Таким образом они стали потерянными, и мы ничем не смогли им помочь.
— Но ты говорил о позоре… — заметил Фарри. Он уже понял, что может быть нескончаемым страхом, но не видел в этом никакого позора. Любой ребенок и даже совершенно взрослый человек, не испытали бы позора из-за такого страха.
— На Мингре есть колония сновидцев, которым известно, как управлять подобными снами, — пояснил Зорор. — Когда их призывали на помощь, когда дети рыдали и пронзительно кричали во сне — они прилетали, но отказывали в любой помощи. Те, кто спят и видят сны, всегда парят над тонкой чертою, которую большинство людей называют безумием. Им известно, как попасть в их сон, и даже с оружием в руках, чтобы нанести вред любому, кто может там оказаться. И потому они посылали своих учеников в пустыню учиться управлять своими снами. Если бы это устройство, записывающее сны, оказало при показе такое воздействие на тебя, представляешь, что тогда чувствовали сновидцы? Но не только сами сновидцы искали защиту. Люди, видевшие своих детей, бредящих во сне — сне, из которого, похоже, нельзя пробудиться, как бы медицинские работники этой колонии ни пытались помочь им — впадали в гнев и наносили вред окружающим. Колония сновидцев стала быстро оказалась в упадке. Они весьма болезненно переносили боль разного рода, но не могли вынести того, что не смогут ни разбудить, ни помочь детям. И они умирали, причем не быстро или легко. Потом на планету приземлился патрульный корабль, выполняющий свой регулярный рейс — на планету, где у многих руки были в крови и почти все умы больше не могли вынести груз воспоминаний о том, что случилось. Детей, которые выжили, было очень мало, и их доставили на Йорум, и уже там целители мозга непрестанно работали, чтобы изгнать буги-человека…
— Буги-человек, — повторил Фарри.
— Именно это имя они восклицали во сне. Но это имя уже было очень древним — еще один «подарочек» со Старой Терры отправился к звездам. Ибо буги-человек было древнейшее существо, созданное чтобы пугать детей, чтобы те вели себя хорошо. И мы обнаружили, что некоторые истории о нем рассказывались на Мингре, и там они считались безобидными и забавными.
— Безобидными? Забавными? — резко произнес Фарри. — Но это же дьявольское видение! Как же ребенок мог создать подобный сон? Если его народ был скор на наказание и весьма жестокого нрава?
— Они не были такими — пока несчастье не довело их до подобных действий, — сказал закатанин. — Не будь любой из сновидцев таким нестойким, что они сыграли подобную штуку со своим же даром. Как известно, эти сновидцы были связаны клятвой, которая запечатлелась в самом сердце их душ, так, что их труд не мог распространить зло ни на кого. Тем не менее мы, как и все эти дети, были способны вытягивать картины сна оттуда, где обосновался такой же ужас. И ты, мой маленький друг, еще не видел самые худшие из них. Некоторые из этих изображений заперты в стазисном поле, поскольку только очень стойкий и исключительно уравновешенный человек осмелится взглянуть на них. Чтобы увидеть такие сны… Возможно, сновидцы действительно достигли высочайшего искусства. Те, кто упражнялся в этом почти с самого рождения, были способны послужить связующим звеном даже между планетами.
Но значит, если этих детей посетил один и тот же сон, тогда у этого сна есть образец. Патруль, мои собственные сотрудники и другие исследователи самыми разными средствами пытались отыскать источник этого общего сна, но тщетно. Мы обнаружили только, что эта часть галактики, состоящая из пяти солнечных систем, очень неустойчива: там случались волнения, мятежи, даже небольшие войны. Также ходят слухи, где упоминают подобных тебе — искомый враг относится к крылатой расе. И все же ни один человек в действительности не видел ничего подобного, хотя наша исследовательская сеть раскинута на очень широкие пространства и пользуется неофициальными источниками, как, например, Воровская гильдия.
Однако волнения на Мингре завершились. Там больше нет кошмаров, даром что тренированные добровольцы десятого класса сновидцев предложили свои услуги в поисках. Потом Патруль и власти заявили, что все волнения начались из-за либо непонимания (это для тех, кто требует, чтобы все доказательства положили прямо перед их глазами), либо из-за склонности к чувствительности, пробуждаемой этими старинными рассказами. И уже потом власти наклеили на поселенцев ярлык позора из-за разгрома сновидцев, и вроде как все в порядке, поскольку больше нет волнений или мятежей, да и тот случай в конечном счете был очень незначительным событием на фоне жестокости, которая неотступно следует по пятам душевного равновесия во всех обитаемых мирах.
