Их Гнездо было в горах, но Тирта слышала, что предупреждение, которое отозвало пограничников с гор перед Великой Переменой, было передано и сокольничим, и они должны были выжить. Да, она слышала впоследствии, что многие из них служили на кораблях сулкаров, как и столетия раньше, до того, как явились в Эсткарп.
Они не вызывали приязни у колдуний Эсткарпа, даже когда предлагали свое хорошо обученное войско для усиления поредевшей армии. Слишком чужд их образ жизни. Всемогущим женщинам он казался ненавистным и извращенным. Потому что сокольничьи — исключительно мужской клан, к женщинам они относятся с отвращением и презрением.
Конечно, и у них есть женщины, чтобы рожать детей, да. Но их держат в изолированных долинах, и специально отобранные сокольничьи приходят туда в определенное время года. Сокольничьи безжалостны к своему потомству: больных или слабых детей они убивают. Матриархальному Эсткарпу они совершенно чужды по образу жизни и обычаям. И вот они поселились в горах, построили свои крепости — Гнезда сокольничьих и сторожевые пограничные башни и несли службу, защищали вначале купцов, пересекающих горы, а в поздние дни стали барьером на пути из Карстена в Эсткарп.
Пограничники приняли их, хотя и не как братьев по мечу, и уважали. Они хорошо действовали совместно. Сокольничим присылали припасы, вначале тайно, так как колдуньи это запрещали, потом все более и более открыто, посылали и в Гнезда, и в деревни женщин. И в последнее время очень немногое отделяло солдат Эсткарпа от этих чужаков, которые когда-то явились из-за моря после неведомой катастрофы.
Сокольничьи не только искусно владели оружием. Их знаменитые соколы образовали сеть воздушной разведки, которая снова и снова оказывалась решающим фактором в многочисленных стычках и горных сражениях.
Тирта инстинктивно поискала взглядом птицу, черную, с белым треугольником на груди, со свисающими красными кисточками. Эта птица должна находиться на запястье хозяина. Но ее не было. Да и руки, на которой могла бы сидеть птица, не было.
Из-под рукава кольчуги высовывался металлический предмет. Кольчуга, измятый шлем и, несомненно, меч у этого человека начищены, отполированы. Вместо руки у него не крюк, а нечто напоминающее птичью лапу с пятью когтями. Тирта подумала, что это страшное оружие; она не сомневалась, что он умеет им пользоваться.
Но сокольничий… Ей ведь не удастся скрыть свой пол. Возможно, он именно то оружие, которое она ищет. Но согласится ли он служить ей? Это зависит от того, насколько отчаянное у него положение. Девушке хотелось увидеть его лицо, но шлем-маска превращал лицо в тайну. Что ж… Тирта расправила плечи, глядя на воина, сделала два шага вперед, чтобы уйти от быстро усиливающейся бури.
Повысив голос, чтобы перекричать ветер, она спросила:
— Ты «Пустой щит»?
Это наемник, ищущий службы. Но она никогда не слышала, чтобы сокольничьи становились такими.
Они держатся друг друга и на службу всегда нанимаются отрядами или группами. Сделку заключает командир. И они никогда не смешиваются с теми, кому служат.
Вначале Тирте показалось, что врожденное презрение к женщине не позволит ему ответить, что у нее вообще не будет возможности предложить работу. Но наемник после долгого молчания ответил:
— Я «Пустой щит». — Голос был лишен эмоций.
И он его не повышал, хотя Тирта прекрасно услышала.
— Мне нужен проводник.., проводник в горах.., и воин… — Она сразу перешла к делу. Девушке не нравилось, что он разглядывает ее лицо через отверстия в шлеме, а она не может ответить тем же. Когда она шагнула вперед, распахнулся плащ и стала видна кожаная одежда пограничника, хотя не хватало кольчуги.
— Я ищу службу… — Снова ровный голос. Она словно разговаривает с человеком из металла, лишенным эмоций и цели. Неужели то, что привело его сюда, превратило в пустую оболочку бойца, каким он был когда-то? На такого она не может тратить свои скромные средства. Но доспехи у него в хорошем состоянии. Тирта взглянула на руку с когтями. Каждый раз, как видела ее, она казалась все более опасной.
Тирта оглянулась вокруг, потом снова взглянула на воина, стоявшего неподвижно, как столб.
— Есть лучшие места для разговора. Я остановилась в гостинице… В общем зале слишком много народа, но на конюшне…
Тут он сделал первое настоящее движение и кивнул. Потом повернулся, подобрал сверток из одеяла, положил себе на плечо, придерживая когтем. Они направились в конюшню, где Тирта оставила свою кобылу. В ее стойле девушка уселась на тюк сена и взмахом руки предложила спутнику сделать то же самое.
Она решила, что с ним лучше говорить прямо. Это подсказывал ей инстинкт, на который она привыкла полагаться за последние четыре года. Она имеет дело с человеком, испытавшим все невзгоды судьбы, но не изменившим себе. Он может сломаться, но не согнуться.
Да и сломать его вряд ли удастся. Чем больше девушка разглядывала его, тем больше убеждалась, что это боец, с которым нужно считаться.
— Мне нужно пройти через горы — в Карстен, — резко сказала девушка. Она не обязана объяснять ему причину. — Старые дороги и тропы исчезли. К тому же там люди без хозяев. Я умею пользоваться оружием и жить в дикой местности.
Но не хочу заблудиться и погибнуть до того, как исполню то, что должна.
Снова он ответил кивком.
— За двадцать дней службы я заплачу два веса золота — половину авансом. Лошадь у тебя есть?
— Там… — Не очень-то разговорчив. Он указал когтем на стойло, через два от того, в котором жевала сено Вальда.
Тоже горный пони, чуть выше и тяжелее, чем ее кобыла. Грива лошади коротко подстрижена, на спине седло с раздвоенной лукой, на которой обычно сидит сокол. Но птицы не видно.
— А где твой сокол? — решилась она спросить.
На девушку пахнуло холодом: должно быть, она затронула запретную тему, ступила на дорогу, где нет места для нее и вообще для женщин. Так показалось ей в то мгновение. И Тирта испугалась, что излишнее любопытство положит конец их переговорам. Хотя она задала совершенно естественный в таких условиях вопрос.
— У меня нет сокола… — Невыразительным голосом ответил воин.
Может, именно этим и объясняется его одиночество. Тирта поняла, что дальше эту тему развивать не следует.
— Условия тебя устраивают? — она постаралась говорить холодно и властно.
— Двадцать дней… — Он говорил так, словно рассуждал про себя о чем-то другом. — А после этого?
— Посмотрим, когда придет время, — Девушка встала и протянула руку для рукопожатия, закрепляющего сделку. Вначале ей показалось, что он подаст металлический коготь. Рука его дернулась, словно такое движение для него привычней. Но он протянул свою настоящую руку.
Придя в конюшню, девушка расстегнула свой пояс.
Теперь она достала из него золотой диск. Сокольничий торопливо отнял руку, и Тирта протянула ему монету. Он подержал ее в руке, словно взвешивая, потом кивнул в третий раз.
— Мне нужно купить припасы, — отрывисто сказала Тирта. — Но я хотела бы выйти из города сегодня же, несмотря на бурю. Согласен?
— Я согласился нести службу Щита… — начал он и замолчал, словно в голову ему пришла новая мысль. — А какой герб мне носить?
Она поняла, что старый обычай еще жив, по крайней мере, для этого сокольничего. «Пустой щит», нанимаясь на службу, принимает герб Дома, которому служит. Тирта мрачно улыбнулась, достала меч и поднесла к лампе, которую зажег конюх, чтобы разогнать темноту ненастья.
Рисунок потертый, но хорошо виден: голова кричащего ястреба, бросающего вызов людям и миру.
— Дом Ястреба, сокольничий. Похоже, у нас есть кое-что общее, хотя я не могла бы сосчитать, сколько лет Дом Ястреба лежит в развалинах.
Он чуть наклонил голову, как будто хотел получше рассмотреть герб. Затем взглянул на нее.
— Кто говорит от имени Дома?
Снова она улыбнулась, и улыбка ее стала еще более мрачной и горькой.
— Я говорю от имени Дома, сокольничий, потому что я и есть Дом, и Кровь, и все родичи, оставшиеся на земле. Пока никто не научился призывать души на семейный сбор. Ты защищаешь герб Дома Ястреба, а Дом Ястреба — это я.
С этими словами она повернулась и ушла, чтобы закончить подготовку к делу, которое задумала много лет назад.
2
Яростный ветер дул всю первую половину дня.
