Здесь выложена электронная книга Тяжелые крылья автора по имени Цзе Чжан. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Цзе Чжан - Тяжелые крылья.
Размер архива с книгой Тяжелые крылья равняется 272.36 KB
Тяжелые крылья - Цзе Чжан => скачать бесплатную электронную книгу
Тяжелые крылья
Роман
перевод с кит.
Из кухни доносился соблазнительный запах борща и стук ножа о доску. Настроение у Е Чжицю было приподнятым — наверное, потому что она наконец выздоровела, а погода за окном стояла ясная и солнечная, какая не часто бывает зимой.
Все эти дни, пока у Е Чжицю держался жар, она чувствовала себя слабой, во рту горечь, и есть совсем не хотелось, но сейчас запах, шедший из кухни, раздразнил аппетит. Как многие добросердечные люди, она остро реагировала на любые пустяки, будь то хорошая погода, интересный фильм, долгожданное письмо; ее трогала такая мелочь, когда парень уступал место старушке в автобусе. А сегодня и погода ясная, и самочувствие хорошее, и Мо Чжэн внимателен к ней...
Хорошо, что у нее есть Мо Чжэн. Кто, кроме него, позаботился бы о ней? Он и лекарства покупал, и отвары делал, и в стряпне всячески изощрялся. Но когда Е Чжицю пыталась похвалить его, он недовольно закатывал глаза и фыркал — словно его мармеладом обмазывали.
Ей было радостно, хотелось болтать всякие невинные глупости, острить или напевать. Она и попробовала было запеть, но голос оказался сиплым, низким, и нос еще был заложен.
Пришлось отказаться от пения. Да, человек не может быть свободен от условностей даже дома. Если он расслабится, это грозит перейти в привычку, и он потом сорвется на работе или еще где-нибудь на людях, и тогда ему придется худо. В отношении Е Чжицю это особенно верно — ее и так считают странной, несовременной.
Она посидела в задумчивости и вдруг громко заговорила по-французски, с трудом подбирая слова:
— Что сегодня на обед?
— Борщ и копченая колбаса с хлебом! — отозвался Мо Чжэн, тоже по-французски.
Молодец парнишка, не забыл язык! А все оттого, что он с детства воспитывался в культурной семье. Впрочем, что от этой семьи осталось? Мо давно уже сирота, как и Е Чжицю. И на что ему было это образование, воспитание? В те годы подобные вещи рассматривались как бесполезная роскошь, признак буржуазности.
Да, люди — просто глупцы. Зачем они создали цивилизацию? Если бы они оставались в первобытном состоянии и ползали по земле на четвереньках, им было бы гораздо проще.
Родители Мо Чжэна преподавали французский в университете. В пятидесятых годах Е Чжицю училась у них. Мо Чжэну тогда было всего три с небольшим года. В голубом фланелевом костюмчике, с живыми черными сверкающими глазищами, он был очаровательнее Оливера из английского фильма, который шел тогда в Китае под названием «Сирота из города туманов». Каждый раз перед едой он дочиста мыл руки и показывал их матери, спрашивая по-французски: «Можно мне сесть за стол?» Е Чжицю видела это, когда бывала у них в гостях, и шутливо называла мальчика Оливером. Она никак не предполагала, что он действительно повторит судьбу Оливера Твиста. Теперь Чжицю чувствовала себя в какой-то степени виновной перед Мо Чжэном: ее безобидная шутка обернулась зловещим пророчеством, которое сбылось на удивление точно.
Во время «культурной революции» и мать и отец Мо Чжэна погибли, а сам он оказался бездомной бродячей собачонкой, точнее, стал мелким воришкой, потому что не мог иначе прокормиться. Когда Е Чжицю в первый раз вытащила мальчика из милиции, он даже укусил ее, а позднее сбежал, прихватив кое-что из ее вещей. Ведь каждая бродячая собачонка знает по опыту: если ей протягивают руку, лучше всего укусить на всякий случай, ибо вряд ли ее собираются погладить — скорее наоборот, ударить, а может, и убить.
Но Е Чжицю и во второй раз спасла беднягу от милиции. Она не могла объяснить себе, почему так поступает. Может быть, потому что сама росла сиротой и сполна испытала людское безразличие и все прелести подзаборной жизни. Перенесенные невзгоды связывали ее с Мо Чжэном теснее, чем родственные узы. К тому же Е Чжицю никогда не знала материнства, так необходимого любой женщине.
Быть некрасивой — для женщины большое несчастье.
Нельзя сказать, чтобы какая-то определенная черта в лице Е Чжицю была уродливой, но, собранные вместе, они выделяли ее из тысячи женщин. Особенно неудачны были волосы: грубые, густые, непослушные, ни один парикмахер не мог придать им хоть сколько-нибудь приличную форму. Поэтому Е Чжицю стриглась коротко, но волосы все равно торчали в разные стороны, как иглы дикобраза или антенны, а издали казалось, будто на голове у женщины боевой убор из перьев. Плечи были очень прямые, точно вырубленные топором. И вообще ее фигура напоминала колоду — никаких соблазнительных форм, столь красящих женщину. Ни одного мужчину, если только он в здравом уме, не могла привлечь такая женщина.
Мо Чжэн внес еду. Он вошел ловко, как официант в ресторане, держа в правой руке миску с борщом, а в левой — сразу две тарелки с колбасой и хлебом. На каждой тарелке еще стояло по розеточке с вареньем. И хлеб, и колбаса были разложены очень красиво, а уж нарезаны так тонко и ровно, будто их линейкой отмеряли.
Парень очень увлекался кухней. Каждый раз, когда он готовил, на губах у него появлялась загадочная улыбка, словно у артиста-фокусника, ножи и ложки так и мелькали в руках. Но эта его ловкость одновременно и радовала, и печалила Е Чжицю. Она сознавала, что Мо Чжэн наделен гораздо большей жизненной силой, чем поколение его приемной матери. Е Чжицю так и не научилась как следует готовить и, если бы не Мо Чжэн, постоянно ходила бы в столовую. А в столовых — странное дело — всё на один вкус, не разберешь, где говядина, где курятина. Чжицю любила вкусно поесть, но вечно не могла выкроить время на готовку, а если б и сумела, то все равно без толку. Вообще, жизнь пошла у нее наперекосяк... Нет в ней настоящей жизненной силы! Вот Мо Чжэн, если бы захотел, мог бы и французским свободно владеть, и на пианино играть... Почему же он с таким счастливым видом таскает тарелки? Нет, в тарелках, конечно, нет ничего дурного, она и не против его стряпни, но почему это доставляет ему такое удовольствие?
Борщ был очень горячий, и Мо Чжэн, поставив миску на стол, принялся дуть на пальцы.
У парня явно руки артиста — большие, широкие ладони с длинными крепкими пальцами. В детстве он все же несколько лет учился играть на пианино. Совсем еще маленький, ногами до педалей едва доставал, но уже забывал над клавишами и про игрушки, и про еду. А теперь, когда Е Чжицю под настроение пыталась огрубевшими, непослушными пальцами извлечь из своего покрытого пылью пианино какую-нибудь мелодию, юноша тут же забивался в уголок, словно звуки инструмента внушали ему страх.
Ну что ж... Мо Чжэн давно уже не тот малыш в голубом фланелевом костюмчике. Теперь это высоченный парень, ходит в старой армейской шинели, купленной по случаю. А куртка у него вечно мятая, прежние пуговицы давно потеряны, вместо них пришиты новые — все разные и по размеру, и по цвету. Брюки длинные, сидят мешком, обе штанины порваны. Это из-за работы: он целыми днями стрижет кусты, поливает их, обрезает лишние ветки с деревьев, распыляет ядохимикаты — и при всяком неосторожном движении рвет одежду. Но несмотря на свой наряд, он с первого взгляда нравится девушкам — конечно, если они не знают о его прошлом. У него квадратный подбородок, энергично очерченный рот, ровные брови, чуть загнутые вверх у висков, что придает его лицу решительное выражение. Черные глаза, как и в детстве, огромны, а взгляд их кажется пристальным и немного холодным.
Мо Чжэн вытащил ногой табуретку из-под стола и уселся на нее. Табуретка громко скрипнула, будто жалуясь на тяжелую ношу. Е Чжицю встревожилась. Она много раз говорила приемному сыну, чтобы он либо починил, либо выкинул табуретку — иначе рано или поздно с нее кто-нибудь свалится. Мо Чжэн беззаботно отвечал: «Пустяки, вы только сами на нее не садитесь!» В конце концов Е Чжицю смирилась. Но каждый раз, когда он садился на эту злополучную табуретку, Чжицю все-таки испытывала беспокойство. Ох, любит он ее волновать!
— Что случилось? Не вкусно? — с притворным непониманием осведомился юноша, следя за выражением ее лица.
Тут только Е Чжицю распробовала борщ, улыбнулась и похвалила:
— Нет, отличный, так же как и твое французское произношение!
Ложка Мо Чжэна застыла в воздухе. Зачем мама напоминает о том, что связано с прошлым? Он не любил возвращаться мыслями к прежним дням, но воспоминания сами время от времени возникали как тени, липли к нему, преследовали его, доставляя немало беспокойства. Почти с остервенением он проглотил ложку борща, как будто хотел проглотить с едой и ненужные воспоминания. Потом энергично куснул крепкими белыми зубами хлеб. Ровные брови недовольно взметнулись.
Неожиданно раздался грохот. Е Чжицю испугалась, решив, что это под Мо Чжэном сломалась табуретка, но грохот шел откуда-то с потолка — там что-то упало. Вслед за тем послышался детский плач, торт ног и приглушенный плач женщины.
По лицу Мо Чжэна пробежала холодная усмешка:
— Живут прямо по Горькому!
Е Чжицю перестала есть. Мо Чжэн опять спросил:
— Что случилось?
Приемная мать смущенно улыбнулась. Рядом с «многоопытным», невозмутимым Мо Чжэном она иногда казалась наивной и сентиментальной девочкой.
— Не могу я есть, когда люди плачут...
— Да вы просто христианка!
Е Чжицю рассердилась. Зачем он смеется над ее чувствительностью? Она встала и собралась было выйти из комнаты, но сын загородил собою дверь. Он стоял в такой позе, словно готовился к броску.
— Не надо, что вы можете сделать? Они чуть не каждый день дерутся!
Мо Чжэн говорил правду — у соседей наверху постоянно шли скандалы. Хотя люди они были вроде не вредные и детей вырастили довольно послушных, но в жизни у них что-то не ладилось.
— Поешьте еще, а то остынет! — мягко уговаривал Мо Чжэн, но Е Чжицю покачала головой. Ей решительно не хотелось больше есть, хорошее настроение улетучилось без следа.
Она села за письменный стол и стала просматривать
газеты, которые накопились за время болезни. Привычным взглядом отмечала сообщения о завершении строительства, о том, что какое-то предприятие досрочно выполнило годовой план... Эти сообщения успокаивали ее, наводили на мысль, что очередной год скоро кончится. Но до конца семьдесят девятого оставалось еще больше месяца. Она вспомнила о статье, которую не успела дописать, и стала искать ее. Странно! Куда же она делась? Е Чжицю точно помнила, что положила рукопись в эту стопку. Может быть, в ящике? Она проверила все ящики письменного стола, там царил обычный беспорядок: записные книжки, письма, марки, кошелек с какой-то мелочью, служебное удостоверение, несколько футляров для очков, пузырьки с лекарствами и без — только терпеливый человек мог разыскать что-нибудь в таком хаосе, а Е Чжицю была как нарочно человеком нетерпеливым.
Каждый раз, когда она не могла найти чего-то в своих ящиках, она клялась навести в столе порядок и выбросить все лишнее. Зачем ей эти старые письма и тем более пустые пузырьки из-под лекарств? Она вышвыривала какой-нибудь пузырек, но тут же забывала о своей клятве, и ненужные вещи продолжали спокойно лежать в ящиках. Кстати, старые письма оказались не такими уж ненужными: в них запечатлелась вся ее жизнь — неудачная и в то же время неповторимая.
Как истинная журналистка, Е Чжицю сочувствовала каждому, кто страдал от несправедливости, возмущалась всеми уродливыми явлениями жизни, которых было тогда предостаточно; она беседовала с рабочими, низовыми кадровыми работниками, и те видели в ней искреннего друга. Она вмешивалась во множество дел, выходивших за рамки ее обязанностей. Эти дела обычно так и не находили завершения, и она маялась, металась, словно муха с оторванными крыльями. Домой возвращалась дико усталая, садилась за стол, вновь перебирала письма и чувствовала себя так, будто обманула этих добрых, честных людей. Как ей тогда было тяжело!
Неожиданно к ней издалека приезжали гости: они мялись в дверях, потирали грубые руки, смущенно улыбались, краснели, а потом засиживались до полуночи, изливая ей свои невзгоды. Комната Мо Чжэна превращалась в гостиничный номер.
За последние два года содержание писем заметно изменилось: теперь в них говорилось о том, как сын такого- то, выдержавший экзамены в институт, был отсеян ради другого, зачисленного по блату, но потом все-таки поступил; как человека, объявленного контрой, уволили, но сейчас все же восстановили на работе; как еще одного человека перестали преследовать, потому что его обидчика, секретаря парткома, возвысившегося благодаря «банде четырех» 1, теперь наконец сместили... Разве такие письма можно выбросить? Но черновик статьи все-таки нужно найти!
— Мо Чжэн, ты не видал у меня на столе лист бумаги? — Она не уточнила, что речь идет о статье, незачем было: парень недолюбливал работу Е Чжицю и никогда не читал ее писаний.
— Какой лист? Я ничего у вас со стола не брал!
— Лист бумаги, исписанный!
Теперь Мо Чжэн вспомнил:
— Ой, позавчера приходил мальчонка с верхнего этажа, я взял один ненужный лист и завернул ему конфет...
— Как ненужный?! Это был черновик моей статьи о выполнении годового плана в промышленности!
— Откуда я знал, что это черновик! — буркнул Мо Чжэн, не выразив ни беспокойства, ни сожаления.
— Сколько раз я тебе говорила, чтоб ты не трогал мои бумаги, а ты все мимо ушей пропускаешь!
На лице парня наконец появилось что-то вроде раскаяния. По сердитому виду Е Чжицю он понял, что дело нешуточное, и попробовал оправдаться:
— Вам бы лучше отдохнуть, не работать. Что хорошего в этих статьях, одни громкие словеса да официальна! Кто их читает, кто верит им?
— Как ты можешь говорить такое? Я вижу, ты совсем сдурел! — Е Чжицю хлопнула ладонью по столу.
Мо Чжэн умолк и, опустив голову, продолжал есть. В комнате слышалось только его равномерное сопение да звяканье ложки о миску.
Они нередко ссорились, но первым обычно уступал Мо Чжэн. Ему все же не хотелось расстраивать свою приемную мать. Она была единственным оазисом в его опустошенном сердце, единственным человеком, который верил в него, давал ему тепло и старался не напоминать о прошлом.
Наверное, самые стойкие сердца одновременно и самые хрупкие. Всевозможные невзгоды, горести, унижения ожесточают их, иссушают, но нет лучшего средства умягчить их, чем теплота. Люди с такими сердцами слишком много теряли и мало приобретали и потому, когда все-таки получают тепло, умеют ценить его.
Мо Чжэн был младше своей приемной матери на двадцать с лишним лет и иногда не понимал ее. Неужели люди ее поколения все такие? Добрые, доверчивые, чистые и в то же время упрямо цепляющиеся за старые догмы.
На этот раз Е Чжицю была обижена до глубины души. В конце концов, она не самая глупая женщина на свете: наделена остротой восприятия, чутьем к новому, вовсе не консервативна. Это молодые люди приписывают ее поколению консерватизм. Им кажется, что все, кто старше их, уже старики и ретрограды.
Окончив университет в пятьдесят шестом, она проработала в журналистике больше двадцати лет, со многим сталкивалась и многое научилась понимать. На все у нее был свой собственный взгляд. И хотя с несправедливостями она порой ничего не могла поделать, она не уставала повторять: Е Чжицю, о чем бы ты ни писала, главное — не врать, не дурачить народ, который тебя взрастил. В годы «культурной революции» она предпочитала отлынивать от работы, нежели дудеть в одну дуду с тогдашними идеологами, или пыталась, как говорится, вывесив баранью голову, торговать собачатиной. Она понимала, что это происходит с ней вовсе не от смелости — напротив, она была робкой,— а от того, что ей просто посчастливилось не закоснеть в теориях.
Она сталкивалась со многими деятелями промышленности. Это, как правило, были честные люди и честные работники. За сухими цифрами отчетов и сводок перед ней
вставали знакомые лица, выплавленная сталь, работающие станки, линии электропередач, по которым бежит ток... Каждый раз, когда она вспоминала об этом, ей становилось спокойнее: значит, есть еще люди, которые добросовестно трудятся. Она и сама трудилась точно так же. Но вы послушайте Мо Чжэна: «...громкие словеса, официальщина»!
У нее даже подбородок задрожал от обиды и очки чуть не слетели с носа. Негодующе взглянув на сына, она топнула ногой.
Мо Чжэн перестал есть. Он счел, что мать не так поняла его, и, подавив холодную усмешку, серьезно сказал:
— Я имел в виду не вашу работу, а эти бесконечные цифры. Многие считают, что они взяты из жизни, подчиняются законам статистики, поэтому единицы и превращаются в десятки, затем в сотни, тысячи, десятки тысяч, миллионы... А на самом деле все можно подделать, в том числе и отчеты по претворению в жизнь «высочайших указаний», которыми нас кормили! В газетах вечно пишут: «Во второй половине года промышленное производство увеличилось на столько-то процентов по сравнению с первой половиной года;
Тяжелые крылья - Цзе Чжан => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Тяжелые крылья автора Цзе Чжан дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Тяжелые крылья у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Тяжелые крылья своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Цзе Чжан - Тяжелые крылья.
Если после завершения чтения книги Тяжелые крылья вы захотите почитать и другие книги Цзе Чжан, тогда зайдите на страницу писателя Цзе Чжан - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Тяжелые крылья, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Цзе Чжан, написавшего книгу Тяжелые крылья, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Тяжелые крылья; Цзе Чжан, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн