Он встал – солдаты опустили винтовки и нацелились на него. И ведь не прикроешься ничем, разве что простыней с операционного стола, запачканной никчемными выделениями его тела. Тед схватил простыню, завернулся в нее, вгляделся в лица стоящих перед ним мальчиков.
– Откуда ты родом, сынок? – спросил Тед одного из них. Тед всегда гадал, ощутит ли он себя когда-либо настолько старым, чтобы назвать другого, чужого ему человека сынком, при всей предосудительности подобной практики.
– Округ Шайен, штат Канзас, сэр!
– Скучаешь по дому?
– Так точно, сэр!
– Небось надеешься увидеть его снова? – спросил Тед.
– Надеюсь, сэр! – На лице и на тыльных сторонах рук паренька проступили жемчужинки испарины. Тед слышал, как бьется его сердце – как бьются сердца у обоих, трепыхаются, точно бейсбольные мечи в сетках.
– А ты? – обернулся Тед ко второму. – Ты откуда?
Юнцы переглянулись, крепче перехватили потными пальцами спусковые скобы черных винтовок.
– Роуз-Хейвен, Мэриленд, сэр!
– Совсем рядом с Фэр-Хейвеном, – заметил Тед.
В глазах юнца отразилось удивление.
– Так точно, сэр.
– Хорошо, мальчики, вот как я себе мыслю. Думается мне, родного дома вам уже не увидеть. – Солдатики судорожно стиснули металл винтовок. – Я не враг, хотя, возможно, на врага и смахиваю. Да вы только посмотрите вокруг. – Тед оглянулся по сторонам, ткнул себя в грудь. – И на меня посмотрите. Или, может, вы полагаете, что в один прекрасный день завалитесь в трактир на углу в Фэр-Хейвене и растреплете все, что знаете и обо мне, и об этом месте?
– Мы дали клятву хранить тайну, сэр! – вякнул первый.
– Ага, вот именно. Неужто ты еще не понял, «Округ Шайен, штат Канзас», что стоит тебе покинуть это место, и ты превращаешься в проблему? Тут вам не в игрушки играют. – Тед указал на пол под операционным столом. – Видишь вон ту штуку? Это моя поджелудочная железа. Ее даже не потрудились засунуть обратно. А теперь посмотрите на меня. Вы такое когда-либо видели? Солдаты молчали.
– У меня есть семья, я хочу повидать близких. Вы мне поможете отсюда выбраться?
– Никак нет, сэр! – рявкнул кто-то один или оба сразу; впрочем, какая разница.
– Мальчики, вас отсюда в жизни не выпустят, – продолжал Тед. – Ну, может, и выпустят, только сперва накачают под завязку наркотиками или еще какой-нибудь дрянью, потом скажут, что вы спятили, и кончите вы тем, что спать будете в картонных коробках под железнодорожными мостами либо в специальной палате в госпитале для ветеранов.
Солдаты тщетно искали точку опоры.
– А сейчас я пройду мимо вас.
– Пожалуйста, сэр, не надо!
Тед шагнул вперед; оба выстрелили. Пули прошили насквозь его тело, не причинив ни малейшего вреда; треск выстрелов пугал сильнее пуль как таковых. Тед подошел ближе; солдаты пятились к двери, продолжая беспорядочно палить по мишени – ни дать ни взять кашель в концертном зале.
– Вы как хотите, а я пошел отсюда, – сообщил Тед.
Солдаты бочком-бочком отодвинулись от двери: один винтовку вообще выронил, другой держал оружие за дуло, а ложе болталось у ноги. Тед в очередной раз отметил про себя, что пули не возымели никакого эффекта, но удивиться – не удивился. По всей видимости, он и впрямь неубиваем. Может, дело в том, что он и без того мертв – кто знает? По иронии судьбы, если бы юнцы бросились на него и задержали силой, освободиться ему бы не удалось, подумал Тед. А поскольку пули прошли сквозь мишень, ничем ей не повредив, солдаты рухнули в обморок. Тед открыл дверь и вышел в длинный, белый коридор. Куда податься – направо, налево? Оба направления выглядели совершенно одинаковыми, и там, и там футах этак в ста маячили повороты.
Моторка, тарахтя, отошла от гавани.
– Ночная прогулка по морю – право, звучит соблазнительно, – раздался голос Ричарда за спиной Глории.
Глория не обернулась, хотя голос узнала.
– Для меня там больно темновато, – заметила она.
– Дети спят?
– Да.
– Надеюсь, днем я вас не слишком смутил, – промолвил Ричард. Он оперся на перила и посмотрел вниз, на воду вместе с нею. Со стороны бара донеслось нестройное пение. – Ненавижу это место, – буркнул Ричард.
– Тогда зачем вышли? – рассмеялась Глория.
