"Тимур с Хусейном, говорит, бились против Ильяс-ходжи, как и мы. Если и разбил их Ильяс-ходжа - это божья воля: дождь монголам помог. Зачем нам, мол, ссориться с теми, кто заодно с нами против общего врага идет? Пойдем с чистым сердцем, поговорим".
Гость горько усмехнулся:
- Муллы умеют красно говорить. Они поддержали сына мавляны, затеяли с нами спор, на Коране клялись, что ручаются за слова Тимура. Напоминали, как в борьбе с монголами Тимур был заодно со всеми сарбадарами. По их речам выходило, что Тимур - сам первый сарбадар. Потом они читали из книги, что велик грех, если кто поднимается против правителя, установленного богом, или раб против хозяина своего, а Хусейн, мол, законный кровный наш амир, и всякое прекословие ему противно богу. Может, мы и не уступили бы ему город, но кто нас перекричал? Нас было в десять раз больше с Келави, но сын мавляны со своими муллами и книгами нас переговорил, перекричал, переломил. Послушали мы ученых мулл, послали к Тимуру с Хусейном нашего Келави с сыном мавляны. Послали... И не знаем, какой разговор был у них на зеленом поле Кани-Гиль. Не знаем. Только узнали, что Келави они казнили, а сына мавляны отпустили, даже оставили в мадрасе, продолжать ученье. А сами въехали в город и принялись править по-своему. Через несколько лет Тимур прирезал Хусейна и начал править один. Обманул он нас, всех обманул. Так и кончилась наша жизнь.
- Так и кончилась? - недоверчиво спросил Назар.
- Та кончилась. Другая началась. Разве нам теперь подняться, как прежде, когда у Тимура одной конницы тысяч... более двухсот. У кого еще столько силы было? Нет, если мы все вместе поднялись бы, он вместе всех бы и задушил. Всех вместе, разом. Нет, мы разобрались, мы поняли, что такое Тимур. С монголами было тяжко, а с этим, со своим, слаще ли? Те чужие, придут и уйдут. А этот - здесь, этот никуда не уйдет. Этот здесь год от году крепнет. Но мы поняли, мы знаем, кто таков Тимур.
- И что же? - любопытствовал Назар.
Гость молчал. Он сидел, утомленный ли долгим рассказом, удрученный ли воспоминаниями. Наконец он поднял лицо к Назару:
- А? Вы что-то спросили?
- Значит, на смену монголам пришло другое войско и народ присмирел, радуется, ликует?..
Гость повернулся к Мусе и встретил его настороженный взгляд:
- Как, дядя Муса?
- Как? Я так думаю: русы тоже боролись с монголами. Их, сказывают, тоже долго чужое иго давило...
- Да и теперь еще... - подтвердил Назар.
- Теперь не столь, как нас! - возразил Муса и ободрил гостя: - Они поймут, пускай знают.
И гость сказал:
- Мы и сейчас боремся. Пока не доконаем ихней воли, пока себе воли не выберем, не перестанем бороться.
- Легко сказать!.. - усомнился Назар.
- Нынче у нас монголов не видать. Схлынули с наших земель, а кои остались, - переродились. Их место свои заняли.
- Какие это?
- Такие! Над родным своим народом двести тысяч мечей занесли. Над другими народами пуще Чингизовых орд измываются. Легче ли тем народам от нынешнего Тимура, чем от прежнего Чингиза? Легче ли? Над вами Орда потеряла силу; как ни тужится вернуться на вас, да вы крепки. А над нами прежнюю, монгольскую власть свой, Тимур, взял. Нас-то он тешит, бережет, а и то... А другим каково - персам, индийцам, хорезмийцам, - им каково? В Индии, в Армении, в Азербайджане - везде его сынки да дружки расставлены, везде вершат его волю, слушают его слово. Всем этим людям, тысячам тысяч людей, весело ли смотреть на нашего повелителя?
- Весело, да глазам больно! - ответил Назар.
- Можно ли нам перед другими людьми гордиться этаким своим повелителем, в глаза им смотреть? Стыд!
Он помолчал. Назар спросил:
- А те, в Хорасане, как?
- Сарбадары?
Муса поднял голову, и гость, предугадавший волнение Мусы, поспешил ему сказать:
- Лежи, лежи, дядя Муса.
Муса опустил голову:
- Эх, Хорасан!..
Глядя на Мусу, гость сказал:
- Восемнадцать лет назад Тимур их задавил. Сам туда ходил, сам давил. Нет ныне того царства. Сорок пять лет их царство держалось. Против монголов устояло, против своих вельмож выстояло. А против Тимура не устояло. Царства нет. Но сарбадары - народ. Царство разрушить можно, а целый народ разрушить можно ли? Шею людям можно согнуть, а ум согнуть можно ли? Они успели разойтись врозь, чтоб он их разом не истребил. Он пришел, а они уже разбрелись. Кого изловил, тех привел пленниками, рабами, а они и в рабстве прежними думами думают, прежней любовью любят.
- В такой любви - главная сила! - сказал Назар.
- С этой любовью мы и держим свою клятву.
- Какую?
- Бороться.
- Как?
Рушить под ним опору. Он на кого оперся? На больших купцов, на хозяев больших земель, на войско. Если каждый из нас купца собьет с дороги, от амира поможет рабам сбежать, среди воинов единодушие порушит, будет ему это в радость? Нет, не будет. А ведь нас тысячи! Мы и среди воинов идем в поход, и среди крестьян ходим по землям амиров, и среди караванщиков товары возим, мы и оружие куем, мы и одежды шьем, мы и коней растим, и крепости строим - мы везде.
- И как же? - спросил Назар.
- А так: если каждый за неделю хоть одно дело сделает, что противно Тимуру, так за год тысячи людей многое сделают. Многое!
Назар согласился:
- Народ силен, когда у него одна забота.
- Силен! Вот вы ему кольчуги чинили. Мы знаем, нельзя вам было отказаться. А зачем вы еще рваные взяли? Их можно было кинуть, пускай ржавеют.
- Жалко было, - работа хороша. А вы и про них знаете?
- Знаем. Взяли три кольчуги - и видели: вы их починили. А ведь три кольчуги троих воинов от многих сот безоружных людей защитят.
- От безоружных и одним мечом можно отбиться.
- Можно! Да не лучше ли кольчугой добрых людей закрыть, а не захватчиков от народного гнева?
- Ну что ж, я могу и не вертать тех кольчуг. Скажу, - совсем, мол, распались; нечего, мол, было чинить.
- Ваше дело.
- А не общее?
- Вам виднее.
- А зачем вам? - хитро прищурил глаза Назар.
- Наш человек поднаденет ее под халат, смелее пойдет на трудное дело.
- А часто бывают трудные дела?
Переглянувшись с Мусой, гость кивнул:
- Бывают!
- А зачем?
- Наши люди есть в Синем Дворце, есть в царских садах, есть среди стражей, стоят с голым мечом за спиной Тимура, - мы все видим. Недавно было: послал он товар, пограбленный в Индии, продавать на севере. Тех товаров на базаре еще нет, у купцов еще нет, а он спешит, пока цена не упала. Ему не так дорог товар, как дорого опередить купцов. Мы тот караван сбили с дороги...
- Около Кургана?
- Там.
- Смелое дело!
- Не очень, - в охране пошли наши люди, среди караванщиков - наши люди. Старшие задремали впереди, младшие не дремали назади.
- А надо ли было его свирепить?
- Надо! Он неделю просвирепствовал, из города в поход не шел, опасался.
- А куда добро дели?
- В стороне от Кургана есть ямы, где кирпич жгут. Там вьюки разобрали, приметный товар сожгли, сокровища и оружие спрятали, - в черный день пригодятся нашим братьям. Золотые изделия вам в кузню принесем, - переплавить, чтоб тех вещей не опознали.
- Приносите. Не сомневайтесь.
- Если б сомневались, не говорили бы.
- Я понимаю! - тихо сказал Назар и закрыл ладонью глаза, чтобы собеседник не заметил в них слез, ибо не честь мужику выказывать свои чувства.
- Недавно он послал человека в Орду, - добавил гость, - хочет взять Орду в свои руки, сам ее укрепить, сам ею ударить по вашей земле. Велел искать Тохтамыша: хочет Тохтамыша поднять, Едигея свалить. Орду сделать послушной.
- Так! - насторожился Назар, и глаза его сразу стали сухими.
- Мы послали двоих с наказом: остановить того купца.
- Зачем?
- Задержать время. Пока Тимур снова соберется туда послать, пройдет много времени.
- А как остановить?
- Словами его не остановишь! - строго ответил гость.
- Так... - задумчиво говорил Назар. - Так...
- Если он Орду осилит, тогда разгуляется. Тогда и нас здесь скрутит в бараний рог.
- И что ж тот купец?
- Вот, Хасан-ходжа нынче вернулся: купец не доехал до Орды.
Назар протянул руку Хасану:
- Вот ты какой!..
Звякнув по двери молоточком, вернулся Борис.
Вечерело, когда, взвалив мешок на плечо, Борис пошел домой вслед за молчаливым Назаром.
Многие из мастерских закрывались: в их глубине стало темно работать. Купцы шли с базара, неся семьям узелки с припасами.
Город затихал.
Уже стемнело, когда кузнецы вернулись к себе.
А едва проступила в небе осенняя предрассветная синева, Назар кликнул Бориса.
Они засунули черные кольчуги в большие глиняные корчаги, засыпали их светлым песком и принялись толстыми палками перемешивать там песок и кольчуги.
Ольга, глядя на усердие мастеров, улыбалась: так, в корчагах, толстыми палками горянки в Афганистане и в Индии сбивают масло.
Наконец руки мастеров устали, и тогда они повалили корчаги и долго катали их по земле.
Когда они достали кольчуги из корчаг, стряхнули и стерли с них почернелый песок, доспехи засияли, как чистые ручьи под багряным светом восходящего солнца.
- Нет! - сказал Назар. - Я не отдам!
Мастера бережно свернули их и снова уложили в корчагу.
Вырыли яму, закопали корчагу, сверху землю засыпали песком, и обоим кузнецам показалось, что там, в корчаге, у них запрятано про запас не только надежное железо, но и отблеск зари.
Тринадцатая глава
СУЛТАНИЯ
Уже брезжило утро над Султанией, богатым городом, раскинувшимся в ровной степи. Вокруг города не было стен, а стояли лишь высокие крепкие башни. Из-за их суровых плеч поднимался, растекаясь по небу, осенний рассвет. Во дворе ржали кони, ожидавшие своих нарядных хозяев, а хозяева толпились у крыльца, ожидая Мираншаха.
Мираншах, старший из двоих оставшихся в живых сыновей Тимура, покрикивая на слуг, неповоротливо одевался.
Многим из царедворцев хотелось отдыха, а не выезда на охоту. Хотелось отдыха после веселой ночи, когда праздновали, пировали, пили вино и любовались плясками пленниц и шествием рабынь, из которых любую Мираншах мог подарить гостю.
Мираншах, покряхтывая, одевался. В полутемных комнатах крепко пахло благовониями, щедро растраченными на вчерашнем пиру.
Царевичу не было еще и сорока лет, но после падения с лошади, когда он ударился головой, все тело сделалось непослушным: ноги стали вялыми и плохо держали его большое тело, хотя осталась прежняя привычка двигаться быстро.
Когда он наконец пошел по глубоким коврам, ему пришлось часто переставлять ноги, чтоб держать свое тело с надлежащим достоинством. Он почти бежал, вытянув вперед плотное, холеное лицо с большим приплюснутым носом, белое лицо, увенчанное темно-русыми волосами, обрамленное царственной черной бородой.
Так, мелко переставляя ноги, в раздувающемся халате, он, посапывая, проследовал перед слугами через большую залу. Дворцовый есаул посмел его задержать сообщением, что третий день в подворотне ждут гонцы и проведчики, дожидающиеся допуска к правителю.
- Ты ослеп, а? Выживаешь из ума: мы едем охотиться, а ты задерживаешь болтовней о слугах. Подождут до вечера.
- Я полагал, нет ли чего-либо важного?..
- Нет ничего важнее воли правителя, а он спешит - не то мы упустим время перелета! Глупец!
И снова его толстые, тяжелые ноги мелкими шагами заспешили по ковру к выходу. Он надел соболью шапку с острой макушкой и даже не взглянул на нескольких пыльных, усталых воинов, видно откуда-то издалека прискакавших сюда.
Висевшая на его правой руке плетка метнулась своим ременным хвостом, когда он мановением руки приветствовал собравшихся.
Коня подвели ему к высокому порогу, чтоб царевич мог, не поднимаясь в стремя, сесть в седло, - Мираншаху стало трудно подниматься в седло, даже если его подсаживали: тело его не было ни ожиревшим, ни одряхлевшим, но стало непослушным.
Мираншах проверил, крепко ли пристегнут позади седла колчан со стрелами, удобно ли приторочен к луке седла шелковый аркан с петлей на случай встречи с табуном диких ослов. Давно никто не встречал здесь этих табунов, но Мираншах желал быть готовым на случай нежданной встречи. Аркан свисал с луки мягкими кольцами и слегка заскрипел под ладонью царевича.
Конь присел под Мираншахом и завертелся было, но привычной рукой Мираншах тотчас укротил его и подчинил себе.
Нарядные конюхи побежали, ведя под уздцы Мираншахова коня; двинулись на поджарых лошадях сокольники и кречетники, держа перед собой ловчих птиц, накрытых синими клобучками.
Баловали застоявшиеся лошади, пока не вышли со двора на большую улицу. Тогда конюхи отпустили поводья царевичева коня, и все помчались полной рысью по городу.
Жители мгновенно скрывались, едва заслышав топот царской охоты.
Лишь на верха башен торопливо выбегали люди: это воины спешили попасть на глаза своему правителю, чтобы показать свое усердие и готовность.
За городом, в степи, было сыро и ветрено.
Стая перелетных птиц протянулась по мутному небу, и Мираншах поскакал ей наперерез, не разбирая дороги.
Спустив кречетов на дичь, поехали шагом, ревниво соперничая между собой своими ловчими птицами, их быстротой и хваткой.
Наконец показался раскинутый среди ровной степи просторный шатер, куда сквозь легкие шелка уже просвечивало румяное солнце.
Здесь предстоял привал после жаркой скачки и желанный отдых охотников.
Но из города прискакали трое воинов и просили визиря выслушать их. Визирь, едва спустившийся с седла, еще не успев отдышаться и размяться, сердито пошел к ним.
Визирь шел с нарочитой медлительностью, дабы показать воинам, что ему сейчас не до них, что он лишь милостиво снисходит к их просьбе, что нет в мире дел, достойных внимания, когда он сопутствует своему правителю.
Чуткой ноздрей визирь ловил запах жарящихся перепелов и уже хотел было вернуться к шатру, а разговор с воинами отложить.
Он думал: "Осенние перепела! Повар-армянин жарит их на вертеле, - сверху корочка!"
Не в этой охоте набито столько перепелов: птиц привезли заранее, из города, но в эту пору здесь, в степи, нет птицы жирнее и слаще перепелов.
"Ах, как армяне готовят перепелов! А перепела с айвой, запеченные в глиняных горшках!"
Визирь насторожился, заметив на шапке у одного из воинов красную косицу - знак царского гонца.
- Ну, что там? - пренебрежительно спросил он гонца, стремясь показать ему, что и здесь, в дальней Султании, визирь - могущественный человек.
- К городу подходит Повелитель Мира!
- Где, где? - не понял визирь.
- Подходит к городу.
- Кто?
- Сам повелитель и войска.
- Ты что?.. А?
- Весь город, господин, поднимается ему навстречу. Все готовятся. К вам давно посланы вестовые.
- Вестовые? Где это?
- Ждут приема во дворце правителя. Сказывали, третий день ждут.
- Он из Самарканда вышел, что ли?
- Из Самарканда.
- Когда ж он сюда дойдет?
- Нынче будет здесь.
Визирь, ничего не сказав, круто повернулся и на коротких ногах, привычных более к седлу, чем к земле, столь быстро побежал к шатру, что его с удивлением заметил даже Мираншах, в то время удобно садившийся на подушки, услужливо сдвинутые вокруг него.
Вид бегущего визиря был столь забавен, что Мираншах захохотал, показывая пальцем в сторону визиря, чтоб и другие посмеялись.
Но визирь был бледен и, не дав себе отдышаться, столь резко крикнул: "Повелитель!", что Мираншах привстал:
- Кто?
На мгновенье мелькнула догадка, что старый Тимур умер и завещал стать Повелителем Мира Мираншаху. Но лицо визиря посинело от одышки; нет, радостную весть так не передают!
- Повелитель? - переспросил Мираншах, досадуя, что визирь тучен и не может сразу отдышаться.
- Повелитель вечером будет здесь.
Мираншах, перешагнув через скатерть, побежал к городу, видя впереди, на краю степи, у самого небосклона, вершины деревьев, куполов и широких башен Султании.
Он не мог бежать. Но ему казалось, что он бежит стремительно и неудержимо.
Однако его без труда догнали приближенные - амиры и царедворцы - и принялись подсаживать на коня.
Одни совали его непослушную ногу в стремя, другие подпирали под локти, все теснясь к нему, мешая друг другу, оттаскивая один другого, каждый торопясь шепнуть те насущные слова, каких только что и в мыслях ни у кого не было.
Мираншах слышал, не вникая в слова, молящие голоса своих спутников, сподвижников, сотрапезников:
- Государь! Милостивый! Владыка великодушный! Защитите, государь! Попомните, владыка, наше усердие. Не забудьте, государь, моей преданности! Защитите, милостивый! Упование наше на вас, великий мирза!
Но чем настойчивей, чем горячей и тревожней звучали их шепоты, тем беспокойнее и страшнее становилось самому Мираншаху.
Он не заметил, что уже сидит в седле, что коня его тянут на поводу, что все устремились к городу, спеша сами там укрыться либо что-то укрыть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147