— Выходит, что этот сон никогда не считался правдой? — спросил Фарри.
Зорор провел обеими когтями по подбородку, прямо по первой его складке.
— Отчего же, считался. И некоторое время они держали глаза и уши навостро. Многое из этих, — он снова указал на рулоны для чтения, — это их записи. Вот почему мы имеем легкий доступ к материалу, и он не похоронен где-то на складе. К тому же, мы добавляем найденные в разных местах всякие подозрительные факты — и это всегда истории, многие из которых дополняют друг друга. Маленькие Люди — это Люди с Холмов…
Фарри фыркнул. Люди с… с… Холмов!
— Ты ведь слышал о них раньше, не так ли? — осведомился закатанин.
Фарри провел ладонью по лбу, словно таким образом мог вызвать воспоминания, глубоко захороненные в его памяти. Обратно… обратно… Он находился в том жалкой, обшитой со всех сторон досками комнатке, заваленной стопками разваливающейся соломы, что служили ему постелью. И человек, который был хозяином его убежища, сидел за шатким столом, вертел в грязных руках потрескавшуюся кружку, где все еще оставался глоток-другой дурно пахнущего напитка после того как он выпил из нее залпом. Ланти поднял руку, чтобы бросить на Фарри взгляд, обещающий взбучку, что Фарри понимал очень хорошо. Этот неуклюжий пария радовался возможности проявить хоть над кем-то свою власть, призвать Фарри и хорошенько поколотить его, стараясь попадать по горбатой спине. Он помнил все это вполне отчетливо — но то, что находилось перед этим навесом с соломой и его несчастным заключением, было недоступно.
— Да, — кивнул Зорор. — Почему-то когда-то у тебя была подчищена память. И все-таки, когда я упоминаю название, данное этому народу в прошлом, ты, похоже, все понимаешь…
Фарри отрицательно покачал головой.
— Нет, я не могу вспомнить. Но… я слышал это название… ну конечно же, я его слышал! Но в Приграничье, куда прибывают, а потом улетают все космоплаватели, я слышал обрывки очень многих рассказов и как хвалились своими приключениями.
— И тем не менее, — произнес Зорор, дружески взирая на Фарри, — это одно из наименее известных названий тех людей, которых, по правде говоря, никогда и не существовало. Что ж, получается, Фарри, что мне следует предостеречь тебя. Майлин и Крип доставили тебя сюда в ночи, путешествуя на своей воздушной машине. Очень немногие видели тебя, и это замечательно, что ты способен складывать их… — он указал на крылья, — делая их до изумления маленькими. На расстоянии и при ослабленном освещении их можно принять за скрученный на спине плащ. Тем не менее, при свете дня очень острого зрения вполне достаточно, чтобы заметить разницу. А значит… малыш, ты не в безопасности!
— Гильдия? — Ведь действительно, он вполне достаточно насолил им, сорвав операцию одного из их боссов. Но был ли он в списке врагов достаточно высоко, чтобы привлечь их внимание? Если это так…
Он нахмурился. Майлин и Крип Ворланд были его друзьями. И благодаря их усилиям он выбрался из нищеты Приграничья. Он был с ними и участвовал в их делах, когда с ним произошло чудо — у него обнаружились крылья. И если он настолько приметен, то, оставаясь с этими двумя, которые столько для него сделали, он их тоже подстерегает опасности.
— Нет, — отчетливо прочитал его мысли Зорор. Фарри не пытался закрывать их — настолько он был рассеян относительно того, что казалось несчастливым открытием. — Разумеется, у Гильдии нет причин любить любого из вас. — Из горла закатанина вырвался хрипловатый смешок. — Вы все трое доставили им немало неприятностей, кроме того, навлекли на них позор, о котором многие говорят. Но я полагаю, что вы достаточно осмотрительны, чтобы не распространяться о том, что наделали. Лучше бы вам задуматься над тем, что будет дальше. Однако среди множества других отвратительных услуг, оказываемых Гильдией, существует некая форма работорговли, которую они позволяют себе при любой благоприятной возможности. У них есть список клиентов (многие из которых смогли бы купить целую планету ради своего удовольствия), которые желают всякой новизны. Безусловно, ты и есть подобное новшество и за тебя отвалят целую кучу денег на некоторых планетах, где всем правит удовольствие. И еще. Гильдия обладает своими источниками информации, которые, возможно, не равноценны нашим, но лучше, чем, скажем, пленки с информацией, изучаемые Патрулем. Вполне вероятно, что они имеют сведения о Маленьких Людях — особенно ввиду случившегося на Мингре. Одна из наиболее часто упоминаемых задач крылатой расы, согласно легендам, — это собирание и охрана сокровищ. Если предположить, что Гильдия знает о том, что ты принадлежишь к этой загадочной расе, а значит, ты можешь привести их к сокровищам… Ага, вижу, ты меня понял. Поэтому в значительной степени для твоего же блага, я прошу тебя принять все меры предосторожности, чтобы тебя не заметили.
Голова Фарри дернулась на плечах. Он едва не перевернул табурет, с которого только что поднялся. Слова Зорора жужжали в его голове, как рой насекомых, ибо голова Фарри тотчас же отяжелела, а его ноздри расширились неимоверно, словно он вдохнул слишком много воздуха. Он почувствовал запах плесени, пыли и времени в этой комнатушке. И вот повеяло совсем иным запахом. Словно бы страх обуял его, точно так же, когда он просматривал записи, хотя сейчас до него доносился приятный аромат. Он наполнил им легкие, и, пошатываясь, направился к двери. Все цветы, которые он когда-либо нюхал, все виды кустарников — пряный запах вод в сухой земле, вот что он ощущал теперь. Он доплелся до стола, и его крылья поднялись и раскрылись. Воздух… он должен лететь…
Глава вторая
Панель ушла в сторону, и перед ним стояли Майлин и Крип. Но где же еще один? Он не прятался позади этих двух, ибо Фарри тогда смог бы увидеть окончания или верхнюю часть крыльев. А ведь…
Но где же она?
— Кого ты ищешь, мой маленький собрат? — осведомился Крип. Когда он внимательно изучал Фарри, в его голосе чувствовался намек на беспокойство.
— Одну… грациозную — ту, которая парит в красоте! Где она, мой брат и моя сестра! Неужели вы скрываете ее? — Внезапно он вспомнил предостережение закатанина, которое тот сделал его всего лишь несколько мгновений ранее. — Она на корабле? Безусловно, она не с Градала! Поскольку нас не видели раньше такими… — Фарри показал пальцем, — как мне рассказывали.
Ему хотелось громко закричать… запеть… чтобы торжествующе лететь вверх и вверх — чтобы встретить ее наверху в облаках, куда вела доступная только им дорога. Однако он не заметил, чтобы его друзья улыбались. Скорее, мысли Майлин проникли прямо в него, ослабляя обуревавшее его возбуждение.
«С нами никого нет… ни на корабле, ни еще где, мой маленький собрат. Почему ты решил?..»
Фарри подошел к ней с распростертыми объятьями, а потом озноб сменил его внезапную радость, которую он ощутил впервые за свою тяжелую и никчемную жизнь. Этот запах… нет, он не мог так ошибиться! А он исходил от…
Он выбросил вперед руку и вырвал это из ладони Майлин, и обнаружил что-то завернутое в лист бумаги из великолепной шерсти, такой, в какую заворачивают нечто хрупкое после покупки. Лист бумаги откинулся в сторону, позволяя ему увидеть нечто мерцающее смешанными оттенками: розовым, белым, как перламутр, и еще он увидел теплую серость первых сумерек.
Фарри продолжал пристально смотреть, пока аромат окутывал его облаком запаха, наполняющим каждый вдох. Она… она…
Издав хриплый вопль, он бросился на ближайшую к нему стопку бесполезных пленок, являющих собой дивную вещь, однако часть их содержала грубую жестокость: такую пытку, что она стирала все чувства и оставляла вместо них ощущение нестерпимой боли. Из этой боли появился гнев, неистовый, наполняющий его до такой степени, что он, взмахнув рукой, смел на пол стопки с пленками; его губы были поджаты с такой силой, что он даже прикусил их, а его лицо походило на морду свирепого зверя, неспособного дать выход своему гневу, кроме как выпустить клыки и когти. Другая его рука стремительно потянулась к поясу и вытащила короткий защитный нож, доставшийся ему как бы в наследство от их встречи с Гильдией. Кто смог бы заплатить за это — эту боль, печаль… Смерть!