Путники кутались в плащи и с трудом заставляли лошадей двигаться по дороге, которая все время поднималась и в полумиле от Ромсгарта превратилась в еле заметную тропу. С самого начала сокольничий привычно двигался впереди, ехал он уверенно, и нанимательница убедилась, что он знает запутанные пути высокогорья.
Но по этой тропе двигались они недолго. Вскоре после того, как они ступили на нее, сокольничий остановился, поджидая, пока Тирта поравняется с ним, и произнес первые слова с тех пор, как они выехали из города.
— Ты хочешь двигаться незаметно?
Он не спрашивал, зачем она едет на юг, а она не собиралась объяснять. Но, по-видимому, отчасти он догадывался о причине.
— Ты знаешь другой путь?
Она снова с растущим раздражением заметила, что он видит ее лицо, а она не может разглядеть его.
— Будет нелегко, но не думаю, чтобы нас заметили, если поедем по моей дороге. Два месяца назад тут была стычка. Люди маршала столкнулись с разбойниками и их разведкой.
— Хорошо. — Тирта не собиралась спрашивать, откуда ему известны тропы разбойников. Сокольничьи не становятся преступниками — так она всегда считала. К тому же у нее свой способ узнавать опасность. Древняя Раса — да, часть ее способностей сохраняется, даже у таких жалких бродяг, как она. Она не претендует на обладание Силой, но способна понять, когда впереди опасность, а когда просто трудный путь, каким она идет уже давно. Этот человек сохранит верность своей клятве, он не изменник.
Они повернули на запад; дорога была трудной, местами приходилось спешиваться, вести фыркающих пони по ненадежному пути, пробираясь мимо старых обвалов и лавин, время от времени останавливаясь для отдыха.
К ночи они оказались на карнизе под нависающим выступом. Тут, несомненно, располагался когда-то лагерь, потому что у стены обнаружилась яма для костра, с закопченными стенами, пеплом и остатками несгоревших дров.
Но по всем признакам, здесь уже давно никто не останавливался. На пепле Тирта видела отчетливые следы. Высокогорный горекс — а эти животные очень пугливы — побывал здесь после последнего костра.
Под навесом достаточно места для пони. Сняв седла, путники растерли лошадей жесткими тряпками, которые берут с собой специально для этой цели. Травы здесь нет, но у них полные сумки зерна, купленного Тиртой, — зеландского зерна, которое она нашла на рынке.
Титра поровну разделила зерно, хотя приходилось быть экономной. За весь день они почти не видели травы, не встречались долины или склоны, на которых лошади могли бы пастись. И воду они не встретили, ее тоже приходится беречь.
Позаботившись о животных, путники сели у ямы для костра. Тирта, готовая следовать за человеком, знающим местность, взглянула на своего компаньона: разумно ли разжигать костер? Он говорил, что эта территория очищена силами Эсткарпа. Но за два месяца другая банда могла бы занять пустующую местность, устроить здесь засаду.
Ветер, который весь день рвал одежду, стих, облака поредели, порозовели, обозначая садящееся солнце. На высоте воздух чистый и свежий. Странно, но настроение Тирты улучшилось. Словно, сделав первый шаг в своем давно задуманном путешествии, она увидела, что судьба ей улыбается. Но она в то же время знала, что судьба капризна и редко благоприятствует ей.
Спутник Тирты умело уложил дрова в яму, используя свой коготь, чтобы разламывать ветки. И вот загорелся костер, радуя глаз и давая ограниченное тепло.
Накололи на прутья куски сушеного мяса, которое Тирта добавила к припасам, поджарили между ломтями дорожного хлеба и съели, отправляя горячие куски в рот прямо с импровизированных вертелов.
Покончив с едой, новый защитник Тирты впервые снял шлем, и она смогла разглядеть лицо человека, которому доверилась. Он не молод и не стар, хотя она бы не смогла определить его возраст. Строго поджатый рот и подбородок молодые, у глаз морщины, а сами глаза кажутся очень усталыми.
Волосы у него темные, как и у нее, они коротко подстрижены и напоминают шерстяные шапочки, какие носят леди в поместьях. Что касается остального, то ей показалось, что ее спутник похож на мужчин Древней Расы. Только глаза не черные, как у ее соплеменников, в их глубине видны золотые искорки, как у хищной птицы.
Все это она отметила, разглядывая его украдкой: ей не хотелось открыто проявлять любопытство. Спутник, казалось, не замечает ее взглядов. Здоровой рукой он потер лоб, как бы прогоняя усталость от шлема, и смотрел своими ястребиными глазами, не мигая, на огонь в яме. Словно читал что-то в пламени, как Мудрая, опытная в предсказаниях и ясновидении.
— Ты проходил этой дорогой раньше. — Тирта не спрашивала, а скорее утверждала.
— Один раз… — с отсутствующим видом ответил сокольничий, продолжая смотреть на пламя, к которому протянул руку. — Два года назад, когда у нас появились мысли о возвращении, я был разведчиком… — Он смолк, по-прежнему не глядя на нее. — Ничего не осталось.
Последние слова воин произнес хрипло и впервые поднял голову, посмотрел ей в глаза. В них горели огоньки сдерживаемого гнева.
— Нас захватил горный обвал. Эти дороги по-прежнему неустойчивы. То, что разбудили колдуньи, не уснуло. Я был впереди, и вот… — Он махнул своим когтем, оставляя недосказанное ее воображению.
— С тех пор ты ездишь один? — Тирта сама не понимала, почему захотела обсуждать его личные проблемы. Ее спутник неразговорчив: если нажать на него, он может еще больше замкнуться. А она знает, что сокольничьи всегда держатся отчужденно.
— Один. — Ответ односложный и произнесен таким тоном, что Тирта поняла; дальше расспрашивать не следует. Но есть другие вопросы, которые она может задать. На них он ответит: они не касаются его жизни.
— Что ты знаешь о Карстене? Говорят многое, но до меня доходили только слухи, а в них не все правда.
Он пожал плечами, поставив шлем рядом с собой на камень. Снова погладил сморщенный лоб над бровями.
— Там война.., вернее, стычки, один лорд воюет с другим. После Пагара, их последнего верховного правителя, никто не смог навязать остальным свою волю — или сохранить мир силой меча. Туда приходят вооруженные сулкары, торгуют. Железо из шахт Йоста, серебро Яра — капитаны расплачиваются. Но торговли почти нет, а народ умирает с голода, так как никто не решается засевать поля, которые в любую минуту могут быть вытоптаны всадниками. Богатства Карстена разграблены, скрыты, развеяны по ветру. Так вдоль западного берега и у подножия гор.
А что дальше на восток… — Он пожал плечами. — О тех местах нет даже слухов. Когда герцог Ивьян объявил Древнюю Расу вне закона, он начал эту порчу, и теперь она распространилась, половина местности мертва, остальная заброшена.
Тирта облизала губы кончиком языка.
— Значит, началось с объявления вне закона… — Снова она не спрашивала, в голове ее мелькали мысли. Может, у тайны, которая привела ее сюда, такой же корень?
Он бросил на нее оценивающий взгляд, и ей показалось, что впервые она вырвала его из той занятости самим собой, в которую он был погружен с их первой встречи. Он нанялся как оружие, мощное оружие, но не проявил никакого любопытства к тому, что влечет ее на юг.
— Древняя Раса… — Он помолчал, протянул коготь, чтобы сломать еще одну ветку и подбросить ее в костер… — У нее были свои тайны. И одна из них — умение сохранять мир. Говорят, до того, как колдеры превратили герцога Ивьяна в безумца, в одного из живых мертвецов, люди уважали Древних и побаивались их, а само их пребывание останавливало нарушителей закона. Но потом герцог доказал, что Древних можно убивать, как всех прочих людей, он объявил народ вне закона, и нашлись такие, кто ненавидел Древних и завидовал им. Эти люди захотели утолить свою ненависть. А колдеры направляли своих одержимых на убийство. Но зачем я говорю об этом? Мы ведь говорим о твоих соплеменниках, разве не так?
— Да. — Она может быть не менее лаконичной, чем он. Про себя она колебалась между благоразумным молчанием и неожиданным желанием продолжать, не зная, что для нее лучше. Потом добавила:
— Дом Ястреба из Карстена. Как видишь, я одна из тех, кого Ивьян хотел стереть с лица земли, на которой он сам и его приближенные были захватчиками и чужаками.
— Ты возвращаешься к жизни, не легче той, которая ждала объявленных вне закона. Этот приказ сохраняет силу. Слишком многие убивали и получали выгоду от убийств. — Сам он не казался встревоженным, говорил так, словно они случайные попутчики на ограниченное время.
— Мы кое-чему научились. — Тирта говорила медленно.
1 2 3 4