А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Вам не жалко этих солдатиков?
- Полдня вас устроит? - спросил молодой.
- Черт с вами, - бухнул доктор, потом, спохватившись, добавил: Извините, но у нас свои законы. Переступать через них, сами понимаете...
- Никто вас за это не повесит, - перебил его тот, что постарше. Значит, с завтрашнего дня никаких антигистамин-ных препаратов.
Он подошел к Вадиму, вгляделся в его лицо и неожиданно подмигнул.
Спустя полчаса после их ухода Вадим вышел в коридор, намереваясь посетить Завехришева - следственный эксперимент все же, надо согласовать, как себя вести, что говорить, - но медсестра, молодая, здоровенная бабища с бородавкой на носу и сурово сжатым ртом, грудью встала перед дверью сержанта, каркнув: "Не велено". Вадим, даже будучи в форме, не стал бы связываться с такой тумбой - сомнет ведь, потом стыда не оберешься, а теперь, когда и чихнуть-то боязно, что уж тут говорить? Видать, недавние посетители дали строгий наказ не пушат. Странно, что часового у дверей не поставили.
Следующий день в силу того, что сон уже не наваливался с такой неумолимостью, показался бы длинным и скучным, если бы ближе к вечеру в палате вновь не появились эти двое, уже без доктора.
На сей раз Вадим рассмотрел их повнимательнее, и того, что постарше, строгого, неулыбчивого, назвал про себя "Хмурым", а того, что помоложе и поразвязнее, разговаривающего презрительно, через губу, - "Верблюдом".
- Совсем другой коленкор, - взглянув на Вадима, сказал Хмурый и вновь, как вчера, неожиданно подмигнул.
Уж лучше бы он этого не делал. Представьте, что вам подмигнул бронзовый памятник.
- Только кратко, - сказал Верблюд. - Что произошло на ксп?
И уставился на Вадима.
- На Объекте, что ли? - уточнил тот.
- Только кратко, - повторил Верблюд, придвигая к кровати стул и вежливым жестом предлагая Хмурому сесть.
Хмурый жестом же показал: садись, мол, садись - и отошел к окну, якобы поглядеть на забор, однако же ушки у него были на макушке, так и топорщились.
- Вы про эту стрельбу? - сказал Вадим. - Так я не виноват. Можете спросить у Завехрищева.
- Завехрищев говорит, что толком ничего не понял, - усмехнулся Верблюд, усаживаясь. - Так что выкручивайся сам.
- Это он, наверное, для того, чтобы не показаться дураком, - сказал Вадим. - Дело в том, что стрелял Грабов.
* * *
- Грабов, который уже восемнадцать часов, как был мертв? - вновь усмехнулся Верблюд, на сей раз более презрительно. - Ты, парень, ври, да не завирайся.
- Ну хорошо, пусть стрелял Грабов, - не оборачиваясь, вмешался Хмурый. - Выпущен был весь рожок. Завехрищев должен был это увидеть. У него было время. Однако же...
- Однако же он отрицает, что видел Грабова, - подхватил Верблюд. - И я понимаю его. Не мог человек в здравом уме видеть, что покойник стрелял из чужого автомата, а если говорит, что видел, значит, у него с чердаком не все в порядке.
Хмурый повернулся и спросил:
- Как ваш автомат оказался у Грабова?
- Вывернул из рук, - ответил Вадим. - Он был как из железа, этот Грабов.
- Значит, он пострелял, этот Грабов, потом вернул тебе автомат, не оставив на нем ни одного своего отпечатка, залез под брезент и во второй раз дал дуба, - сказал Верблюд. - Так, что ли?
- Нет, он попросту исчез, - произнес Вадим, понимая, что Дело плохо. Этот Завехрищев, этот подлец, явно спасал свою задницу. Явно и подло. Оно конечно, кто поверит, что покойник, да еще со стажем, как-никак восемнадцать часов прошло, способен на подвиги, но ведь он, этот подлый Завехрищев, все видел собственными глазами. Будешь компотом отдавать, будешь компотом отдавать. Ну скотина, ну подонок.
- Я понимаю, вы сейчас проклинаете Завехрищева, - сказал Хмурый. Действительно, единственный свидетель - и все отрицает не в вашу пользу. Тогда докажите, что он врет. Но только без этих, без рогатеньких.
Да как же без них-то, если именно они, рогатенькие, во всем и виноваты? Вы, ребята, чем приставать к болезному, взяли бы да разобрались, отчего это вдруг погибла охрана Объекта, которая находилась на КСП, а также группа наблюдения в неприступном бункере. Если первых можно было перестрелять либо накрыть пыльным мешком, то к тем, что в бункере, вообще никто не мог подступиться. Их-то кто порешил?
Вадим примерно так и сказал.
- Это уже другой вопрос, - не моргнув глазом, отреагировал Верблюд. Тут работает комиссия, она во всем разберется. Не волнуйся, парень, не такое раскручивали.
Он прищурился и добавил:
- Ты вот все финтишь, Петров, все тень наводишь, а мужичок-то тоже на тебе. Или, скажешь, это опять Грабов? Ишь ты, любитель пострелять, мать твою.
Вадим досадливо отвернулся, а Верблюд встал и заявил:
- У тебя, Петров, впереди вечер и еще ночь. Постарайся придумать что-нибудь правдоподобное ради своей же пользы. Чтобы потом люди при твоем имени не плевались.
- Да уж, вы постарайтесь, - поддержал Хмурый Верблюда, но уже мягче. Порой о чем-нибудь забываешь, о чем-нибудь очень существенном, очень важном. О том, например, что стрелок ты пока неважнецкий и попасть в сердце для тебя проблема, потому что ты точно не знаешь, где оно находится.
Верблюд покосился на Хмурого, но тот продолжал как ни в чем не бывало.
- Или же о том, что в тумане, не видя человека, выстрелить ему прямо в грудь невозможно. И как бы ты ни был силен, тебе ни за что не одолеть обладателя черного пояса Велибекова. Ну и так далее. И еще, Петров, не вздумайте сотворить с собой какую-нибудь глупость. Бывает, знаете ли, у некоторых желание выкинуть ночью, особенно под утро, этакий фортель: а вот, мол, я вас, дураков, оставлю с носом. Поберегите свое доброе имя.
- Доброе! - фыркнул Верблюд, закипая. - Вы бы еще, товарищ подполковник, его к ордену представили.
- Спокойно, капитан, спокойно, - одернул Верблюда Хмурый. - Нагнали тут страхов на парня, а завтра следственный эксперимент. Он и наговорит невесть что с перепугу-то.
- Может, и так, - процедил Верблюд.
Пообещав завтра приехать в девять, они ушли, а Вадим стал думать, какая же все-таки сволочь этот капитан и какой хороший человек этот подполковник, даром что хмурый. Взял да подсказал, о чем говорить. А ведь действительно: не умел он так стрелять, да еще из автомата - что ни выстрел, то в сердце. Есть, в конце концов, результаты зачетных стрельб, где прямо сказано, что рядовой Петров стреляет на четверку. Правда, там на дальность, по фигуре, а тут ребята стояли рядом. Но все равно ведь на четверку же, не на пятерку. В общем, надо хорошенечко обдумать, что сказать, а то этот Верблюд прицепится к словам - нипочем не отцепишься. Нет, ну сволочь. Чтобы, говорит, потом люди не плевались. Скотина. А Завехрищев какая скотина!
Вадим вдруг замер, пораженный догадкой. Разыграли, подумал он, уверенный, что попал в точку. Верблюд специально играл поганца, а Хмурый благородного, чтобы он, Вадим, верил Хмурому, как папе родному. Один запугивает, другой подставляет жилетку: поплачь, сынок, порыдай, избави свою душу от наболевшего. И действительно, стоит только поверить, и расскажешь все от "а" до "я".
А уже потом, когда они из тебя все вытрясут, все, все, можно ив расход. Либо в кутузку лет на пятнадцать.
Для доброго имени в этом деле как-то не оставалось места.
* * *
Не спалось. Приперли, гады., к стенке. Вадим крутил и так и этак, пытаясь объехать в будущих показаниях скользкие моменты, но нет, ничего не получалось. В показаниях этих была масса дыр, и из каждой дыры торчали рогатенькие, а там, где рогатенькие, логики не жди. То есть всему, что произошло, никакого реального объяснения нет и быть не может. В частностях можно отбрехаться, но в целом - хм, хм, хм. Взять Велибекова. Да, против него как у Вадима, так и у Завехрищева кишка была тонка, но тем не менее драка-то произошла. Почему завязалась драка? Не могла же она начаться просто так. И потом, умелый боец Велибеков погиб, а ты, Петров, почему-то остался жив. Это не я, товарищ Верблюд, это комбинезоны, товарищ Верблюд. Ах, комбинезоны! С презрительной усмешкой: ах, комбинезоны! Дальше про меткость. Действительно, попасть каждому бойцу точно в сердце, тем более из автомата, невозможно, но какого черта была открыта стрельба? И так по каждому конкретному случаю. Нет, не отбрехаться. Кинул вроде бы Хмурый спасательный круг, а он оказался набит песком.
"Интересно, какую мы дозу хватанули? - подумал Вадим. - А то, может, и нечего волноваться".
Оно, когда лежишь, вроде бы ничего, так, кольнет где-нибудь, но это и по-здоровому бывало, вот только когда встаешь с кровати, начинаешь понимать, что дело-то, ребятки, аховое, она, эта болезнь с красивым названием, высасывает силы по капельке, а боль - ну что боль, лекарства эту боль снимают почти начисто, и поэтому совсем незаметно, как болезнь высасывает жизнь.
А вдруг с болезнью обойдется? Бывает же, говорят, что обходится. Тогда сидеть на нарах, если только не присудят вышку. Такое, говорят, тоже бывает. В общем, перспективна.
Нет, решительно не спалось, да тут еще луна эта, дурында круглая.
Прошаркал в сортир Завехрищев, долго там оставался, потом вышел в коридор и начал бубнить о чем-то с вахтенной медсестрой. Сегодня опять дежурила эта комодоподобная бабища.
Наговорившись вдосталь, он поплелся к себе, хотя нет, не к себе. Шмыгающие его шаги приближались, шмыг да шмыг, и вот он тихо приотворил дверь и просунул в нее свою круглую, коротко стриженную голову.
- Вадька, спишь? - спросил Завехрищев свистящим шепотом, хотя в округе народу было ноль целых ноль десятых и он никого не мог разбудить.
"Значит, кому-то шиш, а кому-то все можно", - с некоторой обидой подумал Вадим и пробурчал:
- Входи уж, Иудушка.
Завехрищев продефилировал к стулу, на котором давеча сидел Верблюд, плюхнулся на него всей массой, так что стул взвизгнул, и сказал:
- Утром повезут на натуру, так что надо бы столковаться.
Завехрищев сидел лицом к окну, и Вадим видел, как тот осунулся, даже постарел, бедняга. Может, в этом был виноват лунный свет, может - щетина, но физиономия у него казалась уже не такой налитой.
- Ты, Петров, не косись так, не сверкай зенками-то, а то страшно до смерти, - сказал Завехрищев. - Ну хочешь, дай мне по морде, если от этого станет легче. Что им врать-то, когда они фактами припирают? В этом мужике твои пули? Твои. На себя, что ли, брать?
- А про Грабова почему не сказал? - зловеще спросил Вадим.
- Чтобы в дураках остаться? Нет, Петров, Грабов - это твоя заноза. Я сказал, что ничего не видел.
- Но ведь видел же, - сказал Вадим. - Сам же говорил, что я с тебя пылинки должен сдувать.
- Ну дай мне в харю. - Завехрищев нагнулся к кровати. - Сдрейфил я перед этим капитаном. Гад я, Петров, каюсь, но сделанного не воротишь.
- Что это не воротишь? - сказал Вадим хладнокровно. - Именно что воротишь. Я тут крутил мозгами-то и понял, что надо говорить, как было, иначе вконец изоврешься.
Завехрищев сел, выпрямился и стал слушать, склонив голову набок.
- Главное - себя не выгораживать, потому что обязательно соврешь, продолжал Вадим. - И получится, один в лес, другой по дрова. Разнотык. Кроме того, учти, на селивановском автомате есть и твои отпечатки.
- Черт! - сказал Завехрищев.
- Так что ты тоже на крючке, - воскликнул Вадим.
- Ничего не соображаю, - признался Завехрищев. - Башка будто ватой набита и все время гудит. Он встал.
- Да, - сказал он. - Никак не пойму - зачем ты этого мужика-то порешил?
- Затем, что иначе бы мы оттуда никогда в жизни не выбрались, ответил Вадим.
- Так, значит, благое дело? - пробормотал Завехрищев, уходя. Радетель, значит? - Он вдруг остановился и сказал: - Выходит, кое-как ускреблись, а завтра опять туда же, в это болото? Не хочу, устал.
- Ладно, - сказал Вадим, - уговорил. Подставляй харю.
Глава 6 СЛЕДСТВЕННЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
Наверняка во время утренней процедуры им что-то вкололи: голова посвежела, тело обрело былую крепость, появился аппетит. Вадим с Завехрищевым, каждый в своей палате, умяли по два завтрака, после чего, облачившись в тренировочные костюмы, полные сил и энергии, стали ждать девяти часов. Тумбы уже не было, на вахте сидела новенькая медсестра с быстрыми черными глазами, лицом перетренированного марафонца и выправкой кадрового офицера. Какая-нибудь лейтенантша внутренних войск либо - вот это, пожалуй, вернее - службы безопасности. Из той организации, что и Хмурый с Верблюдом. Главная задача - не дать подследственным договориться, снюхаться, так сказать, прийти к консенсусу в деле противодействия следствию. Поздно, товарищи, уже снюхались.
В девять на "уазике" прибыли подполковник, капитан и двое бугаев - все в штатском. С ними же прикатил милицейский "форд" с тремя пассажирами в форме и при автоматическом оружии.
День был хмурый с серым небом и резкими порывами северного ветра, и Вадим, сидя на тряском заднем сиденье и глядя в плохо протертое окно, тихо радовался, что сегодня не жарко. Почему-то запомнился ему душный салон БТРа и насквозь промокшее нижнее белье под раскалившимся комбинезоном.
Вот проехали поворот с указателем на Марьевку. Указатель был, а дороги не было, имелось какое-то подобие колеи, заросшей пыльной жесткой травой и уходящей в обширную грязную лужу.
У поворота на бетонку трасса была перегорожена железобетонными блоками с узким проездом между ними, перекрытым шлагбаумом. На обочине стоял длинный голубой вагон на колесах, как оказалось, передвижной пункт дезактивации. Переодевшись в белые скафандры, они пешком миновали шлагбаум и погрузились в душный тряский БТР. Милицейская охрана в своем "форде" осталась за шлагбаумом.
Скафандры были облегченные, с запасом кислорода на три часа и не имели системы внутреннего охлаждения, так что надетые на голое тело фланелевые кальсоны моментально взмокли. Правда, эти скафандры имели преимущество они были оснащены рациями.
Слава Богу, трупы с опушки уже убрали, меньше всего Вадиму хотелось бы увидеть их вновь, как-никак неделя прошла.
Водитель остался в БТР, остальные выбрались наружу.
- Начнем с бункера? - спросил Верблюд у Хмурого.
- Сержант, вы в какой последовательности работали? - спросил Хмурый у Завехрищева.
- Сначала с Велибековым и Петровым очистили бункер, - хрипло отозвался Завехрищев. - Трупы положили вон там на опушке. - Он показал, Хмурый согласно кивнул. - А потом все пошли на КСП.
- Вот и начнем с бункера, - сказал Хмурый.
- Господи, - пробормотал Завехрищев. - Может, не надо? Вы не представляете, что там было той ночью.
- Вот и покажете, - невозмутимо отозвался Хмурый. - На то он и следственный эксперимент.
- А п-понятые? - заикнулся Завехрищев.
- А это тебе кто - пеньки с ушами? - Верблюд кивнул на двух бугаев.
- Мы и есть понятые, - хором рявкнули бугаи. Верблюд вскрыл ключом входную дверь и скомандовал:
- Вперед. Первый Завехрищев, второй Петров.
Когда они попали в раздевалку, у Вадима отлегло от сердца - вместо трупов на полу имелись меловые контуры с надписями внутри: Велибеков, Селиванов, Чеплашкин.
Верблюд подошел к Петрову и отключил висевшую у него на поясе рацию, после чего один из "понятых" крепко взял Вадима под локоток и увел через душевую во вторую раздевалку - с нательным бельем, штанами, халатами и чепчиками в шкафах, - где посадил его на деревянную скамейку, а сам встал поодаль, сверля недобрым взглядом.
Время тянулось медленно, вокруг стояла мертвая тишина, но она была обманчива, эта тишина. Вадим знал это и сидел как на иголках. Не прошло и минуты, как что-то там, в недрах бункера, брякнуло, заставив "понятого" вздрогнуть. Вновь, как тогда ночью, что-то тяжело шевельнулось, стальной пол задрожал мелкой дрожью, но теперь почему-то было не страшно.
"Понятой" схватил Вадима под локоток и устремился в душевую. Он, кажется, кричал, однако за общим шумом и грохотом (сзади падали металлические шкафы) его не было слышно, Вадим видел лишь в глубине шлема его побагровевшее лицо и шлепающие губы. Пол ходил ходуном, и невозможно было устоять на ногах, потому что ноги были явно не те - слабые, квелые, черт бы побрал эту лучевую болезнь.
Они проскочили пустую раздевалку, потом сушилку, потом камеру дезактивации и, хватая ртом воздух, выметнулись наружу. Четверка Хмурого их значительно опередила, будучи уже на полпути к БТРу, причем впереди всех, судя по росту, мчался Завехрищев. БТР стоял под всеми парами, водитель нетерпеливо подгазовывал, отравляя воздух сизыми вонючими выхлопами.
Но вот чудо - земля под ногами уже не дрожала и не била подлым образом по пяткам, снаружи все было спокойно, чинно, ничего не шаталось и не гремело, ничто неведомое не лезло из стального зева бункера и не гналось за ними, то есть получилось, что это неведомое было опасно только в бункере. Вместо того чтобы бежать сломя голову к БТРу, следовало остановиться и спокойно подумать: какого ляда я куда-то бегу, вот и водителя перепугал до смерти, он-то, бедный, как увидел несущихся к нему во весь опор людей, сразу понял: пора сматываться.
Вадим остановился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10