А-П

П-Я

 


Вот такой, понимаешь, ненавязчивый, вежливый помощник! Не дай бог, чтоб начальству не показалась просьба принять его по делу за наглое вторжение без спросу. И где их такой учтивости учили-то? Они же все вместе — и Саня, и этот Дмитрий, и Петя Щеткин — вместе учились. М-да, учились-то вместе, а получились такие разные… И как мог этот Щет-кин, нормальный, ответственный вроде человек, по словам Славы Грязнова, решиться на взятку?… Да у кого! И почти в открытую! В голове не укладывается… Говорил: подставили! Но пока нет доказательств. Остается верить и… ждать…
Теперь вот новая душевная боль у совестливого Константина Дмитриевича. Мог бы и наплевать: в конце концов, не свои кадры, а муровские, пусть Яковлев-старший и заботится… Но, странное дело, Колокатов убежден, что Щеткин и есть тот самый «крот» в Генеральной прокуратуре, а Саня нагло и презрительно расхохотался по поводу этой «идиотской инсинуации». Так ведь прямо и сказал, как отрезал. И кому верить? По идее, следовало верить Сане. Нет уж, дело теперь, как говорится, сделано, а вот с последствиями пусть потом Яковлев разбирается… Тревожно становилось на душе Меркулова.
Звонила Ирина, и не просила, а похоже было, судя по интонации, требовала принять ее, уже едет. Но пока она едет, вот и выдалась короткая пауза. Меркулов нажал клавишу интеркома и сказал секретарше:
— Клавдия Сергеевна, у меня образовалась минутка, и если у Колокатова еще есть необходимость, пусть заходит. А вы проследите, пожалуйста, чтобы на проходной был пропуск на Ирину Генриховну Турецкую…
Колокатов оказался в кабинете так быстро, словно ожидал приглашения в приемной.
— Садитесь, — кивнул Меркулов. — Какие проблемы? Что за срочность?
— Я по поводу Щеткина, Константин Дмитриевич, — удрученно сказал Колокатов. — Новые соображения появились.
— Вот как? Дружка защищать, что ли, собрались? — Тон у Меркулова был недружелюбный. — Или новые обвинения нашлись, наконец?
— Вы знаете, Константин Дмитриевич, я проанализировал свои… э-э… соображения на этот счет и хочу вам признаться…
— Ну, валяйте, — без всякого интереса предложил Меркулов. — Только, пожалуйста, покороче.
— Да, я знаю, Сашина жена должна подъехать, я постараюсь коротко.
«Все-то он знает», — недружелюбно подумал Константин Дмитриевич.
— Итак, я проанализировал. И пришел к выводу, что факты, изложенные следователем Цветковым относительно виновности майора Щеткина, нуждаются в серьезнейшей дополнительной проверке. — Колокатов обреченно вздохнул. — Увы, я боюсь, что и сам несколько поторопился с жесткими выводами.
— Ну так исправляйте, кто ж вам мешает?
— В том-то и беда, что кардинально исправить положение тоже не получается. Необходима детальная и тщательная оперативная проверка.
— Займитесь ею, — равнодушно заметил Меркулов, теперь уже забавляясь ситуацией. — Но не забывайте, что в первую очередь вы обязаны заниматься расследованием дела о терроризме. Я не могу им руководить в силу понятных причин, а вы, в данном случае, мои глаза и уши в следственной бригаде. Вот ваша главная задача. Кстати, что там слышно по поводу убийства Цветкова? Есть новости?
— К сожалению, пока никаких. Экспертиза показала, что пуля из пистолета Макарова выпущена с довольно близкого расстояния. Ранение оказалось смертельным. Оружие так и не найдено, хотя местность в районе Лосиного острова прочесали неоднократно. Очевидно, убийца унес его с собой. Причины убийства пробуем прояснить, изучая дело Цветкова. Это все.
— Да, я еще вчера слышал, вы же и докладывали. Повторяетесь, Дмитрий Сергеевич.
— Извините, у меня от этих событий уже все, видимо, в голове перемешалось.
— Следите за головой, — посоветовал Меркулов. — Она вам еще понадобится.
— Слушаюсь, — вполне серьезно ответил Коло-катов. — Так, если позволите, я хочу вернуться к Щеткину…
— Прошу… — Меркулов внутренне усмехнулся.
Только он один знал, что не далее как всего час назад Петя Щеткин, сидя вот здесь, в кабинете, поклялся доставить к концу дня доказательства действительного существования «крота» в Генеральной прокуратуре. А затем с разрешения Меркулова он покинул здание Генеральной прокуратуры вот через это самое окно, куда Константин Дмитриевич сейчас смотрел. Рядом с окном снаружи находится водосточная труба, по которой Петр и спустился, имея в кармане ключи от меркуловской машины. Ну не мог Константин Дмитриевич поступить иначе!
Он в последнее время предпочитал ездить на своей служебной машине сам, без водителя. Словно догадывался, что после ухода на пенсию придется уже лично заботиться о транспортной проблеме собственной семьи. Но самое печальное, это время уже не за горами. И он старательно его приближает не самыми мудрыми поступками. Вот как сейчас…
А вообще-то, черт знает что! Какие-то детские игры! Казаки, понимаешь, разбойники! Но больше всего расстраивало Меркулова, что он, словно бессознательно поддавшись почти гипнотическому воздействию этого Щеткина, вступил в эту странную для себя игру. Нет, конечно, никаким гипнозом тут и не пахло, просто очень убедителен был в своей просьбе дать ему последний шанс Петр. Да и реакция Сани на этот счет тоже, видимо, отложилась где-то в мозжечке…
Сильно рисковал Константин Дмитриевич, выпроваживая аж до самого вечера из своего кабинета охрану, которая доставила к нему из СИЗО на допрос задержанного майора милиции Щеткина. По сути, под честное слово Петра отпустил и охрану, и его самого, твердо зная, чем может грозить ему теперь такое, просто невероятное, своеволие. Даже ключи от своей машины собственноручно вручил «беглецу». Короче говоря, дело уже сделано, и сейчас важнее всего не привлекать к нему дополнительного внимания. Оттого и тон общения Меркулов выбрал нейтральный. А Колокатов, судя по его поведению, не знал, чем закончился допрос. Да и вообще, был ли он. Все знает, а тут промазал? Нет, что-то не то…
Но в любом случае, хоть и сильно теперь уже сомневался Меркулов в своих решительных действиях, оставалась у него надежда на то, что их неординарность обязательно принесет свои плоды. Иначе с чего бы он стал так рисковать всем — и своим незапятнанным именем, и карьерой, и вообще… сказано же — всем? Значит, верил. Пусть и сомневался, но подспудно верил…
— Видно, в этом есть необходимость, Константин Дмитриевич, — уже твердо продолжил свою мысль Колокатов. — И если вы не будете возражать, в том плане, что мое присутствие здесь и сейчас не является крайне необходимым, я бы хотел пройти по следам Цветкова в день его убийства. Хочу, если вы не возражаете, на Житную съездить, там, по некоторым сведениям, кое-кто хорошо знал его. Да и Щеткина — тоже.
— Собираетесь отыскать его убийцу? А террориста кто будет ловить? Не знаю, не знаю, право, как вы это совместите…
— Владимир Дмитриевич предоставил мне такую возможность.
— Понятно, — кивнул Меркулов. А чего тут неясного? Естественно, Володя Поремский наверняка с большим удовольствием отпустил Колокатова, скорее всего, чтоб этот не путался у него под ногами. Ну что ж, руководителю бригады виднее. «Да… выбрал я себе помощничка… ах, Саня, Саня…» — с горечью подумал Меркулов и вернулся к теме разговора:
— Так вы решили еще и Цветковым заняться? А кому дело поручено?
— Курбатову. И он тоже не против. Возможно, эти два дела придется соединить в одном производстве, Константин Дмитриевич. Я имею в виду Щет-кина и Цветкова, а как вы считаете?
— Судя по тому, как вы рассказываете, возможно. Но решить это должен прежде всего Курбатов. Сделает представление, я посмотрю. Есть порядок, и вы об этом знаете.
— Да, конечно… А на Цветкове теперь многое сходится. Он же, по существу, представил веские, как вам известно, доказательства против майора Щеткина… Но вчера, когда сам стал жертвой неизвестного убийцы, какой вывод напрашивается?… С одной стороны, получается, что его убийство можно рассматривать в порядке чьей-то мести за арест Щеткина…
— А с другой? — равнодушно спросил Меркулов, просто чтобы не молчать.
— С другой получается куда сложнее, Константин Дмитриевич, на мой взгляд. А вдруг именно Цветков и был тем самым «кротом», которого мы разыскиваем? Я задумался: а почему бы нет? Больше того, и моя собственная вина здесь несомненна! Именно я его и привлек к расследованию этой трагедии в детском доме. Для меня, поверьте, это будет ужасный моральный удар. Но я готов стерпеть, ибо против истины, как говорится… да… Ко всему прочему, Цветков владел всеми материалами дела. Возможно, что кому-то его знания могли показаться опасными, вот и… И убрали его. Или не так? Я не особо силен в следственных действиях, понимаю, надо учиться, но ведь и не боги, говорят, горшки обжигают.
— Да, в общем-то, если нужен хороший горшок, лучше, чтоб его сработал все-таки бог в своем деле. А так? Уж как получится.
— Я понимаю вас… Значит, вы не будете возражать, если я?…
— Да, займитесь… Если нет других вопросов, вы свободны, Дмитрий Сергеевич.
И когда Колокатов покинул, наконец, его кабинет, Константин Дмитриевич вздохнул с облегчением: не хватало, чтобы Дмитрий Сергеевич решил отправиться в СИЗО, к Щеткину. М-да, вот так один не слишком осторожный поступок, навеянный мгновенным доверием к человеку, может вдруг погрозить тебе своими тяжкими и непредсказуемыми последствиями…
Интересно, а куда сам Щеткин все же отправился?… Ответа нет, значит, придется ждать, уповая на то, что слова майора не окажутся блефом и заместителю генерального прокурора не придется писать своему новому шефу немедленное прошение об отставке. А ведь не исключено, черт возьми, если вдуматься!
Но, как бы там ни было, а Клавдию Сергеевну, к счастью умевшую держать язык за зубами, Константин Дмитриевич все-таки предупредил, чтобы она ни словом не обмолвилась, что в кабинете его нет арестованного Петра Щеткина. Вдруг кому-то придет мысль спросить. И еще, для всех, без исключения: Меркулов никого сегодня не принимает. Допрос ведет. И будет занят до позднего вечера. Все остальные дела — на завтра.
Позвонили с проходной. И хмурый Меркулов дал указание немедленно пропустить к нему супругу первого помощника генерального прокурора госпожу Турецкую. Чего они там дурака валяют? Выписан же пропуск! Или Клавдия чего-то напутала? Вот же ситуация! Теперь все готовы сослаться на Санину беду, лишь бы спихнуть с самих себя ответственность. Какую и зачем, этого Меркулов додумывать уже не стал, настроение было не то…
Идя кривыми коридорами Генеральной прокуратуры, Ирина Генриховна удивилась неожиданно пришедшей в голову мысли: оказывается, за долгие годы работы Шурика в этом здании она, его супруга, ни разу здесь не была. Как странно! А ведь именно тут и проходит большая часть его жизни, — получается, неведомая ей? Да нет же! А как же тогда все его друзья-приятели с их бесконечными, часто ночными, нахальными телефонными звонками и непрошеными визитами? Сослуживцы, от которых совсем, казалось, не было отбою?
Конечно, она, вольно или невольно, постоянно «варилась» в этом «котле», отчего иной раз становилось так тошно, что бросила бы все и умчалась на край света… А ведь случалось, так и делала, удирая то к тетке в Юрмалу, то к подругам по «Гнесинке», то на юга, к морю. Но долго не выдерживала характер, все представлялось, что Шурке, будь он неладен со своими вечными «фокусами», стало плохо, и он — несчастный, брошенный сукин сын… и конечно же ему ох как плохо без нее! И побег завершался чаще по ее же инициативе. Правда, иногда и друзья пытались «воздействовать на совесть». А потом все повторялось, пока… Пока ножом его не полоснут, или по башке трубой не огреют, или дырок в его шкуре не наделают… Шуточки все! Господи, сколько уже было их, этих «пока»! И все не успокоится, не остепенится, хотя полвека на носу… Ну да, и дружки-приятели, между прочим, такие же ненормальные, словно не от мира сего! Что Костя, что Славка…
Но Костя — вон он, сидит, ждет. А Славки нет. Не перенес гибели племянника, как-то странно быстро уволился из МВД и уехал, вот уж действительно на край света, в какую-то дальневосточную тайгу — не то людей защищать от тигров, не то тигров — от людей. У Шурки ж ни черта толком не узнаешь, для него и беда горючая — просто неудачная шутка жизни.
А почему вдруг вспомнилось это? Ах, ну да, из-за Шуркиных «фокусов»! И в связи с каким-то его фокусом в Сокольниках. Не забыть! А то Костя немедленно начнет успокаивать, журчать, зубы заговаривать, чтобы уйти от главного, он это хорошо умеет, должность такая…
Секретарша Кости, Клавдия Сергеевна, как та представилась Ирине, показалась слишком полной или, точнее, рыхлой для ее лет. Какими-то непонятными путями до Ирины Генриховны доходили летучие слухи о том, что эта пышная дама имела некие интересы в отношении Шурика и вроде бы небезуспешные. Поэтому Ирина не хотела сейчас явно демонстрировать свою неприязнь (что, если болтовня — на самом деле пустые слухи?) и изобразила максимум вежливости, на которую была в данный момент способна.
А секретарша радостно всплеснула руками и, разумеется, сразу поинтересовалась здоровьем Александра Борисовича, которым были, по ее словам, озабочены здесь все поголовно. Не сказала только, конкретно в этой приемной или во всем здании. Другое заинтересовало Ирину: если у Шурки что и было с этой толстушкой, то какие именно ее качества… достоинства… могли его устроить? Телесные или духовные? Нет, немного подумав, ответила себе Ирина, не стал бы Шурка, с его-то запросами… Скорее всего, тут никакого особого интеллекта не наблюдается, как, впрочем, и чисто женской привлекательности… Решила так и успокоилась, даже и не подумав о том, что иной мужчина ищет в мимолетной партнерше вовсе не интеллекта, а совсем другого, чем бывают богаты как раз не очень красивые, не говоря уже эффектные, и не очень умные, зато безмерно щедрые в своих чувствах одинокие женщины. Ну, не подумала — и ладно, значит, не очень и зацикливалась на этой теме.
Кратко, но емко проинформировав Клавдию Сергеевну о состоянии здоровья своего мужа, что неоднократно, хотя как бы и мимоходом, сумела подчеркнуть Ирина, так и не заметив неприязненной реакции собеседницы, она убедилась в своей правоте. Действительно, за каждым более-менее симпатичным, не старым мужчиной, как правило, тянется некий шлейф его «побед», хотя оснований для этого чаще всего никаких. И успокоилась окончательно, увидев в глазах секретарши лишь обыкновенную человеческую благожелательность, ну, может, чуть больше, все ж таки они тут давно знакомы. Чуть ли не с молодости…
Клавдия Сергеевна сама открыла дверь в кабинет и пригласила Ирину Генриховну пройти.
Ирина и сама не понимала, отчего все-таки злится сегодня. Впрочем, ответ был прост: утренний проклятый звонок с этими намеками. Вот пусть Костя, лучший и ближайший друг, и ответит. А Костя уже поднялся из-за своего огромного стола и шел ей навстречу, лучисто улыбаясь и протягивая обе руки — не то чтобы обнять, не то кинуться целовать, — во всяком случае, выражение его лица было таким. Почему? Вчера ж виделись в госпитале. Или случилось что-то действительно хорошее?
— Садись, садись, — чуточку суетливо говорил он, помогая Ирине сесть в обычное кресло и устраиваясь напротив нее. — Клавдия Сергеевна, пожалуйста, чайку нам.
И его слова Ирина расценила как тонкий намек, чтобы она не особо задерживалась со своими вопросами и просьбами в этом кабинете. И настроение снова испортилось, чего она и скрывать не стала. Тем более что и наигранную веселость Кости как водой смыло.
— Ну, рассказывай, какие у тебя еще неприятности? — Он вздохнул тяжко, будто все уже знал наперед.
Ирина отбросила всю свою природную стеснительность. Это говорить легко, что вот, мол, войду и — с места в карьер… Не могла она так, хоть и злилась на себя по этой причине. Но в данном случае и с таким предисловьем Кости, она немедленно все ему выложила дословно, как услышала в телефонной трубке. Не забыв упомянуть и о предупреждении проявить благоразумие. По мере ее рассказа лицо Меркулова все больше хмурилось и словно напрягалось. А выслушав, он осуждающе покачал головой — непонятно, в чей адрес: то ли рассказчицы, то ли телефонного собеседника с мерзким шелестящим голосом. Но Ирина смотрела вопросительно, и ему следовало отвечать.
— Понимаешь ли, Ириночка, — словно в раздумье начал Меркулов, —
1 2 3 4 5