Нет, утром-то шум начнется, жалобщики побегут… А у тебя — веские аргументы. Пока опровергнут…
— И это ты мне даешь такой совет?
— Именно я. Потому что и мне эта гнида — правильно обозвал его покойник, жалко парня! — очень не нравится. Но я властью не облечен, могу только советы давать. А вот принимать их или нет, это уже твое, брат, дело. Смотри сам, но я на твоем месте все-таки припугнул бы Генерала.
— А кто генерал, он, что ли?
— Нет, это кличку ему такую дали уголовники. Он же с некоторых пор с самим Журой дружбу водит.
— Это ты Журавлева имеешь в виду? — удивился Зотов. — Местного «смотрящего»?
— Его, болезного. Генерал у него, по моим данным, в личных адвокатах числится. Тоже имей в виду на будущее, мало ли…
— Ничего себе… — пробормотал Зотов и почувствовал какой-то неприятный холодок, пробежавший по спине — под форменной рубашкой и кителем.
4
Дик рычал на незваных гостей, и из открытой его пасти свисала слюна.
Васильчиков, напротив, был совершенно спокоен, даже равнодушен ко всему происходящему. Впустив Зотова и Плата в прихожую своей обширной квартиры, еще пахнущей свежим евроремонтом, он посмотрел на собаку и тихим голосом приказал:
— Свои, Дик, лежать.
Пес послушно закрыл пасть и улегся на своем коврике в углу прихожей.
— Видите, какая спокойная и смирная собачка? — уже с любопытством посмотрев на пришедших, сказал Васильчиков. — А про нее рассказывают какие-то страшные сказки. Все — враки! Это нашего брата, состоявшегося гражданина свободного общества, обыватель не любит.
— Да брось, Роберт Олегович, это как раз свободное общество от вас, новых господ, стонет, не путай. Ну пойдем. Присядем, а ты расскажи-ка нам о том, что произошло, и постарайся убедить в своей невиновности.
— Да ты что, Артем Захарович, никак обвинять меня явился? — делано удивился Васильчиков.
— А ты хотел, чтоб тебя похвалили? Это у тебя какой труп-то на счету? Четвертый?
— Так, я категорически протестую против такой постановки вопроса! Если вам угодно снять с меня показания, извольте официально вызвать повесткой, а я еще решу у себя, в Законодательном собрании, стоит ли мне отвечать на ваши вопросы.
— Эва! — совсем уже взял на себя инициативу такого неожиданного разговора Плат. — Да ты уж не спятил ли, Роберт Олегович? Разве у тебя есть уже свое собрание?
— Я оговорился…
— Плохая оговорка, она не понравится твоим коллегам, я в этом просто уверен. Не забывай, что ты совершил убийство. При каких обстоятельствах, это нам предстоит разобраться. Даже если в порядке самообороны, это все равно убийство. Но только пока у нас со следователем, — Плат кивнул на Зотова, — твоя «самооборона» в кавычках, никак, Роберт Олегович, не получается. Не проходит. Это ты еще ему, молодому, можешь впаривать, а я-то тебя хорошо знаю. Так что валяй, доказывай, как это ты умеешь. Все факты пока говорят против тебя. У тебя свидетелей нет, а со стороны убитого тобой — весь дом. И, заметь, не просто люди, а общественность! — Плат поднял со значением указательный палец. — Они — твои избиратели, между прочим. Поэтому не теряй времени, поздновато уже для долгих препираний.
— Ты прав, Артем Захарович, действительно поздно. И я мог бы выставить вас вон из квартиры, но этого не сделаю. Извольте, проходите в комнаты, присаживайтесь и задавайте ваши вопросы. Как вас кличут, молодой человек? — Он посмотрел на Зотова. — Извините, я не расслышал.
— Фамилия моя — Зотов, — мрачно глядя на Васильчикова, сказал Михаил Юрьевич. — Можете так и обращаться — господин, товарищ, как вам угодно. А кличек я, в отличие от вас, не имею.
Уже собиравшийся саркастически ухмыльнуться, Васильчиков немного смешался, но, как бы для себя самого, заметил:
— Хм, остряки…
И когда все расселись вокруг стола в большой комнате, увешанной коллекционными ружьями и картинами с охотничьими сюжетами — видно, все это было главной страстью хозяина, — Васильчиков заговорил:
— Я хочу изложить вам, господа, — он снова хмыкнул, — свою, и единственно верную, версию происшедшего сегодня события. А дальше вы можете поступать по своему усмотрению. Но предупреждаю заранее, что я никаких инсинуаций с вашей стороны не потерплю и буду немедленно жаловаться как вашему непосредственному начальству, так и повыше. Ты, Артем Захарович, знаешь мои возможности.