— Где… — требовательно прорычал он. — Где это было? — Он не осмелился снова коснуться этой многоцветной штуки, которая мучила его даже сейчас, когда он не смотрел на нее.
Майлин осторожно двинулась и подошла к нему сзади. Все тело Фарри вздрагивало, и он страстно желал повернуться к ней, высокой и красивой, чтобы вытрясти из нее знание, которым он должен обладать. Она подняла красивый обрывок, потрясла его так, что он понял, что на это надо посмотреть, вопреки ярости и ужасу; она вытянула поднятое во всю длину, и это оказалось нечто вроде шарфа. Если смотреть на этот кусок материи под углом, то все его цвета переливались.
— Что это? — Майлин не старалась внести сумятицу в сознание Фарри, а просто заговорила вслух преспокойным голосом, таким, каким разговаривала только с теми, кого она любила — с животными, необычными или знакомыми, которые разделяли с ней ее жизнь.
— Что это, брат мой? — спросила она во второй раз. Фарри высвободил слишком сильные эмоции, переживая им за слишком короткий отрезок времени. Теперь он чувствовал головокружение и болезненную слабость и с трудом добрался до края стола. Три раза он проглатывал комок в горле, прежде чем смог вымолвить хотя бы слово.
— Это… от крыла! — отвечал он, содрогаясь всем телом.
— Так-так, — промолвил Крип Ворланд. — Разве ты видел где другие такие крылья, как твои? — спросил он.
Фарри повернул голову так, чтобы не видеть трепетание цветов, которое Майлин вызвала опять. Память… неужели он все помнил? Он боролся с гневом, и ему удалось взять под контроль свою вспышку.
— Крыло… может быть похоже на мое. — Разве что оно было гораздо красивее со своими теплыми цветами, чем его затемненные зеленые маховые крылья.
— Ты можешь рассказать нам побольше, маленький собрат? — спросила Майлин, а он про себя отметил, что она была другом всех крылатых, имеющих лапы, и других форм жизни и теперь очень пристально наблюдала за ним.
Фарри даже не поднял руку. Его рот скривился, а в горле вспыхнула ярость — ярость все еще обуревала его, но теперь было что-то еще, ощущение огромной потери навалилось на него, поскольку он стал обладать грузом своих крыльев до срока, и чтобы высвободить их, ему понадобились страшные усилия.
— Она умерла… — он произнес эти слова — и внутренне заплакал.
— От чего? — строго спросил Борланд, и уверенности в его голосе было достаточно для Фарри, чтобы он сумел ответить.
— Я… я… не знаю. Если я попытаюсь узнать… — он помахал тонкими пальцами на расстоянии дюйма от шарфа. — Ведь я почувствую только то, что ощущала она, а не как она умерла или откуда к ней пришла смерть.
Складки на подбородке Зорора полностью выпрямились. Он немного наклонился вперед, словно пытался внимательнее изучить шелковое крыло.
— Эта ткань провезена сюда тайно, контрабандой? — Шипение почти затерялось в требовательности звучания его голоса. Однако он не попытался прикоснуться к отрезу материи, который продолжал трепетать, хотя вокруг не было даже намека на легкий ветерок.
Тогда Ворланд обратился с вопросом ко всем присутствующим:
— Выходит, это запрещенный импорт, так? Зачем кому-то рисковать запретом на полеты, чтобы торговать таким товаром? И какие же получаются достоинства из уничтоженной красоты?
Контрабанда на всех планетах считалась тяжелейшим преступлением, и на контрабандистов бросали все силы закона в виде специального отряда офицеров, независимо от того, случилось это на планете или за ее пределами. Им поручалось поймать преступников, чтобы подвергнуть их суровому наказанию.
— Я не знаю, — снова вступил в разговор закатанин. — Поскольку я официально занимаюсь иноземным антиквариатом, то есть вещами, которые могут добавить два-три слова к нашим записям, то состою в Гильдии Импортеров, и не только здесь, но и еще на пяти планетах.
