А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Барсов Сергей
Продавец льда
Сергей Барсов
Продавец льда
Сергей Барсов родился в Нижнем Новгороде, когда этот город еще носил имя пролетарского писателя Горького и казалось, что так будет всегда. По крайней мере, на истфаке Горьковского университета, который Сергей окончил в конце 70-х, мало кто сомневался в этом. Некоторое разнообразие в размеренную жизнь провинции вносила только фантастика. Ею хотелось заниматься профессионально, и когда "дали свободу" и наступил книжный бум, Барсов посвятил себя литературной деятельности - он переводил Азимова, Брэдбери, Фармера, Хайнлайна и работал редактором в нижегородских издательствах "Флокс" и "Параллель". Сегодня Сергей Барсов является совладельцем издательства "Стеллариум" и пишет научную фантастику сам. По мнению "ЗД", получается просто замечательно.
1
Аттвуд знал, что ждет его в галерее, и все же ему сделалось не по себе. Глаза у всех "экспонатов" были закрыты, но ему все время казалось, будто они смотрят на него. Кристаллы, стоявшие поодаль, причудливо искажали и дробили гранями силуэты заключенных в них тел, и от этого землянину делалось еще хуже. Он туго завернулся в электроплащ, но так и не согрелся толком.
Особенно поразил его старик, от шеи до щиколоток обмотанный золоченой лентой, точнее, его поза: он сидел на корточках, расслабленно свесив сухие руки меж острых колен, но узкое морщинистое лицо было запрокинуто к небесам, то ли посылая им последнее проклятье, то ли взыскуя чуда и спасения.
"Ровесник мне, наверное, - подумал Аттвуд. - Посмотреть бы ему в глаза..."
Это странное чувство жалости к давным-давно погибшему старику окончательно определило его отношение и к губернаторской коллекции, и ко всем прочим.
- Пойдемте отсюда, - попросил он губернатора и, не дожидаясь ответа, пошел к выходу из галереи.
Губернатор усмехнулся и вышел следом. Миновав шлюз-тоннель, они оказались в искрящемся холле губернаторской виллы.
- Не понравилось? Наверное, в первый раз это кажется странным? спросил наконец барон Ив д'Илэри (для друзей просто Биди), губернатор Ириса.
- Если бы только странным... - ответил Аттвуд. - Скорее отвратительным.
- Это вы еще не видели отвратительного. За отвратительным надо ехать в Столицу. Есть там один тип... Собирает обожженных, полуразложившихся, клочья разные, руки-ноги оторванные - и смеет называть себя коллекционером. Извращенец, наверное. Нормальный человек один раз заглянет в его галерею, а потом полгода лечится от неврозов. Выпить хотите? поинтересовался барон без всякого перехода.
- Пожалуй. После вашей коллекции тоже стоит подлечиться.
- Тогда идемте в кабинет. - Биди сбросил плащ и остался в угольно-черном облегающем костюме. - Раздевайтесь, там тепло.
Рядом с просто одетым бароном Аттвуд почувствовал себя неловко - сам он вырядился по последней земной моде: жабо, кружевные манжеты, драгоценные камни.
"Странная одежда для космонавта, - подумал Биди. - Впрочем, космонавтов мы здесь не видали лет двести".
- Так что же вам не понравилось в галерее? - спросил он Аттвуда.
- Формально это та же скульптура, только отлитая природой из самого совершенного материала.
- Формально - да, но ведь эта "скульптура" жила так же, как и мы...
- Лет пятьсот назад, - вставил Биди.
- ...и до сих пор кажется живой.
- А я кажусь вам злым волшебником или шефом анатомического театра?
- Нет. В анатомичке честнее: все кусочки - по полочкам и баночкам, и под каждым - невнятная латынь, это тоже отвлекает. Никто не равняет свой череп с тем, что стоит за стеклом... - Аттвуд на секунду умолк: он чуть не проговорился о странном чувстве, которое охватило его при виде старика, заключенного в ледяном кристалле. - Мне такое "искусство" кажется симптомом глубокого кризиса.
- Полагаете, нам предстоит покатиться вниз?
- Вы уже покатились, если всерьез считаете это искусством.
- Бросьте. Во-первых, мы никогда не обольщались насчет уровня нашей культуры, а во-вторых, наше искусство просто непривычно для вас. Если судить по книгам, на планете-матери любое новое течение поначалу встречали в штыки.
- Да, бывало. Но мы, похоже, говорим на разных языках: вы называете это искусством, а я считаю, что ваши галереи не имеют к искусству ни малейшего отношения. На Земле вас считали бы вурдалаками и некрофилами.
- Так это на Земле... А здесь не стоит мыслить стереотипами: вас не поймут или, наоборот, поймут слишком буквально, и выйдет скандал.
Мы здесь простые, грубые и гордые - все как один потомки первопоселенцев. Для нас наш "Ирис" то же, что для вас "Мэйфлауэр".
- Спасибо, я учту, но все же останусь при своем мнении: это не искусство.
- Ладно. Но вы хоть согласны, что ни одно общество не может жить без изобразительных искусств?
- Согласен.
- А на вашем корабле много картин?
- Полторы, не больше.
- Вот именно. - Биди поднял палец с губернаторским кольцом. - И на наших кораблях было то же самое: инструменты, машины, приборы, но ни тюбика краски и уж, конечно, ни одной скульптуры, слишком они тяжелы. Полезный вес означал по тем временам предметы, имеющие практическую ценность. Когда наши предки прилетели на Волчий Хвост...
- Волчий Хвост? - удивился Аттвуд.
- Так мы иногда называем нашу планету. Вас я должен предостеречь: от чужака наши такой фамильярности не потерпят.
Говорите "Кельвин-Зеро" или, на худой конец, "Льдина". Так вот, когда они сюда прилетели, то нашли только лед, и ничего больше. Что прикажете делать? Рисовать пальцем в воздухе? А здесь, оказывается, замерз целый народ, причем мгновенно, не успев даже понять, что происходит. Поэтому скульптуры и кажутся почти живыми. Правда ведь?
- Правда, - неохотно признал Аттвуд.
- Ну так попробуйте думать об этом как о разновидности балета:
ведь каждый из них застыл в своем собственном, неповторимом порыве.
Кто бы их ни заморозил, мы-то освобождаем их изо льда.
- Но не до конца.
- Не до конца. И учтите еще одно: айскаттинг - общий знаменатель для всех кельвиниан. Сюда ведь прилетел сущий ковчег - американцы, китайцы, русские, прочие народности. Согласитесь, им трудно было вывезти с Земли общую культуру.
- А вы, судя по имени, француз? - спросил Аттвуд.
- Говорят, - усмехнулся барон. - Удивительно, как мои предки умудрились протащить сквозь время и космос родовое имя и титул. А может, и то, и другое - вымысел. Здесь можно было назваться хоть русским царем, хоть воплощенным Буддой.
- И все бы поверили?
- Нет, просто всем было плевать на это. Имели значение только деловая хватка, талант и знания. Правда, наша семья была в привилегированном положении: прадед почти целиком финансировал строительство "Ириса", вложил все свои деньги. То же было и с другими кораблями.
- Кстати, а почему они сели порознь, за тысячи миль друг от друга?
- Полет был долгий, шли компактной группой, капитаны вконец перессорились, вот и сели подальше друг от друга и от греха.
"Шарден", например, опустился в другом полушарии, от них до сих пор нет никаких вестей. А мы, честно говоря, удивились, что ваш модуль сел у нас, а не в Столице.
- Откуда нам было знать, где у вас Столица?
- Это просто самый большой город, потому мы и зовем его Столицей. Думаю, это заметно даже с орбиты.
- Нет. С орбиты все города одинаковы.
Аттвуд тронул один из камней своего браслета, и на его гранях высветились цифры времени стандартного земного цикла.
- Уже ночь, - сказал он. - А мы еще ничего не решили.
- Здесь всегда ночь. - Биди весело посмотрел на землянина. - Интересно мы ведем переговоры: вы все пытаетесь свернуть беседу на репатриацию, а я старательно заговариваю вам зубы. Сегодня мне это удалось с блеском, правда?
- Пожалуй, - улыбнулся и Аттвуд. - Но я все же выяснил кое-что полезное для своей миссии.
- Можно ли узнать, что именно?
- Во-первых, вы очень хорошо помните планету-мать, а ведь вы губернатор, то есть больше других озабочены именно местными проблемами. А во-вторых, вы еще не адаптировались к здешним условиям.
- Почему?
- Вы кутаетесь на морозе, как и я.
- Ну, это естественно. Я же не тюлень какой-нибудь.
- Вот вам еще одно подтверждение. Здесь ведь нет тюленей.
Биди поднял обе руки.
- Капитулирую. Давайте ваш ультиматум.
- Не говорите так: все-таки у нас дипломатические переговоры, здесь нужна точность в терминах. Скорее уж меморандум, а попросту говоря реестр вопросов для моего рапорта.
- Давайте вопросы.
- Во-первых, что вам известно об аборигенной цивилизации?
- Почти ничего. Систематических археологических работ никто никогда не вел, да это и невозможно при такой толщине льда. Наши "старатели" то здесь клюнут, то там, никакого осмысленного порядка.
Ни книг, ни карт мы пока не нашли. То же и в других городах. Погибли они, как вы уже знаете, от холода. Скорее всего, их атаковали каким-то неизвестным оружием. Мы воевали огнем, они, надо думать, холодом. Мой отец - кстати, он оставил довольно толковые заметки об аборигенах - говорил, что случилось это лет за триста до нас. Вот, пожалуй, и все. А отцовы записи я вам дам, почитайте, если хотите.
- В прошлый раз вы упомянули какие-то природные аномалии...
- Вся наша природа - сплошная аномалия: лед и ветер. Правда, лед здесь не тот, что на планете-матери, он плавится при десяти градусах по Цельсию и всегда гладкий. Если его поцарапать, царапина часа через три затягивается. Но при переплавке это свойство почему-то теряется. А что касается аномалий в нашем понимании... я знаю три, и все они рядом. Милях в сорока от Ириса есть настоящее водяное озеро, возникшее черт знает почему. Метров десять прозрачной воды в ледяном блюдце. Его называют Болотом, потому что жизни в нем никакой. Милях в пяти от него стоит Гора-свечка. Это что-то вроде ледяного фонтана:
лед словно медленно вытекает из ледяной же горы. Там берет начало Стеклянная река - очень медленное ледовое течение... Давайте сделаем вот что: дня через три вернется изо льдов Оскар Пербрайт, мой старинный приятель. Я вас познакомлю, и он все вам подробно расскажет. Он полжизни провел во льдах. Зверье вас интересует?
- Конечно.
- Он и про зверье расскажет. Образцы есть в городском музее, но там они дохлые, а о повадках могут рассказать только "старатели".
Если он будет в хорошем настроении, мы, возможно, уговорим его взять вас во льды.
- Нет, благодарю. Стар я, да и не желаю прикладывать руку к добыче ваших "экспонатов".
Они помолчали.
- Про репатриацию сегодня говорить будем? - спросил Биди, наполняя рюмки.
- Будем! Позавчера я только сказал, что мы готовы забрать вас отсюда, а сегодня приведу резоны. Есть у меня пара тузов в рукаве.
- Выкладывайте оба.
- Во-первых, известно, что ваши предки фактически бежали от перенаселения... и не только ваши. Звездная экспансия стала чуть ли не модой. А потом разразился так называемый ракетный кризис.
- Это что такое?
- На ваших кораблях стояли двигатели фон Цуккерна?
- Да, насколько я знаю.
- Так вот, на Земле их прозвали "разовыми". Их хватало на один-два, от силы на три перелета, потом они разрушались. Колонии, только-только отпочковавшиеся от планеты-матери, оказались в изоляции. Экспансия прекратилась почти на сто лет, пока не появились новые двигатели. Чудовищное перенаселение породило в конце концов три сокрушительные эпидемии... Землю словно вымело. Кстати, именно поэтому мы так долго крутились вокруг Кельвина-Зеро: принимали всяческие карантинные меры предосторожности. А на Земле сейчас едва наберется миллиард человек. Планете-матери нужны люди.
- Что ж, на Земле нет перенаселения, и у нас тоже нет. А все долги планете-матери наши предки оплатили, перестав дышать земным воздухом... довольно спертым, кстати сказать.
- Выслушайте и второй мой резон. Я предлагаю вам не репатриацию, а эвакуацию. Кружась вокруг Кельвина-Зеро, мы выяснили, что орбита планеты меняется. Точнее, она представляет собой не круг, не эллипс, а спираль с очень небольшим шагом. Короче, через полтораста лет на планете нельзя будет жить: температура повысится слишком быстро.
Представляете, какой будет потоп?
- Да... это серьезно. Вашим расчетам можно верить?
- Можно. И расчетам, и мне. Да и вы сами можете проверить, у вас же есть обсерватории.
- Чем проверять с помощью наших ученых, лучше поверить на слово, усмехнулся Биди. - Это серьезно, но не срочно. Тем, кто живет здесь и сейчас, ничего не грозит, и вам трудно будет сманить их на планету-мать.
- Так вы не будете им мешать?
- Ради Бога, пусть летят. Корабль сажать будете?
- Хотелось бы.
- На каких двигателях?
- На обычных, планетарных, какие были у вашего "Ириса", только числом поменьше.
- Тогда дайте мне размеры корабля и укажите, где бы вы его хотели посадить. Мы перебросим туда лучевую станцию, она очистит плешь для посадки, а то ваш корабль вмерзнет в лед, как "Ирис" в свое время.
Землянин снова взглянул на часы.
- Пора, - сказал он и поднялся.
Биди продолжал сидеть.
- Слушайте, Аттвуд, - сказал он, - меня вы уговорили легко, теперь я вас буду уговаривать. Оставайтесь у меня. Что за нужда мотаться каждый день к модулю и обратно? Вилла огромная, передатчик у нас не хуже вашего. А я покажу вам город, познакомлю с людьми.
Ручаюсь, вы оцените наше ледяное гостеприимство.
- Не надо меня уговаривать, - качнул головой Аттвуд. - Я давно согласен.
- Прекрасно, - улыбнулся Биди. - Что вы предпочитаете: лечь спать или принять стимулятор и податься в город, в казино, например?
- Спать.
- Тогда давайте прогуляемся перед сном. Хотя бы вокруг дома.
Оба натянули теплые парики и маски, накинули электроплащи.
Ледяные створки двери в медных рамах озарились радужным переливом и разошлись в стороны. Под черным небом было тихо, только внизу, в ледяном каньоне, глухо ворчал город Ирис. Аттвуду на мгновенье показалось, что звезды на небе - лишь отражение его огней. Местами посверкивала ажурная медная сеть, перекрывающая весь каньон.
- А что на той стороне каньона? - глухо донеслось из-под маски Аттвуда.
- Аптаун. Там живут те, для кого Ирис слишком дорог, слишком шумен или слишком скучен. Окраина, одним словом.
Они неспешно пошли по выложенной плиткой дорожке, подсвеченной ледяными фонарями. Внезапно в каньоне бесшумно полыхнул фиолетовый сполох.
- Это же бластер! - удивленно сказал Аттвуд. - Там что, немножко воюют?
Биди засмеялся.
- Боже упаси. Это работает лучевая станция, плавит лед. А переделана она, точно, из батарей бортовых бластеров.
Они свернули за угол. Биди тронул один из фонарей, и он выбросил ослепительный луч вдоль аллеи, где в два ряда стояло с полсотни ледяных фигур.
- Еще одно наше искусство, - сказал барон, - скульптура из чистого льда. Вот выспимся - покажу. Когда вам потом будут говорить "лед", вы непременно будете представлять его зеркально-гладким, хотя он бывает и шершавым, и припорошенным, и битым, и любым другим. Не бывает только горячего льда.
- Да, - эхом ответил Аттвуд, глядя на аллею.
Только потом он понял, зачем это было сказано.
2
Оскар очнулся от короткого писка локатора. Как всегда, возвращаясь знакомой дорогой, он не упускал случая поспать минуту-другую, просыпаясь, впрочем, от каждого звука, от малейшего толчка буера.
Все было в порядке: в амбразуре крыла по-прежнему блестела Ледяная звезда, а локатор пищал оттого, что засек на горизонте огромный парус пассажирского экспресс-буера. Впереди все еще мерцал его синий топовый огонь, заметно смещаясь влево - значит, экспресс шел в Столицу. Следом за синим огоньком поползла в амбразуре и Ледяная звезда. Оскар шевельнул пальцами в управляющем "кастете", фалы передали его движение рулевому лезвию, чуть шевельнулось крыло, и буер вернулся на прежний курс.
Оскар снова вздремнул, но внезапно совсем рядом, едва не попав под полозья, истошно заорала страшная, не годная даже на чучело певчая сова, падальщица. Наверное, это старый барон с поистине аристократическим юмором, который простым людям не постичь, назвал эту тварь певчей. Если бы все птичьи песни были такими, люди перевешались бы еще на планете-матери.
Оскар глянул на звезды, потом на карту: до Старой Трещины оставалось полчаса ходу. Он снова шевельнул пальцами, устанавливая парус буера ребром к ветру и одновременно задирая носок рулевого лезвия. Зубчатая пятка конька начала скрести по льду, и через пару минут мелкой тряски буер остановился.
Оскар сбросил "кастет" с пальцев, отодвинул фонарь-обтекатель, уперся руками в борта и одним прыжком выскочил на лед. На первый взгляд все было в полном порядке, но перед прыжком через Старую Трещину стоило осмотреть буер подробно, ослабить крепление ледяного балласта и обязательно проверить стопор рулевого лезвия. Бывали ухари, пренебрегавшие этим, но они остались в прошлом, на дне Старой и других трещин. Он вынул из носового гнезда фару-прожектор, подключил к поясному энергобрикету и двинулся вокруг буера, но сначала выволок с заднего сиденья длинный меч без ножен и прицепил на пояс.
1 2 3 4 5