Погодя поeздъ двинулся, но вскорe сталъ окончательно, издавъ длинный, тихо свистящiй вздохъ облегченiя, при чемъ по темному купэ медленно прошли блeдныя полосы свeта. Мартынъ снова поползъ къ стеклу, и былъ за окномъ освeщенный дебаркадеръ, и съ глухимъ стукомъ человeкъ катилъ мимо желeзную тачку, а на ней былъ ящикъ съ таинственной надписью "Fragile". Мошки и одна большущая бабочка кружились вокругъ газоваго фонаря; смутно шаркали по платформe, переговариваясь на ходу о неизвeстномъ, какiе-то люди; и затeмъ поeздъ лязгнулъ буферами и поплылъ, - прошли и ушли фонари, появился и тоже прошелъ ярко озаренный снутри стеклянный домикъ съ рядомъ рычаговъ, - качнуло, поeздъ перебралъ рельсы, и все потемнeло за окномъ, опять бeгущая ночь. И снова, откуда ни возьмись, уже не между двухъ холмовъ, а какъ-то гораздо ближе и осязательнeе, повысыпали знакомые огни, и паровозъ такъ томительно, такъ заунывно свистнулъ, что казалось, и ему жаль разстаться съ ними. Тутъ сильно хлопнуло что-то, и проскочилъ встрeчный поeздъ, проскочилъ, 29 и какъ будто его и не было вовсе, - опять бeжала волнистая чернота, и медленно рeдeли неуловимые огни.
Когда они навсегда закатились, Мартынъ укрeпилъ сторку и легъ, а проснулся очень рано, и ему показалось, что поeздъ идетъ плавнeе, развязнeе, словно приноровился къ быстрому бeгу. И когда онъ сторку отстегнулъ, то почувствовалъ мгновенное головокруженiе, ибо въ другую сторону, чeмъ наканунe, бeжала земля, и раннiй пепельно-блeдный свeтъ яснаго неба тоже былъ неожиданный, и совершенно были вновe террасы оливъ по склонамъ.
Со станцiи поeхали въ Бiаррицъ въ наемномъ ландо, пыльной дорогой, окаймленной пыльной ежевикой, и, такъ какъ ежевику Мартынъ видeлъ впервые, а станцiя почему-то звалась Негритянкой, онъ былъ полонъ вопросовъ. Въ пятнадцать лeтъ онъ сравнивалъ крымское море съ моремъ въ Бiаррицe: да, бискайскiя волны были выше, прибой сильнeе, - и толстый беньеръ-баскъ въ черномъ, всегда мокромъ трико ("гибельная профессiя", - говорилъ отецъ) бралъ Мартына за руку, велъ его въ мелкую воду, затeмъ оба поворачивались спиной къ прибою, и съ грохотомъ налетала сзади огромная волна, потопляя и опрокидывая весь мiръ. На первой, зеркальной полосъ пляжа буролицая женщина съ сeдыми завитками на подбородкe встрeчала выкупавшихся, накидывала имъ на плечи мохнатыя простыни, а дальше, въ пахнувшей смолой кабинкe, служитель помогалъ сдернуть липкiй костюмъ и приносилъ шайку горячей воды, почти кипятка, куда полагалось погрузить ноги. Затeмъ, одeвшись, сидeли на 30 пляжe, - мать въ большой бeлой шляпe, подъ бeлымъ наряднымъ зонтикомъ, отецъ тоже подъ зонтикомъ, но мужскимъ, изабелловаго цвeта; Мартынъ же, въ завороченныхъ до паха штанишкахъ, полосатой фуфайкe и загорeлой соломенной шляпe съ англiйской надписью на лентe вокругъ тульи (Его Величества "Непобeдимый"), строилъ изъ песка крeпость, окруженную рвами. Проходилъ вафельникъ въ беретe, со скрежетомъ вертeлъ рукояткой краснаго жестяного боченка съ товаромъ, и большiе, гнутые куски вафли, смeшанные съ летучимъ пескомъ и морской солью, остались однимъ изъ живeйшихъ воспоминанiй той поры. А за пляжемъ, на каменной променадe, заливаемой въ непогоду волной, бойкая, немолодая, нарумяненная цвeточница продeвала гвоздику въ петлицу отцовскаго бeлаго пиджака, и отецъ при этомъ смeшно и добродушно смотрeлъ на процедуру продeванiя, выпятивъ нижнюю губу и прижавъ наморщенный подбородокъ къ отвороту. Было жалко покинуть въ концe сентября веселое море и бeлую виллу съ корявой смоковницей въ саду, все нехотeвшей дать хоть одинъ зрeлый плодъ. На обратномъ пути остановились мeсяца на полтора въ Берлинe, гдe по асфальтовымъ мостовымъ съ трескомъ прокатывали мальчишки на роликахъ, - а иногда даже взрослый съ портфелемъ подмышкой. И были изумительные игрушечные магазины (локомотивы, туннели, вiадуки), и теннисъ за городомъ, на Курфюрстендамe, и звeздная ночь Винтергартена, и поeздка въ сосновые лeса Шарлоттенбурга свeжимъ и яснымъ днемъ въ бeломъ электрическомъ таксомоторe. На границe Мартынъ спохватился, что забылъ въ вагонe вставочку со стеклышкомъ, 31 въ которомъ, ежели приложить глазъ, вспыхивалъ перламутрово-синiй пейзажъ, а во время обeда на вокзалe (рябчики съ брусникой) проводникъ ее принесъ, и отецъ далъ ему рубль. Въ Вержболовe было снeжно, морозно, на тендерe вздымалась цeлая гора дровъ, багровый русскiй паровозъ былъ снабженъ расчистнымъ вeеромъ, обильный бeлый паръ, клубясь, выливался изъ огромной трубы съ широкимъ разваломъ. Нордъ-Экспрессъ, обрусeвъ въ Вержболовe, сохранилъ коричневую облицовку, но сталъ по новому степеннымъ, широкобокимъ, жарко отопленнымъ, и не сразу давалъ полный ходъ, а долго раскачивался послe остановки. Въ голубомъ коридорe было очень прiятно примоститься на откидномъ сидeнiи у окна, и мимоходомъ погладилъ Мартына по головe толстый зобатый проводникъ въ шоколадномъ мундирe. За окномъ тянулись бeлыя поля, кое-гдe надъ снeгомъ торчали ветлы; у шлагбаума стояла женщина въ валенкахъ, съ зеленымъ флагомъ въ рукe; мужикъ, соскочивъ съ дровней, закрывалъ рукавицами глаза пятившейся лошаденкe. А ночью было нeчто особенное: мимо чернаго зеркальнаго стекла пролетали тысячи искръ огненнымъ стрeльчатымъ росчеркомъ.
VII.
Вотъ съ того года Мартынъ страстно полюбилъ поeзда, путешествiя, дальнiе огни и раздирающiе вопли паровозовъ въ темнотe ночи, и яркiе паноптикумы мгновенныхъ полустанковъ, съ людьми, которыхъ не увидишь 32 больше никогда. Медленный отвалъ, скрежетъ рулевой цeпи, нутряная дрожь канадскаго грузового парохода, на которомъ онъ съ матерью весной девятнадцатаго года покинулъ Крымъ, ненастное море и косо хлещущiй дождь не столь располагали къ дорожному волненiю, какъ экспрессъ, и только очень постепенно Мартынъ проникся этимъ новымъ очарованiемъ. Въ макинтошe, въ черно-бeломъ шарфe вокругъ шеи, всюду сопровождаемая, пока его не одолeло море, блeднымъ мужемъ, растрепанная молодая дама, дуя на волосы, щекотавшiе ей лицо, расхаживала по палубe, и въ ея фигурe, въ летающемъ шарфe, Мартынъ почуялъ все то драгоцeнное, дорожное, чeмъ нeкогда его плeняли клeтчатая кепка и замшевыя перчатки, надeваемыя отцомъ въ вагонe, или крокодиловой кожи сумка на ремешкe черезъ плечо у дeвочки-француженки, съ которой было такъ весело рыскать по длинному коридору экспресса, вправленному въ летучiй ландшафтъ. Одна только эта молодая дама выглядeла примeрной путешественницей, - не то, что остальные люди, которыхъ согласился взять на бортъ, чтобы не возвращаться порожнякомъ, капитанъ этого легкомысленно зафрахтованнаго судна, не нашедшаго въ одичаломъ Крыму товара. Несмотря на обилiе багажа, безобразнаго, спeшно собраннаго, съ веревками вмeсто ремней, было почему-то впечатлeнiе, что всe эти люди уeзжаютъ налегкe, случайно; формула дальнихъ странствiй не могла вмeститъ ихъ растерянность и унынiе, они словно бeжали отъ смертельной опасности. Мартына какъ-то мало тревожило, что оно такъ и есть, что вонъ тотъ спекулянтъ съ пепельнымъ лицомъ и съ каратами въ натeльномъ поясe, останься 33 онъ на берегу, былъ бы и впрямь убитъ первымъ же красноармейцемъ, лакомымъ до алмазныхъ потроховъ. И берегъ Россiи, отступившiй въ дождевую муть, такъ сдержанно, такъ просто, безъ единаго знака, который бы намекалъ на сверхъестественную продолжительность разлуки, Мартынъ проводилъ почти равнодушнымъ взглядомъ, и, только когда все исчезло въ туманe, онъ вдругъ съ жадностью вспомнилъ Адреизъ, кипарисы, добродушный домъ, жители котораго отвeчали на удивленные вопросы неусидчивыхъ сосeдей: "Да гдe жъ намъ жить, какъ не въ Крыму?" И воспоминанiе о Лидe окрашено было иначе, чeмъ тогдашнiя, дeйствительныя ихъ отношенiя: онъ вспоминалъ, какъ однажды, когда она жаловалась на комариный укусъ и чесала покраснeвшее сквозь загаръ мeсто на икрe, онъ хотeлъ показать ей, какъ нужно сдeлать ногтемъ крестъ на вздутiи отъ укуса, а она его ударила по кисти, ни съ того, ни съ сего. И прощальное посeщенiе онъ вспомнилъ, - когда они оба не знали, о чемъ говорить, и почему-то все говорили о Колe, ушедшемъ въ Ялту за покупками, и какое это было облегченiе, когда онъ наконецъ пришелъ. Длинное, нeжное лицо Лиды, въ которомъ было что-то ланье, теперь являлось Мартыну съ нeкоторой назойливостью. И, лежа на кушеткe подъ тикающими часами въ каютe капитана, съ которымъ онъ очень подружился, или въ благоговeйномъ молчанiи раздeляя вахту перваго помощника, оспой выщербленнаго канадца, говорившаго рeдко и съ особеннымъ жеваннымъ произношенiемъ, но обдавшаго сердце Мартына таинственнымъ холодкомъ, когда онъ однажды ему сообщилъ, что старые моряки на покоe все равно никогда не садятся, 34 внуки сидятъ, а дeдъ ходитъ, море остается въ ногахъ, привыкая ко всему этому морскому новоселью, къ маслянистымъ запахамъ, къ качкe, къ разнообразнымъ страннымъ сортамъ хлeба, изъ которыхъ одинъ былъ вродe просфоры, Мартынъ все увeрялъ себя, что онъ пустился въ странствiе съ горя, отпeваетъ несчастную любовь, но что, глядя на его спокойное, уже обвeтренное лицо, никто не угадаетъ его переживанiй. Возникали таинственные, замeчательные люди: былъ канадецъ, зафрахтовавшiй судно, угрюмый пуританинъ, чей макинтошъ висeлъ въ капитанской, безнадежно испорченной уборной маяча прямо надъ доской; былъ второй помощникъ, по фамилiи Паткинъ, еврей родомъ изъ Одессы, смутно вспоминавшiй сквозь американскую рeчь очертанiя русскихъ словъ; а среди матросовъ былъ одинъ Сильвiо, американскiй испанецъ, ходившiй всегда босикомъ и носившiй при себe кинжалъ. Капитанъ однажды появился съ ободранной рукой, говорилъ сперва, что это сдeлала кошка, но затeмъ Мартыну по дружбe повeдалъ, что разссадилъ ее о зубы Сильвiо, котораго ударилъ за пьянство на борту. Такъ Мартынъ прiобщался къ морю. Сложность, архитектурность корабля, всe эти ступени, и закоулки, и откидныя дверцы, вскорe выдали ему свои тайны, и потомъ уже было трудно найти закоулокъ, еще незнакомый. Межъ тeмъ дама въ полосатомъ шарфe, какъ будто раздeляя Мартынову любознательность, мелькала въ самыхъ неожиданныхъ мeстахъ, всегда растрепанная, всегда смотрящая вдаль, и уже на второй день ея мужъ слегъ, мотался на клеенчатой лавкe въ каютъ-компанiи, безъ воротничка, а на другой лавкe лежала Софья Дмитрiевна, съ долькой 35 лимона въ губахъ. По временамъ и Мартынъ чувствовалъ сосущую пустоту подъ ложечкой и какую-то общую неустойчивость, - дама же была неугомонна, и Мартынъ уже намeтилъ ее объектомъ для спасенiя въ случаe бeды. Но, несмотря на бурное море, корабль благополучно достигъ константинопольскаго рейда, на холодномъ, молочно пасмурномъ разсвeтe, и появился вдругъ на палубe мокрый турокъ, и Паткинъ, считавшiй, что карантинъ долженъ быть обоюдный, кричалъ на него: "Я тебя утону!" и даже грозилъ револьверомъ. Черезъ день двинулись дальше, въ Мраморное море, и ничего отъ Босфора въ памяти у Мартына не осталось, кромe трехъ-четырехъ минаретовъ, похожихъ въ туманe на фабричныя трубы, да голоса дамы въ макинтошe, которая сама съ собой говорила вслухъ, глядя на пасмурный берегъ; прислушавшись, Мартынъ различилъ слово "аметистовый", но рeшилъ, что ошибся.
VIII.
Послe Константинополя небо прояснилось, хотя море осталось "очень чоппи", какъ выражался Паткинъ. Софья Дмитрiевна дерзнула выбраться на палубу, но тотчасъ вернулась въ каютъ-компанiю, говоря, что ничего нeтъ въ мiрe отвратительнeе этого рабскаго паденiя и восхожденiя всeхъ внутренностей по мeрe восхожденiя и паденiя корабельнаго носа. Мужъ дамы стоналъ, спрашивалъ Бога, когда это кончится, и поспeшно, дрожащими руками, хваталъ тазокъ. Мартынъ, котораго мать держала за кисть, чувствовалъ, что, ежели онъ сейчасъ не уйдетъ, то стошнитъ 36 и его. Въ это время вошла, мотнувъ шарфомъ, дама, обратилась къ мужу съ сочувственнымъ вопросомъ, и мужъ, молча, не открывая глазъ, сдeлалъ разрeзательный жестъ ладонью по кадыку, и тогда она задала тотъ же вопросъ Софьe Дмитрiевнe, которая страдальчески улыбнулась. "И вы тоже, кажется, сдали, - сказала дама, строго взглянулъ на Мартына, и, качнувшись, перебросивъ черезъ плечо конецъ шарфа, вышла. Мартынъ послeдовалъ за ней, и ему полегчало, когда пахнулъ въ лицо свeжiй вeтеръ, и открылось ярко-синее, въ барашкахъ, море, Она сидeла на скрученныхъ канатахъ и писала въ маленькой сафьяновой книжкe. Про нее на-дняхъ кто-то изъ пассажировъ сказалъ, что "бабецъ невреденъ", и Мартынъ, вспыхнувъ, обернулся, но, среди нeсколькихъ унылыхъ пожилыхъ господъ въ поднятыхъ воротникахъ, не разобралъ нахала. И теперь, глядя на ея красныя губы, которыя она все облизывала, быстро виляя карандашикомъ по страницe, онъ смeшался, не зналъ, о чемъ говорить, и чувствовалъ на губахъ соленый вкусъ. Она писала и какъ будто не замeчала его. Межъ тeмъ, чистое, круглое лицо Мартына, его неполныхъ семнадцать лeтъ, извeстная ладность всего его очерка и движенiй, - что встрeчается часто у русскихъ, но сходитъ почему-то за "что-то англiйское", - вотъ этотъ самый Мартынъ въ желтомъ мохнатомъ пальто съ пояскомъ произвелъ на даму нeкоторое впечатлeнiе.
Ей было двадцать пять лeтъ, ее звали Аллой, она писала стихи, - три вещи, которыя, казалось бы, не могутъ не сдeлать женщины плeнительной. Ея любимыми поэтами были Поль Жеральди и Викторъ Гофманъ; ея же собственные 37 стихи, такiе звучные, такiе пряные, всегда обращались къ мужчинe на вы и сверкали красными, какъ кровь, рубинами. Одно изъ нихъ недавно пользовалось чрезвычайнымъ успeхомъ въ петербургскомъ свeтe. Начиналось оно такъ:
На пурпурe шелковъ, подъ пологомъ ампирнымъ,
Онъ всю меня ласкалъ, впиваясь ртомъ вампирнымъ,
А завтра мы умремъ, сгорeвшiе до тла,
Смeшаются съ пескомъ красивыя тeла.
Дамы списывали его другъ у дружки, его заучивали наизусть и декламировали, а одинъ гардемаринъ даже написалъ на него музыку. Выйдя замужъ въ восемнадцать лeтъ, она два года съ лишнимъ оставалась мужу вeрна, но мiръ кругомъ былъ насыщенъ рубиновымъ угаромъ грeха, бритые, напористые мужчины назначали собственное самоубiйство на семь часовъ вечера въ четвергъ, на полночь въ сочельникъ, на три часа утра подъ окнами, - эти даты путались, трудно было повсюду поспeть. По ней томился одинъ изъ великихъ князей; впродолженiе мeсяца докучалъ ей телефонными звонками Распутинъ. И она иногда говорила, что ея жизнь только легкiй дымъ папиросы Режи, надушенной амброй.
Всего этого Мартынъ совершенно не понялъ. Стихами ея онъ былъ нeсколько озадаченъ. Когда онъ сказалъ, что Константинополь вовсе не аметистовый, Алла возразила, что онъ лишенъ поэтическаго воображенiя, и, по прieздe въ Афины, подарила ему "Пeсни Билитисъ", дешевое изданiе, иллюстрированное фигурами голыхъ подростковъ, 38 и читала ему вслухъ, выразительно произнося французскiя слова, подвечеръ, на Акрополe, на самомъ, такъ сказать, подходящемъ мeстe. Въ ея разговорe Мартыну главнымъ образомъ нравилась влажная манера произносить букву "р", словно была не одна буква, а цeлая галлерея, да еще съ отраженiемъ въ водe. И вмeсто всякихъ французскихъ Билитисъ, петербургскихъ бeлыхъ, гитарныхъ ночей, грeшныхъ сонетовъ въ пять дактилическихъ строфъ, онъ ухитрился найти въ этой дамe съ трудно усваиваемымъ именемъ совсeмъ другое, совсeмъ другое. Знакомство, незамeтно начавшееся на пароходe, продолжалось въ Грецiи, на берегу моря, въ одной изъ бeлыхъ фалерскихъ гостиницъ. Софьe Дмитрiевнe съ сыномъ достался прескверный крохотный номеръ, - единственное окно выходило въ пыльный дворъ, и тамъ, на разсвeтe, со всякими мучительными приготовленiями, съ предварительнымъ похлопыванiемъ крылъ и другими звуками, хрипло и бодро начиналъ кричать молодой алекторъ. Мартынъ спалъ на твердой синей кушеткe, кровать же Софьи Дмитрiевны была узкая, шаткая, съ ухабистымъ матрацомъ. Изъ насeкомыхъ жила въ комнатe только одна блоха, зато очень ловкая, прожорливая и совершенно неуловимая. Алла, которой посчастливилось устроиться въ отличномъ номерe съ двумя кроватями, предложила взять Софью Дмитрiевну къ себe, а мужа перекинуть къ Мартыну. Софья Дмитрiевна, сказавъ нeсколько разъ сряду: да что вы, да что вы, - охотно согласилась, и въ тотъ же день состоялось перемeщенiе. Черносвитовъ, большой, долговязый, мрачный, заполнилъ собой всю комнатку; его кровь повидимому сразу отравила блоху, ибо она больше 39 не появлялась; его вещи, - принадлежности для бритья, зеркальце съ трещиной поперекъ, одеколонъ, кисточка, которую онъ всегда забывалъ сполоснуть, и которая стояла весь день, проклеенная сeрой, остывшей пeной, на подоконникe, на столe, на стулe, - удручали Мартына, и особенно было тяжко по вечерамъ, когда, ложась спать, онъ принужденъ былъ очищать свою, Мартынову, кушетку отъ какихъ-то галстуковъ и натeльныхъ сeтокъ. Раздeваясь, Черносвитовъ вяло почесывался, во все нгбо зeвалъ; затeмъ, поставивъ громадную, босую ногу на край стула и запустивъ пятерню въ волосы, замиралъ въ этой неудобной позe, - послe чего медленно приходилъ опять въ движенiе, заводилъ часы, ложился, долго, съ кряхтeнiемъ, уминалъ тeломъ матрацъ.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Подвиг'
1 2 3 4
Когда они навсегда закатились, Мартынъ укрeпилъ сторку и легъ, а проснулся очень рано, и ему показалось, что поeздъ идетъ плавнeе, развязнeе, словно приноровился къ быстрому бeгу. И когда онъ сторку отстегнулъ, то почувствовалъ мгновенное головокруженiе, ибо въ другую сторону, чeмъ наканунe, бeжала земля, и раннiй пепельно-блeдный свeтъ яснаго неба тоже былъ неожиданный, и совершенно были вновe террасы оливъ по склонамъ.
Со станцiи поeхали въ Бiаррицъ въ наемномъ ландо, пыльной дорогой, окаймленной пыльной ежевикой, и, такъ какъ ежевику Мартынъ видeлъ впервые, а станцiя почему-то звалась Негритянкой, онъ былъ полонъ вопросовъ. Въ пятнадцать лeтъ онъ сравнивалъ крымское море съ моремъ въ Бiаррицe: да, бискайскiя волны были выше, прибой сильнeе, - и толстый беньеръ-баскъ въ черномъ, всегда мокромъ трико ("гибельная профессiя", - говорилъ отецъ) бралъ Мартына за руку, велъ его въ мелкую воду, затeмъ оба поворачивались спиной къ прибою, и съ грохотомъ налетала сзади огромная волна, потопляя и опрокидывая весь мiръ. На первой, зеркальной полосъ пляжа буролицая женщина съ сeдыми завитками на подбородкe встрeчала выкупавшихся, накидывала имъ на плечи мохнатыя простыни, а дальше, въ пахнувшей смолой кабинкe, служитель помогалъ сдернуть липкiй костюмъ и приносилъ шайку горячей воды, почти кипятка, куда полагалось погрузить ноги. Затeмъ, одeвшись, сидeли на 30 пляжe, - мать въ большой бeлой шляпe, подъ бeлымъ наряднымъ зонтикомъ, отецъ тоже подъ зонтикомъ, но мужскимъ, изабелловаго цвeта; Мартынъ же, въ завороченныхъ до паха штанишкахъ, полосатой фуфайкe и загорeлой соломенной шляпe съ англiйской надписью на лентe вокругъ тульи (Его Величества "Непобeдимый"), строилъ изъ песка крeпость, окруженную рвами. Проходилъ вафельникъ въ беретe, со скрежетомъ вертeлъ рукояткой краснаго жестяного боченка съ товаромъ, и большiе, гнутые куски вафли, смeшанные съ летучимъ пескомъ и морской солью, остались однимъ изъ живeйшихъ воспоминанiй той поры. А за пляжемъ, на каменной променадe, заливаемой въ непогоду волной, бойкая, немолодая, нарумяненная цвeточница продeвала гвоздику въ петлицу отцовскаго бeлаго пиджака, и отецъ при этомъ смeшно и добродушно смотрeлъ на процедуру продeванiя, выпятивъ нижнюю губу и прижавъ наморщенный подбородокъ къ отвороту. Было жалко покинуть въ концe сентября веселое море и бeлую виллу съ корявой смоковницей въ саду, все нехотeвшей дать хоть одинъ зрeлый плодъ. На обратномъ пути остановились мeсяца на полтора въ Берлинe, гдe по асфальтовымъ мостовымъ съ трескомъ прокатывали мальчишки на роликахъ, - а иногда даже взрослый съ портфелемъ подмышкой. И были изумительные игрушечные магазины (локомотивы, туннели, вiадуки), и теннисъ за городомъ, на Курфюрстендамe, и звeздная ночь Винтергартена, и поeздка въ сосновые лeса Шарлоттенбурга свeжимъ и яснымъ днемъ въ бeломъ электрическомъ таксомоторe. На границe Мартынъ спохватился, что забылъ въ вагонe вставочку со стеклышкомъ, 31 въ которомъ, ежели приложить глазъ, вспыхивалъ перламутрово-синiй пейзажъ, а во время обeда на вокзалe (рябчики съ брусникой) проводникъ ее принесъ, и отецъ далъ ему рубль. Въ Вержболовe было снeжно, морозно, на тендерe вздымалась цeлая гора дровъ, багровый русскiй паровозъ былъ снабженъ расчистнымъ вeеромъ, обильный бeлый паръ, клубясь, выливался изъ огромной трубы съ широкимъ разваломъ. Нордъ-Экспрессъ, обрусeвъ въ Вержболовe, сохранилъ коричневую облицовку, но сталъ по новому степеннымъ, широкобокимъ, жарко отопленнымъ, и не сразу давалъ полный ходъ, а долго раскачивался послe остановки. Въ голубомъ коридорe было очень прiятно примоститься на откидномъ сидeнiи у окна, и мимоходомъ погладилъ Мартына по головe толстый зобатый проводникъ въ шоколадномъ мундирe. За окномъ тянулись бeлыя поля, кое-гдe надъ снeгомъ торчали ветлы; у шлагбаума стояла женщина въ валенкахъ, съ зеленымъ флагомъ въ рукe; мужикъ, соскочивъ съ дровней, закрывалъ рукавицами глаза пятившейся лошаденкe. А ночью было нeчто особенное: мимо чернаго зеркальнаго стекла пролетали тысячи искръ огненнымъ стрeльчатымъ росчеркомъ.
VII.
Вотъ съ того года Мартынъ страстно полюбилъ поeзда, путешествiя, дальнiе огни и раздирающiе вопли паровозовъ въ темнотe ночи, и яркiе паноптикумы мгновенныхъ полустанковъ, съ людьми, которыхъ не увидишь 32 больше никогда. Медленный отвалъ, скрежетъ рулевой цeпи, нутряная дрожь канадскаго грузового парохода, на которомъ онъ съ матерью весной девятнадцатаго года покинулъ Крымъ, ненастное море и косо хлещущiй дождь не столь располагали къ дорожному волненiю, какъ экспрессъ, и только очень постепенно Мартынъ проникся этимъ новымъ очарованiемъ. Въ макинтошe, въ черно-бeломъ шарфe вокругъ шеи, всюду сопровождаемая, пока его не одолeло море, блeднымъ мужемъ, растрепанная молодая дама, дуя на волосы, щекотавшiе ей лицо, расхаживала по палубe, и въ ея фигурe, въ летающемъ шарфe, Мартынъ почуялъ все то драгоцeнное, дорожное, чeмъ нeкогда его плeняли клeтчатая кепка и замшевыя перчатки, надeваемыя отцомъ въ вагонe, или крокодиловой кожи сумка на ремешкe черезъ плечо у дeвочки-француженки, съ которой было такъ весело рыскать по длинному коридору экспресса, вправленному въ летучiй ландшафтъ. Одна только эта молодая дама выглядeла примeрной путешественницей, - не то, что остальные люди, которыхъ согласился взять на бортъ, чтобы не возвращаться порожнякомъ, капитанъ этого легкомысленно зафрахтованнаго судна, не нашедшаго въ одичаломъ Крыму товара. Несмотря на обилiе багажа, безобразнаго, спeшно собраннаго, съ веревками вмeсто ремней, было почему-то впечатлeнiе, что всe эти люди уeзжаютъ налегкe, случайно; формула дальнихъ странствiй не могла вмeститъ ихъ растерянность и унынiе, они словно бeжали отъ смертельной опасности. Мартына какъ-то мало тревожило, что оно такъ и есть, что вонъ тотъ спекулянтъ съ пепельнымъ лицомъ и съ каратами въ натeльномъ поясe, останься 33 онъ на берегу, былъ бы и впрямь убитъ первымъ же красноармейцемъ, лакомымъ до алмазныхъ потроховъ. И берегъ Россiи, отступившiй въ дождевую муть, такъ сдержанно, такъ просто, безъ единаго знака, который бы намекалъ на сверхъестественную продолжительность разлуки, Мартынъ проводилъ почти равнодушнымъ взглядомъ, и, только когда все исчезло въ туманe, онъ вдругъ съ жадностью вспомнилъ Адреизъ, кипарисы, добродушный домъ, жители котораго отвeчали на удивленные вопросы неусидчивыхъ сосeдей: "Да гдe жъ намъ жить, какъ не въ Крыму?" И воспоминанiе о Лидe окрашено было иначе, чeмъ тогдашнiя, дeйствительныя ихъ отношенiя: онъ вспоминалъ, какъ однажды, когда она жаловалась на комариный укусъ и чесала покраснeвшее сквозь загаръ мeсто на икрe, онъ хотeлъ показать ей, какъ нужно сдeлать ногтемъ крестъ на вздутiи отъ укуса, а она его ударила по кисти, ни съ того, ни съ сего. И прощальное посeщенiе онъ вспомнилъ, - когда они оба не знали, о чемъ говорить, и почему-то все говорили о Колe, ушедшемъ въ Ялту за покупками, и какое это было облегченiе, когда онъ наконецъ пришелъ. Длинное, нeжное лицо Лиды, въ которомъ было что-то ланье, теперь являлось Мартыну съ нeкоторой назойливостью. И, лежа на кушеткe подъ тикающими часами въ каютe капитана, съ которымъ онъ очень подружился, или въ благоговeйномъ молчанiи раздeляя вахту перваго помощника, оспой выщербленнаго канадца, говорившаго рeдко и съ особеннымъ жеваннымъ произношенiемъ, но обдавшаго сердце Мартына таинственнымъ холодкомъ, когда онъ однажды ему сообщилъ, что старые моряки на покоe все равно никогда не садятся, 34 внуки сидятъ, а дeдъ ходитъ, море остается въ ногахъ, привыкая ко всему этому морскому новоселью, къ маслянистымъ запахамъ, къ качкe, къ разнообразнымъ страннымъ сортамъ хлeба, изъ которыхъ одинъ былъ вродe просфоры, Мартынъ все увeрялъ себя, что онъ пустился въ странствiе съ горя, отпeваетъ несчастную любовь, но что, глядя на его спокойное, уже обвeтренное лицо, никто не угадаетъ его переживанiй. Возникали таинственные, замeчательные люди: былъ канадецъ, зафрахтовавшiй судно, угрюмый пуританинъ, чей макинтошъ висeлъ въ капитанской, безнадежно испорченной уборной маяча прямо надъ доской; былъ второй помощникъ, по фамилiи Паткинъ, еврей родомъ изъ Одессы, смутно вспоминавшiй сквозь американскую рeчь очертанiя русскихъ словъ; а среди матросовъ былъ одинъ Сильвiо, американскiй испанецъ, ходившiй всегда босикомъ и носившiй при себe кинжалъ. Капитанъ однажды появился съ ободранной рукой, говорилъ сперва, что это сдeлала кошка, но затeмъ Мартыну по дружбe повeдалъ, что разссадилъ ее о зубы Сильвiо, котораго ударилъ за пьянство на борту. Такъ Мартынъ прiобщался къ морю. Сложность, архитектурность корабля, всe эти ступени, и закоулки, и откидныя дверцы, вскорe выдали ему свои тайны, и потомъ уже было трудно найти закоулокъ, еще незнакомый. Межъ тeмъ дама въ полосатомъ шарфe, какъ будто раздeляя Мартынову любознательность, мелькала въ самыхъ неожиданныхъ мeстахъ, всегда растрепанная, всегда смотрящая вдаль, и уже на второй день ея мужъ слегъ, мотался на клеенчатой лавкe въ каютъ-компанiи, безъ воротничка, а на другой лавкe лежала Софья Дмитрiевна, съ долькой 35 лимона въ губахъ. По временамъ и Мартынъ чувствовалъ сосущую пустоту подъ ложечкой и какую-то общую неустойчивость, - дама же была неугомонна, и Мартынъ уже намeтилъ ее объектомъ для спасенiя въ случаe бeды. Но, несмотря на бурное море, корабль благополучно достигъ константинопольскаго рейда, на холодномъ, молочно пасмурномъ разсвeтe, и появился вдругъ на палубe мокрый турокъ, и Паткинъ, считавшiй, что карантинъ долженъ быть обоюдный, кричалъ на него: "Я тебя утону!" и даже грозилъ револьверомъ. Черезъ день двинулись дальше, въ Мраморное море, и ничего отъ Босфора въ памяти у Мартына не осталось, кромe трехъ-четырехъ минаретовъ, похожихъ въ туманe на фабричныя трубы, да голоса дамы въ макинтошe, которая сама съ собой говорила вслухъ, глядя на пасмурный берегъ; прислушавшись, Мартынъ различилъ слово "аметистовый", но рeшилъ, что ошибся.
VIII.
Послe Константинополя небо прояснилось, хотя море осталось "очень чоппи", какъ выражался Паткинъ. Софья Дмитрiевна дерзнула выбраться на палубу, но тотчасъ вернулась въ каютъ-компанiю, говоря, что ничего нeтъ въ мiрe отвратительнeе этого рабскаго паденiя и восхожденiя всeхъ внутренностей по мeрe восхожденiя и паденiя корабельнаго носа. Мужъ дамы стоналъ, спрашивалъ Бога, когда это кончится, и поспeшно, дрожащими руками, хваталъ тазокъ. Мартынъ, котораго мать держала за кисть, чувствовалъ, что, ежели онъ сейчасъ не уйдетъ, то стошнитъ 36 и его. Въ это время вошла, мотнувъ шарфомъ, дама, обратилась къ мужу съ сочувственнымъ вопросомъ, и мужъ, молча, не открывая глазъ, сдeлалъ разрeзательный жестъ ладонью по кадыку, и тогда она задала тотъ же вопросъ Софьe Дмитрiевнe, которая страдальчески улыбнулась. "И вы тоже, кажется, сдали, - сказала дама, строго взглянулъ на Мартына, и, качнувшись, перебросивъ черезъ плечо конецъ шарфа, вышла. Мартынъ послeдовалъ за ней, и ему полегчало, когда пахнулъ въ лицо свeжiй вeтеръ, и открылось ярко-синее, въ барашкахъ, море, Она сидeла на скрученныхъ канатахъ и писала въ маленькой сафьяновой книжкe. Про нее на-дняхъ кто-то изъ пассажировъ сказалъ, что "бабецъ невреденъ", и Мартынъ, вспыхнувъ, обернулся, но, среди нeсколькихъ унылыхъ пожилыхъ господъ въ поднятыхъ воротникахъ, не разобралъ нахала. И теперь, глядя на ея красныя губы, которыя она все облизывала, быстро виляя карандашикомъ по страницe, онъ смeшался, не зналъ, о чемъ говорить, и чувствовалъ на губахъ соленый вкусъ. Она писала и какъ будто не замeчала его. Межъ тeмъ, чистое, круглое лицо Мартына, его неполныхъ семнадцать лeтъ, извeстная ладность всего его очерка и движенiй, - что встрeчается часто у русскихъ, но сходитъ почему-то за "что-то англiйское", - вотъ этотъ самый Мартынъ въ желтомъ мохнатомъ пальто съ пояскомъ произвелъ на даму нeкоторое впечатлeнiе.
Ей было двадцать пять лeтъ, ее звали Аллой, она писала стихи, - три вещи, которыя, казалось бы, не могутъ не сдeлать женщины плeнительной. Ея любимыми поэтами были Поль Жеральди и Викторъ Гофманъ; ея же собственные 37 стихи, такiе звучные, такiе пряные, всегда обращались къ мужчинe на вы и сверкали красными, какъ кровь, рубинами. Одно изъ нихъ недавно пользовалось чрезвычайнымъ успeхомъ въ петербургскомъ свeтe. Начиналось оно такъ:
На пурпурe шелковъ, подъ пологомъ ампирнымъ,
Онъ всю меня ласкалъ, впиваясь ртомъ вампирнымъ,
А завтра мы умремъ, сгорeвшiе до тла,
Смeшаются съ пескомъ красивыя тeла.
Дамы списывали его другъ у дружки, его заучивали наизусть и декламировали, а одинъ гардемаринъ даже написалъ на него музыку. Выйдя замужъ въ восемнадцать лeтъ, она два года съ лишнимъ оставалась мужу вeрна, но мiръ кругомъ былъ насыщенъ рубиновымъ угаромъ грeха, бритые, напористые мужчины назначали собственное самоубiйство на семь часовъ вечера въ четвергъ, на полночь въ сочельникъ, на три часа утра подъ окнами, - эти даты путались, трудно было повсюду поспeть. По ней томился одинъ изъ великихъ князей; впродолженiе мeсяца докучалъ ей телефонными звонками Распутинъ. И она иногда говорила, что ея жизнь только легкiй дымъ папиросы Режи, надушенной амброй.
Всего этого Мартынъ совершенно не понялъ. Стихами ея онъ былъ нeсколько озадаченъ. Когда онъ сказалъ, что Константинополь вовсе не аметистовый, Алла возразила, что онъ лишенъ поэтическаго воображенiя, и, по прieздe въ Афины, подарила ему "Пeсни Билитисъ", дешевое изданiе, иллюстрированное фигурами голыхъ подростковъ, 38 и читала ему вслухъ, выразительно произнося французскiя слова, подвечеръ, на Акрополe, на самомъ, такъ сказать, подходящемъ мeстe. Въ ея разговорe Мартыну главнымъ образомъ нравилась влажная манера произносить букву "р", словно была не одна буква, а цeлая галлерея, да еще съ отраженiемъ въ водe. И вмeсто всякихъ французскихъ Билитисъ, петербургскихъ бeлыхъ, гитарныхъ ночей, грeшныхъ сонетовъ въ пять дактилическихъ строфъ, онъ ухитрился найти въ этой дамe съ трудно усваиваемымъ именемъ совсeмъ другое, совсeмъ другое. Знакомство, незамeтно начавшееся на пароходe, продолжалось въ Грецiи, на берегу моря, въ одной изъ бeлыхъ фалерскихъ гостиницъ. Софьe Дмитрiевнe съ сыномъ достался прескверный крохотный номеръ, - единственное окно выходило въ пыльный дворъ, и тамъ, на разсвeтe, со всякими мучительными приготовленiями, съ предварительнымъ похлопыванiемъ крылъ и другими звуками, хрипло и бодро начиналъ кричать молодой алекторъ. Мартынъ спалъ на твердой синей кушеткe, кровать же Софьи Дмитрiевны была узкая, шаткая, съ ухабистымъ матрацомъ. Изъ насeкомыхъ жила въ комнатe только одна блоха, зато очень ловкая, прожорливая и совершенно неуловимая. Алла, которой посчастливилось устроиться въ отличномъ номерe съ двумя кроватями, предложила взять Софью Дмитрiевну къ себe, а мужа перекинуть къ Мартыну. Софья Дмитрiевна, сказавъ нeсколько разъ сряду: да что вы, да что вы, - охотно согласилась, и въ тотъ же день состоялось перемeщенiе. Черносвитовъ, большой, долговязый, мрачный, заполнилъ собой всю комнатку; его кровь повидимому сразу отравила блоху, ибо она больше 39 не появлялась; его вещи, - принадлежности для бритья, зеркальце съ трещиной поперекъ, одеколонъ, кисточка, которую онъ всегда забывалъ сполоснуть, и которая стояла весь день, проклеенная сeрой, остывшей пeной, на подоконникe, на столe, на стулe, - удручали Мартына, и особенно было тяжко по вечерамъ, когда, ложась спать, онъ принужденъ былъ очищать свою, Мартынову, кушетку отъ какихъ-то галстуковъ и натeльныхъ сeтокъ. Раздeваясь, Черносвитовъ вяло почесывался, во все нгбо зeвалъ; затeмъ, поставивъ громадную, босую ногу на край стула и запустивъ пятерню въ волосы, замиралъ въ этой неудобной позe, - послe чего медленно приходилъ опять въ движенiе, заводилъ часы, ложился, долго, съ кряхтeнiемъ, уминалъ тeломъ матрацъ.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Подвиг'
1 2 3 4