А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Берендеев Кирилл
Азатот
Берендеев Кирилл
Азатот
Говарду Ф. Лавкрафту,
чей отрывок "Азатот"
послужил основой этого рассказа
Чутье подсказывает мне, что сила, которая правит нами, - людьми, животными, всем на свете, это сила непонятная и жестокая, и за все надо платить. Сила эта требует око за око, зуб за зуб, и как бы мы ни увиливали, и ни уворачивались, мы вынуждены подчиниться, потому что эта сила, и есть мы сами.
У. С. Моэм
Это случилось не так давно по меркам вечности, но в совершенно другой стране, отличающейся от нынешней и нравами, и образом мыслей столь поразительно сильно, что, сойдись живущий в той и нынешней странах и попробуй они поговорить друг с другом, хоть и велся бы их разговор на одном языке, не смогли бы они достучаться до сердца собеседника.
В той стране жил один молодой человек, внешне совершенно не отличающийся от прочих молодых людей, его ровесников. Если бы некто, пожелавший узнать о нем, решил взглянуть в его досье, каковое имелось на каждого жителя этой страны, то, кроме самых обыденных анкетных данных и отметок, касающихся его профессии, ничего примечательнее выведать не смог и сделал бы вывод, что он ничем не отличается от остальных.
Но это было не совсем так, как полагал бы сторонний наблюдатель....
Молодой человек жил в городе, основанном не так давно, в сравнении с древней историей его страны, городе-порте, на мелком гнилом море, где навигация длится всего лишь несколько месяцев в году, а в прочее время, частые штормы, наводнения и плавучие льды не дают кораблям прохода в узкую гавань. Некогда город был столицей страны, и тогда слава его шла впереди, и во всяком месте земли можно было слышать рассказы путешественников, побывавших в нем, и пришедших в восторг от неописуемой красоты его дворцов, фасады коих были украшены столь изысканно, что казалось невероятным, будто руки человеческие создали их, а внутренние покои наводили трепет на всякого, удостоившегося чести побывать в них; и даже чугунные решетки, что окружали дворцы, охраняя их от простонародья, и те не могли не вызвать подлинного восторга. А еще славился город своими фонтанами, чьи каскады так и манили в полуденную жару свежестью ниспадающих брызг и дивной красотой золотых статуй, извергавших струи воды.
Но не во всякое время приезжали в тот город путешественники, лишь поздней весной да ранней осенью, когда позволяло море и климат, царствующий в городе. Лето в тех краях было коротким, но злым и жарким и множества насекомых наполняли воздух, а от бесчисленных каналов города поднималось тяжкое зловоние затхлой воды, а долгая зима ослепляла жгучими морозами, длившимися месяцами напролет и превращающими море в ледяную пустыню, с которой мертвый ветер гнал и гнал мириады острых кристаллов замерзшей воды.
Безумный император построил этот город, жаждая доказать и себе и миру, что он величайший правитель и выдающийся воин, а для этого выстеливший долгую дорогу к болотам, окружавшим море, торной гатью из павших в пути солдат собственной армии. Сказывали, что в незапамятные времена на месте этого города среди болот, стояло иноземное поселение, жили в котором рыбаки да охотники. Ничем не примечательный поселок изредка навещали купцы с севера и юга, встречались друг с другом, обменивались товарами и отправлялись назад, так же, как и прибыли, сухим путем, ибо море то было мелко и зловонно, и не считалось возможным пользоваться им как новым трактом. И лишь безумный император, повелевший построить город в зловонной тине топких берегов, объявил его портом - воротами в его страну, для всех торговцев и путешественников окрестных земель.
Когда солдаты безумного императора прибыли в те места, где повелел он построить город, поселка рыбаков да охотников давно уж не было. Как не было ни одного свидетеля тому, что он существовал в иные времена, никто не помнил о нем, лишь редкие предания, передаваемые из уст в уста, стариками из соседних деревень и сел, говорили о том поселении. Но не говорилось в тех преданиях о конце поселка, что будто в одночасье исчез со всеми жителями. Неведом был конец его: то ли мор прошел, то ли войска, а может, жители его, не в силах более терпеть свинец туч и жижу болот собрались враз и убыли в неведомые дали, бросив все нажитое, оставив поселок вечной приморской топи.
Новые жители, поселившиеся на древних болотах, ничего не знали о сгинувшем поселении. Они жили, занимаясь обыденными делами: ремесленничали, торговали, осушали бесчисленные болота, возводили дворцы, чье неземное великолепие будет славиться в веках, а между делами играли свадьбы и воспитывали детей, а те росли, взрослели и старели, возвращаясь прахом, как и родители их, в топкую землю, из которой, согласно преданию, когда-то вышли. Со временем они привыкли к этому городу и уже не замечали ни тяжелых миазмов, поднимающихся с каналов, ни ледяной зимы, ни удушающего лета.
И потому, что воздух был удушлив, разъедал легкие и мутил мозг, а почва податлива, море всегда было готово излить на город наводнение, а берега предательски пасть под напором стихии, люди со временем стали равнодушны к себе. Они пленялись красотой дворцов, что построили их предки, жизнями заплатившие за прихоть императора именовать столицу "прекраснейшей", но забывали о собственных домах и жизнях. И не редко случалось так: путешественник, насытившийся величием и уставший от помпезности барочных построек столицы, отвернув голову от небесных куполов храмов и мрамора колонн, приходил в ужас, преследовавший его потом долгое время. Ибо прямо по соседству с дворцами и парками, огражденными изысканной чугунной решеткой, на другой стороне улиц лепились друг к другу убогие, мрачные серые дома с черными окнами и провалами подъездов, где во дворах не росло ни единого дерева и никогда не слышался детский смех, а всякий громкий голос, бессчетное число раз повторяясь и искажаясь темными стенами, нависавшими над дворами, обрушивался воем и стонами на осмелившегося громко заговорить человека.. Лишь изредка его улицы оглашались голосами и смехом то были голоса и смех путешественников из дальних краев и земель. Сам же город угрюмо молчал, не слушая чужих радостей, бездушный к чуждому веселью.
Молодой человек, тот самый о котором пойдет речь, родился и вырос в этом городе. Однако, родители его некогда приехали из дальнего пригорода на заработки и осели в нем. Жизнь в городе не принесла им счастья, тот труд, что кормил их, лишь давал им возможность не умереть с голоду и иметь крышу над головой, а о большем они лишь изредка, оставаясь в одиночестве, мечтали; пока ядовитые миазмы каналов не проникли в их сердца и навек не остановили их.
И он остался один - выпускник школы, только начавший познавать жизнь и, оглядываясь, находить в ней все новые и новые неизвестные ему черты и меты. Он поступил в прославленный университет и учился в нем самозабвенно и беспощадно по отношению к себе, находя в том единственное утешение и спасаясь от безысходности. Город угнетал его, а стены унылых домов давили на него, прижимая к земле, он так и не смог притерпеться к ним, ибо родители его не имели той закалке, что надо было пройти, дабы жить в городе и не замечать его мертвенной пустоты. Не имел ее и он. И спасение свое находил в мечтах.
Он жил в крохотной комнатке, окнами выходившей во двор. Туда, где царили вечные сумерки, и куда в тупом отчаянии смотрели черные провалы других окон. В том городе улицы не освещались фонарями, кроме тех редких мест вкруг дворцов и парков, и долгими вечерами лишь тусклые окна угрюмо серых домов освещали запоздалому путнику дорогу домой.
Со дна этого двора-колодца, а молодой человек жил на втором этаже, можно было увидеть лишь стены да окна, окна да стены, уходящие насколько хватает глаз, ввысь, и разве что иногда, если почти вылезти из окна наружу, - крохотные звезды, изредка прорывавшие свинцовый небосвод. И так как молодой человек чувствовал каждое мгновение давящую тяжесть окружавших его стен, он привык, возвращаясь вечером с работы - тупой и однообразной, что сегодня, что спустя двадцать лет - высовываться из окна, чтобы краем глаза увидеть нечто, не принадлежащее городу и миру.
Оставшись один, он поставил свою кровать у окна, под самым подоконником и, засыпая, провожал глазами медленно, незаметно человеческому глазу, плывущие по небосводу звезды. Он не знал их имен, тех, что дали им жители Земли, а потому одаривал их теми, что создавал для них пока глаза не скрывались за отяжелевшими веками. И всякий раз, укладываясь спать, приветствовал их как единственных друзей в сером холодном городе, называя каждую по имени и приветствуя с искренней сердечностью. А звезды беззвучно проплывали мимо, сияя все ярче, казалось, опускаясь все ближе к Земле, к окну, у которого стояла кровать молодого человека. И он мечтал о них, как возлюбленный мечтает о невесте. И всякий раз, вернувшись домой, с нетерпением ждал времени, когда сготовится скудный ужин, чтобы, наспех проглотив его, идти к окну и, укладываясь в кровать, вновь помечтать о далеких мирах, обращавшихся вокруг неведомых звезд, порой едва различимых в океане небосвода.
И вот однажды, одной зимней ночью, когда его веки уже закрывались, он увидел нечто такое, о чем когда-то втайне мечтал, но не смел признаться в своих мечтаниях. Его давние грезы сами явились пред ним: в ту ночь, одолев почти бездонную пропасть, вожделенные небеса, спустились к окну молодого человека, смешавшись с воздухом его комнаты, изгнав смрад унылого города и заполнив крохотное пространство помещения ароматом бескрайних полей и лугов, березовых рощ и дубрав, прозрачных озер и рек, шумно катящих свои воды в неведомые края.
В его комнату явились непокорные потоки фиолетовой полночи, посверкивающие золотыми крупицами мгновений, шум океана, неисчислимое число лет влекущий седые валы к далеким землям, на которых никогда не ступала нога человека, влился из окна и позвал его в те края, где осмеливались останавливаться лишь морские нимфы, дабы полюбоваться на фьорды, послушать вековечный шум прибоя, то шепчущего, то рокочущего меж изрезанных скал и вдохнуть удивительных запах, доносящийся с могучих дерев, росших на большой земле, куда даже им нет торной дороги.
Молодой человек увидел разом сотни миров, спустившихся к нему с фиолетовой полночью, узрел их неземные красоты и почувствовал удивительные благоухания, названия коим не сыщется в человеческом словаре. Вострепетало сердце его, исполнившись неописуемой радости от увиденного. А бесшумная, беспредельная стихия уже объяла мечтателя и унесла его прочь, оставив в унылом городе лишь неподвижно лежащее тело, с открытыми глазами, устремленными к небу, а потом много дней, которые невозможно исчислить земными календарями, небесные потоки нежно и ласково обнимали его и несли к мечтам, о которых давно позабыли жители города, и помнил и грезил которыми только он один.
Нежные руки уложили его на шелковые травы неведомых берегов, там, где рядом едва слышно плещется говорливый ручей, и дремлют лотосы, навевая теплым своим ароматом сладостные видения, приносящие покой и умиротворение в издерганную душу. Кто знает, сколько проспал молодой человек на том берегу, вдыхая аромат лотосов, просыпаясь на краткие мгновения, чтобы заглянуть в их звездчатые чаши. Блаженная улыбка появлялась тогда на его пересохших губах, он вздыхал полной грудью, поворачиваясь на мягкой мураве, и засыпал снова, видя прекрасные сны, исчезавшие подобно дуновению легкого бриза и наплывавшие снова, исполненные новых чудесных видений.
Однажды он проснулся, почувствовав, что голова его не клонится на шелковые травы, а глаза не слипаются под тяжестью век. Тогда он поднялся, легко, пружинисто, ощущая необыкновенный прилив бодрости, готовый встретить чудеса, и огляделся по сторонам, решая, что ему делать дальше.
Невдалеке он увидел дорогу, что шла, разрезая дубраву, в неведомые края, другою же стороною уходя куда-то по течению реки и скрывалась за речным меандром. Дорога была торной, но редко используемой, покрывшейся кое-где проплешинами чахлой травки. Выйдя на нее, молодой человек долго решал, в какую же сторону следует ему направить свои стопы, пока не услышал невдалеке девичий смех и не увидел дриад в серебристо зеленых одеяниях, что с весельем и шутками устремились к нему из-под низкой кроны стоящего на пригорке дерева. Смеясь, окружили они молодого человека, и одна из дриад, чей взор показался ему проницательным и оттого печальным, положила ладонь на его лоб и произнесла неведомые слова, музыкой прозвеневшие в ушах молодого человека, а затем показала рукой вдаль, вниз по течению реки, и при этом она улыбалась, а из глаз ее готовы были политься жемчужины слез. Через мгновение она исчезла среди своих товарок, скрылась, неотличимая, в вихре хоровода, и молодой человек растерянно поворачивался в разные стороны, пытаясь снова перехватить ее взгляд и не спутать с другими, но ему этого никак не удавалось. Дриады запели песню на неведомом языке, не понимал он этой песни, хоть и заслушался ею, и лишь одно слово осталось ему, вспыхнувшее, точно путеводная звезда и слово это было именем, необычным именем, которого не слышал он раньше: "Мулиэра". И тотчас же, едва произнес он это имя, как враз разомкнулся и исчез хоровод, скрылись дриады, а молодой человек остался один с удивительным именем в сердце. И он двинулся вниз по реке и повторял его, вдыхая аромат лотосов в такт своей спешной ходьбе: "Мулиэра, Мулиэра, Мулиэра".
И с этим именем на устах он проснулся. Время его сна вышло, как странно, что прошла всего лишь ночь, а не долгие дни и недели, наступило утро, и молодому человеку надлежало идти исполнять свою работу, коей обязан он был публично гордиться, и почитать давших ему эту работу людей, а так же правителей города, за все заслуги, реальные и мнимые. И он работал в тот день так, как никогда прежде, и легкая улыбка витала на его устах, вызывая в коллегах по работе тайные искры зависти и раздражения, - не принято было в том городе улыбаться без нужды и без повода. А едва окончилась работа, поспешил он домой и, проглотив скудный ужин, которого не заметил, вновь оказался в постели под звездами и с нетерпением стал ждать нисхождения сна.
И сон явился ему. Он снова стоял на позабытом тракте кое-где покрывшимся зелеными проплешинами травы и видел вдалеке, за холмом, крохотные колокольни далекого города, к которому он спешил. Река близ дороги заметно разлилась и стала шумной и бурливой, с омутами и водоворотами. По ней, минуя опасные места, неспешно двигалась лодка, закрытая палантином, с рулевым и двумя гребцами, слаженно двигавшими ее к тому месту берега, близ которого остановился молодой человек. Лодка подплыла, рулевой вежливо поклонился молодому человеку и пригласил его на борт.
У молодого человека не спросили ни платы за проезд, ни конечного места маршрута, ни того, как попал он на эту дорогу, точно рулевому и так все известно было. Когда же молодой человек, удобно устроившись на подушках под навесом, спросил рулевого, тот в ответ улыбнулся и рассказал удивительную историю. Оказывается, его и двух его людей, - а рулевой был начальником стражи девятых врат города, - послал с лодкою верховный мудрец, прочитавший в книге судеб о появлении незнакомца в том самом месте, где они его, молодого человека, и обнаружили. Рулевой привык к подобным пророчествам и нисколько не удивился, когда, добравшись до указанного места, увидел молодого человека в странном одеянии, растерянно смотревшего на подплывающую лодку. Немало подобного рода поручений случалось за его долгую жизнь, сказал не без тайной гордости рулевой, что так или иначе оказывались связаны именно с ним и его деяниями, и сказав это, приказал отправляться в обратный путь.
Лодка легко повернулась и поплыла по течению и через некоторое время достигла уже пределов города, отмеченных высоким арочным мостом, на коем по всему пролету были расставлены светильники из чистого золота, украшенные яшмой и нефритами, и блестевшие на солнце. По мосту взад и вперед сновали пешеходы, не останавливаясь и на мгновение, чтобы краем глаза ухватить непередаваемую красоту моста, видно, они были привычны к ней и не видели в ажурных конструкциях моста чего-то поразительного, что надолго привлекло внимание проплывавшего внизу молодого человека. И в этом они по-своему оказались правы, ибо впереди молодого человека ждало куда больше чудес. Город, в который он вплывал по полноводной реке, чьи берега утопали в лотосовых зарослях, источавших пряный сказочный аромат, о, город этот был столь прекрасен, что сравнить его с оставленным позади, молодой человек никак не мог, более того, прежде восхищавшую его красоту дворцов и фонтанов родного города ныне посчитал бы оскорблением простершегося вкруг него великолепия.
1 2 3 4 5