это право предоставлено королю как отдельной личности, и все рады, когда он этим правом пользуется, доказывая тем, что каждому хотелось бы быть милостивым, но только не в качестве совокупного общества. Таким образом, общество признает только добродетели, которые ему полезны или, по крайней мере, не вредны (на основании которых можно действовать без убытка и даже с выгодой, как, например, справедливость). Из этого следует, что эти невыгодные добродетели не могли возникнуть среди общества, так как еще теперь в самом незначительном, только что возникающем обществе против них слышится протест. Это добродетели людей неравных по положению, изобретенные более сильными, отдельными лицами, добродетели повелителей, за которыми скрывается задняя мысль: "Я достаточно могуч, чтобы согласиться на явный убыток, - это доказательство моего могущества", - т. е. это добродетели, родственные высокомерию.
35
Казуистика пользы. - Не было бы казуистики нравственности, если бы не существовало казуистики выгоды. Часто недостаточно ума самого свободного от предубеждений и самого тонкого, чтобы при выборе предпочитать наибольшую выгоду. В таких случаях, делая выбор, неизбежно испытываешь на душе что-то вроде морской болезни.
36
Становиться лицемером. - Лицемером становится каждый нищий - как и всякий, кто в силу нужды (явной или тайной) избирает себе род деятельности. Нищий далеко не так сильно чувствует нужду, как должен дать это почувствовать другим, если хочет жить подаянием.
37
Род культа страстей. - Для того, чтобы обличить характер всего мирового порядка, вы, мракобесы и философии ехидны, говорите об ужасном характере людских страстей. Как будто везде, где существовали страсти, существовали и ужасы. Как будто на свете всегда должны существовать такого рода ужасы! Небрежным отношением к мелочам, недостаточным самонаблюдением и наблюдением над воспитываемыми вы сами дали возможность страстям дорасти до размеров таких чудовищ, что при одном слове "страсть" на вас нападает ужас! Ведь это было в вашей власти, как теперь в наших руках лишить страсти их ужасающего характера и таким образом лишить их возможности превращаться в бурные, опустошающие потоки. Не следует собственные ошибки раздувать до степени вечных определений рока; будем лучше честно трудиться вместе с другими над вопросом о том, каким образом все людские страсти превратить в радости.
38
Угрызения совести. - Угрызения совести - такая же глупость, как и грызня собакой камня.
39
Происхождение прав. - Права обыкновенно основываются на обычае, обычаи - на заключенном когда-то соглашении. Когда-то обе стороны были довольны результатами сделки, но по лени формально ее не возобновляли и продолжали так жить, как будто договор все возобновлялся, когда же время окутало своим мраком начало происхождения, людям показалось, что это состояние священно, непоколебимо и что каждое последующее поколение обязано строить на нем дальнейшее благосостояние. Обычай, таким образам, превратился в принуждение, хотя он уже не приносил той пользы, ради которой был заключен данный договор. Во все времена слабые видят в этом свою твердую опору; они всегда стремятся увековечить однажды заключенный договор или оказанную им милость.
40
Значение забвения для нравственного чувства. - Поступки, которыми в первоначальном обществе имелась в виду общая польза, совершались другими поколениями по иным мотивам: или из страха или из почтения к тем, которые их требовали или рекомендовали, или по привычке, потому что люди с детства видели, что так поступали окружающие их, или из желания доставить удовольствие, так как такие поступки везде вызывали радость, сочувствие, или из тщеславия, потому что за них хвалили. Те поступки, в которых основной мотив полезности забывается, называют тогда нравственными, не в силу того, что они совершаются из-за других мотивов, а потому, что сознательная выгода тут отсутствовала. Откуда эта ненависть к выгоде, которая здесь так очевидно отделяет всякое похвальное дело от совершаемого ради пользы? Очевидно, что общество - этот очаг нравственности и всевозможных одобрений нравственных поступков - слишком долго и слишком усиленно боролось с корыстью и самоволием отдельных личностей и вследствие этого любой мотив ценит в нравственном отношении выше пользы. Таким образом, по-видимому, кажется, будто нравственность возникла не из пользы, тогда как первоначально она не что иное, как общественная польза, которой стоило не мало труда пробиться сквозь пользу отдельных лиц и занять более почетное положение.
41
Наследники нравственных богатств. - В области нравственности имеются также сокровища, передаваемые по наследству: ими владеют кроткие, добродушные, сострадательные и щедрые люди, которые унаследовали от своих предшественников только способ делать добрые поступки, а не разум, первоисточник нравственности. Самую приятную сторону этих наследственных сокровищ составляет то, что ими нужно постоянно делиться, чтобы чувствовать их, и что таким образом они невольно заставляют работать над сокращением границ между нравственно богатыми и бедными, и что всего замечательнее и лучше, - не образовывая при этом какого-нибудь среднего уровня богатства, а стараясь, чтобы все делались все более и даже чрезмерно богатыми. Из этого выясняется господствующий взгляд на наследственные сокровища нравственности; но мне кажется, что его поддерживают более in majorem gloriam нравственности, чем для прославления истины. По крайней мере опыт дает нам примеры, которые если и не служат прямым опровержением, то во всяком случае значительно ограничивают подобное обобщение. Без развитого разума, говорит опыт, без способности тонко чувствовать и без сильной склонности к соблюдению меры наследники нравственных сокровищ становятся их расточителями; в то время как они неразумно следуют своим добрым, благотворительным, примиряющим и успокаивающим стремлениям, окружающий их мир становится все более и более равнодушным, жадным и сентиментальным. Дети этих в высшей степени нравственных расточителей легко делаются - и, к сожалению, в лучших случаях - добрыми, слабыми, ни к чему не годными людьми.
42
Судья и смягчающие обстоятельства. - "Следует быть честным даже по отношению к черту и ему платить свои долги, - сказал один старый солдат, когда ему подробно рассказали историю Фауста. - "Фауст должен идти в ад!" "О, эти ужасные мужчины, - воскликнула его жена, - разве это возможно! Ведь он ничего не делал дурного, и вся его беда в том, что у него в чернильнице не было чернил; писать кровью действительно грех, но неужто же из-за этого такой красивый мужчина должен гореть в аду?"
43
Задача обязанности по отношению к истине. - Обязанность есть побудительное чувство, которое мы называем добрым и считаем неоспоримым (о происхождении, о границах и справедливости этого мнения мы не будем говорить). Но мыслитель считает, что все имеет свое происхождение, а все имеющее происхождение подлежит, по его мнению, критике, и таким образом он является не человеком обязанности - а только мыслителем. Будучи таковым, он должен был бы, следовательно, не признавать и не чувствовать и обязанности познавать и высказывать истину. Он спрашивает: откуда она? чего она хочет? и при этом считает, что он имеет право задавать этот вопрос. Но если он и в самом деле при акте познавания не считает себя обязанным к нему, то не значит ли это, что его мыслительный аппарат испортился? Но в таком случае для исправления его потребуется, кажется, тот материал, который нужно было отыскать при помощи этого же аппарата. Все это можно выразить так: признавая, что существует обязанность познавать истину, - спрашивается, в каком отношении находится тогда истина ко всякому другому роду нравственного долга? Но не бессмыслица ли это гипотетическое чувство обязанности!
44
Ступени нравственности. - Нравственность есть, ближайшим образом, средство предохранить общество от распадения; кроме того, она служит также для удержания этого общества на известной степени высоты и добра. Она достигает этого с помощью страха и надежды, которые тем суровее, могущественнее и грубее, чем сильнее в нем стремление к прежнему обособлению личности.
Здесь допускаются самые ужасные угрожающие средства, пока не действуют более мягкие и кроткие, и оба вышеупомянутые способа вполне достигают своей цели. Следующей ступенью нравственности и, следовательно, средством к достижению известной цели служат повеления божества; еще высшей ступенью повеления абсолютного чувства обязанности, формулируемого словами: "ты должен". Это все еще обтесанные, но широкие ступени нравственной лестницы, потому что люди еще не умеют ступать по более тонким и узким ступеням. Затем следует нравственность расположения, вкуса и, наконец, нравственность рассудка, которая чужда всем перечисленным способам устрашающей морали, но которая ясно выказала свои преимущества, когда человечество в продолжение многих лет не имело никакой другой нравственности.
45
Нравственность сострадания в устах фанатиков. - Все, кто не умеет достаточно сдерживать себя и не знает нравственности как постоянного проявления и в большом, и в малом самоукрощения и господства над своими желаниями, все они невольно делаются приверженцами добрых, сострадательных, благотворительных побуждений, т. е. той инстинктивной нравственности, у которой нет головы, но которая вся кажется состоящей из сердца и щедрых на помощь рук. Да, это вполне в их интересе заподозревать нравственность рассудка и признавать действительной только ту, другую нравственность.
46
Клоаки души. - Душа также должна иметь определенные клоаки, куда она могла бы сливать все свои нечистоты: для этой цели одним служат отдельные личности, обстоятельства, сословия, другим - отечество, третьим - весь мир и, наконец, для наиболее тщеславных (я подразумеваю наших милых современных "пессимистов") - сам Юпитер.
47
Один из родов покоя и созерцательности. - Смотри, чтобы твой покой и твоя созерцательность не были похожи на созерцательность собаки, стоящей перед мясной лавкой; страх не пускает ее идти вперед, а жадность мешает вернуться назад, и она пожирает мясо глазами, как бы ртом.
48
Запрещение без объяснения причин. - Запрещение, оснований которого мы не понимаем или не признаем, есть почти слепое приказание не только для тупоголовых, но и для способных к познаванию; в этом случае приходится самому нарушить запрещение, чтобы таким образом узнать, для чего оно наложено. Нравственные запрещения пригодны лишь в век подчиненности рассудка; теперь все эти запрещения, предписанные без всяких объяснений, оказали бы скорее вредное, чем полезное действие.
49
Характерная черта. - Какой человек может сказать о себе: я часто презираю, но никогда не ненавижу? В каждом человеке я нахожу что-либо достойное уважения, за что я его и уважаю, а так называемые приятные качества людей мало прельщают меня.
50
Сострадание и презрение. - Открытое сострадание воспринимается как признак презрения, потому что человек, которому оказывается сострадание, перестает через это быть предметом страха для лица, выразившего ему сострадание. Если кто-нибудь перестает делать приятное для тщеславия другого человека, то этим нарушается точка равновесия их взаимных отношений; самое приятное из всех человеческих чувств - это возможность вселять страх в душу другого человека. Поэтому возникает вопрос, вследствие каких причин стали так ценить сострадание? Точно так же является загадкой, почему хвалят бескорыстных людей: в первобытные времена их бы презирали или боялись, как замышляющих нечто недоброе.
51
Возможность для человека умаляться. - Нужно стать так же близко к цветам, травам и бабочкам, как ребенок, который немногим выше их. Мы, взрослые, слишком переросли их и должны поэтому опускаться до них. Мне кажется, что цветы ненавидят нас, когда мы высказываем им свою любовь. Кто хочет быть участником всего хорошего, должен уметь подчас становиться маленьким.
52
Из чего состоит совесть. - Содержание нашей совести составляет все, что во времена нашего детства постоянно, без всякого объяснения причин, требовали от нас люди, внушавшие нам страх или уважение. Совестью пробуждается в нас то чувство долга (это можно делать, а того нельзя), которое не спрашивает: почему я должен это делать. Во всех случаях, когда, совершая что-нибудь, задаются вопросы: "почему" и "для чего", человек поступает без участия совести; хотя это не значит, что он действует вопреки ей. Вера в авторитеты есть источник совести; следовательно, она является не голосом высшей справедливости в душе человека, а отголоском мнений одних людей в другом человеке.
53
Победа над страстями. - Человек, одержавший победу над своими страстями, вступает в обладание плодоноснейшей почвой, подобно колонисту, сделавшемуся властелином над лесами и болотами. Следующей необходимой задачей для него является посев семян добрых духовных дел на покоренной почве страстей. Сама победа над страстями служит только средством, а не целью; если же она рассматривается иначе, то вскоре на расчищенной, жирной почве всходят сорная трава и всякая чертовщина, разрастающиеся еще гуще и сильнее, чем прежде.
54
Судьба - как цель служения. - Все так называемые практические люди несут свое служение по приказанию судьбы; только она делает их практичными, все равно, служат ли они себе или другим. У Робинзона был слуга получше Пятницы: таким слугою был он сам.
55
Опасность слова для духовной свободы. - Каждое произнесенное слово влияет на свободное мнение другого.
56
Дух и скука. - Изречение: "Мадьяр слишком ленив, чтобы скучать", заставляет призадуматься. Только наиболее развитые и деятельные животные способны скучать.
57
В обращении с животными. - Происхождение нравственности можно проследить и в нашем обращении с животными. Везде, где польза или вред не принимаются нами во внимание, мы не испытываем ни малейшего чувства ответственности; например, мы убиваем и калечим насекомых или оставляем им жизнь, большею частью ничего об этом не думая. Мы так грубы, что даже наша заботливость о цветах и маленьких животных часто бывает для них смертельна: мы же, имея в виду наше удовольствие, и не думаем считаться с этим. Сегодня, например, самый жаркий день в году, великий праздник для маленьких насекомых; они жужжат и копошатся вокруг нас, а мы без всякого намерения, просто не обращая на них никакого внимания, давим здесь червяка, а там крылатого жучка. Если же звери приносят нам вред, то мы всевозможными способами стремимся истребить их, и средства для этого часто бывают даже слишком жестоки, хотя мы этого собственно не желаем: это - жестокость бессознательная. А если они приносят нам пользу, мы делаем их своей добычей, пока более дальновидная предусмотрительность не научит нас, что животные щедро вознаграждают за лучшее обхождение с ними, а именно за уход и разведение. Тогда только появляется ответственность. Жестокое обращение с домашними животными воспрещается; человек возмущается, видя, как мучат корову, и это соответственно той примитивной общественной нравственности, которая видит опасность для общей пользы в отступлении от общего правила. Как каждый член общества при виде чьего-нибудь проступка боится косвенного вреда и для самого себя, так и здесь, мы боимся за доброкачественность мяса, за успехи земледелия, за средства передвижения, когда видим дурное обращение с домашними животными. Кроме того, человек жестоко обращающийся с животными, возбуждает подозрение, что он в состоянии так же жестоко относиться к людям слабым, неравным по положению или неспособным к мести. Такой человек считается неблагородным, лишенным утонченной гордости. Из всего этого возникает целый цикл нравственных суждений и восприятий, больше всего порождаемых суеверием. Некоторые звери своими взглядами, звуками, осанкой заставили человека обращать на себя особое внимание, и многие религии, смотря по обстоятельствам, учат, что в животных вселяются души людей и божеств; поэтому последователи этих религий при обращении вообще со всеми животными проявляют более благородную предусмотрительность, а иногда даже и почтительный страх. Даже по исчезновении этого суеверия пробужденные им чувства продолжают действовать, зреть и приносить плоды.
58
Новые актеры. - Самая обычная вещь среди людей - это смерть; второй является рождение, потому что из умирающих не все родится; затем следует брак. Но эти три маленькие трагикомедии при каждом из своих бесчисленных представлений всегда исполняются новыми актерами и поэтому не перестают иметь внимательных зрителей, тогда как можно было бы ожидать, что вся публика земного театра давно уже с тоски перевешается на деревьях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
35
Казуистика пользы. - Не было бы казуистики нравственности, если бы не существовало казуистики выгоды. Часто недостаточно ума самого свободного от предубеждений и самого тонкого, чтобы при выборе предпочитать наибольшую выгоду. В таких случаях, делая выбор, неизбежно испытываешь на душе что-то вроде морской болезни.
36
Становиться лицемером. - Лицемером становится каждый нищий - как и всякий, кто в силу нужды (явной или тайной) избирает себе род деятельности. Нищий далеко не так сильно чувствует нужду, как должен дать это почувствовать другим, если хочет жить подаянием.
37
Род культа страстей. - Для того, чтобы обличить характер всего мирового порядка, вы, мракобесы и философии ехидны, говорите об ужасном характере людских страстей. Как будто везде, где существовали страсти, существовали и ужасы. Как будто на свете всегда должны существовать такого рода ужасы! Небрежным отношением к мелочам, недостаточным самонаблюдением и наблюдением над воспитываемыми вы сами дали возможность страстям дорасти до размеров таких чудовищ, что при одном слове "страсть" на вас нападает ужас! Ведь это было в вашей власти, как теперь в наших руках лишить страсти их ужасающего характера и таким образом лишить их возможности превращаться в бурные, опустошающие потоки. Не следует собственные ошибки раздувать до степени вечных определений рока; будем лучше честно трудиться вместе с другими над вопросом о том, каким образом все людские страсти превратить в радости.
38
Угрызения совести. - Угрызения совести - такая же глупость, как и грызня собакой камня.
39
Происхождение прав. - Права обыкновенно основываются на обычае, обычаи - на заключенном когда-то соглашении. Когда-то обе стороны были довольны результатами сделки, но по лени формально ее не возобновляли и продолжали так жить, как будто договор все возобновлялся, когда же время окутало своим мраком начало происхождения, людям показалось, что это состояние священно, непоколебимо и что каждое последующее поколение обязано строить на нем дальнейшее благосостояние. Обычай, таким образам, превратился в принуждение, хотя он уже не приносил той пользы, ради которой был заключен данный договор. Во все времена слабые видят в этом свою твердую опору; они всегда стремятся увековечить однажды заключенный договор или оказанную им милость.
40
Значение забвения для нравственного чувства. - Поступки, которыми в первоначальном обществе имелась в виду общая польза, совершались другими поколениями по иным мотивам: или из страха или из почтения к тем, которые их требовали или рекомендовали, или по привычке, потому что люди с детства видели, что так поступали окружающие их, или из желания доставить удовольствие, так как такие поступки везде вызывали радость, сочувствие, или из тщеславия, потому что за них хвалили. Те поступки, в которых основной мотив полезности забывается, называют тогда нравственными, не в силу того, что они совершаются из-за других мотивов, а потому, что сознательная выгода тут отсутствовала. Откуда эта ненависть к выгоде, которая здесь так очевидно отделяет всякое похвальное дело от совершаемого ради пользы? Очевидно, что общество - этот очаг нравственности и всевозможных одобрений нравственных поступков - слишком долго и слишком усиленно боролось с корыстью и самоволием отдельных личностей и вследствие этого любой мотив ценит в нравственном отношении выше пользы. Таким образом, по-видимому, кажется, будто нравственность возникла не из пользы, тогда как первоначально она не что иное, как общественная польза, которой стоило не мало труда пробиться сквозь пользу отдельных лиц и занять более почетное положение.
41
Наследники нравственных богатств. - В области нравственности имеются также сокровища, передаваемые по наследству: ими владеют кроткие, добродушные, сострадательные и щедрые люди, которые унаследовали от своих предшественников только способ делать добрые поступки, а не разум, первоисточник нравственности. Самую приятную сторону этих наследственных сокровищ составляет то, что ими нужно постоянно делиться, чтобы чувствовать их, и что таким образом они невольно заставляют работать над сокращением границ между нравственно богатыми и бедными, и что всего замечательнее и лучше, - не образовывая при этом какого-нибудь среднего уровня богатства, а стараясь, чтобы все делались все более и даже чрезмерно богатыми. Из этого выясняется господствующий взгляд на наследственные сокровища нравственности; но мне кажется, что его поддерживают более in majorem gloriam нравственности, чем для прославления истины. По крайней мере опыт дает нам примеры, которые если и не служат прямым опровержением, то во всяком случае значительно ограничивают подобное обобщение. Без развитого разума, говорит опыт, без способности тонко чувствовать и без сильной склонности к соблюдению меры наследники нравственных сокровищ становятся их расточителями; в то время как они неразумно следуют своим добрым, благотворительным, примиряющим и успокаивающим стремлениям, окружающий их мир становится все более и более равнодушным, жадным и сентиментальным. Дети этих в высшей степени нравственных расточителей легко делаются - и, к сожалению, в лучших случаях - добрыми, слабыми, ни к чему не годными людьми.
42
Судья и смягчающие обстоятельства. - "Следует быть честным даже по отношению к черту и ему платить свои долги, - сказал один старый солдат, когда ему подробно рассказали историю Фауста. - "Фауст должен идти в ад!" "О, эти ужасные мужчины, - воскликнула его жена, - разве это возможно! Ведь он ничего не делал дурного, и вся его беда в том, что у него в чернильнице не было чернил; писать кровью действительно грех, но неужто же из-за этого такой красивый мужчина должен гореть в аду?"
43
Задача обязанности по отношению к истине. - Обязанность есть побудительное чувство, которое мы называем добрым и считаем неоспоримым (о происхождении, о границах и справедливости этого мнения мы не будем говорить). Но мыслитель считает, что все имеет свое происхождение, а все имеющее происхождение подлежит, по его мнению, критике, и таким образом он является не человеком обязанности - а только мыслителем. Будучи таковым, он должен был бы, следовательно, не признавать и не чувствовать и обязанности познавать и высказывать истину. Он спрашивает: откуда она? чего она хочет? и при этом считает, что он имеет право задавать этот вопрос. Но если он и в самом деле при акте познавания не считает себя обязанным к нему, то не значит ли это, что его мыслительный аппарат испортился? Но в таком случае для исправления его потребуется, кажется, тот материал, который нужно было отыскать при помощи этого же аппарата. Все это можно выразить так: признавая, что существует обязанность познавать истину, - спрашивается, в каком отношении находится тогда истина ко всякому другому роду нравственного долга? Но не бессмыслица ли это гипотетическое чувство обязанности!
44
Ступени нравственности. - Нравственность есть, ближайшим образом, средство предохранить общество от распадения; кроме того, она служит также для удержания этого общества на известной степени высоты и добра. Она достигает этого с помощью страха и надежды, которые тем суровее, могущественнее и грубее, чем сильнее в нем стремление к прежнему обособлению личности.
Здесь допускаются самые ужасные угрожающие средства, пока не действуют более мягкие и кроткие, и оба вышеупомянутые способа вполне достигают своей цели. Следующей ступенью нравственности и, следовательно, средством к достижению известной цели служат повеления божества; еще высшей ступенью повеления абсолютного чувства обязанности, формулируемого словами: "ты должен". Это все еще обтесанные, но широкие ступени нравственной лестницы, потому что люди еще не умеют ступать по более тонким и узким ступеням. Затем следует нравственность расположения, вкуса и, наконец, нравственность рассудка, которая чужда всем перечисленным способам устрашающей морали, но которая ясно выказала свои преимущества, когда человечество в продолжение многих лет не имело никакой другой нравственности.
45
Нравственность сострадания в устах фанатиков. - Все, кто не умеет достаточно сдерживать себя и не знает нравственности как постоянного проявления и в большом, и в малом самоукрощения и господства над своими желаниями, все они невольно делаются приверженцами добрых, сострадательных, благотворительных побуждений, т. е. той инстинктивной нравственности, у которой нет головы, но которая вся кажется состоящей из сердца и щедрых на помощь рук. Да, это вполне в их интересе заподозревать нравственность рассудка и признавать действительной только ту, другую нравственность.
46
Клоаки души. - Душа также должна иметь определенные клоаки, куда она могла бы сливать все свои нечистоты: для этой цели одним служат отдельные личности, обстоятельства, сословия, другим - отечество, третьим - весь мир и, наконец, для наиболее тщеславных (я подразумеваю наших милых современных "пессимистов") - сам Юпитер.
47
Один из родов покоя и созерцательности. - Смотри, чтобы твой покой и твоя созерцательность не были похожи на созерцательность собаки, стоящей перед мясной лавкой; страх не пускает ее идти вперед, а жадность мешает вернуться назад, и она пожирает мясо глазами, как бы ртом.
48
Запрещение без объяснения причин. - Запрещение, оснований которого мы не понимаем или не признаем, есть почти слепое приказание не только для тупоголовых, но и для способных к познаванию; в этом случае приходится самому нарушить запрещение, чтобы таким образом узнать, для чего оно наложено. Нравственные запрещения пригодны лишь в век подчиненности рассудка; теперь все эти запрещения, предписанные без всяких объяснений, оказали бы скорее вредное, чем полезное действие.
49
Характерная черта. - Какой человек может сказать о себе: я часто презираю, но никогда не ненавижу? В каждом человеке я нахожу что-либо достойное уважения, за что я его и уважаю, а так называемые приятные качества людей мало прельщают меня.
50
Сострадание и презрение. - Открытое сострадание воспринимается как признак презрения, потому что человек, которому оказывается сострадание, перестает через это быть предметом страха для лица, выразившего ему сострадание. Если кто-нибудь перестает делать приятное для тщеславия другого человека, то этим нарушается точка равновесия их взаимных отношений; самое приятное из всех человеческих чувств - это возможность вселять страх в душу другого человека. Поэтому возникает вопрос, вследствие каких причин стали так ценить сострадание? Точно так же является загадкой, почему хвалят бескорыстных людей: в первобытные времена их бы презирали или боялись, как замышляющих нечто недоброе.
51
Возможность для человека умаляться. - Нужно стать так же близко к цветам, травам и бабочкам, как ребенок, который немногим выше их. Мы, взрослые, слишком переросли их и должны поэтому опускаться до них. Мне кажется, что цветы ненавидят нас, когда мы высказываем им свою любовь. Кто хочет быть участником всего хорошего, должен уметь подчас становиться маленьким.
52
Из чего состоит совесть. - Содержание нашей совести составляет все, что во времена нашего детства постоянно, без всякого объяснения причин, требовали от нас люди, внушавшие нам страх или уважение. Совестью пробуждается в нас то чувство долга (это можно делать, а того нельзя), которое не спрашивает: почему я должен это делать. Во всех случаях, когда, совершая что-нибудь, задаются вопросы: "почему" и "для чего", человек поступает без участия совести; хотя это не значит, что он действует вопреки ей. Вера в авторитеты есть источник совести; следовательно, она является не голосом высшей справедливости в душе человека, а отголоском мнений одних людей в другом человеке.
53
Победа над страстями. - Человек, одержавший победу над своими страстями, вступает в обладание плодоноснейшей почвой, подобно колонисту, сделавшемуся властелином над лесами и болотами. Следующей необходимой задачей для него является посев семян добрых духовных дел на покоренной почве страстей. Сама победа над страстями служит только средством, а не целью; если же она рассматривается иначе, то вскоре на расчищенной, жирной почве всходят сорная трава и всякая чертовщина, разрастающиеся еще гуще и сильнее, чем прежде.
54
Судьба - как цель служения. - Все так называемые практические люди несут свое служение по приказанию судьбы; только она делает их практичными, все равно, служат ли они себе или другим. У Робинзона был слуга получше Пятницы: таким слугою был он сам.
55
Опасность слова для духовной свободы. - Каждое произнесенное слово влияет на свободное мнение другого.
56
Дух и скука. - Изречение: "Мадьяр слишком ленив, чтобы скучать", заставляет призадуматься. Только наиболее развитые и деятельные животные способны скучать.
57
В обращении с животными. - Происхождение нравственности можно проследить и в нашем обращении с животными. Везде, где польза или вред не принимаются нами во внимание, мы не испытываем ни малейшего чувства ответственности; например, мы убиваем и калечим насекомых или оставляем им жизнь, большею частью ничего об этом не думая. Мы так грубы, что даже наша заботливость о цветах и маленьких животных часто бывает для них смертельна: мы же, имея в виду наше удовольствие, и не думаем считаться с этим. Сегодня, например, самый жаркий день в году, великий праздник для маленьких насекомых; они жужжат и копошатся вокруг нас, а мы без всякого намерения, просто не обращая на них никакого внимания, давим здесь червяка, а там крылатого жучка. Если же звери приносят нам вред, то мы всевозможными способами стремимся истребить их, и средства для этого часто бывают даже слишком жестоки, хотя мы этого собственно не желаем: это - жестокость бессознательная. А если они приносят нам пользу, мы делаем их своей добычей, пока более дальновидная предусмотрительность не научит нас, что животные щедро вознаграждают за лучшее обхождение с ними, а именно за уход и разведение. Тогда только появляется ответственность. Жестокое обращение с домашними животными воспрещается; человек возмущается, видя, как мучат корову, и это соответственно той примитивной общественной нравственности, которая видит опасность для общей пользы в отступлении от общего правила. Как каждый член общества при виде чьего-нибудь проступка боится косвенного вреда и для самого себя, так и здесь, мы боимся за доброкачественность мяса, за успехи земледелия, за средства передвижения, когда видим дурное обращение с домашними животными. Кроме того, человек жестоко обращающийся с животными, возбуждает подозрение, что он в состоянии так же жестоко относиться к людям слабым, неравным по положению или неспособным к мести. Такой человек считается неблагородным, лишенным утонченной гордости. Из всего этого возникает целый цикл нравственных суждений и восприятий, больше всего порождаемых суеверием. Некоторые звери своими взглядами, звуками, осанкой заставили человека обращать на себя особое внимание, и многие религии, смотря по обстоятельствам, учат, что в животных вселяются души людей и божеств; поэтому последователи этих религий при обращении вообще со всеми животными проявляют более благородную предусмотрительность, а иногда даже и почтительный страх. Даже по исчезновении этого суеверия пробужденные им чувства продолжают действовать, зреть и приносить плоды.
58
Новые актеры. - Самая обычная вещь среди людей - это смерть; второй является рождение, потому что из умирающих не все родится; затем следует брак. Но эти три маленькие трагикомедии при каждом из своих бесчисленных представлений всегда исполняются новыми актерами и поэтому не перестают иметь внимательных зрителей, тогда как можно было бы ожидать, что вся публика земного театра давно уже с тоски перевешается на деревьях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15