– Да заснуть никак не могу. В нашем милом, патриархальном городке шум стоит адский. А в этих хибарах звукоизоляции никакой. Впрочем, тут и окон-то не закрывают.
– Зато здесь красиво, – отозвалась Глория. – А что вы, собственно, тут поделываете?
– Выбираюсь поразвеяться. Много рыбачу. Вон там у меня лодка. – Ричард указал на средних размеров моторку. – Не ахти что, зато забавно. Дом мне от родителей достался. А вы где остановились?
– В отеле «Каталина».
Ричард кивнул.
– Можно, я задам вам один вопрос?
– Пожалуйста.
Глория развернулась и заглянула ему в глаза.
– Почему вы со мной беседуете? Ну, то есть вас привлекаю я или тот факт, что мой муж умер и воскрес к жизни?
– Вы.
– Почему?
– Потому что вы привлекательная. Вы умница.
Глория улыбнулась, но не потому, что комплимент ей польстил. Просто она мало-помалу обретала в себе ту самую уверенность, которой ей всегда так недоставало.
– Спасибо за добрые слова. – Она глядела в лицо собеседника и думала, что тот и впрямь хорош собой.
– А вы способны на безумства? – полюбопытствовал Ричард.
– Долго вы эту строчку репетировали?
– Простите.
– То есть вы хотите меня поцеловать, – подвела итог Глория. И, не дожидаясь ответа, сообщила: – Тогда знайте, что последний мужчина, с которым я целовалась, вообще не подавал признаков жизни. – Она закрыла глаза. – Хорошо, поцелуй меня.
– Глория, – проговорил Ричард.
– Ну же, целуй, если хочешь, – повторила она, не открывая глаз.
Глория почувствовала, как его полные губы жадно прильнули к ее губам, его грудь – к ее груди, его пальцы сжали ей плечи. Она чувствовала, как в его больших пальцах вибрирует пульс – в жизни своей она не ощущала поцелуя настолько безжизненного. Она открыла глаза – и Ричард отстранился и убрал ладони с ее плеч.
– Доброй ночи, Ричард, – попрощалась она.
Коридор походил на гигантский зев: ничего подобного Тед отродясь не испытывал. Ощущение было такое, словно его проглотили и переваривают. Сама база, возможно, была не из крупных, зато лабиринт лабиринтом. Если не считать того, первого шага из лифта, с любой другой точки взгляду открывалось не больше, чем отдельно взятое помещение или коридор: все равно как в подводной лодке либо в туннеле. Тед думал, что ему позарез необходим солнечный свет, а не это искусственное марево, и размышлял, а вдруг он – вампир наоборот, не бежит от солнца, но, напротив, нуждается в нем. И в воздухе тоже; при том, что дышать он не дышал. Стены словно смыкались. Тед сворачивал налево, направо, налево, снова и снова, блуждал по бесконечным переходам, превосходно освещенным и ослепительно белым. На каждом шагу встречались двери из нержавеющей стали, совершенно одинаковые, если не считать разнообразия запирающих устройств, – чего доброго, он просто-напросто ходил по кругу. Не было ни указателей, обозначающих сектора, ни часовых, охраняющих тамбуры.
Мертвое тело не ведало усталости, однако разум, столь полный жизни – новой, лучшей жизни! – похоже, притомился. Затерянный в поисках выхода, точно зверь в поисках пищи, Тед ощущал себя ничтожнее животного. Ибо ни одно животное не рыщет где попало, высматривая добычу: зверь ищет методично, в разумных местах. Тед притормозил и попытался войти в какую-нибудь из комнат. Понажимал кнопки на панели, попробовал сосканировать рисунок сетчатки у следующей двери, приложил ладонь к детектору у третьей – и вдруг был впущен. Но внутри обнаружилась вовсе не комната, а уходящий вниз спуск, витой, плавно понижающийся коридор, освещенный не хуже предыдущих, вот только стены были светло-голубые, а не белые. Тед кружил и кружил по спирали, пока его не вынесло в просторное полутемное помещение, заполненное пустыми терминалами: экраны компьютеров испускали свет и высоко, пронзительно гудели. Посреди всего этого за рабочим столом восседал полноватый человечек. Он медленно поднял взгляд – и обнаружил перед собою задрапированного в простыню Теда. Все так же медленно незнакомец вернулся к своим записям.
– Меня зовут Теодор Стрит, – представился Тед.
– Меня – Освальд Эйвери, – отозвался тот, не отрываясь от бумаг.
– Правда?
– Не тот Освальд Эйвери.[xlii] – Головы он так и не поднял.
– Я пытаюсь выбраться отсюда, – сообщил Тед.
– Не один вы в поле кактус.
– Вы мне не поможете? – спросил Тед.
– Да мне самому отсюда никак не выбраться. А я здесь, между прочим, работаю. – Эйвери наконец-то вскинул глаза. – Что это вы так вырядились?
Тед приспустил простыню и на краткий миг приоткрыл торс.
– Ой-ей, – покачал головой Эйвери. – Выходит, вы таки удрали. – Замечание это явно носило обобщенный характер: ничего не значащий отклик – и только. – А что вы, собственно, такое?
– Я и сам не знаю, – отозвался Тед. Он шагнул ближе к Эйвери и разглядел: тот читает книгу. – Я – Теодор Стрит. Неужто вы обо мне не слышали? – Тед впервые со всей отчетливостью осознал тот факт, что знаменит.
– Я безвылазно торчу в этой дыре вот уже одиннадцать лет. Я даже не знаю, кто сейчас в президентах. Чего доброго, как раз вы.
– Нет-нет. Я всего лишь человек, который не задержался в покойниках.
Эйвери с интересом рассматривал швы на Тедовой шее.
– И, разумеется, вас тотчас же отыскали и доставили сюда. Что у вас с горлом?
– Мне начисто отрезало голову в автокатастрофе.
Эйвери закрыл книгу и откинулся на стуле назад и вбок.
– То есть вы настоящий.
– Похоже на то. – Теду надоело ощущать себя подопытным кроликом, и он сменил тему: – А вы тут что делаете?
– Видите ли, мой дорогой покойный друг, я лишился субсидии, так что теперь я просто-напросто жду, пока решают мою участь. Я вот все думаю, что если я вдруг открою секрет воскрешения к жизни раньше, чем меня убьют, так и впрямь смогу уйти отсюда. Но без секрета – смысла нет. Они все равно меня отыщут и прикончат снаружи так же легко, как и здесь. – Эйвери взял со стола трубку, засунул ее в рот, но зажечь – не зажег.
– Почему за мной никто не гонится? – полюбопытствовал Тед.
– В силу ряда причин, – процедил Эйвери, формируя слова вокруг черешка трубки. – И первая причина в том, что они знают: вам отсюда не выбраться. Возможно, знают даже, где вы находитесь. Кроме того, здесь, внизу, секьюрити только двое. Все остальные пиф-пафщики наверху, блюдут нашу секретность.
– Ну, охранники-то вырубились, – сообщил Тед. Он глянул на потолок, высматривая камеры наблюдения, но не обнаружил ни одной. – Неужто отсюда ну совсем выхода нет?
– Может, и есть. – Эйвери вновь устроился на стуле поудобнее. – Одиннадцать лет. Хотите поглядеть, чем я занимался одиннадцать лет? – И, не дожидаясь ответа, встал. – Ну, пошли. – Он провел гостя мимо терминалов в глубину громадной комнаты. – Вам разве не холодно?
– Нет, – сознался Тед.
С вешалки у двойных дверей Эйвери сдернул зелено-голубой комбинезон.
– Вот, должно подойти.
Тед сбросил простыню и влез в комбинезон.
– Это с вами здесь сотворили? – Эйвери шагнул ближе, только-только что не касаясь шва на Тедовом теле.
– Да, они сперва извлекли все мои органы, а потом пошвыряли их обратно. – Тед застегнул комбинезон спереди – «молния» казалась злоехидной пародией на его рану. – А я все равно вот он, разговариваю с вами как ни в чем не бывало. Класс, да?
– Я ж сказал, вы – настоящий. – Эйвери набрал код у двери. – Я хочу показать вам кое-что.
Тед прошел сквозь двери вслед за своим проводником. Внутри, по всему периметру комнаты, на стульях из прессованной пластмассы расселось более двадцати темноволосых слюнявых мужчин, одетых точно в такие же зелено-голубые комбинезоны, как на нем. Многие из них были настолько обезображены, что спустя две-три секунды Тед поневоле отводил взгляд. Наблюдалось несколько горбунов. По меньшей мере у трех над носом, занимающим центр лица, нависало что-то вроде второго такого же. Были там искривленные торсы с одной рукой, а были и с тремя. У кого-то было три ноги, а у других – полторы или ни одной. Большинство лиц тоже поражали разнообразием уродств – волчья пасть, и косоглазие, и длинные вислые мочки ушей.
– Боже мой, – сказал Тед.
– Близко, – кивнул Эйвери. – Точнее было бы сказать, Иисусе Христе. Вы ведь уже поняли, что мы здесь пытаемся разгадать тайну воскрешения к жизни. Наверное, самым знаменитым среди всех воскресших был Иисус Христос. – И, не дожидаясь отклика, Эйвери спросил: – Вы когда-нибудь слышали о копье Лонгина?
– Нет, – покачал головой Тед.
– Пятая из Христовых ран была нанесена римским солдатом по имени Лонгин. Древко копья хранится в Риме, но острие… так вот, куда подевалось острие, никто не знал. До тех самых пор, как лет этак с пятьдесят назад люди Гитлера обнаружили его в некоей пещере. – Эйвери со всхлипом втянул в себя воздух. – Как бы то ни было, острие мы раздобыли, а на острие есть пятна крови, крови Иисуса. Из пятен мы выделили ДНК, а, используя ДНК, попытались клонировать Христа.
– Вы что, издеваетесь?
Эйвери широким жестом указал Теду на рассевшихся в комнате уродов.
– Это все Иисусы?
– Ну да. Вообще-то мы не слишком преуспели. – Эйвери рассмеялся себе под нос. – Разумеется, если Иисус и впрямь был сыном Божиим, тогда, возможно, мы имеем еще и ДНК Господа Бога. Есть над чем задуматься, не так ли?
Голова у Теда шла кругом. То, что он слышал, было потрясающе, грандиозно, и при этом до смешного просто – на поверхностный взгляд. Именно простота и тревожила, сводила с ума. Он вновь оглянулся на деформированные оболочки.
– А в них ощущается хоть что-то от Христа?
– Нет. К сожалению, их мозги исковерканы так же, как и тела. Я сделал таких штук сорок. Осталось двадцать семь.
Тед вопросительно изогнул брови.
– Тринадцать мы убили. Нужно ли говорить, что спустя три дня они так и не очнулись. А как скоро проснулись вы?
– Через три дня.
– Да неужто? – Эйвери вновь внимательно пригляделся к Теду. – Наверное, совпадение.
– Наверняка, – кивнул Тед.
– Мы убивали Иисусов самыми разными способами. Я вот гадаю, а не спасалось ли тем самым человечество еще тринадцать раз? – Эйвери рассмеялся. – Черт, откуда нам знать, может, на этом треклятом острие вообще кровь Гитлера. Или Варравы. Может, у нас тут полная комната ворья. – Эйвери плюхнулся на пустой стул и перебросил ноги через ближайшего к нему Иисуса. – А вы верите, что был такой Иисус Христос, сын Бога-Отца?
– По правде говоря, нет, – сказал Тед. – А вы?
– А мне приходится. Потому что от этого зависит мое финансирование. Или зависело. Я знаю, что молитвы всегда безответны. Если бы важные шишки прознали, чем мы тут внизу занимаемся, они бы закатили скандал и скопытились от страха. Все религиозные психи до единого и все их девственные мамаши завопили бы, что мы пытаемся играть в Бога. Ну, конечно, мы пытаемся играть в Бога. Когда играешь в бейсбол, пытаешься быть Уилли Мэйсом,[xliii] а не Джерри Джукером.
– А кто такой Джерри Джукер?
– Вот и я о том же. – Эйвери сосредоточенно изучал черешок своей трубки. – Высшая дань Всевышнему – это попытка посостязаться с ним, верно? – Ученый потер глаза. – Так или иначе, мои дни здесь сочтены. Да, собственно, сочтены где бы то ни было. У меня достанет денег, чтобы сварганить еще парочку мессий, затем убить их, уповая на лучшее, а затем еще немного подождать, – пока очередной юнец-охранник (они тут все время меняются) не придет и меня не пристрелит. Вы в шахматы играете?
– Правила знаю.
– Так я вам что скажу. Если вы у меня выиграете, я помогу вам бежать.
– Отчего бы вам просто-напросто не пойти со мной? – спросил Тед.
– Меня в ту же секунду и сцапают. Жить в «подполье» я не умею. Без крова, без пищи я и дня не протяну. Кроме того, моя семья уже давно считает меня мертвым. Объявиться живехоньким-здоровехоньким только того ради, чтобы на следующий день меня нашли мертвым? Нельзя так поступать с родными и близкими.
– Вы можете рассказать всему миру о том, чем тут занимаются: ну, про эти ваши эксперименты.
– А вы бы поверили генетику-маргиналу, которого вот уже десять лет как считают покойником, который внезапно объявился бы с сенсационным заявлением, что он, дескать, состряпал для военщины толпу Иисусов?
– Пожалуй, что нет, – сказал Тед.
– Вот и я, пожалуй, что и нет, ~ эхом откликнулся Эйвери. – Так не сыграть ли нам в шахматы?
Частный детектив Салли облегчился в нескольких ярдах от своей машины, отойдя на обочину. При виде иссушенной, безлюдной пустыни он вдруг затосковал по городу, на который сам же вечно жаловался. Вновь сел за руль «форда» и покатил по грунтовке к лагерю сектантов. Ветер гнал по песку желтую обертку из ресторанчика «фаст-фуд» – единственное свидетельство человеческого присутствия. Вскорости Салли уже различал впереди постройки, но не видел никакой ограды и ни души вокруг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– Откуда ты родом, сынок? – спросил Тед одного из них. Тед всегда гадал, ощутит ли он себя когда-либо настолько старым, чтобы назвать другого, чужого ему человека сынком, при всей предосудительности подобной практики.
– Округ Шайен, штат Канзас, сэр!
– Скучаешь по дому?
– Так точно, сэр!
– Небось надеешься увидеть его снова? – спросил Тед.
– Надеюсь, сэр! – На лице и на тыльных сторонах рук паренька проступили жемчужинки испарины. Тед слышал, как бьется его сердце – как бьются сердца у обоих, трепыхаются, точно бейсбольные мечи в сетках.
– А ты? – обернулся Тед ко второму. – Ты откуда?
Юнцы переглянулись, крепче перехватили потными пальцами спусковые скобы черных винтовок.
– Роуз-Хейвен, Мэриленд, сэр!
– Совсем рядом с Фэр-Хейвеном, – заметил Тед.
В глазах юнца отразилось удивление.
– Так точно, сэр.
– Хорошо, мальчики, вот как я себе мыслю. Думается мне, родного дома вам уже не увидеть. – Солдатики судорожно стиснули металл винтовок. – Я не враг, хотя, возможно, на врага и смахиваю. Да вы только посмотрите вокруг. – Тед оглянулся по сторонам, ткнул себя в грудь. – И на меня посмотрите. Или, может, вы полагаете, что в один прекрасный день завалитесь в трактир на углу в Фэр-Хейвене и растреплете все, что знаете и обо мне, и об этом месте?
– Мы дали клятву хранить тайну, сэр! – вякнул первый.
– Ага, вот именно. Неужто ты еще не понял, «Округ Шайен, штат Канзас», что стоит тебе покинуть это место, и ты превращаешься в проблему? Тут вам не в игрушки играют. – Тед указал на пол под операционным столом. – Видишь вон ту штуку? Это моя поджелудочная железа. Ее даже не потрудились засунуть обратно. А теперь посмотрите на меня. Вы такое когда-либо видели? Солдаты молчали.
– У меня есть семья, я хочу повидать близких. Вы мне поможете отсюда выбраться?
– Никак нет, сэр! – рявкнул кто-то один или оба сразу; впрочем, какая разница.
– Мальчики, вас отсюда в жизни не выпустят, – продолжал Тед. – Ну, может, и выпустят, только сперва накачают под завязку наркотиками или еще какой-нибудь дрянью, потом скажут, что вы спятили, и кончите вы тем, что спать будете в картонных коробках под железнодорожными мостами либо в специальной палате в госпитале для ветеранов.
Солдаты тщетно искали точку опоры.
– А сейчас я пройду мимо вас.
– Пожалуйста, сэр, не надо!
Тед шагнул вперед; оба выстрелили. Пули прошили насквозь его тело, не причинив ни малейшего вреда; треск выстрелов пугал сильнее пуль как таковых. Тед подошел ближе; солдаты пятились к двери, продолжая беспорядочно палить по мишени – ни дать ни взять кашель в концертном зале.
– Вы как хотите, а я пошел отсюда, – сообщил Тед.
Солдаты бочком-бочком отодвинулись от двери: один винтовку вообще выронил, другой держал оружие за дуло, а ложе болталось у ноги. Тед в очередной раз отметил про себя, что пули не возымели никакого эффекта, но удивиться – не удивился. По всей видимости, он и впрямь неубиваем. Может, дело в том, что он и без того мертв – кто знает? По иронии судьбы, если бы юнцы бросились на него и задержали силой, освободиться ему бы не удалось, подумал Тед. А поскольку пули прошли сквозь мишень, ничем ей не повредив, солдаты рухнули в обморок. Тед открыл дверь и вышел в длинный, белый коридор. Куда податься – направо, налево? Оба направления выглядели совершенно одинаковыми, и там, и там футах этак в ста маячили повороты.
Моторка, тарахтя, отошла от гавани.
– Ночная прогулка по морю – право, звучит соблазнительно, – раздался голос Ричарда за спиной Глории.
Глория не обернулась, хотя голос узнала.
– Для меня там больно темновато, – заметила она.
– Дети спят?
– Да.
– Надеюсь, днем я вас не слишком смутил, – промолвил Ричард. Он оперся на перила и посмотрел вниз, на воду вместе с нею. Со стороны бара донеслось нестройное пение. – Ненавижу это место, – буркнул Ричард.
– Тогда зачем вышли? – рассмеялась Глория.
– Да заснуть никак не могу. В нашем милом, патриархальном городке шум стоит адский. А в этих хибарах звукоизоляции никакой. Впрочем, тут и окон-то не закрывают.
– Зато здесь красиво, – отозвалась Глория. – А что вы, собственно, тут поделываете?
– Выбираюсь поразвеяться. Много рыбачу. Вон там у меня лодка. – Ричард указал на средних размеров моторку. – Не ахти что, зато забавно. Дом мне от родителей достался. А вы где остановились?
– В отеле «Каталина».
Ричард кивнул.
– Можно, я задам вам один вопрос?
– Пожалуйста.
Глория развернулась и заглянула ему в глаза.
– Почему вы со мной беседуете? Ну, то есть вас привлекаю я или тот факт, что мой муж умер и воскрес к жизни?
– Вы.
– Почему?
– Потому что вы привлекательная. Вы умница.
Глория улыбнулась, но не потому, что комплимент ей польстил. Просто она мало-помалу обретала в себе ту самую уверенность, которой ей всегда так недоставало.
– Спасибо за добрые слова. – Она глядела в лицо собеседника и думала, что тот и впрямь хорош собой.
– А вы способны на безумства? – полюбопытствовал Ричард.
– Долго вы эту строчку репетировали?
– Простите.
– То есть вы хотите меня поцеловать, – подвела итог Глория. И, не дожидаясь ответа, сообщила: – Тогда знайте, что последний мужчина, с которым я целовалась, вообще не подавал признаков жизни. – Она закрыла глаза. – Хорошо, поцелуй меня.
– Глория, – проговорил Ричард.
– Ну же, целуй, если хочешь, – повторила она, не открывая глаз.
Глория почувствовала, как его полные губы жадно прильнули к ее губам, его грудь – к ее груди, его пальцы сжали ей плечи. Она чувствовала, как в его больших пальцах вибрирует пульс – в жизни своей она не ощущала поцелуя настолько безжизненного. Она открыла глаза – и Ричард отстранился и убрал ладони с ее плеч.
– Доброй ночи, Ричард, – попрощалась она.
Коридор походил на гигантский зев: ничего подобного Тед отродясь не испытывал. Ощущение было такое, словно его проглотили и переваривают. Сама база, возможно, была не из крупных, зато лабиринт лабиринтом. Если не считать того, первого шага из лифта, с любой другой точки взгляду открывалось не больше, чем отдельно взятое помещение или коридор: все равно как в подводной лодке либо в туннеле. Тед думал, что ему позарез необходим солнечный свет, а не это искусственное марево, и размышлял, а вдруг он – вампир наоборот, не бежит от солнца, но, напротив, нуждается в нем. И в воздухе тоже; при том, что дышать он не дышал. Стены словно смыкались. Тед сворачивал налево, направо, налево, снова и снова, блуждал по бесконечным переходам, превосходно освещенным и ослепительно белым. На каждом шагу встречались двери из нержавеющей стали, совершенно одинаковые, если не считать разнообразия запирающих устройств, – чего доброго, он просто-напросто ходил по кругу. Не было ни указателей, обозначающих сектора, ни часовых, охраняющих тамбуры.
Мертвое тело не ведало усталости, однако разум, столь полный жизни – новой, лучшей жизни! – похоже, притомился. Затерянный в поисках выхода, точно зверь в поисках пищи, Тед ощущал себя ничтожнее животного. Ибо ни одно животное не рыщет где попало, высматривая добычу: зверь ищет методично, в разумных местах. Тед притормозил и попытался войти в какую-нибудь из комнат. Понажимал кнопки на панели, попробовал сосканировать рисунок сетчатки у следующей двери, приложил ладонь к детектору у третьей – и вдруг был впущен. Но внутри обнаружилась вовсе не комната, а уходящий вниз спуск, витой, плавно понижающийся коридор, освещенный не хуже предыдущих, вот только стены были светло-голубые, а не белые. Тед кружил и кружил по спирали, пока его не вынесло в просторное полутемное помещение, заполненное пустыми терминалами: экраны компьютеров испускали свет и высоко, пронзительно гудели. Посреди всего этого за рабочим столом восседал полноватый человечек. Он медленно поднял взгляд – и обнаружил перед собою задрапированного в простыню Теда. Все так же медленно незнакомец вернулся к своим записям.
– Меня зовут Теодор Стрит, – представился Тед.
– Меня – Освальд Эйвери, – отозвался тот, не отрываясь от бумаг.
– Правда?
– Не тот Освальд Эйвери.[xlii] – Головы он так и не поднял.
– Я пытаюсь выбраться отсюда, – сообщил Тед.
– Не один вы в поле кактус.
– Вы мне не поможете? – спросил Тед.
– Да мне самому отсюда никак не выбраться. А я здесь, между прочим, работаю. – Эйвери наконец-то вскинул глаза. – Что это вы так вырядились?
Тед приспустил простыню и на краткий миг приоткрыл торс.
– Ой-ей, – покачал головой Эйвери. – Выходит, вы таки удрали. – Замечание это явно носило обобщенный характер: ничего не значащий отклик – и только. – А что вы, собственно, такое?
– Я и сам не знаю, – отозвался Тед. Он шагнул ближе к Эйвери и разглядел: тот читает книгу. – Я – Теодор Стрит. Неужто вы обо мне не слышали? – Тед впервые со всей отчетливостью осознал тот факт, что знаменит.
– Я безвылазно торчу в этой дыре вот уже одиннадцать лет. Я даже не знаю, кто сейчас в президентах. Чего доброго, как раз вы.
– Нет-нет. Я всего лишь человек, который не задержался в покойниках.
Эйвери с интересом рассматривал швы на Тедовой шее.
– И, разумеется, вас тотчас же отыскали и доставили сюда. Что у вас с горлом?
– Мне начисто отрезало голову в автокатастрофе.
Эйвери закрыл книгу и откинулся на стуле назад и вбок.
– То есть вы настоящий.
– Похоже на то. – Теду надоело ощущать себя подопытным кроликом, и он сменил тему: – А вы тут что делаете?
– Видите ли, мой дорогой покойный друг, я лишился субсидии, так что теперь я просто-напросто жду, пока решают мою участь. Я вот все думаю, что если я вдруг открою секрет воскрешения к жизни раньше, чем меня убьют, так и впрямь смогу уйти отсюда. Но без секрета – смысла нет. Они все равно меня отыщут и прикончат снаружи так же легко, как и здесь. – Эйвери взял со стола трубку, засунул ее в рот, но зажечь – не зажег.
– Почему за мной никто не гонится? – полюбопытствовал Тед.
– В силу ряда причин, – процедил Эйвери, формируя слова вокруг черешка трубки. – И первая причина в том, что они знают: вам отсюда не выбраться. Возможно, знают даже, где вы находитесь. Кроме того, здесь, внизу, секьюрити только двое. Все остальные пиф-пафщики наверху, блюдут нашу секретность.
– Ну, охранники-то вырубились, – сообщил Тед. Он глянул на потолок, высматривая камеры наблюдения, но не обнаружил ни одной. – Неужто отсюда ну совсем выхода нет?
– Может, и есть. – Эйвери вновь устроился на стуле поудобнее. – Одиннадцать лет. Хотите поглядеть, чем я занимался одиннадцать лет? – И, не дожидаясь ответа, встал. – Ну, пошли. – Он провел гостя мимо терминалов в глубину громадной комнаты. – Вам разве не холодно?
– Нет, – сознался Тед.
С вешалки у двойных дверей Эйвери сдернул зелено-голубой комбинезон.
– Вот, должно подойти.
Тед сбросил простыню и влез в комбинезон.
– Это с вами здесь сотворили? – Эйвери шагнул ближе, только-только что не касаясь шва на Тедовом теле.
– Да, они сперва извлекли все мои органы, а потом пошвыряли их обратно. – Тед застегнул комбинезон спереди – «молния» казалась злоехидной пародией на его рану. – А я все равно вот он, разговариваю с вами как ни в чем не бывало. Класс, да?
– Я ж сказал, вы – настоящий. – Эйвери набрал код у двери. – Я хочу показать вам кое-что.
Тед прошел сквозь двери вслед за своим проводником. Внутри, по всему периметру комнаты, на стульях из прессованной пластмассы расселось более двадцати темноволосых слюнявых мужчин, одетых точно в такие же зелено-голубые комбинезоны, как на нем. Многие из них были настолько обезображены, что спустя две-три секунды Тед поневоле отводил взгляд. Наблюдалось несколько горбунов. По меньшей мере у трех над носом, занимающим центр лица, нависало что-то вроде второго такого же. Были там искривленные торсы с одной рукой, а были и с тремя. У кого-то было три ноги, а у других – полторы или ни одной. Большинство лиц тоже поражали разнообразием уродств – волчья пасть, и косоглазие, и длинные вислые мочки ушей.
– Боже мой, – сказал Тед.
– Близко, – кивнул Эйвери. – Точнее было бы сказать, Иисусе Христе. Вы ведь уже поняли, что мы здесь пытаемся разгадать тайну воскрешения к жизни. Наверное, самым знаменитым среди всех воскресших был Иисус Христос. – И, не дожидаясь отклика, Эйвери спросил: – Вы когда-нибудь слышали о копье Лонгина?
– Нет, – покачал головой Тед.
– Пятая из Христовых ран была нанесена римским солдатом по имени Лонгин. Древко копья хранится в Риме, но острие… так вот, куда подевалось острие, никто не знал. До тех самых пор, как лет этак с пятьдесят назад люди Гитлера обнаружили его в некоей пещере. – Эйвери со всхлипом втянул в себя воздух. – Как бы то ни было, острие мы раздобыли, а на острие есть пятна крови, крови Иисуса. Из пятен мы выделили ДНК, а, используя ДНК, попытались клонировать Христа.
– Вы что, издеваетесь?
Эйвери широким жестом указал Теду на рассевшихся в комнате уродов.
– Это все Иисусы?
– Ну да. Вообще-то мы не слишком преуспели. – Эйвери рассмеялся себе под нос. – Разумеется, если Иисус и впрямь был сыном Божиим, тогда, возможно, мы имеем еще и ДНК Господа Бога. Есть над чем задуматься, не так ли?
Голова у Теда шла кругом. То, что он слышал, было потрясающе, грандиозно, и при этом до смешного просто – на поверхностный взгляд. Именно простота и тревожила, сводила с ума. Он вновь оглянулся на деформированные оболочки.
– А в них ощущается хоть что-то от Христа?
– Нет. К сожалению, их мозги исковерканы так же, как и тела. Я сделал таких штук сорок. Осталось двадцать семь.
Тед вопросительно изогнул брови.
– Тринадцать мы убили. Нужно ли говорить, что спустя три дня они так и не очнулись. А как скоро проснулись вы?
– Через три дня.
– Да неужто? – Эйвери вновь внимательно пригляделся к Теду. – Наверное, совпадение.
– Наверняка, – кивнул Тед.
– Мы убивали Иисусов самыми разными способами. Я вот гадаю, а не спасалось ли тем самым человечество еще тринадцать раз? – Эйвери рассмеялся. – Черт, откуда нам знать, может, на этом треклятом острие вообще кровь Гитлера. Или Варравы. Может, у нас тут полная комната ворья. – Эйвери плюхнулся на пустой стул и перебросил ноги через ближайшего к нему Иисуса. – А вы верите, что был такой Иисус Христос, сын Бога-Отца?
– По правде говоря, нет, – сказал Тед. – А вы?
– А мне приходится. Потому что от этого зависит мое финансирование. Или зависело. Я знаю, что молитвы всегда безответны. Если бы важные шишки прознали, чем мы тут внизу занимаемся, они бы закатили скандал и скопытились от страха. Все религиозные психи до единого и все их девственные мамаши завопили бы, что мы пытаемся играть в Бога. Ну, конечно, мы пытаемся играть в Бога. Когда играешь в бейсбол, пытаешься быть Уилли Мэйсом,[xliii] а не Джерри Джукером.
– А кто такой Джерри Джукер?
– Вот и я о том же. – Эйвери сосредоточенно изучал черешок своей трубки. – Высшая дань Всевышнему – это попытка посостязаться с ним, верно? – Ученый потер глаза. – Так или иначе, мои дни здесь сочтены. Да, собственно, сочтены где бы то ни было. У меня достанет денег, чтобы сварганить еще парочку мессий, затем убить их, уповая на лучшее, а затем еще немного подождать, – пока очередной юнец-охранник (они тут все время меняются) не придет и меня не пристрелит. Вы в шахматы играете?
– Правила знаю.
– Так я вам что скажу. Если вы у меня выиграете, я помогу вам бежать.
– Отчего бы вам просто-напросто не пойти со мной? – спросил Тед.
– Меня в ту же секунду и сцапают. Жить в «подполье» я не умею. Без крова, без пищи я и дня не протяну. Кроме того, моя семья уже давно считает меня мертвым. Объявиться живехоньким-здоровехоньким только того ради, чтобы на следующий день меня нашли мертвым? Нельзя так поступать с родными и близкими.
– Вы можете рассказать всему миру о том, чем тут занимаются: ну, про эти ваши эксперименты.
– А вы бы поверили генетику-маргиналу, которого вот уже десять лет как считают покойником, который внезапно объявился бы с сенсационным заявлением, что он, дескать, состряпал для военщины толпу Иисусов?
– Пожалуй, что нет, – сказал Тед.
– Вот и я, пожалуй, что и нет, ~ эхом откликнулся Эйвери. – Так не сыграть ли нам в шахматы?
Частный детектив Салли облегчился в нескольких ярдах от своей машины, отойдя на обочину. При виде иссушенной, безлюдной пустыни он вдруг затосковал по городу, на который сам же вечно жаловался. Вновь сел за руль «форда» и покатил по грунтовке к лагерю сектантов. Ветер гнал по песку желтую обертку из ресторанчика «фаст-фуд» – единственное свидетельство человеческого присутствия. Вскорости Салли уже различал впереди постройки, но не видел никакой ограды и ни души вокруг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26