— Кто они, сэр?
— Тот, что сидел слева, брат покойника. Другой, в середине, его отец. А третий был сам покойник.
— Спасибо, сэр, — сказал водитель.
Этим утром в кабинет Боба вошли полицейские и объявили, что им приказано арестовать роботов.
— Расследование показало, что это они подделали телеграмму.
И хотя полицейские вели себя по отношению к Бобу очень уважительно, однако никаких его протестов во внимание не приняли. Роботы были собраны и погружены в машину.
Боб стоял у окна, не в силах что-либо предпринять, и смотрел на улицу. Внизу в машине стояли роботы. Их взгляды были устремлены на Боба. И хотя взгляды эти никогда ничего не выражали, тем не менее на этот раз Боб их понял. Роботы обвиняли. Обвиняли своего хозяина. Обвиняли его в самом тяжком преступлении — в предательстве. Боб распахнул окно и хотел было крикнуть, что он тут ни при чем... что это делается не с его ведома... Но снизу послышался голос полицейского:
— Мы выключили им слух.
Бобу оставалось только объясняться знаками. Но делать это перед открытым окном было как-то нелепо и даже обидно. Он закрыл окно и потом только попробовал объясниться руками. Роботы стояли неподвижно и смотрели наверх. А Боб все тщился объяснить, убедить... И вдруг сообразил, что им выключили и зрение.
Он задернул шторы и отошел от окна.«Они много раз меня предавали, — подумал Боб. — Много причиняли мне неприятностей». Но подумал он об этом без всякой злобы, без мстительного чувства.
Потом он долго и бесцельно бродил по дому, по всем девяти его огромным комнатам. Все блестело чистотой, все дела были сделаны, аккуратно и до конца. Ни единая мелочь не нарушала порядок. И Боб лишь теперь, спустя столько времени после возвращения с войны, в первый раз в этом огромном и чистом доме подумал с горечью:
«Ни жены у меня нет, ни любовницы, ни невесты...» Он вошел в тесное, непривлекательное на вид кафе, уже, наверно, закрывшееся, потому что стулья были опрокинуты на столы и полная женщина лет сорока — хозяйка, наверное, — подметала пол. Кроме нее, никого не было.
— Не видишь, что закрыто? — сказала женщина.
— Я Клод Изерли.
— Домой иди, домой. На ногах еле держишься.
— А ты? Знаешь, ты кто? Ты Нефертити...
Женщина выпрямилась, широко расставила ноги и уперлась руками в полные бедра, словно желая показать, кто она на самом деле.
— Ничего. Ты просто очень устала,— мягко и даже сочувственно сказал Боб. — Тебе нужно отдохнуть. И тогда ты вся станешь тоньше и нежнее.
— А тебе, видно, выпить нужно,— рассмеялась женщина. — Садись.
Она налила ему стакан виски и поставила на стол. Потом опять принялась за свое дело.
— Ты устала,— сказал Боб,— посиди со мной.
— Ты лучше пей и помалкивай.
— Ты устала, тебе нужно отдохнуть, — пьяно повторил Боб, — все зависит от этого.
— Много будешь разговаривать — выгоню.
— Муж у тебя есть?
— А тебе какое дело?
— Нет, ты скажи, есть?
— Нету, нету...
Боб медленно потягивал виски и наблюдал за женщиной.
— Пьянчуги несчастные, — без всякой злобы, даже с невольной какой-то нежностью ворчала женщина, — болтаются тут весь день... Как будто ни дома у них, ни семьи... И рубахи у всех грязные...
«И у этой нет юмора, — подумал Боб. — И у меня тоже. Мы равны».
— Давай выходи за меня замуж.
Женщина громко и от души расхохоталась, спустила засученные рукава и повторила еще несколько раз: пьянчуги несчастные... Потом зашла за стойку бара и принялась подсчитывать дневную выручку.
— Ну что, согласна?
— Ты молодой, красивый, от тебя еще молоком пахнет, — снова засмеялась женщина, — а я толстая и некрасивая. И старовата к тому же.
— Ты Нефертити, — заупрямился Боб, — но ты этого не знаешь. Ты преображаешься, только когда спишь.
— А днем?
— Ты можешь и днем. Все могут и днем. Но для этого нужна масса условий. — Он замолк на мгновение и подмигнул ей. — А условий этих ни у кого нет. Всегда чего-нибудь да не хватает.
Он повернулся и, шатаясь, пошел к двери. Взявшись за ручку, он в нерешительности остановился. Но тут же, преодолев нерешительность, повернул обратно, подошел к женщине, подсчитывающей деньги, и совершенно спокойным тоном сказал:
— Давай сюда деньги.
Женщина, не глядя на него, поднесла палец к губам: тихо, мол, не мешай.
— Давай сюда деньги, — повторил Боб.
Теперь уже она подняла на него удивленный взгляд и мгновение пыталась сообразить, шутит он или нет.
— Ни звука, — Боб лениво вытащил из кармана револьвер и наставил его на женщину. — Давай все.
Женщина в испуге застыла на месте, потом дрожащими руками подтолкнула к Бобу всю кучу денег.Он не спеша собрал их, сунул в карман и бросил на стойку несколько мелких монет.
— А это тебе... За виски.
Выходя из кафе, он услышал за собой низкий и усталый голос женщины:
— Пьянчуги несчастные...
И ему показалось, что даже теперь, в этом ее упрекающем голосе он опять уловил затаенную нежность.Боб вышел на улицу, прислонился к стене, вытер пот со лба и почувствовал необыкновенное облегчение, словно освободился наконец от тягостной какой-то обязанности.
Побродив по улицам, он снова пришел к кафе и остановился на противоположном тротуаре. Сквозь стекло витрины он увидел полицейских. Он переменил место — стал под уличным фонарем, чтобы легче было его заметить. И действительно, женщина сразу его заметила и, вскрикнув, показала на него остальным. Полицейские высыпали на улицу, и Боб, недолго думая, бросился бежать, неизвестно — от страха или же чтобы все было как полагается.
Его догнали и окружили. Боб преспокойно поднял руки вверх и с сожалением подумал, что теперь уже не решишь, могли ли действительно полицейские догнать его и схватить или же не могли.
— Мистер Изерли? — удивился старший по чину полицейский.
— Я совершил кражу, — не опуская рук, сказал Боб.
— Извините... Мы не знали, что это вы...
— Вы обязаны арестовать меня.
— Это же Клод Изерли, глупая, — рассердился на женщину старший полицейский. — Он пошутил с тобой.
— Я буду жаловаться, вы не имеете права не арестовывать меня, — разозлился Боб.
— Слушаюсь, — пролепетал полицейский. — Разрешите мне уйти...
И, не дождавшись ответа, пошел прочь. А Боб, которому так хотелось быть арестованным, который только что так на этом настаивал, неожиданно для себя вдруг почувствовал радость: как хорошо, что на этот раз его все-таки не взяли.
Он сделал несколько шагов, все еще держа руки над головой.
— Погоди, — послышался голос женщины.— Значит, ты и в самом деле Клод Изерли? Как же я тебя не узнала?
Боб остановился и обернулся.
— Ты устала. И у тебя слишком мало времени. Теперь я знаю, что тебе нужно. Время — вот что тебе нужно. Свободное время.
И пошел дальше, не опуская рук.Он не знал, что с этого дня женщина разбогатеет. Она сделает на кафе новую вывеску: «Кафе, которое ограбил Клод Изерли».
Боб вошел в кинотеатр. Фильм уже начался. С трудом отыскав себе свободное место, Боб сел и поинтересовался у соседа:
— Что за фильм?
— «Ребекка», — недовольно буркнул сосед.
— О чем?
— Не знаю, не мешайте.
— Роберт Тейлор играет?
— Не мешайте.
— А почему не играет? — расшумелся Боб. — Почему продают билеты, если он не играет?
И, продолжая в том же духе, он засунул руку за пазуху соседа, нащупал бумажник и попробовал вытащить его двумя пальцами. Но нет — рука соседа крепко сдавила ему запястье.
— Не надо так давить, — прошептал Боб на ухо соседу. Тот встал с места, не отпуская руки Боба, вывел его из зала в светлое фойе и вдруг остановился как вкопанный.
— Мистер Изерли ?!
— Он самый. Зовите полицейского.
— Но зачем? — улыбнулся сосед глупейшей улыбкой.
— Затем, что я так неуклюже тащил ваш бумажник.
— Я все понимаю,— сказал сосед с той же дурацкой улыбкой на лице, — вы, наверно, держали с кем-то пари.
— Нет, я просто хотел украсть ваш бумажник.
Сосед вынул из внутреннего кармана блокнот и авторучку.
— Прошу вас, очень прошу... Если можно, ваш автограф...
— С одним условием. Вызовите сию же минуту полицейского.
— Пожалуйста, пожалуйста. Разве я могу отказать вам? Сосед пошел звонить, но на полпути повернулся и недоверчиво спросил:
— А вы не убежите?
— Идиот.
Боб остался один в фойе кинотеатра. А почему бы и не убежать? Почему бороться против десятков, сотен и тысяч людей, у которых в мозгу, в одной из его извилин, прочно записано: «Клод Изерли — национальный герой»? Подпись и печать. С подлинным верно. Почему не жениться, почему не завести себе детей-близнецов?
Проситель автографа наконец вернулся, а вслед за ним явились еще несколько человек. Они с любопытством окружили Боба. Вдобавок еще открылись двери зала, и люди потоком хлынули в фойе. Кто-то, видимо, успел уже распространить весть. Сеанс прервался на середине.Боб снова почувствовал прилив возбуждения, уверенности в себе. Он весело оглядел толпу и подумал: «Мне нужно быть очень серьезным». Потом он влез на стул и обратился к собравшимся:
— Я знаю, почему вы собрались здесь. И вы тоже знаете, почему я здесь. Так что давайте начнем нашу вечернюю зарядку. Надеюсь, вы помните, что делать зарядку полагается не только по утрам, но и по вечерам?
Толпа зааплодировала, восхищенная тем, что национальный герой вдобавок ко всему оказался, слава богу, еще и остроумным, общительным малым.
— Стройся, — скомандовал Боб. — Даю две минуты. Толкая друг друга, люди начали строиться.
— По росту? — крикнул кто-то.
— Отставить условности, — рассердился Боб.
Через две минуты по всему фойе стояли ряды, по десять человек в каждом.
— Руки на пояс. По счету раз-два нагнуться вправо и влево, по счету три-четыре назад и вперед. Раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре... Дыхание свободное...
В фойе вошли полицейские и остановились в крайнем недоумении.
— Извините, господа, — сказал, заметив их, Боб, — но я должен покинуть вас. Сейчас меня арестуют. Дальше делайте сами. Только не забывайте: дыхание свободное.
Полицейские подошли к Бобу.
— Мистер Изерли, нам стало известно, что это уже второй случай. Мы убедительно просим вас пойти домой.
— Я совершил кражу, — сказал Боб. — Вы обязаны арестовать меня.
— Отправляйтесь, пожалуйста, домой.
— Я гражданин этой страны, — запротестовал Боб, и в эту минуту он был вполне искренен. — У меня есть паспорт, и я имею право наравне со всеми пользоваться законами нашей страны.
Его вежливо взяли под руки и вывели на улицу.Боб нанял оркестр самого известного в городе ресторана.
Музыканты выстроились на мостовой, а Боб встал во главе их и подал знак. Оркестр заиграл марш и, предводительствуемый Бобом, медленным шагом двинулся вперед. Все посетители ресторана вместе с женами и любовницами высыпали на улицу и последовали за оркестром. Одно за
другим стали распахиваться окна, люди бросали Бобу цветы и посылали воздушные поцелуи. Процессия шаг за шагом ширилась. Полицейские пребывали в полной растерянности. Происходило, конечно, нечто недопустимое, но что можно было предпринять, что можно было поделать, если во главе этой процессии вышагивал сам Клод Изерли собственной персоной и он же дирижировал оркестром.
Они подошли к зданию дворца и немного постояли перед ним, притопывая на месте и шумя. Во дворце все огни были потушены — видимо, и там царило всеобщее замешательство.
— Да здравствует император! Да здравствует император! — прокричали какие-то пьяные голоса. — Да здравствует императрица! Да здравствует императрица!
Боб поднял обе руки, прося молчания, потом привстал на цыпочки и обратился к находящимся в рядах женщинам:
— Кто из вас согласен выйти за меня замуж?
Все женщины единодушно крикнули, что они согласны.
— Мне нужна одна, только одна.
— Я, я!..— отозвался хор.
— Только одна...
— Я, я!..
Шествие продолжалось. На всех проспектах города царило шумное оживление. Люди выходили из ресторанов, кафе, театров и присоединялись к этой разношерстной и странной толпе.
«Ни жены у меня нет, ни любовницы, ни невесты, — думал Боб уже весело и беззаботно, — ни жены, ни любовницы, ни невесты, ура!»
У здания вокзала процессия остановилась.
— Вы играйте, — велел Боб оркестрантам, — а я сейчас вернусь.
Он вошел в здание и бесцеремонно протолкался к первой же кассе. Потом вытащил револьвер из кармана и просунул его в маленькое окошечко.
— Деньги сюда! Быстро!
Люди, стоявшие в очереди, в ужасе разбежались.
В окошечке показались две руки и протянули Бобу кучу денег. Он забрал их и направился ко второй кассе. Тут уже деньги лежали приготовленные, ждали его. И то же самое во всех остальных кассах.
Раздался сигнал тревоги, в опустевший зал ворвались полицейские и остановились, увидев перед собой Боба.
— Не смейте хватать меня! — крикнул Боб. — Я Клод Изерли!
При этих словах полицейские растерялись и сделали неуверенный шаг вперед.
— Ни с места! Буду стрелять! Полицейские сделали еще один шаг.
— Буду стрелять! — кричал Боб. — Всех перестреляю!
На сей раз ему удалось оболванить полицейских и заманить их в ловушку. «Главное — сопротивляться, — понял Боб,— и они клюнут».
И действительно, полицейские набросились на него, схватили и заломили ему руки за спину. Боб сопротивлялся, и от этого они еще яростнее, еще сильнее ломали и крутили ему руки. Боб начал лягаться. Его свалили на пол и уже с невидящими глазами, с особой какой-то полицейской страстью били до тех пор, пока он лишился последних сил и перестал оказывать сопротивление.
И никто не знал, никто не мог узнать, что было мгновение, когда Боб уже начал сопротивляться всерьез...
— Доставить в тюрьму, — распорядился один из полицейских. — Был приказ из дворца.
Боба за руки выволокли на перрон и повели в тюрьму по каким-то глухим безлюдным дорогам.
Глава двенадцатая
Уже пятый день Боб находился в одиночной тюремной камере. С потолка свисало над ним несколько толстых веревок с петлями на концах, а на столе аккуратно были разложены револьверы различного калибра.
Они здорово это придумали — чтобы под рукой у Боба было множество средств к самоубийству и чтобы именно множество их отбило у него всякую к тому охоту.Но они знали, что Боб не дурак и что рано или поздно он разгадает эту «психологическую» программу. На это именно они и рассчитывали, этого ждали.Одна веревка — это слишком грубо. Слишком прямо и слишком дешево она подсказывает, что нужно делать. И тем самым удерживает и запрещает.Несколько веревок тоже поначалу удерживают и тоже запрещают. Они подсказывают тоньше и длительнее, но зато вернее.Потому что, как только ты разгадаешь правила игры, игра эта сама собой прекратится, она будет кончена, и самоубийство станет необходимостью. И ты сообразишь вдруг: а почему бы и нет?
Считай, сукин сын, считай. Будь примитивнее. Считай от единицы до двухсот тысяч. Это тебе на пользу.Ты на мгновение, всего только на мгновение, до боли ясно, до боли отчетливо представил себе одну подробность того дня, такую, которую ты сознательно ни за что бы не вспомнил.
Сиденье самолета было кожаное. В одном месте сбоку кожа была порвана, и из-под нее выглядывала вата. Не поймешь, почему тебе тогда хотелось протянуть руку и вытащить эту вату. Сейчас ты думаешь, что не сделал тогда этого, потому что руки у тебя были заняты. Ничего подобного, ты просто, тогда не догадывался, что думаешь об этом. Ты догадался только сейчас, спустя много времени...
«Не иначе как Вильгельм Икс придумал», — усмехнулся Боб, глядя на свисающие с потолка веревки.Если ловушка выглядит слишком хитро, если она построена слишком сложно и замысловато, то, значит, где-то в ней кроется что-то очень простенькое. И конечно же изобретает такие ловушки всегда и всюду Вильгельм Икс.
В тот день в самолете ты подумал также, что, когда ты вернешься с войны и отправишься как-нибудь пострелять в тире, ты вряд ли сойдешь за меткого стрелка. Придет туда мальчишка лет на десять тебя моложе и покажет чудеса попадания в цель.
Но и эта подробность не имела ни малейшего отношения к тому, что предстояло тебе сделать спустя немного — простым нажатием кнопки.Камера была обставлена с большим комфортом: мягкая постель, первоклассный, но недействующий радиоприемник, письменный стол, несколько кресел и на стенах — картины знаменитых художников.
Все удобства для того, чтобы ты хорошо себя чувствовал, и чтобы тебе хотелось или не хотелось думать, и чтобы ты настроился или не настроился на самоубийство.В тот день в самолете в сознании твоем промелькнула еще одна короткая мысль: «Как жалко этих людей!» И это была страшная и непростительная мысль, и страшнее всего в ней было это восклицание: «Как!..»
Бонапарт придумал бы все иначе. Он не стал бы обставлять тюремную камеру. Он создал бы самые жесткие условия. Он не повесил бы веревок с петлями на концах. Он подкинул бы в камеру заржавелую бритву, причем в такое место, где ее трудно, очень трудно было бы заметить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17