А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

Сремац Стеван

Поп Чира и поп Спира


 

Здесь выложена электронная книга Поп Чира и поп Спира автора по имени Сремац Стеван. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Сремац Стеван - Поп Чира и поп Спира.

Размер архива с книгой Поп Чира и поп Спира равняется 221.81 KB

Поп Чира и поп Спира - Сремац Стеван => скачать бесплатную электронную книгу


Поп Чира и поп Спира
Роман
(серб.)
ГЛАВА ПЕРВАЯ,
которая повествует о двух попах, двух попадьях и двух Поповых дочках из одного села в Банате, где прихожане были до того набожны, что бесплатно мололи своим попам муку на конных мельницах
Жили-были два попа, но не те два попа, что когда-то оказались одни-одинешеньки на свете и каждый из них горестно думал про себя, что ему жилось бы куда лучше, не будь того, другого,— итак, не те два попа, а другие, и жили они в некоем банатском селе. Как называлось это село, мы не скажем, чтобы люди понапрасну не чесали языки и не потешались над этим селом, ибо оно менее всего повинно в том, что в этой истории будет рассказано. А потом, если уж на то пошло, это вовсе даже не село, а городок. Одна только Большая улица из конца в конец чего стоит, а сколько еще маленьких, и все широкие! Конечно, ни одна из них не мощеная и никогда мощеной не была. Правда, насмешники темишварцы утверждают, будто тротуары в городке коровы съели, но это только по злобе, потому что на самом деле тротуаров здесь отродясь не бывало. После дождя, когда на улице развезет грязь, любители чистоты выстилают тулаей (кукурузными стеблями) узкую дорожку вдоль стен домов — лишь бы пробраться человеку. И вот однажды набрели коровы и, как твари бессловесные, решили, должно быть, что это для них приготовлено, и съели ту-лаю, которая, как всякому известно, служит им кормом. А это видел один темишварец и, грешным делом, разболтал всем — и долго не давали жителям покоя, прохаживаясь на счет прожорливости их коров. Много неприятностей было из-за этого — и драк и разбитых голов, ей-богу! Теперь насмешники утихомирились, а заходя в село, и пикнуть не смеют об этом; некоторые так даже и похваливают: место, мол, сухое, высокое, тротуары вовсе и не нужны. Впрочем, это далеко не так. Напротив: перед каждым домом — канава, полная воды, и чуть начнет она просыхать, с небес, согласно бечкерекскому «Большому календарю», опять снисходит благодать господня, и канава вновь полным-полнехонька воды и сулит наслаждения днем и ночью. Днем бродят по канавам окрестные ребятишки, купая штаны до самых задов, а ночь одно удовольствие послушать лягушачий концерт. Некоторых певиц живущие по соседству узнают по голосам, У одной лягушки, например, которая вот уже несколько лет во всю мочь дерет глотку, голосина, как у быка, на полсела слышно. И никто, даже неугомонная детвора, с ж таким упоением шлепающая по лужам после дождя, не ж трогает горластую. Так, надо полагать, и доживет она Ж здесь до глубокой старости, пока не отправится к праотцам.
Селение было большое, а набожные прихожане настолько зажиточны, что могли свободно содержать не двух, а дважды двух попов вместе с попадьями и поповнами. Богобоязненные селяне славили своих святых, а попы, согласно обычаю, разрезали калачи да собирали денежки. Много было в селе завидных женихов и красивых девушек на выданье; по праздникам и воскресеньям на каждом втором перекрестке кружилось коло; а поскольку перекрестков в селе, что праздников в году, то молодые люди влюблялись друг в друга по самые уши. Но чаще всего собирались и плясали на перекрестке возле корчмы Нецы, под бесплодной шелковицей. Музыкант играл задарма круглый год, зато уж когда уберут кукурузу, каждый знал, что Совре причитается! Не сеет, не окучивает, а живет не тужит — его кукурузу не загубит никакая засуха. Вот почему о беззаботных людях говорили в селе: «Э, печется, как Совра о дожде» или: «Ему до этого такое же дело, как волынщику Совре до засухи!» Проходит он по улице со своей волынкой и, когда его спросят: «Куда ты, Совра?» — отвечает: «Иду окучивать кукурузу!» А играл он дьявольски хорошо и хитро подмигивал, избоченившись. Загуляет, бывало, нотариус из Бечкерека, обычно после рекрутского набора, сейчас же кличет Совру — не может обойтись без него. Давай сюда Совру, давай правую руку нашу!» — скажет господин нотариус и прилепит ему на шляпу половину десятки; вот Совра и дует словно бешеный, чтобы получить другую половину. А как в коло заиграет, став перед какой-нибудь хозяйской дочкой, та, зная, кто его послал к ней, отвернется, потупит глаза и давай отплясывать, пока не выступят у нее под носом усики от пота, точно капельки росы. Да, сердце само по-иному колотится, лишь только заиграет Совра. Все были влюблены, у каждого была в коло своя зазноба, к которой он никого не подпускал, а посему грызлись парни каждое воскресенье, как псы.
Влюбленные чаще всего женятся, а когда дело доходит до свадьбы, хорошо бывает не только молодоженам, но перепадает кое-что и на долю остальных. И если веселится вволю Глиша Сермияш, которого обычно на свадьбу никто и не приглашает (ибо когда он ненароком напьется, а это бывает с ним постоянно, то обязательно заставит каждого петь песню: «А-а-а, дорогой сосед и брат,
Ч коли хочешь весел быть, должен вместе с нами пить»,— 1 и льет за шиворот вино, да и во всем прочем он несносен), то как же должен быть доволен и ублажен его преподобие, которого приглашают особо и сажают на самое почетное место за столом; отсюда, должно быть, и пошла пословица: «Без попа и вода не освятится!»
А его преподобие усядется во главе стола, пропоет «Глас господень на водах» и засим лишь желает и соизволяет. Ест он усердно, запивает еще усерднее, а усерднее всего отведывает,— только и слышно: «Брат Мийо, не в службу, а в дружбу, положите мне, будьте так любезны, вон тот огузок с того блюда! Сижу и дивлюсь, чего это мне не хватает!»— или обращаясь к нотариусу Кипре: «Господин домине \ очень вас прошу подвинуть мне вот эту тарелку с пончиками,— мне кажется, они чуть порумяней и пышней». А попы вообще удивительно до чего любят пончики! И откуда сие, один господь бог ведает, но этот неопровержимый факт известен каждому истинному сыну нашей святой православной церкви. Оба попа того селения, о коем ведется повествование, могли съесть необыкновенно много пончиков, просто чудо, поверить трудно, ей-богу! Об одном из них, именно о попе Чире, рассказывают, будто однажды на свадьбе он съел полную бельевую корзину пончиков, и все это, пока в ожидании обеда занимал разговором хозяйку. Хозяйка стоит у очага, раскраневшаяся от жара, волнения и удовольствия, что дело сделано — зять пойман на удочку, вынимает пончики и бросает один за другим в корзину позади себя. Но пока хозяйка возится, переворачивает тот, что шипит в большой чугунной сковородке, поп берет из корзины готовый.
— Ну и проказник же вы, батюшка! А где же пончики? — спрашивает удивленная хозяйка.
— Хе, хе, я съел их, милостивица!
— Ах, перестаньте шутить, куда вы их спрятали?
— Да съел же, милостивица!
— Вот беда-то! Такую гору пончиков?!
1 Господин (лат).
— Хе-хе, получающий из рук ваших не значит довольно!
Хозяйка не проронила больше ни слова, но чего ему про себя пожелала, то от простого смертного, конечно, скрыто. Однако это нисколько не мешает ему (ни отцу Чире, ни отцу Спире) усесться вместе с прочими гостями за стол и отведывать все подряд,— не желает он, видимо, и здесь, как добрый пастырь, выделяться среди доверенной ему паствы. Он сидит, застыв недвижимо на своем месте, подобно каменному утесу или маяку на морском берегу, в то время как все вокруг колышется, будто волны бушующего моря. Все кругом него меняется за столом, неизменен только он один. Кто подымется и пойдет танцевать, кого уведут, а кто сам по себе, без посторонней помощи, свалится под стол. Вспомнят о нем и примутся искать, только когда жена, вдруг спохватившись, спросит: «Куда ж это девался мой супруг?» — и будет спрашивать до тех пор, пока не найдет его под столом. «Ох, обуза ты моя!» — охает супруга, вытаскивая его. А его преподобие знай себе сидит да посиживает. Разве что разок за сутки поднимется — дескать, проведать лошадей, посмотреть, куда торчат рожки молодого месяца и какая завтра будет погода,— да и опять усядется. И снова меняют тарелки, подают чистые чарки и холодное свеженацеженное вино. И так до утра, пока не принесут заправленную медом ракию. Вот тогда преподобный отец отправляется под шумок восвояси, боясь, как бы пьяные сваты из чрезмерного почтения не навязали ему в провожатые Совру с его волынкой.
А все венчавшиеся в селе отлично знали что к чему, понимали обязанности и задачи семейной жизни и ее конечную цель. И обоим попам с избытком хватало работы (а следовательно, и доходов) — крестить по селу новорожденных.
Редко выпадал день, чтобы к попу, тому или этому, не являлся пономарь Аркадий и не начинал примерно так:
— Отче... вас просят пожаловать... ждут вас на церковной паперти... окрестить новорожденного младенца мужеска пола Нецы Прекайца (Аркадий, как и отец Чира, терпеть не мог Вука с его реформами, из-за которых не отличишь человека от мужика).
1 В у к Стефанович Караджич (1787—1864) — выдающийся сербский филолог, реформатор сербского литературного языка и правописания на основе их сближения с живой народной речью.
Его преподобие отправляется в церковь крестить, а затем — в дом отца новорожденного, на званый обед. У ворот его встречает без шапки немного сконфуженный Неца, целует ему руку и бормочет: «Хе, известное дело, батюшка, люди мы грешные!» А когда, плотно пообедав, поп вернется домой, чего только не принесет он с собой! Тут и полотенца, и полотенички, и писаные торбы, и деньги. Подсчитывает поп деньги и улыбается в ус, считает да похваливает младенца — какой-де пригожий и крепкий христианин. А как радуется матушка попадья — бог ты мой! Так и ходит за попом, словно вчера только поженились, и думает про себя: «Не поменялась бы даже с самой вице-губернаторшей!»
Случалось, поп даже удивлялся слегка, ей-богу, когда приходил к нему вот этак пономарь Аркадий звать на крестины.
— О ком ты говоришь? — недоумевает иной раз поп. А пономарь, смиренно опустив голову, ухмыльнется и,
тихонько потирая руки, будто отмывая их от чего-то, скажет:
— Хе... хе... Да идите уж, батюшка, окрестите... этого... Вуи Ироша... мужеска пола... сыночка. Родился сыночек — что яблочко! Здоров ребеночек, как гром! Повитуха, фрау Цвечкенмаерка, говорит, что за всю жизнь не видывала такого здорового голосистого ребеночка. Тринадцать с половиною фунтов, говорит, весом, а орет, как бычок. Слыхать уже от самого винокурова дома! Просто чудо!
— Вот те и на! И впрямь чудо! Как же это вдруг? — удивляется поп.
— Да уж несколько дней тому назад родился,— успокаивает его Аркадий.
— Знаю, знаю, но все-таки... Когда это было? В январе... Гм! А сейчас у нас июль месяц. Хе-е-е! — покачивает поп головой.— Скажите пожалуйста! А-а-а! Черта бы им за повитуху! Ирош 1 он ирош и есть! Экие проказники!.. Ну ладно, ладно, что есть, то есть! Могло быть и хуже! — прощает своим овцам преподобный отец.
— Хе-хе... вражьи дети!.. Что поделаешь? Едят их мухи с комарами, хе-хе! — поддакивает Аркадий и подает ему услужливо и раболепно шляпу и трость, изготовленную по тому самому образцу, по которому изготовляются все протоиерейские трости — подарок пряничника Лексы с какой-то ярмарки, полученный лет двенадцать назад.
1 Франт, сельский волокита {венг.).
А случится в селе несчастье какое — ну, к примеру, умрет кто-нибудь,— то кому как, а их преподобиям опять благо. Богатый скончается — звонят по нем колокола, и оба попа священнодействуют; умрет бедняк — зовут, конечно, только одного. Придет поп, попоет немного сам, немного пономарь, немного школьники — все по очереди. Пока поют пономарь или школьники, преподобный отец размышляет про себя или беседует о состоянии и имуществе усопшего, о завещании и наследниках, о тяжбе и взносах в казну и обо всем, что связано с этими делами. После погребения пономарь унесет облачение и требник, а поп погасит свечку и завернет ее в поднесенный ему ситцевый или шелковый платок (подносят-то разные, но преподобный отец предпочитает шелковые) и здесь же, на кладбище, скупит у ребят, которые тоже участвовали в церемонии — несли крест, подсвечники, хоругви,— платки и ленты; скупит за бесценок — крейцера по четыре за платок. «Детки, детки,— скажет им поп,— отдайте-ка вы это батюшке, а батюшка даст вам грошик!» Купит и отошлет домой. Из кучи этого добра матушка попадья отберет, что ей понравится, а остальное получит в счет жалованья какая-нибудь Жужа или Эржа (конечно, мадьярка), и когда та проходит по улице, в глазах так и рябит от ленты, просто любо-дорого поглядеть. Пройдет и всех оставит за собой несчастными, в особенности же тощих и напомаженных парикмахерских подмастерий. Эх, да разве может мужчина, будь у него хоть каменное сердце, пройти мимо, не оглянувшись, не потешив взор очаровательным видением, что пестрит множеством лент, точно свободная международная гавань флагами на разных эскадрах. Пусть все знают, что значит поповская служанка!
А преподобный отец с кладбища идет обычно не домой, а прямиком на поминки в дом усопшего. Там же собираются опечаленные соседи и неутешные родственники — и те, кто доволен завещанием, и те, которые задумали завести тяжбу и рассчитывают ее выиграть, спасая таким образом душу дорогого покойника от столь тяжкого греха, как несправедливое завещание. И опять самое почетное место его преподобию. Все усаживаются и принимаются за еду. Едят и пьют молча, сосредоточенно, как и подобает искренне скорбящим. Пьют за упокой души.
— Эх, Прока мой, Прока (или как там еще величали покойника),— вздохнет Глиша Сермияш, дрожащей рукой протягивая осушенный стакан, чтобы его снова наполнили.— Мой Прока,— голова его горестно склоняется на грудь,— лучше бы ты пил за упокой моей души, а не я за упокой твоей! Лучше бы тебе судил бог прожить еще какую-то толику дней, а не мне мыкаться по свету без тебя, ближайшего друга моего, брата, можно сказать. Да и бог этот, прости меня господи, прибирает самых что ни на есть достойнейших! Вот мы с его преподобием еще сто лет этак, мучаясь, проживем! Прока, добрый друг мой, где ты? Видишь ли ты своего Глишу, чуешь ли, как тяжко он страдает? — Глиша вздыхает, опрокидывает стакан и роняет голову на стол.
И все скорбно кивают головами и хвалят покойника. Перебирают разные его добродетели, о значительной части коих до сих пор не подозревала ни одна живая душа, а лучше всех осведомлена о них какая-нибудь первой подвернувшаяся под руку швабка Вавика или Бети-ка, которую растерявшиеся хозяева взяли для услуг. Говорит она на ломаном сербском языке, что вызывает смех и шутки на поминальном обеде. Но вот и его преподобие, поднявшись с места, молвит о покойнике доброе слово. «Право же,— говорит он,— не скоро дождемся мы на селе такого, как он. Надо признаться: Проку нам не так-то легко заменить».
Так вот примерно жилось на селе преподобному отцу, а которому именно, об этом, полагаю, пока не было особой нужды упоминать,— ведь недаром же исстари говорится, что все попы на одну колодку. Да и правила поэтики требуют, чтобы писатель вызывал в читателе предельную любознательность, что, надеюсь, уже в приличествующей степени достигнуто. И сейчас мы, пожалуй, могли бы уже назвать этих двух попов, которые как раз и есть те самые два попа; чьими почтенными именами в качестве заглавия мы украсили нашу повесть,— а именно поп Чира и поп Спира. Каждый, кроме того, имел свое прозвище: Чиру звали поп Объедала, а Спиру — поп Мошна. Почему окрестили первого Объедалой, вы уже слышали, а почему другого Мошной, услышите.
Этим злосчастным прозвищем, на которое, как, впрочем, и отец Чира на свое, горько сетовал отец Спира, наделили его уже давно. Если верить россказням Чириной попадьи (ведь она закадычная подруга Спириной попадьи), а автор слышал и записал то самое, что слетело с ее уст, отца Спиру прозвали так якобы вот за что. Давно еще, в первые годы службы, он, забыв о своем благородном звании и сане, замешался в толпу, которая кружилась возле сидящего на возу кума с криком: «Кум, мошна сгорит!» И что самое страшное и совершенно невероятное во всей этой истории — будто и он запросто толкался вместе с другими, когда кум швырял время от времени в толпу полные пригоршни крейцеров, двогрошиков, среди которых попадались даже сексеры. Кинувшись за одним из брошенных таким манером сексеров, преподобный отец якобы оттолкнул кого-то, ставшего ему поперек дороги, с такой силой, что тот, бедняга, отлетев, воткнулся головой в лужу и торчал посреди нее, словно стрелка луку. С тех пор, говорят, преподобный отец и получил прозвище поп Мошна, так его и по сей день постоянно за глаза величают, несмотря на то что он неузнаваемо изменился с тех пор.
Тот и другой обитают в селе давно, с того самого дня, как поженились; а поженились они, как только одолели в Карловцах богословие, а одолели они его лет двадцать с лишним тому назад.

Поп Чира и поп Спира - Сремац Стеван => читать онлайн электронную книгу дальше


Было бы хорошо, чтобы книга Поп Чира и поп Спира автора Сремац Стеван дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Поп Чира и поп Спира у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Поп Чира и поп Спира своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Сремац Стеван - Поп Чира и поп Спира.
Если после завершения чтения книги Поп Чира и поп Спира вы захотите почитать и другие книги Сремац Стеван, тогда зайдите на страницу писателя Сремац Стеван - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Поп Чира и поп Спира, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Сремац Стеван, написавшего книгу Поп Чира и поп Спира, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Поп Чира и поп Спира; Сремац Стеван, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн