Вот они, почти все толстушки, только одна высокая, стройная. Я всегда смотрю на нее дольше, чем на других. Кожа медного цвета. Мне нравится. Мысленно называю ее своим Счастливым Медяком.
Она уже меня разглядывает. Фактически подходит, дергает за рубашку.
– Слушай, старик, ну, у тебя и рубашка!
– Угу, знаю.
– Сейчас не семьдесят второй год, детка.
Другие девушки засмеялись, а я родился в семьдесят шестом, поэтому не понял.
– Обыкновенная рубашка.
– Ох, милый, все в порядке. Обожаю диско. Обожаю ночную жизнь. Обожаю буги-вуги.
Остальные опять засмеялись.
– Чего ищешь? – спросила она. – Хочешь принести домой что-нибудь сладенькое?
– Ну, я…
– При тебе деньги есть?
– А что? Хочешь… чего ты хочешь?
– Детка, того, чего ты сам захочешь.
– У меня сегодня день рождения.
– Ох, милый, поздравляю. – Она чмокнула меня в щеку. – Хочешь устроить праздничный обед?
– У меня есть особенно нечего…
– А как тебя зовут?
– Меня? Рей.
– Зови меня Шантиль. Ну, пошли к тебе. Наплевать на пустой холодильник. Меня можешь съесть.
И мы вместе пошли вниз по улице. То и дело кто-нибудь из местных парней говорил нечто вроде «Чистая работа, белый мальчик».
– Не слушай старого дурака, – отзывалась она. Подойдя к дверям дома, я предупредил:
– Там не прибрано.
– По-моему, проклятое место. – Войдя, она сказала: – Слушай, что за вонючая задница?!
– Спасибо.
– Где ты взял эту… мебель? – Видно, ее квартира обставлена гораздо лучше. – Да ладно, не бери в голову. – Она пнула надувной матрас. – Нам хватит.
– А? Надеюсь, ты не голодная. Я дома еду не держу.
– Черт побери, малыш, я не обедать сюда пришла. Давай. – И она улеглась на матрас. – Надеюсь, не продавим эту хреновину. У меня денег на костоправа не хватит.
Я сел рядом. Не успел опомниться, как она наполовину разделась. По-моему, слишком скоро. Так уж показалось.
– А ты не собираешься раздеваться? – спросила она.
– Я…
И она принялась стаскивать с меня одежду. Непривычное ощущение, когда кто-то тебя раздевает. Она обняла меня, и я начал ее целовать, пока не услышал:
– Слушай, милый, не люблю целоваться за делом. Ну хватит. Пусти меня. Давай ляжем. Давно этим не занимался? Я сама все сделаю. Ну, расслабься. Отлично. Так, так. Будет очень хорошо, черт возьми. Доставлю тебе удовольствие, детка. Вот. Сейчас. Да. Стой, стой, стой, что ты делаешь, черт побери? Не туда. Сюда… сюда… Вот так. Порядок. Давай, малыш. Хорошо, правда? Черт… черт!.. Черт побери, уже именинник? Ну, ничего. С днем рождения! Можешь не беспокоиться. Мне все едино.
Не знаю, что это сейчас было. Хочется только скорее одеться.
– Детка, ты что это, в дверь собираешься выскочить, черт побери?
Из кармана штанов выпал бумажник, упал ей на живот.
– Слишком легкий, чтоб мне провалиться, – сказала Шантиль, открыла бумажник, принялась пересчитывать содержимое, пока я одевался. – Обожди-ка минутку, – сказала она. – Надеюсь, у тебя найдется побольше десяти вшивых долларов. А я вижу тут всего десять долбаных долларов. Я не десятидолларовая шлюха. Лучше найди еще девяносто.
– Еще девяносто? За что?
– Как за что? Думаешь, я тут тебе, мать твою, завтрак сготовила? Ты должен мне сотню долларов.
– У меня нет сотни долларов.
Она вскочила, начала одеваться. Никогда не видел, чтоб кто-нибудь одевался так быстро. Можно подумать, полжизни тренировалась. Потом наставила на меня палец.
– В последний раз предупреждаю: лучше сейчас же отдавай сто долларов.
– Да за что, леди?
Она вдруг взмахнула руками, посмотрела на мой левый глаз, прошипела:
– Вот с-с-сволочь… – взглянула на правый глаз, размахнулась еще шире, ударила даже сильнее, чем девушка из автобуса. И направилась к двери, а я упал на матрас, закрыв лицо руками.
– Зачем ты это сделала?
– Советую к вечеру принести сотню долларов, иначе я пришлю сюда Билли, и тогда тебе станет ясно, что бывает с трахнутыми неплательщиками.
– Я старался добраться до банка, а чертов коп…
– Мне глубоко плевать на тебя и на копов. Просто неси деньги.
Бандероль принесли к моей двери почти в конце, дня. Я расписался в квитанции, стал распаковывать, усиленно гадая, кто, черт возьми, мог прислать подарок в день рождения? Обратного адреса нет, на марке виден штемпель Денвера – значит, тетя Мисси. В посылке лежит обувная коробка с приклеенной запиской, где сказано: «Рей, твоя мать умерла. Позвони». И никакого номера телефона.
Дичь какая-то. Ни единого слова о том, где и как умерла. Я снял с коробки крышку, заглянул внутрь. Целая пачка писем, перетянутая резинкой.
И я начал читать мамины письма к тете Мисси. Кажется, мама рассказывала ей обо всем, в том числе и о том, о чем мне никогда не трудилась рассказывать. Пока я читал, по подоконнику прогуливался молящийся богомол, поглядывая на меня.
– Какого черта тебе надо? Не видишь, я занят?
Распроклятая тварь таращила глаза.
5
16 августа

