А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

Хади

Искалеченная


 

Здесь выложена электронная книга Искалеченная автора по имени Хади. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Хади - Искалеченная.

Размер архива с книгой Искалеченная равняется 103.56 KB

Искалеченная - Хади => скачать бесплатную электронную книгу




«Искалеченная»: Рипол Классик; М.; 2007
ISBN 978-5-7905-5251-9
Аннотация
Кто? Скажите, кто дал им право решать может ли женщина получать удовольствие или нет?! Кто дал им право вырезать живую плоть, а вместе с ней и сердце?!
Трудно поверить, но два миллиона девочек ежегодно подвергаются «акту очищения», в ходе которого им вырезают клитор.
Книга – пощечина!
Хади
Искалеченная
Я посвящаю эту книгу моей маме, моим дедушкам и бабушкам, братьям и сестрам, моим детям, без которых у меня никогда не было бы сил и мужества бороться, моему компаньону.
Я хочу поблагодарить всех, кого встретила на своем пути и кто тронул меня своей вовлеченностью в борьбу за физическое и моральное достоинство человека, фундаментальные права и особенно права женщин.
Я хочу поблагодарить всех людей, которые поддержали меня, вблизи или издалека, в моей борьбе, а также все тех, кто помог мне, чтобы эта книга стала реальностью.

Салинде
Здешний холод не для меня, африканки. Я иду. Я всегда много ходила. Настолько много, что мне частенько доставалось от мамы:
– Чего ходишь? Остановись! Весь квартал судачит о тебе!
А иногда она даже проводила воображаемую линию у нашего порога.
– Видишь эту черту? С этого момента ты ее не переступишь!
Я же торопилась поиграть с подружками, сходить за водой, прогуляться но рынку или посмотреть на военных в красивой форме, которые маршировали вдоль Стены Согласия. Под словом «ходить» моей мамой на языке сонинке подразумевалось, что я носилась где попало, слишком любопытная к окружающему миру.
Я на самом деле «прошагала мою жизнь», и куда-то только меня не заносило: сегодня я в ЮНИСЕФ в Цюрихе, вчера на Сорок девятой сессии Генеральной Ассамблеи ООН, посвященной правам женщин. Хади в ООН! Женщина-борец по имени Хади, в прошлом самая обычная девочка из «чрева песка», как и все африканские дети. Та самая маленькая Хади, что идет к источнику за водой, семенит мимо бабушек и тетушек в бубу, гордо несет на голове корзину с арахисом для помола; Хади, обязанная доставить в целости и сохранности политое маслом тесто цвета янтаря и внезапно пришедшая в ужас, увидев его распластанным на земле. Я до сих нор слышу рассерженный голос бабушки:
– Ты уронила его? Ну, ты у меня получишь!
Я вижу, как она спускается с крыльца, вооруженная метлой вместо кнута, в то время как мои сестры и кузины потешаются надо мной. Она бьет по спине, попе, и моя маленькая набедренная повязка предательски сползает вниз. Девчонки мчатся мне на помощь, и бабушка, по-прежнему сердитая, обращается к ним:
– Вы ее защищаете? Сейчас я вам покажу!
Я пользуюсь моментом, чтобы сбежать в дом дедушки, спрятаться за его складной кроватью, там, где она не сможет меня найти. Дедушка – мое спасение, моя защита. Он никогда не вмешивается в процесс наказания, оставляя его женщинам. Он не кричит, только объясняет:
– Хади, если тебя посылают что-нибудь сделать, ты должна сконцентрироваться на том, что делаешь! Я уверен, ты играла с подругами и не увидела, как корзина перевернулась.
После заслуженной порки у меня есть право на ласки бабушки и. сестер, кислое молоко и кускус. Это что-то вроде утешения. Ягодицы еще болят, но я играю с куклой, сидя под манговым деревом с сестрами и кузинами. Маленькая Хади ждет прихода сентября, чтобы пойти в школу вместе с остальными братьями и сестрами. Мама следит за тем, чтобы у нас всегда были тетради и карандаши. Для этого ей даже приходится в чем-то себя ограничивать.
Приятно жить в большом доме в предместье Тьеса, тихого городка с широкими зелеными улицами. Он расположен у подножия мечети, куда дедушка и другие мужчины ходят молиться с наступлением рассвета.
Папа работает на железной дороге, мы с ним редко видимся. За мной, согласно нашей традиции, поручили присматривать бабушке Фулей, она отвечает за мое воспитание. Фулей – вторая жена дедушки, у нее нет собственных детей. У нас бездетная женщина не страдает по этому поводу. Дом бабушки в ста метрах от нашего, и я курсирую между ними, отыскивая то в одном, то в другом что-нибудь вкусненькое.
У дедушки три жены: первая Мари, мама моей мамы, вторая Фулей, которой меня «подарили» для воспитания, и Аста, третья, бывшая жена старшего брата дедушки. На ней дедушка женился после смерти брата, как велит обычай. Все они – наши бабушки, женщины без возраста, которые одинаково нас любят, наказывают и, разумеется, утешают.
В нашей семье три мальчика и пять девочек, в племени – кузины, племянницы, тети. У нас все друг другу братья и сестры, тети и племянницы, кому-то одному и всем сразу. Нас невозможно сосчитать, некоторых из двоюродных сестер я даже не знаю. Моя семья из благородной касты сонинке. Раньше сонинке торговали тканью, золотом и драгоценными камнями. Дедушка работал на железной дороге в Тьесе. Туда же он пристроил и моего отца.
Наша семья из священников и крестьян, мужчины – имамы деревни. Благородная семья в понимании нас, сонинке, – каста, не имеющая ничего общего с европейским дворянством. Воспитание очень строгое. Нам прививают честность, порядочность и верность слову, ценности и принципы, которые следуют с нами по жизни.
Родилась я незадолго до обретения страной независимости, в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году, в один из октябрьских дней. А в октябре тысяча девятьсот шестьдесят шестого года, в семь лет, я впервые переступила школьный порог. До этого времени я жила счастливо, окруженная любовью. Мне рассказывали о возделывании полей, национальной кухне, приправах, которыми мои бабушки торговали на рынке. К четырем или пяти годам у меня появилась своя скамейка. Бабушка Фулей сделала ее для меня, поскольку здесь у каждого ребенка есть своя скамейка. Он садится на нее, когда ест кускус, и оставляет ее в комнате мамы или бабушки, той, что его воспитывает, купает, одевает, ласкает или наказывает. Скамейка – причина ссор между детьми: «Ты взял мою скамейку!», «Отдай ей скамейку, она старше тебя!». Ее хранят долго, пока дерево не рассохнется или ее хозяин не вырастет и не станет обладателем новой скамейки, большей по размеру. Тогда можно передать свою скамейку «по наследству» младшему брату или сестре.
Скамейку для меня заказала и оплатила моя бабушка. Я гордо несла ее на голове: она – символ перехода от раннего детства, когда еще садятся на пол, к статусу ребенка, который сидит и ходит, как взрослые. Я хожу с ней в поле, по улочкам рынка, между баобабами и манговыми деревьями во дворе, к дому с фонтаном, к бабушкам – хожу в защищенном пространстве, теплота которого скоро безжалостно оборвется.
Я ходила с семи лет, от Тьеса до Нью-Йорка, проходя через Рим, Париж, Цюрих, Лондон. Я никогда не переставала ходить, особенно с того дня, когда бабушки сообщили мне: «Сегодня, деточка, мы пойдем тебя „очищать"».
Накануне мои кузины приехали из Дакара на школьные каникулы: сестра Даба семи лет, Леле, Анни и Ндайе, двоюродные сестры, и другие, более дальние родственницы, их имен я уже не помню, С десяток девчонок от шести до девяти лет, сидящих, раскинув ноги, на крыльце перед комнатой одной из бабушек. Мы играем в разные игры – в «папу и маму», торговлю пряностями на рынке, в приготовление еды с маленькой железной посудой, которую наши родители мастерят для нас сами, и в кукол, деревянных и матерчатых.
Этим вечером мы спим, как обычно, в комнатах бабушки, тети или мамы.
На следующий день рано утром меня будят и обмывают. Мама надевает на меня платье в цветочек без рукавов; оно из африканской ткани, но европейского покроя. Я хорошо помню его цвета – коричневый, желтый и персиковый. Я обуваюсь в мои маленькие каучуковые сандалим, в мои «шлепки». Еще очень рано. Нет никого на улице б нашем квартале.
Мы переходим дорогу, что простирается вдоль мечети, около которой мужчины уже готовы к молитве. Дверь в мечеть еще закрыта, и я слышу их голоса. Солнце пока не взошло, но скоро будет очень жарко. Сейчас сезон дождей, но их почему-то нет. Через несколько часов температура поднимется до тридцати пяти градусов.
Моя мама ведет нас с сестрой в большой дом к третьей жене дедушки, женщине лет пятидесяти, миниатюрной, приветливой и очень ласковой. Мои кузины, что приехали на каникулы, остановились в ее доме, и, как и мы, они уже обмыты, одеты и ждут – маленькая команда, собранная здесь, безобидная и беспокойная. Мама уходит. Я смотрю ей вслед, она худенькая и тоненькая, в ней смесь мавританской и пеульской кровей. Мама – замечательная женщина, которую тогда я знала плохо, – воспитала своих детей, девочек и мальчиков, без дискриминации. Школа для всех, домашняя работа для всех, наказание и ласка тоже для всех. Но она уходит и ничего нам не говорит.
Совершается нечто особенное, поскольку бабушки приходят и уходят, загадочно разговаривая между собой, держась от нас в стороне. Не ведая того, что меня ждет, я чувствую: их разговоры тревожные. Внезапно одна из бабушек зовет всех девочек, потому что «дама» пришла. Она одета в огромное бубу цвета индиго с темно-голубым, с крупными серьгами, невысокая. Я узнаю ее. Она – подруга моих бабушек из касты кузнецов. В этой касте мужчины работают с железом и делают обрезание мальчикам, а женщины «вырезают» маленьких девочек. Здесь же и две другие женщины, толстые матроны с мощными руками, которых я не знаю. Мои кузины, что постарше, возможно, представляют, что ожидает нас, но ничего не говорят.
На языке сонинке бабушка объявляет, что сейчас нам сделают салинде, чтобы получить право молиться. На нашем языке это означает «быть очищенными для получения доступа к молитве». По-французски скажут «вырезанные» или «обрезанные».
Шок беспредельный. Теперь я знаю, что ждет меня: об этом время от времени говорят матери в доме, и так, как если бы речь шла о вступлении на мистическую должность. Мне кажется, я вспоминаю то, что старательно пыталась стереть из памяти. Старшие сестры прошли через это, получив наставления от бабушек, которые руководят всем в доме и отвечают за воспитании детей. Когда девочка рождается, на седьмой день, после крестин, именно они прокалывают уши иголкой и продевают красную и черную нитки, чтобы дырочка не заросла. Они занимаются свадьбами, родами, новорожденными. Они и принимают решение о нашем «очищении».
Все мамы ушли. Странное чувство брошенности было у меня, но теперь я знаю, что никакая мать, даже имеющая железные нервы, не сможет смотреть на то, что будут делать с ее дочерью, а особенно слышать ее крики. Она знает, о чем идет речь, потому что сама прошла через это, и, когда прикасаются к ее ребенку, сердце матери плачет снова. Однако она принимает это, потому что таков обычай и потому что она уверена в том, что варварский ритуал, якобы очищающий, чтобы получить право молиться, нужен, чтобы вступить в брак девственной и быть верной женой.
Возмутительно вовлекать африканских женщин в ритуал, который не имеет ни малейшего отношения к религии. В наших странах Черной Африки «вырезание» практикуют как анимисты, христиане и мусульмане, так и евреи. Истоки традиции в далеком прошлом, еще до прихода сюда мусульманской религии. Мужчины хотели этого по нескольким причинам: они пытались укрепить свою власть, хотели быть уверенными, что их жены не уйдут к другим мужчинам, а мужчины из вражеских племен не будут насиловать их жен. Другие объяснения, еще более абсурдные, состояли в том, что женские половые органы – якобы грязные, дьявольские, а клитор, тоже дьявольский, способен при соприкосновении с головкой рождающегося ребенка обречь его на невесть какое несчастье и даже на смерть. Некоторые думали, что эта ложная копия маленького пениса наводила тень на мужскую силу.
Но только желание доминировать было настоящей причиной. И женщин подвергали экзекуции, поскольку не могло быть и речи о том, чтобы «видеть» или «прикасаться» к этой интимной части женской природы.