1 2 3 4 5
— Но ты говорил о позоре… — заметил Фарри. Он уже понял, что может быть нескончаемым страхом, но не видел в этом никакого позора. Любой ребенок и даже совершенно взрослый человек, не испытали бы позора из-за такого страха.
— На Мингре есть колония сновидцев, которым известно, как управлять подобными снами, — пояснил Зорор. — Когда их призывали на помощь, когда дети рыдали и пронзительно кричали во сне — они прилетали, но отказывали в любой помощи. Те, кто спят и видят сны, всегда парят над тонкой чертою, которую большинство людей называют безумием. Им известно, как попасть в их сон, и даже с оружием в руках, чтобы нанести вред любому, кто может там оказаться. И потому они посылали своих учеников в пустыню учиться управлять своими снами. Если бы это устройство, записывающее сны, оказало при показе такое воздействие на тебя, представляешь, что тогда чувствовали сновидцы? Но не только сами сновидцы искали защиту. Люди, видевшие своих детей, бредящих во сне — сне, из которого, похоже, нельзя пробудиться, как бы медицинские работники этой колонии ни пытались помочь им — впадали в гнев и наносили вред окружающим. Колония сновидцев стала быстро оказалась в упадке. Они весьма болезненно переносили боль разного рода, но не могли вынести того, что не смогут ни разбудить, ни помочь детям. И они умирали, причем не быстро или легко. Потом на планету приземлился патрульный корабль, выполняющий свой регулярный рейс — на планету, где у многих руки были в крови и почти все умы больше не могли вынести груз воспоминаний о том, что случилось. Детей, которые выжили, было очень мало, и их доставили на Йорум, и уже там целители мозга непрестанно работали, чтобы изгнать буги-человека…
— Буги-человек, — повторил Фарри.
— Именно это имя они восклицали во сне. Но это имя уже было очень древним — еще один «подарочек» со Старой Терры отправился к звездам. Ибо буги-человек было древнейшее существо, созданное чтобы пугать детей, чтобы те вели себя хорошо. И мы обнаружили, что некоторые истории о нем рассказывались на Мингре, и там они считались безобидными и забавными.
— Безобидными? Забавными? — резко произнес Фарри. — Но это же дьявольское видение! Как же ребенок мог создать подобный сон? Если его народ был скор на наказание и весьма жестокого нрава?
— Они не были такими — пока несчастье не довело их до подобных действий, — сказал закатанин. — Не будь любой из сновидцев таким нестойким, что они сыграли подобную штуку со своим же даром. Как известно, эти сновидцы были связаны клятвой, которая запечатлелась в самом сердце их душ, так, что их труд не мог распространить зло ни на кого. Тем не менее мы, как и все эти дети, были способны вытягивать картины сна оттуда, где обосновался такой же ужас. И ты, мой маленький друг, еще не видел самые худшие из них. Некоторые из этих изображений заперты в стазисном поле, поскольку только очень стойкий и исключительно уравновешенный человек осмелится взглянуть на них. Чтобы увидеть такие сны… Возможно, сновидцы действительно достигли высочайшего искусства. Те, кто упражнялся в этом почти с самого рождения, были способны послужить связующим звеном даже между планетами.
Но значит, если этих детей посетил один и тот же сон, тогда у этого сна есть образец. Патруль, мои собственные сотрудники и другие исследователи самыми разными средствами пытались отыскать источник этого общего сна, но тщетно. Мы обнаружили только, что эта часть галактики, состоящая из пяти солнечных систем, очень неустойчива: там случались волнения, мятежи, даже небольшие войны. Также ходят слухи, где упоминают подобных тебе — искомый враг относится к крылатой расе. И все же ни один человек в действительности не видел ничего подобного, хотя наша исследовательская сеть раскинута на очень широкие пространства и пользуется неофициальными источниками, как, например, Воровская гильдия.
Однако волнения на Мингре завершились. Там больше нет кошмаров, даром что тренированные добровольцы десятого класса сновидцев предложили свои услуги в поисках. Потом Патруль и власти заявили, что все волнения начались из-за либо непонимания (это для тех, кто требует, чтобы все доказательства положили прямо перед их глазами), либо из-за склонности к чувствительности, пробуждаемой этими старинными рассказами. И уже потом власти наклеили на поселенцев ярлык позора из-за разгрома сновидцев, и вроде как все в порядке, поскольку больше нет волнений или мятежей, да и тот случай в конечном счете был очень незначительным событием на фоне жестокости, которая неотступно следует по пятам душевного равновесия во всех обитаемых мирах.