Сегодня в больнице Святого Луки родился наш сын Реймонд Эмеральд Пуласки. Реймонд в честь отца, а Эмеральд – изумруд – в честь цвета воды в ту ночь, когда мы с Реем-старшим занимались любовью в Пуэрто-Валларте в Мексике девять месяцев назад.
Надо признать, Реймонд с виду не совсем обычный младенец. Головка миндалевидная, как бы припухшая от удара. Врач сказал, иногда так бывает, и это нормально. Но, по-моему, то, что в большинстве случаев нормально, время от времени оказывается ненормальным.
23 августа

Мы дома, привыкаем к новым обстоятельствам, к ребенку с его криками, к постоянным, непрекращающимся заботам. Впрочем, жизнь продолжается. Как дождешься того, что, наконец, случается, чувствуешь, что ничего не изменилось. Трудно объяснить. Я уже почти не помню своих снов, будто вижу их целый день, и поэтому ночные сны не имеют значения. Или будто нахожусь в полусне днем и ночью. Может быть, надо больше радоваться дню.
Никогда не слышала, чтобы ребенок производил столько шума. Кажется, мир создан лишь для того, чтобы он кричал. По-моему, это называется боязнью отлучения, хотя Реймонд боится отлучения, ни от чего пока не отлучившись.
Я хочу сказать, что сама здесь целый день, и Рей-старший отсутствует всего восемь часов, а потом возвращается. Надо видеть, как малыш цепляется за вернувшегося папочку, Рея-старшего. А до того орет, и орет, и орет, успокаивает его лишь запущенная стиральная машина. Гипнотизирует или что-нибудь вроде того.
Он страшно любознательный. Ко всему тянется, все хватает. В жизни наверняка обожжется о множество горячих печек. Вступит в Общество анонимных любителей горячих печек. Утром забежала соседка, у которой трое детей, и сказала, что никогда не видела такого живого и любопытного ребенка, как Рей. Полный бред.
17 октября

Сегодня Рей сказал, что хочет оформить какие – то страховки, но подробно не стал объяснять. Больше всего нам нужна страховка, которая обеспечила бы, чтобы Рей – старший держался подальше от бутылки и ходил каждый день на работу, да только я сижу и знаю, что он вскоре опять пойдет домой кружным путем через пивную. Знаю каждую кочку на этом пути. Знаю, этот день скоро настанет. Всякий раз, когда отец приходит, Рей – младший хватает его, тискает, тянет. А Рей – старший из тех, кто способен любить только на расстоянии. Если подпустит тебя чуть поближе, то потом отодвинется гораздо дальше.
В довершение ко всему я сама смахиваю на перезревший помидор, усохший и дряблый крупный овощ, валяющийся на диване, слушая стиральную машину. Помолилась бы, но взглянем правде в глаза – Бог никогда не прольет свет Свой на нашу семью. Тем не менее Рей-старший хороший человек по стандартам Гилбертсонов. Если воздержится от пива «Будвайзер» и виски «Джек Дэниеле», мы когда-нибудь сможем жить в собственном доме.
Только страшно боюсь, как бы не произошел какой-нибудь несчастный случай. Боюсь, что когда-нибудь он поедет домой в слишком самоуверенном настроении, которое на него накатывает после чрезмерной выпивки, когда в голове возникает какая-то мысль, захватывает и перетряхивает мозги, как тот самый стеклянный шар, где внутри сыплется снег. Оторвет глаза от дороги, уставится на прекрасную иллюзию и врежется прямо в дерево. Уже вижу газетные заголовки. И что я тогда буду делать?
28 октября

Как я предсказывала, настроение Рея-старшего с каждым днем ухудшается. Можно подумать, фабрика его доконала. «Что Бог против меня имеет?» – спрашивает он. А я говорю, скажи спасибо, что у тебя есть работа.
Вижу, он снова пьет в обеденный перерыв. Слышу запах пива. Знаю его привычки. Ходит куда-то с приятелями пиво пить. После чего они возвращаются на работу, к станкам. Взрослые люди. Кажется, будто ХОТЯТ, чтоб им пальцы отрезало. Он приходит домой совсем мрачный, потому что пиво уже выветрилось. Тайком ищет спиртное, выпивает украдкой. Знает, что я слежу, глаз не спускаю. Поэтому еще сильней бесится. Когда он в таком виде, я готова порой схватить нож и воткнуть ему в сердце. Чувствую даже, как лезвие входит. Слышу: «Пффф». А потом вижу кровь кругом, слышу плач Рея-младшего, вцепившегося в отцовскую ногу.
По крайней мере, Рей-старший в прошлые выходные сходил в страховую компанию. Это я его погнала, вытащила из постели субботним утром, хоть он жутко ругался, но мне самой со всеми делами не справиться.
23 февраля

Прости, что так часто пишу о проблемах, но уже говорила, что так и знала. Сегодня он пришел домой с налитыми кровью глазами, ругаясь как сапожник. Даже не взглянул на ребенка, который полз следом, хватаясь за башмаки. Прошел в ванную, закрыл за собой дверь, пустил воду и отключился, пока вода не потекла в коридор из-под двери. Мне пришлось выбить створку плечом, ворваться, закрыть кран, оплеухами привести его в чувство. Идиот даже не разделся. Очнулся и говорит:
– Что ты делаешь, черт побери? Зачем бросила меня в чертову ванну в одежде?
Ну, тогда я ушла. И он тоже приплелся, плюхнулся в мокрой одежде в постель. Наверное, проснется весь мокрый и скажет, что глупо было укладывать его в постель одетым.
5 марта

Рей-старший протрезвел, но это ненадолго. Думает, что с Реем-младшим не все в порядке, и винит себя. Гадает, не из-за выпитого ли им спиртного у младенца такая странная головка. Прилагаю несколько фотографий, снятых в разных ракурсах. Ты ведь медсестра, поэтому, может, посмотришь и выскажешь свое мнение. Пройдет ли это с возрастом? Врач говорит, что психически Рей вполне нормален. Сомневаюсь.
27 марта

Ну, Рей совсем недолго продержался. Не пил два дня, а теперь взмыл ракетой в небеса, хлещет виски, будто претендует на звание рекордсмена-алкоголика в Книге Гиннесса.
9 апреля

Некролог в черной рамке. Не могу поверить, что его больше нет. Если б Рей-младший не обхватил отца по привычке за шею, а вцепился в рубашку, дернул бы и порвал, возможно, Рей-старший не упал бы с подвальной лестницы, не разбил голову. Падая, он крепко держал Рея, и это его погубило. Что теперь будет? ЧТО ТЕПЕРЬ БУДЕТ? И хотя Рей-старший крепко его держал, по-моему, Рей-младший все-таки ударился головой. Еще громче плачет и безобразничает хуже прежнего.
1 мая

Прости, что не писала и не звонила. Обдумала твое предложение, но, пожалуй, лучше здесь останусь. Пишу, потому что по-прежнему не люблю разговаривать по телефону. Боюсь, больше ничего не осталось, как уйти от мира. Стараюсь заботиться о Рее, но не могу заставить его замолчать, не хочу целыми днями слушать стиральную машину.
В определенном смысле это его вина. Не хочется говорить, но ребенок в его возрасте должен все-таки чуточку соображать.
Как привыкнуть, как приспособиться? Как смотреть теперь на Рея-младшего? Я по-прежнему вижу то самое изумрудное море, но теперь сама в него падаю, погружаюсь на дно. Море было последним счастьем, которое выпало перед началом сплошных бед, оставшись в рассеянном взгляде Рея-младшего. Он как бы уплывает в него навсегда, увлекая меня за собой.
6
Чтобы расплатиться с Шантиль, надо заложить часы. Я решил пойти в «Американский ломбард». Заведение с таким названием заслуживает доверия.
По пути думаю о письмах. Прочитал всего несколько. Их еще много, только вряд ли хочется узнать больше того, что уже узнал.
Практически о прочитанном и без того догадывался. Мама постоянно твердила родственникам, соседям, даже почтальону: «Рей слегка не в себе после того, как ударился головой. Это не наследственное, я во время беременности не пила и не принимала наркотики. Он просто головой ударился, вот и все».
Однажды она пришла в школу после телефонного звонка учителя. Я подслушивал их разговор в коридоре.
Учитель сказал:
– По-моему, Рей особенный.
Мама сказала:
– Знаю. Неужели вы думаете, будто не знаю? Вызвали меня сюда, чтобы это сказать? Неужели считаете, будто мне неизвестно, что он отсталый?
– Совсем не в том дело, – сказал учитель. – Я говорю «особенный», имея в виду «одаренный». По-моему, у Рея довольно богатое воображение. Проводившиеся в штате и в общенациональном масштабе тесты показывают, что он…
– Шутите?
– Шучу? Миссис Пуласки, зачем мне шутить подобными вещами?
– Все знают, что Рей чокнутый. Вы когда-нибудь хорошенько на него смотрели?
– Миссис Пуласки!
– Слушайте, Рей действительно особенный, и если это подарок, не присылайте мне его на Рождество. Что касается воображения, то, по-моему, у шизофреников оно тоже очень богатое. Могу поклясться, им приходит в голову такое, что даже никогда не приснится человеку в здравом рассудке. Переведите его в класс для отсталых, как делают в других школах, если не считаете, будто знаете больше всех прочих школьных учителей в целом городе.
С тех пор учитель проявлял ко мне особый интерес, ограждал от мальчишек. Но после того, что говорила мама, я никогда не верил похвалам учителя. Думал, он надо мной издевается.
Мама мне часто рассказывала об отце. Когда я спрашивал, что с ним случилось, она говорила: «Он погиб, спасая тебя. Ты в него вцепился, как птица когтями, и он потерял равновесие. Крепко держал тебя, падая с лестницы. Ты все равно ударился головой, хотя, если бы не отец, разбился бы насмерть».
До этих самых писем она никогда ни словом не упоминала о пьянстве. Для меня это новость. Мама постоянно твердила, как усердно трудился отец ради нас, а я вместо благодарности только лип и цеплялся к нему. Говорила, при жизни он так и не получил заслуженной награды, в отличие от меня.
Помню, тетя Мисси всегда относилась ко мне по-особенному. Рассказывала про ракеты, планеты и звезды, про инопланетян и летающие тарелки с вертящимися огнями, про духов и дома с привидениями. Иногда выдумывала истории, в которых я был прославленной кинозвездой. Рассказывала, как я прихожу на великосветский прием и все просят у меня автограф. Я ложился спать, и рассказы мелькали в голове, как кино.
Иногда кое-что объясняла. «Твоя мама очень старается, но ей выпала трудная жизнь. Если порой выходит из себя, ты должен понимать. А если слишком много пьет, просто помни, что это вроде лекарства, которое ей помогает забыться». Или: «Когда люди плохо с тобой обращаются, просто взгляни на них и скажи: «Ладно, а в вас-то самих чего хорошего?» или: «Если кто-нибудь нападет на тебя, двинь ногой в яйца и удирай». И самое замечательное: «Гордо держи голову, Рей. Помни, ты кинозвезда. Просто помни, что я тебе рассказывала, и еще крепче помни – ты такой, какой есть, что бы ни говорили другие».
Мы с Мисси делали почти все, что другие дети делают с матерями. Ходили в кино, в магазины и в парки, а когда возвращались домой, мама почти всегда лежала на диване с мокрой тряпкой на лбу. Бросала на нас взгляд и стонала; после того как дверь закрывалась, стонала еще громче, переворачивалась лицом вниз. Мисси хватала меня за руку и говорила: «Пошли, Рей. Я обед приготовлю».
Но Мисси бывала у нас только летом. В зимние месяцы дело шло плохо – у меня ничего не было, кроме мамы на диване и пары старых игрушек в спальне. А еще телевизор, по которому я просмотрел все мультфильмы. Наверное, видел больше мультфильмов, чем любой другой американский ребенок. Когда бы ни проснулся, первым делом слышал от мамы: «Заткнись, смотри мультфильмы».
В отличие от Мисси, которая уверяла, что есть кое-что получше телевизора, мама считала его самым лучшим на свете. Когда мне хотелось зимой повозиться в снегу, она говорила: «Нет, Рей, мне хватает забот без того, чтоб ты бегал по улице, потерялся или, хуже того, снова головой ударился. Просто сиди смотри телевизор».
Но из-за Мисси мне всегда отчасти хотелось бродить, глядя на происходящее. Очень жаль, что она переехала в Денвер. Дело в каком-то ее приятеле, который не желал оставить ее в покое. Она говорила, что это древнее проклятие Гилбертсонов. Наверняка не приложила к письмам ни адреса, ни номера телефона потому, что если тот самый приятель узнает, где она живет, то сделает какую-то пакость. Черт возьми, даже мама была вынуждена ей писать «до востребования».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16