В семь лет я не имею представления, как и другие девочки моего возраста, что у меня есть клитор и чему он служит, Я никогда его не замечала и больше никогда не увижу. Единственное, о чем я думаю этим утром, – о предстоящей невыносимой боли, о которой до меня доходили какие-то слухи, но которая, как мне казалось тогда, не затронет меня. Я вспоминала, как чья-то мама или бабушка угрожала какому-нибудь маленькому непослушному мальчику, держа в руках нож или ножницы, доставала его маленький «аппендикс» и кричала страшные для него слова: «Если ты не будешь слушаться, я тебе его отрежу!» Мальчишка всегда удирал от этой «угрозы кастрации», видимо, вспоминая боль и мучения. Однако, испытав их однажды, он не будет страдать позже: в его случае речь идет о традиции исключительно гигиенической.
Но я видела девочек, идущих странной походкой, точно гуси, садящихся с трудом и плачущих в течение двух или трех дней, а иногда и целой недели. Тогда я чувствовала себя защищенной, потому что была еще маленькой.
В далеком тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году я не знала, что будет представлять для меня в будущем этот кровоточащий интимный порез. Он поведет меня, однако, по длинному пути трудной, а иногда и горькой жизни, до Организации Объединенных Наций, куда я попаду в две тысячи пятом году.
Мое сердце начинает бешено колотиться. Нас пытаются убедить, что не нужно плакать, когда происходит «очищение». Нужно быть мужественными. Бабушки прекрасно понимают, что мы еще маленькие и обязательно будем кричать и плакать, но они не говорят о боли. Они объясняют: «Это длится недолго, тебе будет больно совсем чуть-чуть, но после все закончится, поэтому будь сильной».
Рядом с нами нет ни одного мужчины. Они в мечети или в поле до наступления большой жары. Нет никого, у кого я могла бы укрыться, а главное, моего дедушки. В ту эпоху традиции в деревне были еще сильны, и нашим мамам и бабушкам нужно было проделать это с нами. И точка. Они не задавали никаких вопросов. К примеру, о том, нужно ли делать это, живя в городе, или о том, что происходит в других домах, у других этнических групп. На нашей улице было только две семьи, практикующих «вырезание»: та, что приехала из Казаманса, семья мандингов, и наша – соннике. Жившие поодаль тикулеры и бамбара тоже соблюдали традиции. Родители собирались выдать нас позднее замуж за кузенов из нашей же семьи. Им нужны были настоящие жены сонинке, традиционные. Никто не думал, что однажды появятся смешанные браки между разными этническими группами.
Сонинке, серер, пеул, бамбара и тукулеры – этносы, перекочевавшие из деревни в город. И в каждой такой семье родители прилагают все усилия для того, чтобы не забыть родную деревню и передать обычаи детям. Там много хороших традиций, но эта ужасающая.
Девочки застывают от страха до такой степени, что могут, вероятно, описаться. Но ни одна не пытается сбежать – это немыслимо. Даже если мы продолжаем искать того, кто может увести нас отсюда. Таким человеком мог бы быть дедушка… Если бы осознавал всю серьезность происходящего, он мог бы вмешаться. Но я не думаю, что он был в курсе событий. Женщины обвиняют мужчин в подстрекательстве, однако во многих деревнях ничего им не говорят, кроме тех случаев, когда «вырезание» становится коллективным и вся деревня знает об этом. В больших городах подобное совершается дома, и даже тайно, чтобы соседи не знали. Моего папы рядом не было, никто не спрашивал ни его мнения, ни мнения дедушки по материнской линии. Это женские дела, и мы должны стать такими же, как матери и бабушки.
Они развернули два больших мата, один – перед дверью в комнату, другой – у входа в душевую. Комната напоминает все другие комнаты матерей семейств: большая кровать, маленький буфет и железный сундук, где хранится добро каждой женщины. В комнате дверь, ведущая в небольшую душевую, в ней отверстие в цементном полу и кувшин с водой, здесь же кладовая для хранения продуктов. Другая одежда, предназначенная нам, разложена на кровати. Я уже не помню, кого из нас позвали первой, настолько мне было страшно. Мы хотели посмотреть, что будет происходить, но бабушки нам это строго запретили:
– Отойди оттуда! Иди сядь! Сядь на пол. Мы не вправе смотреть, что делают с другими. В комнате три или четыре женщины и одна маленькая девочка. У меня полились слезы. Нас было четыре или пять, ждущих своей очереди. Я сижу на пороге с вытянутыми ногами, дрожа и сжимаясь всем телом от криков других.
Наконец настает и мой черед. Две женщины вводят меня в комнату. Одна сзади держит мою голову и всем весом своего тела давит мне на плечи, чтобы я не шевелилась; другая, раздвинув мои ноги, держит меня за колени. Иногда, если девочка рослая и сильная, нужно больше женщин, чтобы утихомирить ее.
У дамы, делающей процедуру, для каждой из девочек свое лезвие, специально купленное матерью. Дама со всей силы тянет пальцами маленький кусочек плоти и отрезает его, как если бы рубила на куски мясо зебу.

Искалеченная - Хади => читать онлайн электронную книгу дальше


Было бы хорошо, чтобы книга Искалеченная автора Хади дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Искалеченная у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Искалеченная своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Хади - Искалеченная.
Если после завершения чтения книги Искалеченная вы захотите почитать и другие книги Хади, тогда зайдите на страницу писателя Хади - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Искалеченная, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Хади, написавшего книгу Искалеченная, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Искалеченная; Хади, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн