На листах нет ни фотографии, ни рисунка этого человека. Только два слова: «Padre» и «Разыскивается». Потому что, как будет «разыскивается» по-испански, Гарри не знал.
2
После обеда Гарри повел меня прогуляться вокруг отеля, а потом мы взяли по мороженому с манго и присели у бассейна. В закатных лучах вода казалась совершенно оранжевой, будто в ней таяло солнце. Внизу, у подножия холма, между деревьями, виднелся океан, и по моей коже от волнения бежали мурашки, когда я вспоминала о дельфинах. Казалось, я чувствую невероятную энергию жизни, которая окружала меня и заполняла все вокруг, электрическим током поднимаясь от земли. На одной из лужаек неподалеку от нас началось представление «луау», и до меня доносился аромат жареного мяса, перебор гитарных струн и голоса, распевающие песню Бадди Холли «Ох, паренек!», звучавшую так, словно это была песня племени, песня о мужьях и братьях, сгинувших в океане.
– Гарри, – сказала я, отставив чашечку и облизнув с губ сироп, – ты мне никогда в жизни не устраивал такого отличного праздника.
Он скомкал салфетку, затем его рука снова разжалась.
– Никто мне такого праздника не устраивал, даже мама, – добавила я. – Ненавижу ее.
– Чего ты? – пробормотал Гарри. – Я к ней нормально отношусь.
– Зато она тебя терпеть не может, – сказала я, потому что не выносила, когда он начинал говорить таким мягким, слащавым голосом. К тому же ему было необходимо об этом знать. Моя мать не собиралась прощать его.
Гарри вздрогнул, затем взглянул на меня. В глазах его стояли слезы.
– Она так доверяет мне, что прислала сюда тебя.
– Мне она доверяет, а не тебе, идиот! – крикнула я, швырнула на пол свою салфетку и, разозлившаяся донельзя, ушла, пройдя между шезлонгами, на вершину холма, откуда был виден пляж.
В тот миг, когда село солнце, полная луна выплыла на небо, окруженная ярким сиянием, похожая на мерцающий, просвечивающий колокол медузы. Здесь никогда не бывает темно, подумалось мне. Слишком много света.
Немного погодя – тактичная пауза в несколько минут – Гарри занял свое место у моего локтя, стараясь меня не задеть, и мы продолжили наблюдать за луной в воде. Потом он спросил:
– Хочешь покатать шары?
– У тебя есть бильярд?
– В отеле.
– Но мы здесь не останавливались.
– Им это не важно, – сказал Гарри. – Для местных тут не так уж много, э-э… мест, куда можно пойти.
Он проследовал за мной мимо бассейна, в мелкой части которого еще плескалась ребятня, а старики отдыхали у бортика, с коктейлями в руках, мимо одного из круглых прудов, где громадные красные и черные золотые рыбы медленно плавали у самого дна, касаясь его плавниками, отливавшими в лунном свете металлическим блеском. Сказочные создания с огромными глазами и чешуей, будто сделанной из монеток, брошенных на счастье. Мы поднялись по роскошной белой лестнице, сопровождаемые соленым запахом моря и звуками гавайских гитар, и вошли в зал, где среди дорогих кресел и напольных подушек сидели небольшими группками постояльцы отеля, играя в карты или перелистывая книги в мягких обложках. Всюду были заметны наполовину сползшие с ног резиновые шлепанцы, головы, утонувшие в подушках, тарелочки из-под десерта, испещренные прожилками сиропа и оплывшими шариками талого мороженого, напоминавшего детские глиняные поделки в летнем лагере, ожидающие очереди на обжиг в печи. Мимо всего этого прошествовал мой брат, никому даже не кивнув, но уверенно продвигаясь к нужной точке зала, сунув руки в карманы своих мешковатых белых пляжных штанов, с натренированными ногами пловца, пружинящей походкой несущими его вперед.
Гарри провел меня анфиладами, мимо комнат с распахнутыми в вечер дверями, мимо бунгало консьержа, где он кивнул какой-то гавайке в сером деловом костюме, говорившей в телефон что-то про вечерний чай, и наконец в бар «Пухи».
Несмотря на кольца табачного дыма, тающие в воздухе, и пение Виз Марки, бившее в уши из динамиков и сотрясавшее все вокруг, «Пухи» казался больше похожим на игровой зал, чем на бар. В окнах не было ни стекол, ни рам – их заменяли росшие вплотную к стенам пальмы, отчего заведение казалось похожим на хижину, устроенную на дереве. На столиках горели ароматные свечи, и запах нарда поднимался от оранжевых язычков огня. Из углубления, сделанного над входной дверью, поблескивала гигантская голова мурены из папье-маше, с разинутой, готовой к броску пастью.
– Ростки папоротника? – спросил Гарри, удивив меня своей улыбкой. – Ананас дольками? Запеченный сыр с чесноком? – И он в ритме музыки качнул головой взад и вперед.
– Ты похож на морской анемон, – сказала я. Он стоял неподвижно, только светлая шевелюра покачивалась под музыку.
– Завидуешь. – Гарри снова взмахнул головой, и я почувствовала, что улыбаюсь ему.
– Может, ты и прав, – отозвалась я, – боже мой, Гарри, я так счастлива, что…
– Ого, Гарри Непоседа! – пропищал чей-то тонкий пронзительный голос прямо рядом с нами, и Гарри растерянно вздрогнул и замер.
В моей груди, в самой глубине, вновь всколыхнулась прежняя тревога, и очищающий огонь – я уверена, он был там, – обжег мои ребра и наполнил дымом легкие.
Пританцовывающей походкой, пробираясь между столиков, к нам подошли двое черноволосых мальчишек. Старший из них, лет, должно быть, десяти, был в спадавших с него шортах и в незашнурованных высоких кроссовках со стоптанными пятками, разношенных, с болтающимися язычками, точно запыхавшиеся дворняги, которые он подкидывал в воздух каждым своим шагом. Младший мальчик, самое большее – лет семи, на макушке имел красную бумажную корону, которую явно сделал сам. Вид у него был более доброжелательный.
– Ученики, – вполголоса пояснил мне Гарри.
– Поставь их на место, – сказала я, потому что каким-то образом уже предполагала последствия.
В тоне их голоса было что-то неправильное. Не то чтобы они говорили неуважительно, но что-то было не так.
– Все нормально, Гарри, – успокоительным тоном сказала я, – все хорошо. Правда. Все в порядке.
– Гарри, я – Король Лавы, – сказал маленький мальчишка и топнул босой ногой; на нем были только перепачканные в песке плавки и длинная футболка. Из-за того, что он был таким карапузом, с короной на голове, и оттого, что его черные глазенки с оранжевыми огоньками так и шныряли по комнате, словно пара светлячков, он казался еще младше, чем был.
– А это что еще за конфетка? – спросил старший мальчишка.
– Привет, Тедди, – обратился Гарри к младшему, но продолжал искоса посматривать на меля. – Райан, это моя кузина Мими.
– У тебя волосы оранжевые, – сказал Райан.
– А у тебя коленка разбита, – ответила я, ухватив его тут же за нос.
Когда я отпустила парнишку, его глаза оживленно блеснули. Но когда я не улыбнулась в ответ и даже не усмехнулась, он оробел и как-то съежился.
– Гарри, а ты придешь к нам в класс поиграть в ту игру? – спросил Тедди.
Гарри вздрогнул, а я ощутила слабое воспоминание, от которого мне вдруг стало нехорошо.
– Знаете, мальчики… – Гарри снова бросил взгляд в мою сторону, но не увидел на моем лице оживления.
Я недовольно переминалась на месте.
– Хочешь продуть в пул? – спросила я старшего. – Ты в пул играешь?
– Он хорошо играет, – отозвался Тедди.
– Да, – подтвердил Райан.
– Тогда пошли.
Они двинулись гуськом к стойке – за киями – и потом в дальнюю комнату.
– Ты что, в школе сторожем работаешь?
– Не дури, – шепнул Гарри. – Ну… садовником. Я школьный садовник.
– Я не дурю. Мне все равно.
– А откуда ты узнала?
– Учителей не называют Гарри Непоседа вот так запросто, в глаза. И отношение к ним другое. Я ведь недавно школу закончила. Еще не забыла.
– Ах да, – сказал Гарри. – Кстати, поздравляю. С окончанием.
Если бы он протянул руку, я бы позволила ему пожать свою, но он не воспользовался случаем.
Бильярдная в баре была похожа на пещеру. Темно-красные циновки покрывали пол, свисали со стен. Свет давали только лампы над столами. Ровное зеленое сукно казалось бассейном с рыбами, ушедшими в глубину. В единственном окне угадывался ствол пальмы. Дальше должна была быть линия прибоя, риф и выбеленный луной океанский простор.
– Детям дают играть на этих столах? – спросила я.
– Да, и они отлично играют. Райан в особенности.
– Удивительно.
– Их мать – старший кондитер в отеле.
Я подошла к столу, дотронулась ладонью до сукна и ощутила, какое оно теплое, мягкое – словно мех.
– Удивительно, – повторила я.
Мне не хотелось, чтобы Гарри заметил – он был таким чувствительным, – но его работа беспокоила меня куда больше, чем мне самой хотелось признать. Даже не работа, а то, что он мне соврал. Вот в чем было дело.
– Ну что, разойдемся по столам или сыграем двое на двое? – Гарри быстро взглянул на меня, будто прочитав мои мысли. – Ты и Тедди против меня и Ми.
– Ми? – хмыкнул Райан.
– Ну да. Ее так зовут, – сказал Гарри.
– Меня не так зовут, – отозвалась я, и ребята посмотрели на меня, а Гарри отвернулся. – разбивай.
– Поехали, – сказал Райан.
Он примостился у стола и точным ударом запустил шар в лузу, потом два в боковую.
– Шестой от борта, – сказал он.
В этот момент Гарри подошел к лузе, присел на корточки и, примостившись над самой сеткой, широко открыл рот.
– Эй! – сказал Райан. – Отойди.
– Я жду, – сказал Гарри. – Что, слабо?
– Гарри, встань. – Мне было ясно, что Райан церемониться не станет.
– У нас же парная игра. Пусть ему Тедди, Король Лавы, поможет. – Он посмотрел в мою сторону и подмигнул.
– Ты мне подмигнул?
Гарри снова моргнул, и Тедди бросился к нему, повалил на пол. Шар Райана, пущенный с такой силой и злостью, ударился в лузу, подскочил и вылетел на циновку.
– Черт! – сказал Райан, а Гарри и Тедди катались в это время по полу.
– Наш черед, – сказал с ухмылкой Гарри.
– Это нечестно, – отозвался Райан.
– Молодец, Гарри Непоседа, – улыбнулся Тедди.
Гарри ушел в дальний конец бильярдной, пошарил в карманах, выудил монетку, и из музыкального аппарата полилась песня Джанет Джексон, та самая, где она срывает новое платье со своей подружки.
– Подходящая песенка, Гарри, – сказала я, взглянув на семилетнего парнишку у своих ног.
Но Гарри не обратил на меня внимания, взял кий у Райана и зажал его между ног, как метлу, которая вот-вот оживет и взлетит на воздух. Его лицо раскраснелось, в глазах появился блеск, он точно опьянел, но это было так весело! Даже Райан не сдержал смех, когда Гарри наконец склонился над столом и, казалось, ночь, не выдержав, тоже заглянула в окно бильярдной.
Так и было. Гигантский осколок ночной черноты, пронизанной лунным светом, оторвался и сквозь оконный проем влетел в комнату. Гарри ударился подбородком о край стола, кий проехался, оставляя неровный рваный след на сукне, я в шоке попятилась на несколько шагов назад, закрывая руками лицо, а Тедди, Король Лавы, отчаянно разревелся, его невозможно было унять.
Несколько секунд нечто кружило по комнате, то взмывая к потолку, то проскальзывая у Гарри над головой со странным щелканьем, и наконец задержалось у колпака лампы над столом, зависнув там, крутясь, точно скат, пытающийся сбросить ночь со своих плеч. Мы застыли в ужасе, глядя во все глаза.
– Эта штука… – сказал Гарри, медленно выпрямляясь, пятясь назад и отряхивая рукой волосы, – это… Что это? Летучая мышь?
– Я ее ненавижу, – прошептал Тедди с пола, торопливо отползая от стола и не отрывая глаз от лампы, – я ее ненавижу, ненавижу, ненавижу…
Словно воздушный змей, поймавший порыв ветра, нечто сорвалось с лампы и рухнуло передо мной. Колени у меня подогнулись. Потом оно перенеслось к Тедди. Он завопил и стал колотить руками и, должно быть, даже попал, потому что оно взмыло в воздух, проплыло вверх вдоль стены и опустилось на нее, слегка покачиваясь, точно угодив в паутину, хотя я и вообразить себе не могу, что за паук мог бы ее удержать. Впрочем, подумалось мне, если уж такой паук где-нибудь и существует, то он живет именно здесь.
– Пожалуйста, прогони ее… – пискнул Тедди.
– Заткнись, мелкота, – шикнул на него Райан.
– Это… – снова запнулся Гарри.
Я оборвала его.
– Это бабочка… – проговорила я безо всякой уверенности в голосе, все еще сидя на корточках. – Господи, ну и бабочка…
Она была размером фута два, может быть, больше, совершенно черная – только зеленые, похожие на глаза отметины виднелись на краях обоих крыльев. Неестественно зависнув на стене, она на мгновение показала мне свое длинное и толстое тельце. Я увидела усики, удивительно тонкие, трогающие воздух, увидела лапки, похожие на пальчики младенца. Внезапно сладостно-тоскливое чувство проникло в мое сердце, и я почувствовала себя маленькой девочкой.
– Гарри, ты должен ее отпустить, – сказал Тедди. Он плакал.
– Она ничего тебе не сделает, – я встала и шагнула к нему, – правда?
Это последнее слово я адресовала Гарри, и он ухмыльнулся, точно сам вырастил эту бабочку, соткал ее прямо из воздуха, как волшебник.
– Правда, – отозвался он, – давай вставай.
Бабочка снова сорвалась со стены, спланировала на Райана, и тот поспешно укрылся под столом, Тедди визжал, а Гарри схватил кий, как ракетку для бадминтона, и замахнулся.
– Не надо, – шепнула я, а Гарри снова махнул киём, еще на шаг подступив ближе к Тедди.
– Тихо, Мими, – сказал Гарри, – я только отгоню ее от моего мальчика, вот так.
Его лицо раскраснелось, точно внутри него кто-то подбросил в топку угля.
– Гарри, ну не надо!.. – окликнула я его снова.
Тедди пронзительно завопил, бабочка забилась по комнате, с шевелящимися лапками, которые тянулись к нашим лицам, к свету, и Гарри развернулся и со всего размаху ударил по ней.
– Придурок! – закричал Райан из-под стола, когда клочки тела бабочки и крыльев разлетелись вокруг него на ковер.
– Черт подери, Гарри, – огрызнулась я, пошатнувшись, хватаясь за край стола для пула и чувствуя навернувшиеся на глаза слезы.
Тишина поглотила нас. Звуки музыки из автомата стихли. Тедди все еще был слишком потрясен, чтобы закричать, у Райана приоткрылся рот – то ли от изумления, то ли готовый растянуться в усмешке. Гарри неподвижно стоял рядом с Тедди, зажав кий в руке. Черная пыльца покрыла конец кия, будто мел превратился в угольную пыль.
– Амелия, – прошептал он.
– Заткнись, – сказала я, – не разговаривай со мной.
Тишина, заметила я, казалось, заполонила собой весь бар – в остальных комнатах тоже все стихло. Мы словно были заперты в сейфе, отрезанные от внешнего мира.
Присев, я посмотрела на растерзанные останки тела бабочки – одно крыло, с зеленым, блестевшим, как бриллиант, глазком на черном фоне. Казалось, оно было вставлено в оправу. И тут оно дрогнуло.
– Ой, черт!.. – вскрикнула я. Крыло вздрогнуло еще раз, взмахнуло, скользнув по циновке, ударилось о стену, и оставшаяся половина бабочки начала медленно кружиться, ужасно, почти подпрыгивая по полу, как сломанная заводная игрушка. – Гарри, убей ее!
– Чего? – спросил он.
– Гарри, ты, идиот, давай иди сюда и добей это.
– Я не могу.
– О господи, ты и вправду кретин! – прошипела я. – Ты что, хочешь, чтобы оно еще страдало? Ты думаешь, это забавно? – Я махнула рукой в сторону бабочки, подергивавшейся на полу. Мой голос стал совсем тихим, я даже не думаю, что он меня расслышал, я даже не хотела, чтобы он расслышал. – И вообще, Гарри, это же просто бабочка, о которой никто не стал бы жалеть. Да?
Одним движением Гарри шагнул вперед и со всей силы ударил кием об пол, потом – еще раз, я зажмурилась, а Райан сказал:
– Ух-х-х!
Тедди, Король Лавы, всхлипнул. Когда я открыла глаза, Гарри в упор смотрел на меня, опершись о кий, словно о посох, его светлые волосы были всклокочены. Вылитый царь Эдип в миг своего прозрения. Дрожь пробегала по его рукам и ногам. Он понимал, что навлек на себя всю накопившуюся во мне ненависть.
Я действительно ненавидела его в тот момент. Действительно ненавидела. И ему это было известно.
– Гарри, – сказала я, собравшись с духом, – я…
– Что, я вас спрашиваю, на этой зеленой, благословенной Богом земле могло с вами случиться? – выкрикнул голос, который я с трудом узнала.
В бильярдную вошла моя спутница-худышка с ноутбуком из самолета. И ведь мы прилетели, ужаснулась я, менее шести часов назад.
Женщина подбежала к Гарри, вырвала из его руки бильярдный кий и швырнула на пол. Гарри покачнулся, снова вздрогнул, и я увидела, что он того и гляди рухнет в обморок.
– Эй, – сказала я, не двигаясь со своего места, но ни Гарри, ни та женщина не обратили на меня внимания.
– Вы вообще понимаете, где находитесь? – грозно выкрикнула женщина. – Вы чувствуете вообще хоть что-нибудь? Вы находитесь в ином мире. Это их мир, – сказала она, указывая на размозженную бабочку на ковре. – Это место – рай. Может быть, последний. Но все, что вы можете сделать, столкнувшись с чем-то поистине прекрасным, это разнести его в мелкие клочья?
Я ждала, что Гарри соберется, объяснит, извинится, но его губы дрожали, и он так трясся, точно готов был рассыпаться на части.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22