А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Однако это не мешало мне тосковать по маленьким радостям вроде сегодняшнего пира, на котором можно было бы посмеяться, поболтать с ровесниками и получить удовольствие от жизни.
Ощущая острое чувство потери, я наклонила голову и стала перебирать струны. Комната огласилась грустными звуками. Начав петь, я вложила в слова всю свою душу, и мелодия так захватила меня, что я услышала в ней собственные слезы…
Неужели я никогда не увижу солнца перед грозой? Неужели мое сердце не ощутит радости до самой смерти?
Неужели я не узнаю твоей любви, милый? Я тебя потеряла, потеряла навеки …
Я устремила взгляд ввысь. Небо окрасилось в разные цвета. Пока я пела, облака стали золотисто-розовыми. В небе парила птица, одинокая и свободная. Я следила за птицей, пока та не исчезла. Затем цвет неба изменился снова; землю окутало нежное розовое сияние. Не знаю, что на меня нашло, но внезапно я ощутила смертельную тоску, которую не смогла бы ни понять, ни описать словами. Но инстинкт подсказывал мне, что единственным средством от пустоты и одиночества является неуловимое чувство, которое поэты называют любовью. Завершив песню, я склонила голову и закрыла глаза. Из глубины моей души вырвалась молчаливая просьба; я обратилась к мойрам и дала им клятву.
– Изабель…
Я захлопала глазами и не сразу пришла в себя.
– Да, сестра Мадлен?
– Если хочешь, мы можем пойти на пир.
Я не поверила своим ушам и потеряла дар речи. Когда слова монахини наконец дошли до меня, я засмеялась от радости. Засмеялась, глядя на небо, на облака, на слуг, принимавших лошадей у прибывших гостей. Спрыгнула с кресла, прижала руки к губам, прочитала молитву и возблагодарила Небеса. Продолжая смеяться и плакать одновременно, я повернулась к сестре Мадлен. Та следила за мной и ласково улыбалась.
Я подбежала к монахине, Схватила ее морщинистую руку и прижала к губам.
– Спасибо, милая сестра Мадлен!
Она вспыхнула и пробормотала:
– С’est rieri… Не за что. Но если мы действительно пойдем на пир, та petite , то нам придется поторопиться.
Я побежала к сундуку и стала рыться в нем, разыскивая нарядное платье из темно-голубого шелка и серебристой тафты с вышивкой в виде крохотных серебряных листочков; раньше у меня не было возможности его надеть. Когда я вынула его из сундука, платье с высокой талией, низким вырезом, отороченным мехом горностая, и пышными складками, собранными в шлейф, замерцало, как лунный свет.
– Изабель, ты должна быть очень осторожна, – сказала сестра Мадлен, помогая мне надеть великолепное платье и распустить длинные волосы.
– Почему? – спросила я, опьянев от радости.
– Ты слишком хороша. Большие глаза, лебединая шея… На этом пиру соберутся йоркисты, а все они насильники и убийцы.
– Так уж и все? – еще не очнувшись от горячки, лукаво спросила я. Неужели сестра Мадлен выпила лишнего? Раньше она никогда не хвалила меня. Да и с какой стати? Глаза у меня не голубые, а карие, волосы не золотистые, а каштановые… Ах, если бы у меня было зеркало! Но в приорате зеркала были под запретом, ибо, как постоянно напоминали нам монахини, единственные глаза, которые имеют значение, – это глаза Господа. – Мне уже приходилось видеть йоркистов, и они не были похожи на насильников и убийц.
Сестра Мадлен издала сдавленный крик. На мгновение я испугалась, что совершила роковую ошибку, которая будет стоить мне пира, но сестра сказала только одно:
– Моп Dieu, куда катится этот мир?
– Честно говоря, они казались мне привлекательными, – хихикнула я. Конечно, я была пьяна, иначе ни за что не сделала бы такого признания.
Она ахнула.
– Мне следовало бы доложить об этом королеве!
Я наклонилась и поцеловала ее в лоб. Для меня это было привычно, потому что я была на голову ниже большинства мужчин, но выше большинства женщин.
– Но ведь вы этого не сделаете, правда? – Я продолжала смеяться, не понимая причины собственной дерзости.
– Моп enfant, ты невозможна. Не знаю, почему я позволяю тебе так разговаривать со мной. Наверно, потому, что люблю тебя, как родную. Твои темные глаза и волосы напоминают мне… – Она осеклась, взяла себя в руки и закончила: – Анжу. – После чего умолкла и приняла задумчивый вид.
Я последовала ее примеру. Но вспомнила случай, который заставил меня расхохотаться.
– Что тебя насмешило?
– Ничего, – солгала я, прогнав с лица улыбку. Я ни с кем не делилась тайными воспоминаниями и не собиралась делиться ими с сестрой Мадлен, даже будучи пьяной от радости. Весной я ездила на север, в Йоркшир, повидаться с подругами. Мы возвращались в Энслидейл после пикника на лугу, заросшем полевыми цветами. Смеялись, пели и ехали в повозке мимо освещенных солнцем грушевых деревьев, осыпавших нас лепестками. У излучины Юра деревья раздались в стороны, и внезапно мы увидели на берегу двоих молодых людей. Застигнутые врасплох, мгновение они стояли голые, как младенцы. При нашем приближении молодые люди быстро прикрылись, но один из них заслонил руками не свое причинное место, а лицо. Мы с подругами разразились хохотом и вытянули шеи, стараясь увидеть как можно больше. Два наших стража чертыхнулись, кучер стегнул лошадей и стрелой промчался мимо, но мы, впервые видевшие обнаженного мужчину, веселились несколько недель.
Все эти месяцы я не могла забыть молодого человека, прикрывшего лицо, а иногда видела его во сне – правда, так же мельком, как в жизни.
– Послушай меня, топ enfant, – взяв меня за плечи, сказала сестра Мадлен. Внезапно она стала суровой, и я испугалась. – Ты молода и романтична, но должна смотреть правде в глаза. Любовь – далеко не самое главное в жизни. Молодая девушка из семьи сторонников Ланкастеров должна выйти замуж за сторонника Ланкастеров. Если она бедна, то должна выйти за богатого, даже если он старый, уродливый и беззубый. А если у нее, как у тебя, есть немного земли, то она должна выйти замуж так, чтобы ее стало больше. Любящий обрекает себя на страдание, а в этом мире, полном скорбей, хватает забот и помимо любви. Поэтому лучше считать всех йоркистов насильниками и убийцами. Ты меня понимаешь, Изабель, правда?
Внезапно до меня дошло, что старики относятся к жизни с предубеждением, и я ощутила облегчение. Слова сестры Мадлен напоминали слабый раскат грома, отголосок грозы, которая пронеслась мимо, и больше никому не страшна.
– Да, сестра Мадлен, понимаю, – сказала я, чтобы доставить ей удовольствие. Мое настроение осталось прежним.
Глава вторая
Танец, 1456 г.
С первым звуком рога, звавшим на ужин, мы с сестрой Мадлен перешли двор, над которым раскинулось темно-синее небо с одинокой звездой, и начали подниматься по лестнице к большому залу, куда уже спешили другие гости. Чем выше мы поднимались, тем громче становился шум голосов; когда мы добрались до коридора, он достиг апогея. В прихожей собралась толпа. Одни беседовали; другие, рангом пониже, молча ждали приглашения в зал. Когда я проходила мимо, все головы поворачивались мне вслед; увы, должна признаться, что я ощущала удовольствие от своего нарядного платья, поклонов и восхищенных взглядов.
Хотя я уже видела приготовления к празднику, но роскошь зала меня поразила. Рассыпанные по полу лепестки роз источали густой аромат; помещение было залито сиянием чадивших факелов и свеч, стоявших на столах и в глубоких оконных проемах. За возвышением, на котором должен был сидеть лорд Кромвель, находился огромный каменный очаг с гербом хозяина. В очаге бушевало пламя. Серебро, олово и стекла окон отражали огонь; мерцали даже самоцветы знамен и гобеленов, украшавших обитые деревом стены.
Несколько рыцарей и дам уже сидело за столами у окон на другом конце зала, и кастелян провел нас к ним. Мы прошли мимо мастера Джайлса и Гая, сидевших с другими герольдами, оруженосцами, секретарями, писцами и их женами на Нижнем конце стола для простолюдинов, на котором не было ни ваз, ни серебра, а оловянную посуду и кубки заменяли деревянные миски и кружки. Когда мы проходили мимо, нам кланялись; восхищение, горевшее в их глазах, заставляло меня лететь как на крыльях. Подойдя к нашему столу, я с радостью заметила, что мы будем сидеть рядом с возвышением. Со всех сторон раздавались приветствия; сестра Мадлен кивнула, и я прошла первой, оказавшись рядом с дородным рыцарем, который встал и учтиво поклонился. Сестра Мадлен, севшая с краю скамьи, в ответ на приветствие коротко кивнула, но ее губы остались плотно сжатыми. Пришлось слегка улыбнуться рыцарю, о чем я вскоре пожалела.
К нам начали присоединяться другие рыцари, дамы и клирики высокого ранга. С каждым вновь прибывшим тучный рыцарь придвигался ко мне все ближе, заставляя меня жаться к сестре Мадлен. Так продолжалось до тех пор, пока места не осталось вовсе. Дальнейшее движение в этом направлении могло закончиться плохо: либо я столкнула бы сестру со скамьи, либо заставила бы ее возмутиться поведением рыцаря и устроить сцену. Столкнувшись с таким выбором, я предпочла страдать молча и не обращать внимания на прижимавшиеся ко мне бедро, плечо и дерзкие взгляды, которые он бросал на лиф моего платья.
Внезапный сигнал труб заставил всех умолкнуть. Как все остальные, я поспешила встать, внеся свою лепту в шорох шелка, пронесшийся по залу.
Румяный лорд Кромвель обвел взглядом гостей и приветливо улыбнулся им. Он вел под руку красивую светловолосую молодую даму; я догадалась, что это и есть его племянница, леди Мод. Их сопровождали другие лорды и леди. Хотя мне с отцом уже случалось присутствовать на пирах, но я успела привыкнуть к строгому распорядку постных монастырских трапез, а потому во все глаза уставилась на роскошные бархатные и парчовые наряды вошедших, расшитые драгоценными камнями. Замыкала процессию гончая. Она шла на задних лапах и была такой надменной, что я чуть не расхохоталась. Потом я посмотрела на хозяина собаки и ощутила что-то смутно знакомое. Но где я могла видеть этого рыцаря? А если видела, то как могла забыть такое лицо?
Другой спутницы, кроме гончей, у него не было. Это был стройный и широкоплечий молодой человек, превышавший ростом всех остальных. Его темные волосы отражали свет, глаза обводили толпу; казалось, он кого-то искал. Поняв, что он ищет девушку, я ощутила странную боль в сердце. Высокий рост не мешал молодому человеку держаться изящно. Все в нем – от прямого носа и квадратной челюсти до высоких сапог с острыми носами, модными при дворе, – говорило о благородстве и высоком происхождении. Нарядный дублет из зеленого бархата, расшитого золотом, не скрывал загорелого лица и мускулистых бедер; можно было догадаться, что он чаще скачет верхом, чем сидит на пирах. «О да, – прозвучало у меня в мозгу. – Кем бы ни была девушка, которую он ищет, она – самая счастливая из женщин». В этот миг он повернул голову и поймал мой взгляд. По его полным губам скользнула тень улыбки, а на щеках появились ямочки. У меня перехватило дух. Я понимала, что эта улыбка предназначена не мне, однако вспыхнула и быстро опустила веки.
Лорд Кромвель занял место в центре стола, стоявшего на возвышении, и произнес приветственную речь. Пока он говорил, я ощущала взгляд рыцаря в зеленом, но не позволяла себе смотреть на стол, за которым он сидел. Вместо этого я считала красавиц, присутствовавших в зале. Красавиц было не меньше четырех; их головы сверкали за столами, как растопленное золото. Я украдкой покосилась на собственные волосы. Да, они были пышными, блестящими и длинными, по пояс, но прямыми, как римская дорога, и черными как вороново крыло. Меня охватило чувство собственной неполноценности. Если бы я была способна испытывать зависть, она поглотила бы меня; но я искренне восхищалась белокурыми леди, понимала, что не могу считать себя красавицей, и жалела об этом; будь по-другому, я могла бы привлечь его взгляд. Нет, молодой рыцарь не мог обратить на меня внимание. Я просто желала, чтобы это случилось. Желала…
В моих ушах эхом отдались слова отца, которые он часто повторял: «Будь довольна тем, что есть. Помни, что если есть те, кто одарен больше, чем ты, то есть и те, кто одарен меньше». Я решила сосредоточиться на хорошем: меня пригласили на пир, я пришла на него и получу от этого максимум удовольствия.
После приветственной речи слуги наполнили тазики для омовения рук розовой водой. Я окунула в тазик пальцы и протянула их проходившему мимо слуге, чтобы он вытер их льняной тканью. Когда все вымыли руки, тазики унесли. Буфетчик стал раздавать хлеб, масло и свиной жир; тем временем старший дворецкий и его помощники наливали в кувшины вино и пиво. Сестра быстро опустошила свою чашу, которую тут же наполнили вновь.
– Ба! – воскликнул тучный рыцарь, заставив меня вздрогнуть. Он поставил чашу на стол, сплюнул на пол и вытер рот тыльной стороной руки. – Вино кислое и отдает смолой. Неужели наш хозяин не мог позволить себе ничего лучшего?
– Где вы пробовали лучшее? – ответил кто-то из сидевших за столом. – Скажите нам, и мы помчимся туда со всех ног!
Эта реплика была встречена всеобщим хохотом.
– Вы ошибаетесь, мсье, вино отличное. Просто превосходное, – заявила сестра Мадлен и снова пригубила чашу. – Не может быть никаких сомнений: оно привезено из Бордо.
Я сделала глоток. Вино действительно отдавало Смолой, но то, что пили в приорате, не годилось ему и в подметки; когда я пила это жирное и мутное пойло, закрывала глаза и процеживала его сквозь зубы. Сестра была права: по сравнению с монастырским это вино действительно было отличным.
Реплика сестры заставила рыцаря фыркнуть; было видно, что он остался при своем мнении. Тут на тарелки положили куски пирога из свежей сельди, приправленной имбирем, перцем и корицей, и сосед сосредоточился на еде. Когда толстяк потянулся за солью, я ощутила исходивший от него запах чеснока и потеряла аппетит.
– Почему вы ничего не едите? – с полным ртом спросил он, взяв кусок хлеба и намазав его толстым слоем свиного жира. – Такая юная леди, как вы, не должна страдать отсутствием аппетита к жизни. – Он подмигнул и снова прижался ко мне бедром. Я покраснела до корней волос.
– Oh, топ enfant, ешь, – эхом повторила сестра Мадлен. – Честно говоря, ты слишком худенькая. – Mange, та petite . – Потом она похлопала меня по колену и сказала:
– Весь зал смотрит на тебя. Не поощряй их, Изабель.
Я посмотрела туда, куда она показывала. Сидевшие за дальним столом молодые люди действительно не сводили с меня глаз. Один кудрявый юноша поднял кубок и отсалютовал мне. Но он ничем не напоминал молодого лорда, сидевшего на возвышении, и я снова опустила глаза.
– Да, сестра Мадлен, – уныло ответила я.
Я послушно отвернулась от молодых людей и отщипнула кусочек хлеба. В это время тучный рыцарь громко рыгнул и начал ковырять в зубах грязным ногтем. Тут я подумала, что он, может быть, женат, и поклялась, что не соглашусь выйти за того, кого мне найдет королева, если не буду чувствовать к нему сердечной склонности, какое бы давление на меня ни оказывали. Уж лучше уйти в монастырь… Я с тоской посмотрела на рыцаря, сидевшего на возвышении. До чего хорош! Он смеялся чьей-то шутке, и мое сердце вновь сжалось от тоски, которую я впервые ощутила, когда следила за красивым закатом.
За неимением других собеседников я решила воспользоваться теми возможностями, которые мне предоставлял этот вечер.
– Вы знаете тех, кто сидит за Высоким Столом? – спросила я старого рыцаря, готовая вместо ответа увидеть еду, которую он пережевывал.
– Еще бы мне этого не знать! – чавкая, ответил он. – Рядом с лордом Кромвелем сидит его племянница, леди Мод. Она замужем за темноволосым рыцарем, который сидит от нее справа. Его зовут сэр Томас Невилл. А по левую руку от лорда Кромвеля сидит… сидит младший брат сэра Тома, сэр Джон Невилл.
При имени Невилл я тревожно покосилась на сестру Мадлен. К счастью, в этот момент шум в зале усилился, и сестра, увлекшаяся каплуном и вином, ничего не услышала. Пила она хорошо, но ее чаша оставалась полной; внезапно я поняла, что рядом дежурит слуга и постоянно подливает монахине так, словно она – особа королевской крови. Больше я об этом не думала, радуясь тому, что могу переваривать услышанное, не боясь выговора. Однако мое настроение стремительно ухудшалось.
Хотя моего дядю произвели в графы, но в жилах Невиллов текла королевская кровь. Среди них были лорды, графы и даже одна герцогиня. Возвышение второго рода началось в двенадцатом веке благодаря удачному браку, когда Роберт Фицмалдред женился на наследнице Анри де Невилля из Невилля в Кальшдосе; их дети взяли фамилию матери, слегка переиначив ее на английский манер.
Последующие семейные распри сделали две ветви Невиллов смертельными врагами, поскольку одна из них поддерживала Йорков, эмблемой которых была Белая роза, а другая выступала на стороне Алой розы Ланкастеров. Кроме того, йоркистская ветвь Невиллов враждовала с другим могущественным кланом – кланом Перси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42