А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Убийство по заказу клиента –

OCR & SpellCheck: Larisa_F
«Убийство по заказу клиента: Рассказы»: Интерпресс-67; София; 1990
Светослав Славчев
Дело «Вагон № 22051»

Вагон был опломбирован, сопроводительные документы в полном порядке. И все же в нем не хватало четырех ящиков импортных сигарет. Трое мужчин из приемной комиссии снова и снова пересчитывали прибывший товар и обменивались неприятными репликами. Считай – не считай, ящиков не хватало.
– Богданов! – крикнул пожилой мужчина невысокого роста, показываясь в проеме вагона. – Ничего не поделаешь, двенадцать. Нужно переговорить с Варной, другого выхода не вижу.
Николай Богданов, товаровед внешнеторговой организации, оказался рано облысевшим мужчиной с бледным, гладко выбритым лицом. На нем были очки с толстыми стеклами в роговой оправе. Есть такие люди, весь вид которых говорит о том, что они многие годы провели над колонками цифр. Одним из них был и Богданов. Он стоял перед вагоном, поставив портфель у своих ног, и листал сопроводительные документы на вагон, накладные. Лучи утреннего декабрьского солнца преломлялись в замерзших лужицах вдоль железнодорожной линии, отбрасывали красноватый отблеск от окон однообразных панельных домов, симметрично расставленных напротив товарной станции.
– О чем тут говорить, Ганчев? Не могу я принять этот вагон и все! – сказал Богданов и зябко поежился. На нем было тонкое потертое пальто.
– Не можешь принять, а? А простои кто оплатит, может, твоя бабушка? – раздался голос третьего мужчины. Это был молодой человек в форме железнодорожника.
– Меня это не интересует! – повысил голос Богданов. – В тот раз мы покрыли недостачу, но сейчас – дудки! Сто коробок по два пятьдесят – двести пятьдесят, умножить на четыре – тысяча левов, шутка ли!
„Тот раз" был случай в октябре, когда в подобном вагоне, загруженном по всем правилам, не оказалось одного ящика. Тогда они втроем – впрочем, железнодорожник был другой, – составили протокол и этот протокол, хоть и с превеликими неприятностями, был подписан генеральным директором. Материальные потери потонули в каком-то параграфе. Теперь же Богданов и слышать не хотел об убытках. Однако железнодорожник настаивал на своем:
– Если не будете разгружать, я загоню его в тупик, назавтра половины не досчитаетесь!
Низкорослый спрыгнул с вагона.
– Но это же настоящая кража, – сказал он, подходя к Богданову. – Я тоже считаю, что нужно вызвать милицию. Вагон загружен как положено, перед комиссией? Перед комиссией. Опломбирован? Опломбирован. Не хватает четырех ящиков? Значит украдены. Позвоним в Варну, как бы не вышло ошибки, и вызовем человека из транспортной милиции! Согласен?
Богданов пожал плечами.
Следователь из транспортной милиции прибыл почти сразу. Это был молодой кареглазый мужчина с открытым интеллигентным лицом. На нем была теплая куртка-канадка, под мышкой он держал „дипломат". Ганчев показывал ему дорогу. Богданов и железнодорожник, уже успокоившись, топтались перед вагоном, чтобы не замерзнуть, курили и разговаривали.
Богданов как самый старший в приемной группе объяснил, каково положение и добавил, что „организация-отгрузчик несет полную ответственность за целость и сохранность груза". При слове „сохранность" Ганчев поморщился, как от зубной боли, следователь слегка усмехнулся, а железнодорожник вообще не реагировал.
– Прошу товарища следователя предпринять необходимое! – завершил Богданов.
Наступило короткое молчание. Следователь – по фамилии Минковский – подошел к вагону, заглянул внутрь, не поднимаясь по ступеням, и вернулся.
– Пересчитаю и я, но потом! А пока будем надеяться, что вы сосчитали точно! Дайте документы!
Богданов подал.
– Кто распломбировал?
– Я, но мы были все вместе! – ответил Богданов. – Верно я говорю? – повернулся он к остальным.
– Спрашивать предоставьте мне! – улыбнулся снова Минковский. – Ясно. Вы вскрыли вагон, все пересчитали. Чем вскрыли пломбу и где она?
– Вон там висит! – кивнул железнодорожник на дверь вагона. – Вот этой отверткой вскрыли пломбу.
И он достал из кармана шинели большую отвертку с красной ручкой.
Минковский открыл „дипломат" и положил в него отвертку. Потом приступил к осмотру двери, оглядел дужки и простенькую задвижку, снял пломбу вместе с большой, мягко гнущейся проволокой и тоже положил в чемоданчик. Затем прошел мимо вагона, время от времени постукивая по обшивке, потом наклонился и осмотрел его снизу. Трое мужчин шли за ним, с любопытством следя за каждым его движением.
Закончив осмотр внизу, Минковский поднялся по лестнице и оглядел крышу вагона.
– Да нет! – крикнул ему железнодорожник. – Эти вагоны я хорошо знаю, их только пушкой прошибешь. Единственно через дверь могло быть!
Минковский похлопал руками, стряхивая с них пыль.
– Вы все пересчитывали? – спросил он.
– Все, – подтвердил Богданов.
– Значит, все и входили в вагон! – констатировал Минковский. – Сейчас, товарищи, и я пересчитаю, потом запрем и опечатаем вагон, а вы пойдете со мной! Нужно будет сделать кое-какие исследования.
Драгиев любил эти минуты после обеденного перерыва, когда в лаборатории с двумя микроскопами и другими зачехленными приборами, стоящими на пристенных столах с лампами на длинных штативах, было тихо и спокойно, только холодильник время от времени мурлыкал в углу, словно сонная кошка. Нервные утренние совещания, телефонные разговоры, сдача экспертиз и вся предобеденная суета были позади. Теперь можно было заложить новые пробы, внимательно прочитать сопроводительные письма и немного подумать в спокойной обстановке.
Нельзя сказать, что Кирилл Драгиев просто любил свою работу. Он жил ею и был одним из тех редких счастливых чудаков, для которых любимое хобби стало профессией. Такое мнение давно сложилось о нем и в отделе, где он работал, и в управлении. Прослыв чудаком, Драгиев как-то незаметно вышел из общей колеи суровой служебной дисциплины. Не то чтобы он опаздывал на работу, наоборот, он приходил всегда вовремя, но он мог самым неожиданным образом поднять трубку и, не вдаваясь в объяснения, сказать начальству, что уходит по делам, принимая неловкое молчание в трубке за согласие. Или, к примеру, на утреннем рапорте мог заявить, что не готов с заключением, потому что ему нужно навести еще кое-какие справки и потому он не знает, когда будет готов.
Начальник отдела подполковник Хинов перепробовал все средства – и дружеский разговор, и служебный выговор, но в конце концов сдался и только старался, чтобы Драганов не особенно бросался в глаза начальству. Подполковник был опытным администратором, за время службы перевидал множество всяких людей, и хорошо понимал, что несмотря на все чудачества, с этим человеком ему повезло. Экспертиза, выполненная Кириллом Драгиевым, была настолько тщательной, что всегда принималась безусловно. Следователи, прокуроры, судьи при виде несколько детского почерка Драгиева не колебались, зная, что результаты экспертизы не подлежат никакому сомнению.
Если бы Драгиев был писателем, он мог бы писать пьесы о своих пробах. Потому что за каждой из них он видел людей, целые эпизоды из их жизни.
След от обуви – это след человека. Этот человек шел, бежал, спотыкался, падал, карабкался. Однажды Драгиев доказал нечто такое, что казалось совершенно абсурдным: вор, пытаясь ввести следствие в заблуждение, ходил на руках, сунув их в ботинки, потом встал на ноги. Выходило, что на месте преступления были двое.
Следы пальцев – тоже следы человека. Того человека, который в темноте лесной турбазы дотронулся до стекла керосиновой лампы и при всей своей осторожности не заметил этого.
След автомобильного колеса – за ним тоже стоит человек. Шофер, сбивший ребенка, в ужасе от содеянного, исполненный отвращения к самому себе, прятался от людей и ждал, когда ему позвонят в дверь.
Эту пломбу от железнодорожного вагона, которая сейчас лежала на лабораторном столе, принес утром молоденький следователь – Милковский или Минковский – Драгиев не запомнил его фамилию. Следователь сказал, что речь идет о краже груза из железнодорожного вагона и привел с собой еще троих – всю комиссию, которая вскрыла вагон на товарной станции. Он хотел, чтобы трассолог снял отпечатки пальцев и обуви каждого из них. А потом он попросил Драгиева сходить на станцию, оглядеть пыльный пол в вагоне, может, удастся найти и заснять какой-нибудь след, и проверить, трогал ли кто-нибудь задвижку вагонной двери. Следователь оставил открытую пломбу и одну отвертку – с просьбой исследовать следы на пломбе.
Все было проще простого. На какой-то из десятков промежуточных станций между Варной и Софией вор подкараулил вагон, вскрыл пломбу, но так, чтобы потом снова ее закрыть, отодвинул задвижку и сбросил на скорую руку четыре ящика. Потом его помощник – а такую кражу можно совершить только с помощником – унес ящики, а он сам поставил пломбу на место, чтобы не вызвать подозрений. Вагон же отправился на следующую станцию, потом дальше и дальше, пока не предстал взорам изумленной комиссии.
На пыльном полу вагона были и другие следы обуви. Драгиев добросовестно заснял их, хотя и сам понимал, сколь мала вероятность того, что какой-нибудь из них приведет к цели. Сейчас пломба лежала на лабораторном столе, прикрытая стеклянной крышкой. Рядом лежала красная отвертка.
Нужно было начинать с них.
Драгиев сел к столу на вертящийся стул, придвинул к себе микроскоп, приладил лампу. Потом взял пломбу и поместил ее под микроскоп.
В круглом зрительном поле стереоскопического микроскопа пломба вдруг выросла величиной с гору – со своими плато, вершинами и остро вырезанными долинами. Сразу видно – вот он, широкий, легкий след отвертки. Бороздки и неровности сделаны плоским острием. Невооруженному глазу оно представлялось совершенно гладким, на самом же деле на нем десятки незаметных корявостей. Теперь нужно взять подобный сплав, провести такой же след отверткой, заснять два следа и сравнить. Он так и сделает, чтобы быть уверенным до конца, хотя и без того ясно – это след отвертки, которая лежит здесь, под рукой.
А где же другой след, тот, который он ищет?
Драгиев немного повернул пломбу и в зрительном поле появилась другая часть свинцовой горы – совсем рядом с отверстием для проволоки. Да! В самом конце тянется узкая длинная щель. Местами она врезается глубже и забивается в склоны горы, местами поднимается вверх. Это след тонкого, очень прочного и острого предмета. След шила. Чтобы пломба осталась на вид целой, вор орудовал шилом.
Следующие минуты прошли в съемке. Он заснял все: пломбу, отвертку, следы. Драгиев сделал даже кое-какие, как ему казалось, излишние кадры. Надписал пленку и вышел, чтобы отнести ее в фотолабораторию. Через полчаса у него будут свежие, еще влажные мягкие отпечатки. А к концу рабочего дня он сможет отстучать на машинке заключение:
„…это дает основание считать, что целость присланной на исследование пломбы № 214/А сначала была нарушена острым, тонким и твердым предметом. Вероятно, использовалось шило".
И поставит свою несколько детскую, с округлыми буквами подпись.
В отношениях с подчиненными полковник Васил Томов больше всего ненавидел показуху. Демонстрировать, что знаешь выход из любого положения, что имеешь готовое решение, до которого никто не дошел, – это и есть, по его разумению, самая настоящая показуха. За плечами у Томова было двадцать два года службы, он уже достаточно „напоказывался", так что сполна имел горький опыт таких ситуаций.
„Если ты считаешь себя самым умным, нет вернее способа оказаться в дураках!" – говаривал он, и был глубоко убежден в верности своей максимы.
Прочитав еще раз дело с пометкой „Вагон № 22051", и, еще не имея окончательного решения, он вызвал Минковского.
„Поговорим, подумаем! – сказал он себе. – Видали мы дела и почище!"
Когда Минковский вошел и отрапортовал, полковник пригласил молодого следователя сесть и спросил:
– Хотите чаю, капитан? Сейчас будет!
Любимым напитком Томова был чай из шиповника. И каждый следователь знал, что если предлагается чашка чаю, значит, предстоит разговор с размышлениями. С годами угощение, чуть терпким, с кислинкой, чаем стало традицией. То был один из тех ритуалов, над которыми подшучивают и вместе с тем по-своему гордятся, и которые есть в каждом уважающем себя учреждении.
– Значит, кража! Ясно… – сказал Томов, помешивая чай ложечкой. – Вы сделали все необходимое. Экспертиза следов… я вижу, здесь подпись Драгиева. У вас имеется следственно-оперативный план?
Минковский привстал и положил на письменный стол два листа бумаги. Томов только бросил беглый взгляд – он видел на своем веку сотни следственно-оперативных планов и моментально отбрасывал общее, незначительное, выделяя действительно ценное, хорошо задуманное.
– Мда-а… Расписание движения вагона по дням, указаны все станции, где он останавливался. Вы исключаете станции, где он стоял днем, потому что никто не рискнет воровать среди бела дня. Значит, остаются только те станции, где он стоял ночью. Но и их немало! Значит, следует проверить, кто на этих станциях может иметь доступ к товарным вагонам по ночам! – Томов посмотрел на Минковского. – Да тут дела на полгода, не меньше!
– Так точно! Следовательно, не стоит и браться за такую проверку.
Томов внимательнее посмотрел на молодого следователя. Ответ ему понравился. Именно так: в следственно-оперативном плане указывались и „тупиковые ходы". Не стоит начинать проверку всех станций на пути следования вагона от Варны до Софии, потому что это отнимет массу времени.
– А почему же варненцы послали такой товар поездом, а не как обычно – автотранспортом! Объявили стоимость груза и умыли руки!
– Спрашивал. Оправданий, сколько угодно. Не было машин, нужно было платить штрафы за простои и так далее. Но главное, по-моему, – безответственность. Впрочем, у меня есть еще одна справка.
Минковский положил на письменный стол лист, который до сих пор держал в руках.
– Что это?
– Справка о незаявленных недостачах, о которых мне удалось разузнать в некоторых конторах-грузоподателях, пользующихся линией София-Варна. Они не посчитали их кражами и потому не сообщали о них. Но вы посмотрите, как распределяется по датам! Томов посмотрел на лист.
– Мда-а… Вы считаете, что тут есть связь?
– Думаю, да. Если принять их за кражи, то по числу и по объему это уже нечто значительное. И можно предположить, что на линии София-Варна действует целая группа. Возможно, что крадет только один, другие же только посредники и продавцы краденого. Но сумма, общая сумма не маленькая! По-моему, мы действительно имеем дело с группой.
– Так. И что вы предлагаете?
– Прежде всего я хотел бы представить себе того, кто вскрывает вагоны, товарищ полковник! По крайней мере пытаюсь.
– Ну и как вы себе его представляете?
– Это ловкий человек, знакомый с железнодорожным транспортом. Он постоянно крутится на какой-нибудь станции. Если бы он не был там постоянно, если бы не был местным, он просто взломал бы пломбу, не позаботившись о том, чтобы кража осталась незамеченной на всем пути следования.
– Хорошо. Дальше?
– Многие его знают и его присутствие у вагонов ночью не вызывает подозрений. Следовательно, наиболее вероятно, что он станционный работник.
– Но может и не быть им!
– Может и не быть, – согласился Минковский, – но более вероятно, что он таковым является или хотя бы был им. Теперь вопрос о сбыте краденого. Сам он не может сбыть свой товар. Значит, его соучастники работают в каких-нибудь крупных городах, расположенных вдоль линии. Если исключить Варну и Софию, остаются Шумен, Торговиште, Горна-Оряховица, Плевен. Можно сосредоточить поиски на них.
– Построение неплохое, – усмехнулся Томов, – единственный недостаток, что может быть неверным.
Минковский тоже усмехнулся, и в его карих глазах блеснули лукавые искорки.
– Разрешите продолжать?
– Пейте чай, а то остынет! – сказал Томов. – Кажется, я понимаю, куда вы клоните. Хотите сахару?
Минковский положил сахар в чай, помешал ложечкой и продолжил:
– Вор хорошо знает вагоны, регистрацию грузов и способ пломбирования. Группа совершает кражу и, как говорится, ложится на дно. Недостача груза принимается за случайную ошибку и груз каким-то образом списывают. А может, посчитают, что кража невелика и не стоит поднимать переполох, только создавать себе неприятности. Проходит дней десять и группа решает, что можно снова провернуть дельце. И проворачивает его. Нынешняя кража – как раз под Новый год, когда в ресторанах и ночных заведениях сигареты сбываются запросто. Сплавив товар, они снова будут ждать удобного случая. Но не думаю, что они затаились надолго. Аппетит приходит во время еды, да и январь месяц праздников… самых разных!
1 2 3 4