— Не пугай, рассказывай лучше, — посоветовал Плат.
— А я и не пугаю. Всего лишь предупреждаю. И тебе, Артем Захарович, это известно лучше, чем кому-либо другому, вот так-то, товарищ капитан, — с сарказмом добавил он.
Плат не отреагировал. Но Зотов мог бы поклясться, что увидел, как на миг потемнели его голубые глаза.
А Васильчиков между тем стал излагать собственную версию случившегося.
По его рассказу выходило, что он вышел, чтобы прогулять милого песика Дика, когда ему совершенно неожиданно стали угрожать сидевшие давно, видно, уже в скверике трое пьяных молодых людей с огромной собакой на ремне.
— Ружье с собой зачем взяли? — спросил Зотов.
— Так вот же от таких, как они, и защищаться, — улыбнулся Васильчиков, искренне надеясь на понимание. — Мне постоянно сыплются угрозы со стороны всяких бандитов.
— А вот это, Роберт Олегович, я уверен, не понравится Журе.
— Я протестую, — спокойно ответил Роберт. — Прошу записать в протокол, господин следователь, что оперуполномоченный Плат позволяет себе оскорблять во время допроса свидетеля.
— Вы — не свидетель, вы — ответчик, — хладнокровно поправил адвоката Зотов. — Давайте дальше.
— А что дальше? Дальше все понятно. — Васильчиков развел руки в стороны, мол, рад бы вам помочь, да… — Они набросились на меня…
— Кто — они? Прошу назвать конкретно, — перебил Зотов.
Васильчиков внимательно посмотрел на него и ответил:
— Ну не они, а он, хотя в полной темноте я не успел разглядеть злостного хулигана.
— Темно не было, вы говорите неправду. Даже когда мы приехали к уже остывшему трупу, было еще достаточно светло. Итак, на вас напали, я верно понял?
— Верно.
— А вы оказали сопротивление.
— Так точно, — улыбнулся Васильчиков.
— Кому конкретно вы оказывали сопротивление?
— Ну, во-первых, огромной собаке, которая бросилась на меня…
— Это неправда. Именно ваша собака кинулась на сидящего на привязи колли. Это подтвердили все до единого свидетеля. И именно вашего Дика не могли оттащить от колли Кураева, пока вы не дали команду отпустить его. Таким образом, получается, что это вы натравили своего пса на чужую собаку, которая к вам даже не приближалась. Кроме того, это вы приказали, чтобы посетители скверика убрались оттуда к чертовой матери. Не так ли?
— Ну как вам сказать? — Адвокат, конечно, не был в замешательстве, он искал наиболее точный ответ, который согласовывался бы именно с его версией события. — Вполне возможно, что мы даже крикнули одновременно и таким образом не смогли расслышать друг друга. А потом ведь все развивалось так быстро, почти мгновенно, что тут и собаки еще эти, и верзила, который движется на тебя с матерной бранью…
— По показаниям свидетелей, Кураев не матерился, а просто назвал вас гнидой, — тонко улыбнулся теперь и Зотов. — Но если вы слово «гнида» расценили как матерную брань, тогда мы так это и запишем.
— Да, — нахмурив брови, ответил Васильчиков, — что-то такое, я точно не расслышал.
— Однако выстрелили?
— А что же мне оставалось делать при виде определенной для себя угрозы?! — с иезуитской улыбочкой поинтересовался Васильчиков. — А как бы вы поступили на моем месте, господин, э-э… следователь? Вы бы, наверное, подождали, пока преступник размозжит вам голову? Или применили бы один из контрприемов, коим вас научили на юрфаке?
— Вопрос не имеет отношения к делу. Что вы сделали, выстрелив и убив человека?
— Ну, начнем с того, что я не хотел никого убивать. Разве что припугнуть. Да потом и расстояние между нами…
— Расстояние между вами, мы проверили, было не более семи метров. То есть вы стреляли фактически в упор. Картечью.
— Да? Ну вам, разумеется, виднее. А я хотел просто напугать. Но он упал. Может, поскользнулся, не знаю. Тогда я отозвал Дика, и мы ушли с ним домой.
— И вы ничего не знали об убийстве?
— Естественно. Я только сейчас от вас узнал, что патрон в стволе был заряжен картечью. Можете мне поверить.
— Увы, это все неправда. — С озабоченным видом Зотов покачал головой и взглянул на Плата, с усмешкой рассматривавшего картины на стенах.
— Ага, — сказал Артем Захарович, — врешь ты, Роберт Олегович. А кто тут же кинулся звонить Полтавину?
Вот тут и смешался Васильчиков. Не думал он, что генерал так запросто продаст его.
— Ах да, кажется, и впрямь звонил… Ну как же! Только, по-моему, это не я, а он меня зачем-то разыскивал. И мы беседовали, да, подтверждаю. Тема? Это уже другой разговор, вас она не касается, это наше дело. А чтобы мы про убийство разговаривали? Ах, ну конечно, я же сказал, что на меня напали и я выстрелил, чтобы заставить их отступить. Что было, то было…
— Видимо, поэтому я и получил указание срочно выехать на труп и посмотреть, кого на этот раз уложил Васильчиков, — небрежно сказал Плат. — Я, как вы видите, добросовестно выполнил указание начальства. И что же я вижу? Уму непостижимо. Сплошное вранье. Можете так и записать в протокол мое личное мнение, господин следователь.
— Я понимаю, — почти официальным тоном заявил Васильчиков, — что мои враги стараются изо всех сил обвинить меня во всевозможных грехах. Вижу и то, что вы прибыли на место случайного происшествия с явным обвинительным уклоном в мой адрес. Да вы и сами не скрываете своей неприязни ко мне. Что ж, это тема для очередной беседы и с вашим руководством, и на ближайших заседаниях Законодательного собрания. Уж поверьте, я постараюсь сделать так, чтобы подробности нашего разговора стали известны широкой общественности. Вы закончили? Тогда прошу оставить меня в покое.
Зотов разозлился, но постарался взять себя в руки и в ответ на наглую отповедь скучным, «канцелярским» голосом сказал то, что давно вертелось у него на языке.
— Вы так ничего и не поняли, господин Васильчиков. Вы совершили убийство. Но ничего путного в свое оправдание привести не смогли. Никаких фактов. По этой причине я принимаю решение временно задержать вас как человека, оказывающего открытое противодействие следствию. Соберите самое необходимое, впрочем, вы знаете, что вам понадобится в камере предварительного заключения.
— Это черт знает что! — вспыхнул этот полный и лысый человек, дотоле излучавший равнодушное и сытое спокойствие, а теперь вдруг превратившийся в злобного кабана, только без клыков. — Я немедленно звоню губернатору!
— Я вам обещаю, — настойчиво продолжил Зотов, — что, пока я вам не дам на то разрешения, вы никого не будете беспокоить. Не усугубляйте своего и без того трудного положения.
— Да, Роберт Олегович, я тебе тоже советую придержать язычок, а то ненароком дружков своих выдашь. А они тебе этого не простят, можешь мне поверить. Собирайся, сейчас за тобой приедут.
И Васильчиков, услышав негромкий насмешливый голос Плата, неожиданно стих и как-то странно успокоился.
— И еще ружье, из которого был сделан выстрел, подайте сюда, пожалуйста. И патроны к нему, для установления идентичности. Не мне вас учить, вы — человек опытный, — сказал Зотов.
И тут он увидел метнувшийся на него действительно зверский, злобный взгляд, от которого в иной ситуации наверняка почувствовал бы себя неуютно.
— А еще, Роберт Олегович, — добавил Плат, — посоветуй своей супруге… Она где сейчас?
— На даче, — мрачно ответил Роберт.
— Вот и оставь ей записку о том, что ты временно меняешь место жительства. Да, так вот, напиши, чтобы она Дика не спускала во время прогулок с поводка. Кстати, если ты сейчас надеешься на его помощь, — тут Плат вообще широко и приветливо улыбнулся, — то делаешь это зря. Мы воспримем твои команды ему как оказание сопротивления при задержании и… — Плат достал из кармана пистолет Макарова и передернул затвор, поставив затем пистолет на предохранитель, и сунул его за пояс под пиджаком. — Это все же не человек, а собака, но я, можешь быть уверен, как и ты, тоже не промахиваюсь. Одевайся.
А сам подумал, что это сегодня, скорее всего, генерал Полтавин промахнулся, лично отрядив его, Плата, сюда, на место преступления. Или, возможно, у генерала были какие-то свои планы на этот счет, не мог же он не знать, как относится старший оперуполномоченный Плат к человеку по фамилии Васильчиков. Или же?.. А кто их всех знает!
5
Утром в руководящих городских кругах действительно разразился обещанный адвокатом Васильчиковым скандал.
Узнавшая каким-то образом о происшествии с мужем, жена его, Зинаида, не дозвонившись мужу с дачи, ринулась искать супругу губернатора. Наталья Алексеевна оказалась сама не в курсе событий и насела на собственного мужа. У того, конечно, не было иных забот, как выяснять, что могло произойти с Робертом — старым приятелем и собутыльником. И потому он, недолго думая, перезвонил Полтавину и спросил, что это за слухи о каком-то убийстве, в котором якобы замешан Роберт? Генерал рассказал, что уже знал с прошедшего вечера, но добавил, что послал туда, на место, опытного оперативника, который быстро установит истину и найдет виновного. Кроме того, на Парковой работала дежурная бригада ГУВД.
Эти сведения по той же цепочке вернулись к Зинаиде Алексеевне, супруге Васильчикова, и перепуганная женщина, зная непредсказуемый характер своего мужа, схватилась за голову. Ей уже были известны те три эпизода, которые легли черным пятном на биографию вспыльчивого супруга.
Особенно ее волновал третий случай, совершенно необъяснимый с точки зрения нормальной человеческой логики.
На даче у них, доставшейся Васильчикову еще от покойных родителей супруги, росло несколько старых яблонь. По идее, их давно уже следовало заменить молодыми. Плодов они уже почти не давали, разве что в тени от их листвы стоял плетеный дачный стол с креслами, где любил отдыхать после «трудов праведных» сам господин адвокат.
И надо же было такому случиться, что именно в тот день, когда Роберт Олегович сделал очередное дорогое для себя приобретение — купил в магазине «Охотник» специально выписанный для него из-за границы бельгийский карабин и привез его на дачу, случилось непредвиденное. Васильчиков уже закрепил на стене старого сарая лист с мишенью, чтобы пристрелять новый ствол из своей коллекции, когда увидел, что по стволу крайней, у высокого забора, яблони карабкается соседский мальчишка. Этот Родька был известным озорником и прежде частенько наведывался в сад Васильчиковых, благо что забор был невысоким. Роберт Олегович ругался с соседом Кушевым, тот все обещал выдрать непослушного сына, но, видно, отцовская наука не помогала. И на черта далась мальчишке эта старая яблоня, на которой и плодов-то раз-два и обчелся? Но самое ужасное было в том, что Зинаида Алексеевна наблюдала все происшедшее дальше своими глазами — она стояла возле кухонного окна, выходящего на веранду, и видела, как муж, отошедший от стенки сарая на полсотни шагов, поднял свое ружье, прицелился, а затем, вдруг резко развернувшись всем корпусом, выстрелил в сторону яблони. Все дальнейшее было для Зинаиды Алексеевны словно окутано густым и каким-то жутко кровавым туманом. У нее даже нервный срыв случился…
Долго тогда пришлось Роберту Олеговичу доказывать следователям, что мальчик был убит им совершенно случайно. Он даже, помнила Зинаида Алексеевна, мишень свою проклятую так перевесил заново, чтоб она оказалась вроде как на одной линии с той яблоней. И велел супруге молчать, при этом выглядел так страшно — одновременно растерянно и злобно, — что она, видевшая, как все произошло, сочла за благо для себя дать следователю те показания, которые в буквальном смысле продиктовал ей муж.
В день похорон мальчика Васильчиковы в дачном поселке не появились, и правильно сделали, потому что последствия могли быть непредсказуемыми. Но когда после уже зашла речь о компенсации, вот тут Роберт Олегович торговаться не стал и, наверное, по совету своего дружка-губернатора назвал сумму, которая отчасти сгладила его вину — сто тысяч долларов. Для провинциального адвоката это деньги просто огромные, а что уж говорить об обывателях, которые о подобных суммах слышали разве что по телевизору. Короче, он откупился в тот раз. И это даже не повлияло на его дальнейшее избрание председателем областной адвокатской палаты. А преступление списали на несчастный случай.
Но Зинаида Алексеевна-то своими глазами видела!.. И вот снова…
Она уже не верила ни в какие «случайности». И когда Наталья Рыжакова объяснила ей со слов мужа, что снова произошла ошибка, но такая, что Роберту Олеговичу придется еще крепко доказывать в суде об отсутствии преступных умыслов, она поняла, что дело, видимо, так просто, как раньше, не закончится.
1 2 3 4 5 6
— И это ты мне даешь такой совет?
— Именно я. Потому что и мне эта гнида — правильно обозвал его покойник, жалко парня! — очень не нравится. Но я властью не облечен, могу только советы давать. А вот принимать их или нет, это уже твое, брат, дело. Смотри сам, но я на твоем месте все-таки припугнул бы Генерала.
— А кто генерал, он, что ли?
— Нет, это кличку ему такую дали уголовники. Он же с некоторых пор с самим Журой дружбу водит.
— Это ты Журавлева имеешь в виду? — удивился Зотов. — Местного «смотрящего»?
— Его, болезного. Генерал у него, по моим данным, в личных адвокатах числится. Тоже имей в виду на будущее, мало ли…
— Ничего себе… — пробормотал Зотов и почувствовал какой-то неприятный холодок, пробежавший по спине — под форменной рубашкой и кителем.
4
Дик рычал на незваных гостей, и из открытой его пасти свисала слюна.
Васильчиков, напротив, был совершенно спокоен, даже равнодушен ко всему происходящему. Впустив Зотова и Плата в прихожую своей обширной квартиры, еще пахнущей свежим евроремонтом, он посмотрел на собаку и тихим голосом приказал:
— Свои, Дик, лежать.
Пес послушно закрыл пасть и улегся на своем коврике в углу прихожей.
— Видите, какая спокойная и смирная собачка? — уже с любопытством посмотрев на пришедших, сказал Васильчиков. — А про нее рассказывают какие-то страшные сказки. Все — враки! Это нашего брата, состоявшегося гражданина свободного общества, обыватель не любит.
— Да брось, Роберт Олегович, это как раз свободное общество от вас, новых господ, стонет, не путай. Ну пойдем. Присядем, а ты расскажи-ка нам о том, что произошло, и постарайся убедить в своей невиновности.
— Да ты что, Артем Захарович, никак обвинять меня явился? — делано удивился Васильчиков.
— А ты хотел, чтоб тебя похвалили? Это у тебя какой труп-то на счету? Четвертый?
— Так, я категорически протестую против такой постановки вопроса! Если вам угодно снять с меня показания, извольте официально вызвать повесткой, а я еще решу у себя, в Законодательном собрании, стоит ли мне отвечать на ваши вопросы.
— Эва! — совсем уже взял на себя инициативу такого неожиданного разговора Плат. — Да ты уж не спятил ли, Роберт Олегович? Разве у тебя есть уже свое собрание?
— Я оговорился…
— Плохая оговорка, она не понравится твоим коллегам, я в этом просто уверен. Не забывай, что ты совершил убийство. При каких обстоятельствах, это нам предстоит разобраться. Даже если в порядке самообороны, это все равно убийство. Но только пока у нас со следователем, — Плат кивнул на Зотова, — твоя «самооборона» в кавычках, никак, Роберт Олегович, не получается. Не проходит. Это ты еще ему, молодому, можешь впаривать, а я-то тебя хорошо знаю. Так что валяй, доказывай, как это ты умеешь. Все факты пока говорят против тебя. У тебя свидетелей нет, а со стороны убитого тобой — весь дом. И, заметь, не просто люди, а общественность! — Плат поднял со значением указательный палец. — Они — твои избиратели, между прочим. Поэтому не теряй времени, поздновато уже для долгих препираний.
— Ты прав, Артем Захарович, действительно поздно. И я мог бы выставить вас вон из квартиры, но этого не сделаю. Извольте, проходите в комнаты, присаживайтесь и задавайте ваши вопросы. Как вас кличут, молодой человек? — Он посмотрел на Зотова. — Извините, я не расслышал.
— Фамилия моя — Зотов, — мрачно глядя на Васильчикова, сказал Михаил Юрьевич. — Можете так и обращаться — господин, товарищ, как вам угодно. А кличек я, в отличие от вас, не имею.
Уже собиравшийся саркастически ухмыльнуться, Васильчиков немного смешался, но, как бы для себя самого, заметил:
— Хм, остряки…
И когда все расселись вокруг стола в большой комнате, увешанной коллекционными ружьями и картинами с охотничьими сюжетами — видно, все это было главной страстью хозяина, — Васильчиков заговорил:
— Я хочу изложить вам, господа, — он снова хмыкнул, — свою, и единственно верную, версию происшедшего сегодня события. А дальше вы можете поступать по своему усмотрению. Но предупреждаю заранее, что я никаких инсинуаций с вашей стороны не потерплю и буду немедленно жаловаться как вашему непосредственному начальству, так и повыше. Ты, Артем Захарович, знаешь мои возможности.
— Не пугай, рассказывай лучше, — посоветовал Плат.
— А я и не пугаю. Всего лишь предупреждаю. И тебе, Артем Захарович, это известно лучше, чем кому-либо другому, вот так-то, товарищ капитан, — с сарказмом добавил он.
Плат не отреагировал. Но Зотов мог бы поклясться, что увидел, как на миг потемнели его голубые глаза.
А Васильчиков между тем стал излагать собственную версию случившегося.
По его рассказу выходило, что он вышел, чтобы прогулять милого песика Дика, когда ему совершенно неожиданно стали угрожать сидевшие давно, видно, уже в скверике трое пьяных молодых людей с огромной собакой на ремне.
— Ружье с собой зачем взяли? — спросил Зотов.
— Так вот же от таких, как они, и защищаться, — улыбнулся Васильчиков, искренне надеясь на понимание. — Мне постоянно сыплются угрозы со стороны всяких бандитов.
— А вот это, Роберт Олегович, я уверен, не понравится Журе.
— Я протестую, — спокойно ответил Роберт. — Прошу записать в протокол, господин следователь, что оперуполномоченный Плат позволяет себе оскорблять во время допроса свидетеля.
— Вы — не свидетель, вы — ответчик, — хладнокровно поправил адвоката Зотов. — Давайте дальше.
— А что дальше? Дальше все понятно. — Васильчиков развел руки в стороны, мол, рад бы вам помочь, да… — Они набросились на меня…
— Кто — они? Прошу назвать конкретно, — перебил Зотов.
Васильчиков внимательно посмотрел на него и ответил:
— Ну не они, а он, хотя в полной темноте я не успел разглядеть злостного хулигана.
— Темно не было, вы говорите неправду. Даже когда мы приехали к уже остывшему трупу, было еще достаточно светло. Итак, на вас напали, я верно понял?
— Верно.
— А вы оказали сопротивление.
— Так точно, — улыбнулся Васильчиков.
— Кому конкретно вы оказывали сопротивление?
— Ну, во-первых, огромной собаке, которая бросилась на меня…
— Это неправда. Именно ваша собака кинулась на сидящего на привязи колли. Это подтвердили все до единого свидетеля. И именно вашего Дика не могли оттащить от колли Кураева, пока вы не дали команду отпустить его. Таким образом, получается, что это вы натравили своего пса на чужую собаку, которая к вам даже не приближалась. Кроме того, это вы приказали, чтобы посетители скверика убрались оттуда к чертовой матери. Не так ли?
— Ну как вам сказать? — Адвокат, конечно, не был в замешательстве, он искал наиболее точный ответ, который согласовывался бы именно с его версией события. — Вполне возможно, что мы даже крикнули одновременно и таким образом не смогли расслышать друг друга. А потом ведь все развивалось так быстро, почти мгновенно, что тут и собаки еще эти, и верзила, который движется на тебя с матерной бранью…
— По показаниям свидетелей, Кураев не матерился, а просто назвал вас гнидой, — тонко улыбнулся теперь и Зотов. — Но если вы слово «гнида» расценили как матерную брань, тогда мы так это и запишем.
— Да, — нахмурив брови, ответил Васильчиков, — что-то такое, я точно не расслышал.
— Однако выстрелили?
— А что же мне оставалось делать при виде определенной для себя угрозы?! — с иезуитской улыбочкой поинтересовался Васильчиков. — А как бы вы поступили на моем месте, господин, э-э… следователь? Вы бы, наверное, подождали, пока преступник размозжит вам голову? Или применили бы один из контрприемов, коим вас научили на юрфаке?
— Вопрос не имеет отношения к делу. Что вы сделали, выстрелив и убив человека?
— Ну, начнем с того, что я не хотел никого убивать. Разве что припугнуть. Да потом и расстояние между нами…
— Расстояние между вами, мы проверили, было не более семи метров. То есть вы стреляли фактически в упор. Картечью.
— Да? Ну вам, разумеется, виднее. А я хотел просто напугать. Но он упал. Может, поскользнулся, не знаю. Тогда я отозвал Дика, и мы ушли с ним домой.
— И вы ничего не знали об убийстве?
— Естественно. Я только сейчас от вас узнал, что патрон в стволе был заряжен картечью. Можете мне поверить.
— Увы, это все неправда. — С озабоченным видом Зотов покачал головой и взглянул на Плата, с усмешкой рассматривавшего картины на стенах.
— Ага, — сказал Артем Захарович, — врешь ты, Роберт Олегович. А кто тут же кинулся звонить Полтавину?
Вот тут и смешался Васильчиков. Не думал он, что генерал так запросто продаст его.
— Ах да, кажется, и впрямь звонил… Ну как же! Только, по-моему, это не я, а он меня зачем-то разыскивал. И мы беседовали, да, подтверждаю. Тема? Это уже другой разговор, вас она не касается, это наше дело. А чтобы мы про убийство разговаривали? Ах, ну конечно, я же сказал, что на меня напали и я выстрелил, чтобы заставить их отступить. Что было, то было…
— Видимо, поэтому я и получил указание срочно выехать на труп и посмотреть, кого на этот раз уложил Васильчиков, — небрежно сказал Плат. — Я, как вы видите, добросовестно выполнил указание начальства. И что же я вижу? Уму непостижимо. Сплошное вранье. Можете так и записать в протокол мое личное мнение, господин следователь.
— Я понимаю, — почти официальным тоном заявил Васильчиков, — что мои враги стараются изо всех сил обвинить меня во всевозможных грехах. Вижу и то, что вы прибыли на место случайного происшествия с явным обвинительным уклоном в мой адрес. Да вы и сами не скрываете своей неприязни ко мне. Что ж, это тема для очередной беседы и с вашим руководством, и на ближайших заседаниях Законодательного собрания. Уж поверьте, я постараюсь сделать так, чтобы подробности нашего разговора стали известны широкой общественности. Вы закончили? Тогда прошу оставить меня в покое.
Зотов разозлился, но постарался взять себя в руки и в ответ на наглую отповедь скучным, «канцелярским» голосом сказал то, что давно вертелось у него на языке.
— Вы так ничего и не поняли, господин Васильчиков. Вы совершили убийство. Но ничего путного в свое оправдание привести не смогли. Никаких фактов. По этой причине я принимаю решение временно задержать вас как человека, оказывающего открытое противодействие следствию. Соберите самое необходимое, впрочем, вы знаете, что вам понадобится в камере предварительного заключения.
— Это черт знает что! — вспыхнул этот полный и лысый человек, дотоле излучавший равнодушное и сытое спокойствие, а теперь вдруг превратившийся в злобного кабана, только без клыков. — Я немедленно звоню губернатору!
— Я вам обещаю, — настойчиво продолжил Зотов, — что, пока я вам не дам на то разрешения, вы никого не будете беспокоить. Не усугубляйте своего и без того трудного положения.
— Да, Роберт Олегович, я тебе тоже советую придержать язычок, а то ненароком дружков своих выдашь. А они тебе этого не простят, можешь мне поверить. Собирайся, сейчас за тобой приедут.
И Васильчиков, услышав негромкий насмешливый голос Плата, неожиданно стих и как-то странно успокоился.
— И еще ружье, из которого был сделан выстрел, подайте сюда, пожалуйста. И патроны к нему, для установления идентичности. Не мне вас учить, вы — человек опытный, — сказал Зотов.
И тут он увидел метнувшийся на него действительно зверский, злобный взгляд, от которого в иной ситуации наверняка почувствовал бы себя неуютно.
— А еще, Роберт Олегович, — добавил Плат, — посоветуй своей супруге… Она где сейчас?
— На даче, — мрачно ответил Роберт.
— Вот и оставь ей записку о том, что ты временно меняешь место жительства. Да, так вот, напиши, чтобы она Дика не спускала во время прогулок с поводка. Кстати, если ты сейчас надеешься на его помощь, — тут Плат вообще широко и приветливо улыбнулся, — то делаешь это зря. Мы воспримем твои команды ему как оказание сопротивления при задержании и… — Плат достал из кармана пистолет Макарова и передернул затвор, поставив затем пистолет на предохранитель, и сунул его за пояс под пиджаком. — Это все же не человек, а собака, но я, можешь быть уверен, как и ты, тоже не промахиваюсь. Одевайся.
А сам подумал, что это сегодня, скорее всего, генерал Полтавин промахнулся, лично отрядив его, Плата, сюда, на место преступления. Или, возможно, у генерала были какие-то свои планы на этот счет, не мог же он не знать, как относится старший оперуполномоченный Плат к человеку по фамилии Васильчиков. Или же?.. А кто их всех знает!
5
Утром в руководящих городских кругах действительно разразился обещанный адвокатом Васильчиковым скандал.
Узнавшая каким-то образом о происшествии с мужем, жена его, Зинаида, не дозвонившись мужу с дачи, ринулась искать супругу губернатора. Наталья Алексеевна оказалась сама не в курсе событий и насела на собственного мужа. У того, конечно, не было иных забот, как выяснять, что могло произойти с Робертом — старым приятелем и собутыльником. И потому он, недолго думая, перезвонил Полтавину и спросил, что это за слухи о каком-то убийстве, в котором якобы замешан Роберт? Генерал рассказал, что уже знал с прошедшего вечера, но добавил, что послал туда, на место, опытного оперативника, который быстро установит истину и найдет виновного. Кроме того, на Парковой работала дежурная бригада ГУВД.
Эти сведения по той же цепочке вернулись к Зинаиде Алексеевне, супруге Васильчикова, и перепуганная женщина, зная непредсказуемый характер своего мужа, схватилась за голову. Ей уже были известны те три эпизода, которые легли черным пятном на биографию вспыльчивого супруга.
Особенно ее волновал третий случай, совершенно необъяснимый с точки зрения нормальной человеческой логики.
На даче у них, доставшейся Васильчикову еще от покойных родителей супруги, росло несколько старых яблонь. По идее, их давно уже следовало заменить молодыми. Плодов они уже почти не давали, разве что в тени от их листвы стоял плетеный дачный стол с креслами, где любил отдыхать после «трудов праведных» сам господин адвокат.
И надо же было такому случиться, что именно в тот день, когда Роберт Олегович сделал очередное дорогое для себя приобретение — купил в магазине «Охотник» специально выписанный для него из-за границы бельгийский карабин и привез его на дачу, случилось непредвиденное. Васильчиков уже закрепил на стене старого сарая лист с мишенью, чтобы пристрелять новый ствол из своей коллекции, когда увидел, что по стволу крайней, у высокого забора, яблони карабкается соседский мальчишка. Этот Родька был известным озорником и прежде частенько наведывался в сад Васильчиковых, благо что забор был невысоким. Роберт Олегович ругался с соседом Кушевым, тот все обещал выдрать непослушного сына, но, видно, отцовская наука не помогала. И на черта далась мальчишке эта старая яблоня, на которой и плодов-то раз-два и обчелся? Но самое ужасное было в том, что Зинаида Алексеевна наблюдала все происшедшее дальше своими глазами — она стояла возле кухонного окна, выходящего на веранду, и видела, как муж, отошедший от стенки сарая на полсотни шагов, поднял свое ружье, прицелился, а затем, вдруг резко развернувшись всем корпусом, выстрелил в сторону яблони. Все дальнейшее было для Зинаиды Алексеевны словно окутано густым и каким-то жутко кровавым туманом. У нее даже нервный срыв случился…
Долго тогда пришлось Роберту Олеговичу доказывать следователям, что мальчик был убит им совершенно случайно. Он даже, помнила Зинаида Алексеевна, мишень свою проклятую так перевесил заново, чтоб она оказалась вроде как на одной линии с той яблоней. И велел супруге молчать, при этом выглядел так страшно — одновременно растерянно и злобно, — что она, видевшая, как все произошло, сочла за благо для себя дать следователю те показания, которые в буквальном смысле продиктовал ей муж.
В день похорон мальчика Васильчиковы в дачном поселке не появились, и правильно сделали, потому что последствия могли быть непредсказуемыми. Но когда после уже зашла речь о компенсации, вот тут Роберт Олегович торговаться не стал и, наверное, по совету своего дружка-губернатора назвал сумму, которая отчасти сгладила его вину — сто тысяч долларов. Для провинциального адвоката это деньги просто огромные, а что уж говорить об обывателях, которые о подобных суммах слышали разве что по телевизору. Короче, он откупился в тот раз. И это даже не повлияло на его дальнейшее избрание председателем областной адвокатской палаты. А преступление списали на несчастный случай.
Но Зинаида Алексеевна-то своими глазами видела!.. И вот снова…
Она уже не верила ни в какие «случайности». И когда Наталья Рыжакова объяснила ей со слов мужа, что снова произошла ошибка, но такая, что Роберту Олеговичу придется еще крепко доказывать в суде об отсутствии преступных умыслов, она поняла, что дело, видимо, так просто, как раньше, не закончится.
1 2 3 4 5 6