Они даже симпатизировали ей на свой лад — насколько однороги вообще способны кому-то симпатизировать. А когда возле загона появлялся Кеман, однороги тут же шли в атаку. И, конечно, расшибали свои глупые головы о каменную ограду. Но это ничему их не учило.
Отпустить двурогов было уже потруднее. Кеману всегда нравилось общество этих кротких животных и забавные выходки их детенышей. Бедная Попрыгунья уже давно выкормила своего последнего теленка, но ее потомки вполне могут последовать за своими неистовыми двоюродными братьями и счастливо жить в окрестностях Логова.
Луперы были только рады удрать в холмы. На самом деле они никогда не смирялись с заточением до конца, и Кеман не раз уже подумывал, что их стоило бы отпустить. Возможно, это только к лучшему, что теперь ему пришлось поторопиться с решением.
Единственным животным, которое Кеман не мог отпустить прямо сейчас, была выдра. Вместо этого он подманил веселого зверька к себе и накинул на него сеть Выдра попыталась было освободиться, а когда это не удалось, укоризненно завопила на Кемана Кеман хотел сказать выдре, что выпустит ее в реку где-нибудь по дороге, но не смог проникнуть в сознание зверька. Он только надеялся, что, оказавшись на свободе, выдра сама все поймет.
А потом Кеман легко взмыл в воздух и направился прочь от Логова. В когтях у него болталась сеть с выдрой, «Ну, по крайней мере, я довольно много вытянул из Кеоке», — сказал себе Кеман, незадолго до рассвета приземлившись в том месте, где старейшина оставил его названую сестру. По крайней мере, Кеман надеялся, что это то самое место. Пять скал, одна из них повыше, в нише у вершины гнездо пустельги, и вокруг — много саджасовых кустов. Кеоке не скупился на подробности, надеясь, что благодаря этому Кеман будет меньше беспокоиться о Шане. Старейшина полагал, что раз там растет так много кустов и гнездится пустельга, то там есть вода, и Шана относительно легко сможет ее найти.
Хуже всего было то, что старейшина ошибался. Саджасовые кусты в стремлении к воде могут запускать свои корни на глубину, в десять-двенадцать раз превосходящую рост дракона, а пустельги получают всю нужную им влагу вместе с добычей. Да, заросли кустов действительно означали, что вода там есть. Только вот где? Наверняка она залегает слишком глубоко, чтобы Шана могла до нее докопаться. А роса, которую можно было бы собирать с камней, еще не выпала.
При подлете Кеман не смог отыскать Шану. Неудивительно: она вполне могла спрятаться, уснуть или даже лежать сейчас без сознания где-нибудь среди кустов. Она в любое мгновение могла отсюда уйти. А здесь, в такой близости от караванных путей, Кеману следовало быть особенно осторожным, чтобы его не заметили чужие.
Ему нужен другой облик. Нужно существо с быстрыми ногами и хорошим нюхом. Причем нужно, чтобы оно умело защищать себя.
Кеман присел и задумался. Так, какие же облики ему хорошо знакомы? Конечно, для этого случая неплохо подошел бы лупер — они здорово вынюхивают следы. Но луперы слишком маленькие и обычно бегают стаями для большей безопасности. Кеману до сих пор было сложно превращаться в такое маленькое существо, и кроме того, нужно, чтобы он мог защитить себя.
Поразмыслив, Кеман неохотно решил, что здесь нужен однорог. Однороги — хорошие путешественники. Если они начинали преследовать кого-то, то могли неделями продолжать погоню. Только нужно сразу подстраховаться, чтобы вместе с телом не подхватить скверный характер, инстинкты и безмозглую голову однорога. А это потребует дополнительного времени…
Зато с однорогом никто не захочет связываться — даже другой однорог. И есть они могут почти все, что угодно, даже саджасовые кусты. И они могут довольствоваться влагой, которую получают с пищей, — не так хорошо, как пустельга, но все-таки.
В этом есть и еще одно преимущество: даже если Шана увидит его, она не испугается. Кеману было далеко до нее в искусстве мысленной речи. Шана вполне способна при желании заговорить с ним, но если Кеман будет находиться в облике животного, то сможет заговорить с ней не раньше, чем окажется на расстоянии вытянутой руки от девочки. Но Шана подходила вплотную к прирученному однорогу — Кеман никогда не слыхал, чтобы еще хоть кто-то осмеливался на это, — и она вполне могла счесть встреченного однорога транспортным средством и защитником.