— Выходит, что этот сон никогда не считался правдой? — спросил Фарри.
Зорор провел обеими когтями по подбородку, прямо по первой его складке.
— Отчего же, считался. И некоторое время они держали глаза и уши навостро. Многое из этих, — он снова указал на рулоны для чтения, — это их записи. Вот почему мы имеем легкий доступ к материалу, и он не похоронен где-то на складе. К тому же, мы добавляем найденные в разных местах всякие подозрительные факты — и это всегда истории, многие из которых дополняют друг друга. Маленькие Люди — это Люди с Холмов…
Фарри фыркнул. Люди с… с… Холмов!
— Ты ведь слышал о них раньше, не так ли? — осведомился закатанин.
Фарри провел ладонью по лбу, словно таким образом мог вызвать воспоминания, глубоко захороненные в его памяти. Обратно… обратно… Он находился в том жалкой, обшитой со всех сторон досками комнатке, заваленной стопками разваливающейся соломы, что служили ему постелью. И человек, который был хозяином его убежища, сидел за шатким столом, вертел в грязных руках потрескавшуюся кружку, где все еще оставался глоток-другой дурно пахнущего напитка после того как он выпил из нее залпом. Ланти поднял руку, чтобы бросить на Фарри взгляд, обещающий взбучку, что Фарри понимал очень хорошо. Этот неуклюжий пария радовался возможности проявить хоть над кем-то свою власть, призвать Фарри и хорошенько поколотить его, стараясь попадать по горбатой спине. Он помнил все это вполне отчетливо — но то, что находилось перед этим навесом с соломой и его несчастным заключением, было недоступно.
— Да, — кивнул Зорор. — Почему-то когда-то у тебя была подчищена память. И все-таки, когда я упоминаю название, данное этому народу в прошлом, ты, похоже, все понимаешь…
Фарри отрицательно покачал головой.
— Нет, я не могу вспомнить. Но… я слышал это название… ну конечно же, я его слышал! Но в Приграничье, куда прибывают, а потом улетают все космоплаватели, я слышал обрывки очень многих рассказов и как хвалились своими приключениями.
— И тем не менее, — произнес Зорор, дружески взирая на Фарри, — это одно из наименее известных названий тех людей, которых, по правде говоря, никогда и не существовало. Что ж, получается, Фарри, что мне следует предостеречь тебя. Майлин и Крип доставили тебя сюда в ночи, путешествуя на своей воздушной машине. Очень немногие видели тебя, и это замечательно, что ты способен складывать их… — он указал на крылья, — делая их до изумления маленькими. На расстоянии и при ослабленном освещении их можно принять за скрученный на спине плащ. Тем не менее, при свете дня очень острого зрения вполне достаточно, чтобы заметить разницу. А значит… малыш, ты не в безопасности!
— Гильдия? — Ведь действительно, он вполне достаточно насолил им, сорвав операцию одного из их боссов. Но был ли он в списке врагов достаточно высоко, чтобы привлечь их внимание? Если это так…
Он нахмурился. Майлин и Крип Ворланд были его друзьями. И благодаря их усилиям он выбрался из нищеты Приграничья. Он был с ними и участвовал в их делах, когда с ним произошло чудо — у него обнаружились крылья. И если он настолько приметен, то, оставаясь с этими двумя, которые столько для него сделали, он их тоже подстерегает опасности.
— Нет, — отчетливо прочитал его мысли Зорор. Фарри не пытался закрывать их — настолько он был рассеян относительно того, что казалось несчастливым открытием. — Разумеется, у Гильдии нет причин любить любого из вас. — Из горла закатанина вырвался хрипловатый смешок. — Вы все трое доставили им немало неприятностей, кроме того, навлекли на них позор, о котором многие говорят. Но я полагаю, что вы достаточно осмотрительны, чтобы не распространяться о том, что наделали. Лучше бы вам задуматься над тем, что будет дальше. Однако среди множества других отвратительных услуг, оказываемых Гильдией, существует некая форма работорговли, которую они позволяют себе при любой благоприятной возможности. У них есть список клиентов (многие из которых смогли бы купить целую планету ради своего удовольствия), которые желают всякой новизны. Безусловно, ты и есть подобное новшество и за тебя отвалят целую кучу денег на некоторых планетах, где всем правит удовольствие. И еще. Гильдия обладает своими источниками информации, которые, возможно, не равноценны нашим, но лучше, чем, скажем, пленки с информацией, изучаемые Патрулем. Вполне вероятно, что они имеют сведения о Маленьких Людях — особенно ввиду случившегося на Мингре. Одна из наиболее часто упоминаемых задач крылатой расы, согласно легендам, — это собирание и охрана сокровищ. Если предположить, что Гильдия знает о том, что ты принадлежишь к этой загадочной расе, а значит, ты можешь привести их к сокровищам… Ага, вижу, ты меня понял. Поэтому в значительной степени для твоего же блага, я прошу тебя принять все меры предосторожности, чтобы тебя не заметили.
Голова Фарри дернулась на плечах. Он едва не перевернул табурет, с которого только что поднялся. Слова Зорора жужжали в его голове, как рой насекомых, ибо голова Фарри тотчас же отяжелела, а его ноздри расширились неимоверно, словно он вдохнул слишком много воздуха. Он почувствовал запах плесени, пыли и времени в этой комнатушке. И вот повеяло совсем иным запахом. Словно бы страх обуял его, точно так же, когда он просматривал записи, хотя сейчас до него доносился приятный аромат. Он наполнил им легкие, и, пошатываясь, направился к двери. Все цветы, которые он когда-либо нюхал, все виды кустарников — пряный запах вод в сухой земле, вот что он ощущал теперь. Он доплелся до стола, и его крылья поднялись и раскрылись. Воздух… он должен лететь…
Глава вторая
Панель ушла в сторону, и перед ним стояли Майлин и Крип. Но где же еще один? Он не прятался позади этих двух, ибо Фарри тогда смог бы увидеть окончания или верхнюю часть крыльев. А ведь…
Но где же она?
— Кого ты ищешь, мой маленький собрат? — осведомился Крип. Когда он внимательно изучал Фарри, в его голосе чувствовался намек на беспокойство.
— Одну… грациозную — ту, которая парит в красоте! Где она, мой брат и моя сестра! Неужели вы скрываете ее? — Внезапно он вспомнил предостережение закатанина, которое тот сделал его всего лишь несколько мгновений ранее. — Она на корабле? Безусловно, она не с Градала! Поскольку нас не видели раньше такими… — Фарри показал пальцем, — как мне рассказывали.
Ему хотелось громко закричать… запеть… чтобы торжествующе лететь вверх и вверх — чтобы встретить ее наверху в облаках, куда вела доступная только им дорога. Однако он не заметил, чтобы его друзья улыбались. Скорее, мысли Майлин проникли прямо в него, ослабляя обуревавшее его возбуждение.
«С нами никого нет… ни на корабле, ни еще где, мой маленький собрат. Почему ты решил?..»
Фарри подошел к ней с распростертыми объятьями, а потом озноб сменил его внезапную радость, которую он ощутил впервые за свою тяжелую и никчемную жизнь. Этот запах… нет, он не мог так ошибиться! А он исходил от…
Он выбросил вперед руку и вырвал это из ладони Майлин, и обнаружил что-то завернутое в лист бумаги из великолепной шерсти, такой, в какую заворачивают нечто хрупкое после покупки. Лист бумаги откинулся в сторону, позволяя ему увидеть нечто мерцающее смешанными оттенками: розовым, белым, как перламутр, и еще он увидел теплую серость первых сумерек.
Фарри продолжал пристально смотреть, пока аромат окутывал его облаком запаха, наполняющим каждый вдох. Она… она…
Издав хриплый вопль, он бросился на ближайшую к нему стопку бесполезных пленок, являющих собой дивную вещь, однако часть их содержала грубую жестокость: такую пытку, что она стирала все чувства и оставляла вместо них ощущение нестерпимой боли. Из этой боли появился гнев, неистовый, наполняющий его до такой степени, что он, взмахнув рукой, смел на пол стопки с пленками; его губы были поджаты с такой силой, что он даже прикусил их, а его лицо походило на морду свирепого зверя, неспособного дать выход своему гневу, кроме как выпустить клыки и когти. Другая его рука стремительно потянулась к поясу и вытащила короткий защитный нож, доставшийся ему как бы в наследство от их встречи с Гильдией. Кто смог бы заплатить за это — эту боль, печаль… Смерть!
— Где… — требовательно прорычал он. — Где это было? — Он не осмелился снова коснуться этой многоцветной штуки, которая мучила его даже сейчас, когда он не смотрел на нее.
Майлин осторожно двинулась и подошла к нему сзади. Все тело Фарри вздрагивало, и он страстно желал повернуться к ней, высокой и красивой, чтобы вытрясти из нее знание, которым он должен обладать. Она подняла красивый обрывок, потрясла его так, что он понял, что на это надо посмотреть, вопреки ярости и ужасу; она вытянула поднятое во всю длину, и это оказалось нечто вроде шарфа. Если смотреть на этот кусок материи под углом, то все его цвета переливались.
— Что это? — Майлин не старалась внести сумятицу в сознание Фарри, а просто заговорила вслух преспокойным голосом, таким, каким разговаривала только с теми, кого она любила — с животными, необычными или знакомыми, которые разделяли с ней ее жизнь.
— Что это, брат мой? — спросила она во второй раз. Фарри высвободил слишком сильные эмоции, переживая им за слишком короткий отрезок времени. Теперь он чувствовал головокружение и болезненную слабость и с трудом добрался до края стола. Три раза он проглатывал комок в горле, прежде чем смог вымолвить хотя бы слово.
— Это… от крыла! — отвечал он, содрогаясь всем телом.
— Так-так, — промолвил Крип Ворланд. — Разве ты видел где другие такие крылья, как твои? — спросил он.
Фарри повернул голову так, чтобы не видеть трепетание цветов, которое Майлин вызвала опять. Память… неужели он все помнил? Он боролся с гневом, и ему удалось взять под контроль свою вспышку.
— Крыло… может быть похоже на мое. — Разве что оно было гораздо красивее со своими теплыми цветами, чем его затемненные зеленые маховые крылья.
— Ты можешь рассказать нам побольше, маленький собрат? — спросила Майлин, а он про себя отметил, что она была другом всех крылатых, имеющих лапы, и других форм жизни и теперь очень пристально наблюдала за ним.
Фарри даже не поднял руку. Его рот скривился, а в горле вспыхнула ярость — ярость все еще обуревала его, но теперь было что-то еще, ощущение огромной потери навалилось на него, поскольку он стал обладать грузом своих крыльев до срока, и чтобы высвободить их, ему понадобились страшные усилия.
— Она умерла… — он произнес эти слова — и внутренне заплакал.
— От чего? — строго спросил Борланд, и уверенности в его голосе было достаточно для Фарри, чтобы он сумел ответить.
— Я… я… не знаю. Если я попытаюсь узнать… — он помахал тонкими пальцами на расстоянии дюйма от шарфа. — Ведь я почувствую только то, что ощущала она, а не как она умерла или откуда к ней пришла смерть.
Складки на подбородке Зорора полностью выпрямились. Он немного наклонился вперед, словно пытался внимательнее изучить шелковое крыло.
— Эта ткань провезена сюда тайно, контрабандой? — Шипение почти затерялось в требовательности звучания его голоса. Однако он не попытался прикоснуться к отрезу материи, который продолжал трепетать, хотя вокруг не было даже намека на легкий ветерок.
Тогда Ворланд обратился с вопросом ко всем присутствующим:
— Выходит, это запрещенный импорт, так? Зачем кому-то рисковать запретом на полеты, чтобы торговать таким товаром? И какие же получаются достоинства из уничтоженной красоты?
Контрабанда на всех планетах считалась тяжелейшим преступлением, и на контрабандистов бросали все силы закона в виде специального отряда офицеров, независимо от того, случилось это на планете или за ее пределами. Им поручалось поймать преступников, чтобы подвергнуть их суровому наказанию.
— Я не знаю, — снова вступил в разговор закатанин. — Поскольку я официально занимаюсь иноземным антиквариатом, то есть вещами, которые могут добавить два-три слова к нашим записям, то состою в Гильдии Импортеров, и не только здесь, но и еще на пяти планетах.
1 2 3 4 5