- Цыц, мерзкий гордец! И не делай мне тут утечку мозгов. Все подряд, все
кругом виноваты, запомни! Да я бы тебя повесила хоть сейчас - за все те
гадости, что я тебе сделала! Не будь тебя, разве стала бы я такой?! Такой
потаскухой, пьяницей, с бредом, бессонницей, дрожью, мурашками, червячками,
кошмарами? Не будь тебя, перед кем бы я так унижалась? Тьфу, окаянство! Я
жуть как боюсь мертвяков, тем более призраков. Но, видишь, приходится...
Тебе
хорошо, ты - привидение, а я еще - действующее лицо, энергичная женщина
времен покаяния и возрождения. Ты разве дожил до этих времен? Нет! Ты даже
не знаешь, как тебе повезло. А вот я дожила. И что? Теперь по ночам гоняюсь
за такими вонючими привидениями. Думаешь, ты у меня один? Хо-хо! Как бы не
так! Вы же друг друга не видите!.. Каждый видит только меня - сквозь затылок
другого, а вас тут не меньше полсотни, проклятая гниль. Я одна на всех, а вы
- анфиладами, как зеркало в зеркале, то веером, то карточной колодой. Ой,
где ж я прочла, что призрак рассыплется, если ткнуть его пальцем?.. Ткну - и
рассыплешься! Но давай лучше сделаем менку, бартер по-иноземному: возьми
себе мое покаяние, дай мне свое прощение, тогда все остальные призраки
сделают то же самое и провалятся, с Богом, в отдельные тартарары, в
тартарарам... Тар-тара-рам, тар-тара-рам...
Так напевая, Сукова углядела, что совсем еще рано, только три часа ночи, до
утра еще далеко, и стала она звонить неведомым братьям и сестрам. Сначала по
телефону 1234567 - никто не ответил. Тогда она набрала 2345678 - гудки и
молчание, спят, гады. По телефону 3456789 полчаса никто не шевельнулся,
потом раздался мат корабельный. Сукова шла до упора - набрала 4567890 - там
был автоответчик с музыкой. А телефона 12345678910 в нашем городе не было,
но Сукова набрала и его наугад, безо всякой надежды. Ей оттуда ответил
загробный голос:
- Алл°!!! Алл°!!! Говори, Сукова... А то щас приедем!
Но говорить она не могла, потому что призрак ткнул ее пальцем - и она
рассыпалась, вся, окончательно. И, когда он встал, разминая кости, и пошел
растворяться, не торопясь и не озираясь, она уже не подпрыгнула и не
рванулась ему вослед.
Ее голова и руки рассыпались на столе, туловище и ляжки - на стуле, а обе
ноги - под столом, как столбики пепла. Утром, сметя себя в кучку, она пепел
свой скрутит потуже, как в цыгарке табак. И будет долго раскрашивать,
штукатурить, румянить, помадить это сгоревшее, слоистое, серое. И протиснет
это в прогулку на свежем воздухе у пивнушки, и потом привезет это в клуб,
где ее понимают чудесно, и на службу, и в гости, где ей хорошо и радостно,
так легко и не так одиноко, и даже совсем не страшно. Не то, что дома, где
можно сойти с ума.
А что касается призрака, прошу обратить внимание, драгоценный читатель, на
одну привлекательную особенность: когда он был жив, прекрасные женщины
вытаскивали его постоянно с того света на этот.
1993
ЦВЕТЫ МОЕЙ МАТЕРИ
Инструмент назывался булька. Булек было четыре, с шариками разных размеров,
в зависимости от лепестков грядущего цветка.
Из чего и как получалась булька? Отливали металлический стержень с шариком
на конце и ввинчивали это орудие в круглую деревяшку - за нее и только за
нее можно было хвататься руками. Собственно булькой был тяжеленький шарик на
металлическом стержне, его забуливали в печной огонь, в горящие угли, в
пылающие дрова, секунд через тридцать-сорок выдергивали из пламени, а потом,
нажимая на деревянную ручку, вдавливали раскаленную бульку в плоские
лепестки цветка, в цветочную выкройку из мелкого лоскута. Лепестки
становились от бульки выпукло-впуклыми, их чашечки шелестели.
Цыганской иглой делалась дырка, в дырку вдевали стебель, получались
малюсенькие цветочки. Шелковой белой ниткой их вязали в букетики, крепили к
ромбическим картонкам, сдавали в артель художественных изделий. Изделия эти
в одна тысяча девятьсот сорок третьем году были писком западной моды,
воюющая отчизна сбывала их за рубеж, где носили эти цветочки на платьях,
пальто и шляпках.
Три раза в месяц мы с матерью получали в артели
отрывки-абзацы-фрагменты-лоскутья застиранных госпитальных простыней и
наволочек, моток тонкой проволоки цвета червонного золота, банку вонючего
клея, две-три краски, огрызки картона, раз в месяц - широкую жесткую кисть,
десять шпулек белых шелковых ниток. Из этого получалось сто двадцать пять
цветочков. Их кроила, красила и доводила до ослепительного изящества моя
прозрачная от голода мать. Я же при ней работала только булькой, наловчась
выдергивать инструмент из раскаленных углей, было мне шесть лет.
Потом сразу кончились война и эти цветочки. Мы сели в деревянный вагон и
поехали домой. Месяц ехали, полмесяца стояли - всюду реки беженцев, все
домой текут. Покуда стояли, костры жгли, мы с матерью достали бульки из
мешка, цветочков понаделали, выменяли на мятый медный чайник, на целые
сандалики, отцу - на махорку, всем - на три кило пшена. Жены снабженцев
брали по пять букетиков, мода из Европы докатилась.
А дом-то наш тю-тю!.. Другие в нем живут по ордерам, такое вышло
историческое свинство. Опять же Высший Разум бессердечен, в том смысле, что
не имеет человеческого сердца, и в этом плане он бездушен, ни добр, ни зол,
ни порчи тут, ни сглаза, ни проклятья родового, а просто одна
действительность другую отменила - и все. За что? Да ни за что. Погода вот
такая.
Бульки завернули в байку и забыли. Мода на те цветочки отвалила, все поэты
их разоблачили: мол, мы - естественные, а вы - искусственные, мы - Божья
искра, а вы - дешевка, пошлая поделка, мы - благоухаем, а вы - барахло.
Яснее ясного. Против лома нет приема даже в штате Оклахома - такие вот
свежие мысли.
Шесть лет мне было, а стало шестьдесят, а матери моей - девяносто семь, и
она уж меня совсем не узнавала. Держала где-то в памяти сердечной, в поле
внутреннего зрения, а внешним зреньем узнавала только старшую дочь, мою
сестру. И вдруг говорит:
- В обувной коробке. Восемь букетиков. Бульки помнишь? Коробка во-о-он
там...
- Бред! - я подумала шепотом.- Сущий бред! В последнее время она
разговаривает с давно умершими - с матерью своей, с отцом, с бабушкой, с
дедушкой, с братьями, сестрами, живет в своей далекой молодости, бурно до
отчаянья переживает какие-то события, забытые давным-давно и вдруг теперь
отмытые, как стекла, в ее остраненной памяти. Сейчас вот ей мерещатся восемь
букетиков, бульки...
Уронив голову на плечо, сухонькую свою головку на сухонькое плечико, мать
всхлипывала в дреме. На всякий случай заглянула я туда, где привиделась
коробка ей с цветочками.
Была там коробка, была!.. Перетянутая вишневой узенькой лентой. А там
внутри, на вате одна тысяча девятьсот сорок третьего года, лежали
малюсенькие, хрупкие цветочки подснежника, ландыша, яблони, садов и лугов,
лесов и оврагов. Восемь букетиков, сверкающих свежестью, трепетных, нежных,
шевелящихся от воздуха, света и человеческого дыхания.
- Можешь их увезти, если хочешь... Если они там еще не увяли. Это тебе от
меня наследство. Такая маленькая чепуха на память.
И она постаралась мне улыбнуться, кулачком утирая постоянно текущие слезы.
Истекало время ее жизни, текли наяву мучительные видения: какой-то младенец,
казалось ей, серебрился на краю постели - она боялась, что он разобьется;
какие-то войска входили через балкон и мимо нее проносили своих раненых;
младшая дочь плохо переходила дорогу с трамвайными рельсами...
Родилась моя мать в Рождество, душа ее возвратилась к Творцу на Спас. Имя ее
в переводе на русский означало Нежная. Она была столь красива, что все на
нее оглядывались. И две ее девочки, мы с сестрой, росли в особенном свете
сладостной славы, с детства слыша вослед:
- Это - девочки той красавицы...
Всякий день моей всякой жизни овеян благородным происхождением от
изумительно красивой матери.
А сегодня ее цветочкам - пятьдесят пять лет. Кто носил эту прелесть в одна
тысяча девятьсот сорок третьем году? И за каким рубежом?.. Мода на эти
цветочки плыла над широкой кровью, делали эти венчики из госпитальной рвани,
много пели при том, песня - она обезболивает. А как начнешь засыпать на ходу
от голода и печного жара да хватать раскаленную бульку за железо, за шарик
голой ладонью, - так будешь петь нескончаемо, неизлечимо.
1992, 1998
ОПУЩЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА
Профессор небесных наук, декан факультета Луны сначала сошел на нет, а потом
- с ума. Но в данный момент на базаре, где продается данный момент, он все
еще кормится, то есть жив. А поэтому ни за какое вознаграждение, ни под
пыткой, ни под гипнозом, ни под шляпкой грибного напитка, ни при каких
обстоятельствах не могу сообщить его имя с фамилией.
После поражения наших доблестных войск под Фуфлоо, как только Родина-мать
сказала ему "большое спасибо" и прекратила давать небесные деньги на лунные
и марсианские "заморочки", как теперь называют у нас космическую агрессию
Земли,- его тут же пригласили продолжить лунное дело и всяческое развитие
небесных наук во многих упитанных странах, где непременно без унижений имел
бы он всякое благо с почетом и премии с орденами подвязок и легионов, не
говоря уж о мантиях с прибамбасами.
Но, драгоценный читатель, есть еще, есть люди, по детской своей простоте не
утратившие почти религиозное чувство страха-ответственности за большие
секреты и взлеты отечественной в прошлом науки. Мой профессор таков, и
чувства его таковы, и они совратили его на скользкий путь научной
неподвижности в масштабах планеты, а научная неподвижность такого масштаба
как раз порождает жуткую беготню и метание.
Профессору было пятьдесят лет, и у профессора было пятьдесят денег. В одном
конце города он купил нечто за пятьдесят денег и помчался в другой конец,
где продал за сто денег. Так поступил он тридцать один раз, и получился у
него маленький капитал. С ним профессор отправился в Китай и обратно, нечто
купил и продал. Так поступил он двадцать один раз, и получился у него
капитал более путешественный. С ним профессор отправился в Турцию, в
Индонезию, в Шри-Ланку, в Арабские Эмираты, в Тунис, в Мексику, в Бразилию,
в Японию, в Корею, нечто купил и продал. Так поступил он сто сорок шесть
раз, и получился у него капитал во всех странах, куда его приглашали
продолжить лунное дело и всяческое развитие небесных наук.
Мало-помалу дети профессора подросли в интернатах на лоне швейцарских гор и
озер, альпийских лугов, потом он отправил их в Англию учиться банкирскому
делу, а сам из российских сугробов надзирал за тем, чтоб его капиталы
вертелись круглые сутки, мотаясь на катушку судьбы.
И, конечно, за двести пятнадцать раз в течение каких-то пяти-шести лет
познал он такие секреты, в сравненье и рядом с которыми прежние, накопленные
за тридцать лет научной сверхтайности, были детским лепетом и чепухой, - тем
более, что наука Луны закрылась у нас лет на сорок, покуда бананы не придут
в каждый дом.
Не шатался он по ночным клубам, ресторанам и казино, не светился в шикарных
автомобилях, не соблазнялся любовными чарами и эропланами], иногда ходил в
оперу. Но вот ведь какая пагуба крылась, однако, до поры до времени в его
избирательно-пристальном взгляде на городской пейзаж, и вот ведь какой штык
выскочил вдруг из этой пристальной избирательности, чтобы всю его жизнь
проткнуть и выпустить сок из нее безвозвратно,- о том и речь...
Как только закон разрешил всем богатеть, на улицах появилось несусветное
множество нищих для постоянного там проживания и пропитания, и были они
пьяные, наглые, вызывающе мерзкие, в театральных лохмотьях, в отвратительных
позах, с гнусными гримасами, с культями и язвами напоказ, но даже калеки
производили на него впечатление совершенно трудоспособных паразитов и
спиногрызов общества. От тика их лица тикали, часто моргали...
Стал профессор Луны к ним приглядываться, прогуливаясь по вечерам перед
сном. И вдруг нашло на него наваждение, будто все эти нищие на самом-то деле
работают на сеть иностранных разведок, жрут лососину и хлобыщут пиво
голландское, кому-то подмигивая, подавая шпионские знаки и даже записочки,
которые в шапках и в картонных коробках лежат у них на земле вперемешку с
деньгами, маскирующимися под милостыню.
Луна ведь такая вещь - от нее легко не отделаешься, влияет и притягательна.
А летом, бывает, еще светлым-светло, а серпик уж виден, светится весь
насквозь. И под серпиком наглые нищие побираются, сиднем сидят без напряга,
поют или молятся, взглядами душу пытают, а могли бы в Китай счелночить,
товару навезть, оборот делать. Нет же, наклоняются к ним какие-то типы,
весьма подозрительные, деньги дают добровольно - а за что?!
Так подумал он шестьдесят пять раз и сошел с ума, с одного ума сошел на
другой, стал по ночам в центре города у самой роскошной гостиницы с самыми
роскошными ресторанами выть на Луну.
Проходили мимо ночные цветы, на работу они надевали короткое, погладили
профессора небесных наук по седой головке, положили ему на колени панамку из
белого хлопка, а в панамку - пятнадцать денег тремя бумажками. С тех пор
многие мимо прошли, и так же они поступили четыреста тридцать два раза. Если
можешь, подай в благодарность за то, что не ты опустился. Ведь опущение
находит на человека и при совсем здоровых ногах-руках, и при великих
деньгах, и при наглой роже паразита - в особенности. Радуйся, что тебя
миновало. Радуйся, что тебя миновало сто тысяч раз.
Вчера ему ясно привиделось, как мимо проехал на велосипеде Циолковский
тринадцать раз и, тринадцать раз снимая шляпу, сказал:
- Эх, вы, профессор Луны, тить вашу мать!..
Но не Циолковский то был, а самодеятельность на роликовых коньках.
1993
ПЕРЕЕЗД ЧЕРЕЗ ХРАНИЦУ
I. Таким образом
Конец декабря, метель, гололедица, жаркий полдень, мороз припекает, вишня
цветет, яблоня, клубника в самом разгаре, скоро персик взойдет таким
образом, надо бы к меховым сапогам приделать колеса да большие карманы -
пищу носить, товары, плоды, пистолеты, кастеты, кассеты с артистами пения,
таким образом, кончились авоськи, сумки на пузе, опять в моде шляпы с полями
и фруктами, шелковые панталоны с брюссельскими кружевами навыпуск поверх
меховых сапог, таким образом новое веет свежестью. Света Федорова звонила, у
них свежо таким образом, моргуша прошла - ток вырубился, таким образом
круглые сутки нет электричества, при свечках живут, в кране воды никакой,
батареи не топятся, сдох телеящик, также утюг, местами нет газа, таким
образом варят борщ на костре, кирпичи раскаляют - кладут под кровать,
китайский народный сугрев таким образом, восточная мудрость. В три утюга
угольных под чугунную крышку с зубьями, таким образом, мы насыпали толстых
свечек и послали туда им поездом с проводником, теперь они там утюгами с
пылающими углями размахивают - таким образом отапливают жилпло-
щадь, но от ветра махального гаснет все время свеча таким образом в туалете,
зато - место курортное, море у самой кровати за тумбочкой, а за окнами тыква
уже налилась помидорами и кукурузой, которая там называется пшенкой, а
по-испански маисом, таким образом главное - не сидеть на пляже без головного
убора, чтоб удар не случился, а то ударит мороз и таким образом трубы
лопнут, а трубы лопнут - лопнет орган терпения, лопнет орган терпения -
лопнет мыльный пузырь и все прозрят таким образом, что наелись обманной
каши. Вот именно в этом месте у черта из табакерки, который вечно путает
высшее начало с высшим начальством, таким образом происходит концепт и
подъем вожделения, он копытом заводит чертову мельницу, таким образом Иван
Грозный в памперсах ежесекундно убивает одного и того же сына, у леди Макбет
колосится пятая грудь, и таким образом от воздержания снайперы с небоскребов
совокупляются с населением через дуло - пулями достают и кончают... Таким
образом, зимой на Сицилии, где мафия, ветку срываешь - и вся она в
мандаринах, в мандаранчо, в мандолинах, это же там под ногами валяется, на
мраморной вилле - промозглый холод, но опять же мафия растапливает камин и
кладет поленья лимонные и пускает в растопку апельсиновый хворост, на
зеркальной террасе любуется мафия - как там Этна у них извергается, таким
образом по черному небу изгибно летят кровавые волны, катится лава в Бычью
долину, сперва без единого звука, даже не в тишине - тишину было бы слышно,
таким образом только потом вдогонку, на девятом ударе сердца - жуткий взрыв,
раскаленный выдох, рев, грохотание, огненная бомбежка, стоны из адской
плавильни, швыряющей пламя вертящихся глыб, кошмарный полив населенного
пункта, всеми покинутого, таким образом, в должный час все возвратятся
собирать застывшие, затвердевшие, черные слезы Этны, смолистые камушки,
обсидиан - от сглаза и порчи в постелях, в торговле, в министрах,- нам бы
ваши проблемы, вам бы наши, бы вам бы наши вампы.
1 2 3 4 5 6 7