— Это очень длинная история… — осторожно начал Лоррин.
Человек — должно быть, это и был верховный жрец — впервые скупо улыбнулся.
— Ничего, времени у нас достаточно.
И Лоррин принялся рассказывать все с самого начала.
Жрец перебивал его лишь затем, чтобы задать вопрос. Вопросы всегда били в точку. К тому времени, как Лоррин закончил свой рассказ, луч света из дымового отверстия успел доползти до середины стенки шатра, а сам юноша охрип.
— Это, пожалуй, все, о чем стоит рассказывать, — закончил Лоррин. — Двое из тех, кого вы держите в плену, действительно эльфы, а остальные четверо — явно полукровки, как и я. Мне кажется, что волшебники и в самом деле должны быть заинтересованы в торговле с вами, как они и говорят. В борьбе против эльфов им годятся любые союзники.
— Интересно…
Жрец задумчиво погладил подбородок, глядя куда-то сквозь Лоррина.
— Я, пожалуй, склонен поверить тебе. Мне надо обдумать все то, что ты мне рассказал. Похоже, дела тут сильно переменились с тех пор, как мой народ бежал на юг.
Он снова посмотрел на Лоррина, и взгляд его был настолько острым, что юношу пробрала дрожь: ему еще никогда не приходилось встречаться со столь сильной личностью.
— Поддерживай ваши личины. Думаю, я единственный, кому удалось заглянуть сквозь них, потому что мне с самого начала не верилось, что вы те, за кого себя выдаете.
Остальные будут видеть в вас людей Зерна. Без моего приказа вас никто не тронет.
«Это именно то, что я ожидал услышать», — подумал Лоррин, содрогнувшись.
— Военному вождю вы неинтересны, — продолжал верховный жрец. — Народ Зерна никогда не отличался воинской доблестью. Так что скорее всего он предоставит разбираться с вами мне. Радуйтесь: если бы он заметил ваш обман, вам пришлось бы куда хуже, чем со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39