Теперь Кеман был рад, что, отпустив выдру, он убил и съел двух невезучих антилоп. Он и так уже устал после долгого полета, а одновременная смена облика и размера требовала больших затрат энергии.
Кеман уселся поудобнее, закрыл глаза и принялся медитировать.
Когда он достаточно глубоко погрузился в медитацию, Кеман медленно переместил большую часть своего тела Вовне, оставив лишь столько массы, чтобы можно было создать хорошего, крупного однорога.
Потом Кеман тщательно представил себе облик, который хотел принять, и начал воспроизводить его, начиная со шкуры.
Кеман почувствовал, как его мускулы неохотно растеклись, принимая ту форму, что он пожелал им придать, а кости удлинились и приобрели новые очертания. Молодой дракон чувствовал, как его гребень становится мягким, а хвост съеживается и превращается в пучок волос. И под конец во лбу появился жемчужного цвета рог, воинственно устремленный в небо.
Кеман скосил глаза, взглянул на себя — и увидел ногу, покрытую чудной шелковистой зеленой шерстью.
Нет, так не пойдет.
Кеман снова сосредоточился и проследил, чтобы нога потемнела и сделалась черной. Солнечный зной тут же обрушился на него с такой силой, что Кеман рухнул бы, если бы не напряг суставы.
Пожалуй, черный — не самый лучший цвет для путешествия по пустыне.
Кеман обернул процесс вспять и придал шкуре, гриве и хвосту незапятнанный, чистейший белый цвет.
Да, так было значительно менее жарко. Довольный результатом, Кеман открыл глаза и вскинул морду, принюхиваясь к легкому ветерку.
Не могло быть ни малейших сомнений — Шана действительно побывала здесь. Кеман прекрасно помнил ее запах еще с тех времен, как учился оборачиваться трирогом. Это своеобразное сочетание мускусного драконьего аромата (он исходил от туники) и запаха двуногого существа не спутаешь ни с чем. Даже если где-нибудь поблизости и находились другие двуногие — на что, впрочем, не похоже, — никто из них не мог пахнуть еще и по-драконьи.
Кеман опустил морду к земле и принялся кружить среди скал. Он практически сразу же наткнулся на следы Шаны. Вот здесь она забивалась в кусты, чтобы укрыться от жары, а вот здесь Шана уже выбралась наружу. Следы сохранились до сих пор. Они уже превратились в бесформенные углубления в песке, но ясно было, что Шана пошла на восток.
Кеман встряхнул гривой, опустил нос к самой земле и отправился в путь.
К середине утра он все еще шел по следу, и тут налетела песчаная буря.
К счастью, инстинкты однорога, хоть и приглушенные, заблаговременно предупредили Кемана о приближении опасности, и у него оказалось довольно времени на поиски убежища. Кеман двигался по следу Шаны, всецело сосредоточившись на этом занятии, — только так и можно было ходить по пустыне. И тут внезапный озноб заставил Кемана вскинуть голову и присмотреться повнимательнее.
Темно-коричневая туча встала стеною от земли до неба. Она уже почти дотянулась до солнца и с каждой секундой становилась все огромнее. Через несколько мгновений она полностью закрыла солнце, и острые уши Кемана уловили отдаленный рев.
Песчаная буря! Кеману никогда еще не доводилось попадать в песчаную бурю. Он даже видел их лишь издалека.
Оставалось лишь одно — искать укрытие. Пытаться уйти от бури было уже поздно.
Кеман вспомнил, что совсем недавно миновал скопление камней, несколько скал, стоящих полукругом. Они вполне могли защитить его от самых сильных порывов ветра и от песка, который будет нести буря. Правда, Кеман мог сделать кое-что такое, что было бы не под силу настоящему однорогу, на время бури снова сменить облик. Пока что Кеман не умел превращаться в камень — только в живые существа. Но он мог изменить свой нос, создать перепонки и дышать с их помощью. Он мог сделать свою шкуру прочнее или даже заново обрасти чешуей.
Но первым делом ему необходимо было добраться до того хотя бы относительно безопасного приюта.
Кеман тут же развернулся, встав на дыбы, и, с места перейдя в галоп, помчался к запомнившимся ему скалам. Песок летел из-под широких раздвоенных копыт, уши Кемана были плотно прижаты, а хвост и грива реяли по ветру Он бросил быстрый взгляд через плечо. Бурая стена у него за спиной становилась все выше. Буря приближалась.
Удары копыт сделались глуше. Кеман изменял копыта прямо на бегу, пока они не сделались плоскими, расширяющимися наружу. Теперь они меньше погружались в песок, и Кеману стало легче бежать. Он оглянулся еще раз. Казалось, что буря не приблизилась, но рев ветра стал ощутимо громче.
Пожалуй, крылья сейчас не принесли бы Кеману особой пользы, а вот задержка вполне могла его погубить, если бы он вздумал затормозить, чтобы отрастить их. Кеман мог весьма быстро перетечь обратно в драконий облик, но даже и на это все-таки потребовалось бы некоторое время. А лететь быстрее, чем он сейчас бежал, Кеман вряд ли смог бы. Драконы не отличаются особой скоростью — разве что в пикировании.
Впрочем, были и другие причины этого не делать, и Кемана о них предупреждали. Если он взлетит, его может подхватить восходящими потоками воздуха и разорвать на куски. А ветер, до предела насыщенный песком, мгновенно изорвет его крылья в клочья.
Кеман уже отчаялся увидеть впереди хоть что-нибудь, кроме кустов — а кусты ну никак не могли защитить его.
Скалы! Они были совсем рядом, просто рукой подать. Кеман прибавил скорости — он и не подозревал, что может бежать еще быстрее, — прорвался через кустарник ко входу и нырнул под защиту каменного полукруга, и тут же грохнулся на землю, уронив голову между передних ног.
Кеман принялся лихорадочно изменять облик — он никогда не думал, что это можно проделывать с такой скоростью. Кеман заменил мягкую шкуру своей собственной чешуей, нарастил в носу и ушах особые мембраны, чтобы туда не набивался песок, превратил гриву в накидку из плотной чешуйчатой кожи и укрыл ею голову, а рог уменьшил до таких размеров, чтобы тот только удерживал эту накидку на небольшом расстоянии от морды Кемана.
Потом Кеман всунул голову в щель между двумя скалами и постарался прижать накидку так, чтобы между нею и камнями не оставалось зазоров. Подумать, что тут еще можно предпринять, Кеман не успел. На него обрушилась буря.
До сих пор он только слышал о силе и неистовстве песчаной бури. Несмотря на защиту скал, Кеман быстро решил, что он очень правильно сделал, отрастив чешую. Хотя сейчас его защищала шкура, мало отличающаяся от драконьей, удары песка были весьма чувствительны.
«В следующий раз, когда кто-нибудь начнет жаловаться на зуд во время линьки, нужно будет посоветовать ему попасть в песчаную бурю. Пара часов — и старой шкуры как не бывало», — кисло подумал Кеман.
Еще он решил, что правильно сделал, не превратившись окончательно в дракона. Небольшая кожаная накидка, которой Кеман прикрывал голову, уже успела здорово пострадать, а перепончатые крылья и вовсе были бы изорваны в клочья.
Внезапно Кеман подумал о Шане: ведь она наверняка тоже была захвачена бурей, не имея никакой защиты, кроме собственного ума и коротенькой туники из драконьей шкуры. Он слишком хорошо мог представить, во что превратилась нежная кожа Шаны под ударами песка.
Кеману тут же захотелось вскочить и отправиться на поиски, и лишь здравый смысл удержал его на месте.
Кеман раз за разом твердил себе, что ничем не поможет Шане, если сейчас покинет укрытие, зато вполне может погибнуть сам. Шана находилась где-то впереди. Если она попала в бурю, то это уже произошло, потому что Шана направлялась на восток, именно туда, откуда появилась буря. Либо Шана осталась жива и здорова, либо пострадала, либо вообще не пережила бурю. Что бы с ней ни случилось, это уже случилось.
Нельзя сказать, чтобы все эти рассуждения улучшали самочувствие Кемана или помогали ему переждать неистовство природы.
Буря окончилась так же внезапно, как и началась. Кеман выбрался из укрытия, не дожидаясь, пока утихнут последние порывы ветра.
Кеман огляделся по сторонам, и у него упало сердце: буря напрочь занесла следы Шаны. Как Кеман ни принюхивался, он не мог учуять ничего, кроме резковатого аромата изломанных саджасовых кустов, пыли и вновь появившегося запаха нагретого солнцем песка. «Огонь и Дождь! Как же мне теперь искать Шану? Мне уже нипочем не найти ее по следу!» Кемана охватило уныние. Ему захотелось упасть на песок и заплакать.
Нет, ему нельзя сдаваться. Нельзя, и все. У Шаны ведь больше никого нет. Кеман заставил себя снова принять облик обычного однорога. Он понюхал воздух, пытаясь уловить хоть слабенький запах Шаны, но снова потерпел неудачу.
«Ладно, — сказал он себе, чувствуя, как что-то сжало ему горло, — я что-нибудь придумаю». Он знал, что Шана шла на восток. Значит, он уже может примерно представить себе направление ее пути. Он найдет Шану, непременно найдет, только потрудиться придется немного больше, да и все.
Полуденное солнце безжалостно жгло Кемана и заливало сиянием пустыню, ныне ставшую совершенно однообразной и воистину пустой, если не считать редких кустов. Даже птицы куда-то исчезли. Кеман никогда еще не видел местности, которая казалась бы ему столь безжизненной.
Кеман стиснул зубы, твердо решил не поддаваться отчаянию и побрел по раскаленному песку.
Ориентируясь на приметные скалы и собственное врожденное чувство направления, Кеман петлял по пустыне и непрерывно принюхивался, пытаясь уловить хоть слабый запах Шаны. Даже когда жара довела его до головокружения и все вокруг начало подергиваться рябью и сделалось расплывчатым, Кеман не остановился. Но во второй половине дня его начал мучить еще и голод. Кеман затратил очень много энергии на смену облика, и теперь организм требовал как-то возместить ее. Но вокруг не было ничего, кроме саджасовых кустов — сухих к тому же.
Кеман общипывал их на ходу, но саджасы почти не смягчали ощущения голода и вовсе не могли утолить его жажды.
К закату Кеман почти обезумел от голода и жажды. И тут он наткнулся на другое живое существо — настоящего однорога. Однорог был очень молод, почти что жеребенок.
Но Кеман так изголодался, что готов был наброситься на все, что покажется съедобным. А однорог казался не просто съедобным, но еще и аппетитным, и Кеман не смог совладать со всколыхнувшимися инстинктами.
Добыча!
Кажется, однорог каким-то образом угадал настроение, завладевшее Кеманом, и бросился наутек.
Это оказалось последней каплей. Кеман вернулся в драконий облик, взмыл в небо и обрушился на злосчастного однорога тем смертоносным броском, каким владеют лишь драконы да ястребы. Однорог попытался спрятаться в кусты, но Кеман упал прямо на него. Ослепленный голодом дракон не обращал внимания ни на что, кроме добычи — даже на то, что так он рисковал повредить крылья. Однорогу удалось увернуться, и у Кемана вырвался яростный вопль. Глаза дракона затянуло багровой пеленой, а ощущение голода сделалось всепоглощающим.
Однорог развернулся, взвизгнул и ударил Кемана. Удар был несильным, да и прошел он вскользь, но его хватило, чтобы Кеман окончательно взбеленился. Дракон с криком набросился на однорога, вцепился в него когтями и зубами и одним рывком свернул шею несчастному животному, а потом разорвал ему горло.
Кеман в гневе растерзал обмякшее тело на части, выхватывая большие куски кровоточащей плоти. Незадолго до того, как солнце закатилось за горизонт, от однорога остались лишь обглоданные кости. Кеман никогда прежде не испытывал такой безрассудной ярости и жажды крови, и они как будто опьянили его. Даже после того, как однорог превратился в груду костей, сердце Кемана все еще продолжало бешено колотиться, а гребень стоял дыбом. Кеман не мог сейчас связно мыслить; его всецело переполняли чувства, и наиболее сильным из них была ярость.
Где-то вдали завыл лупер. Кеман оторвался от остатков однорога, уставился на восходящую луну и распахнул крылья. Ему потребовалось несколько секунд, дабы уразуметь, что луна — не враг, и что она не собирается украсть его добычу. Лишь после этого Кеман осознал свои чувства и вспомнил, что, собственно, привело его сюда.
Но еще мгновение ему казалось, что судьба Шаны не имеет особого значения. Значение имели лишь бешеный подлунный ветер, вкус свежей крови во рту и свобода поступать, как тебе заблагорассудится…
Потом Кеман встряхнул головой. Его настроение изменялось столь же быстро, как небо на закате Кеман испугался. «Что со мной? О чем я думаю?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64