Когда Карл-Фридрих умер, вы стали свободны и все, что связывало ваши чувства, исчезло. Конечно, этот человек играл вам и достиг, чего хотел, обворожив вас своим искусством. Вы потеряли голову. Как человек вашего круга, я спрашиваю вас: представляете вы себе, как будут продолжаться ваши родственные отношения, если произойдет эта свадьба? Вы даже не проверили, есть ли у вас с ним что-нибудь общее. Вы его видели всего два-три раза. Ваше знакомство началось три недели назад. Бог мой, неужели вы не понимаете, что это невозможная вещь?
Ирэн дернула за шнурок. Автомобиль замедлил ход. Она вышла молча. Ванда тоже молчала. Дверца захлопнулась, и автомобиль поехал дальше.
ГЛАВА XXII
Визит с Жаном к дяде Габриэлю не был очень удачным. Между Ирэн и старым ученым чувствовалась какая-то принужденность. Жан был чрезмерно вежлив и имел слегка недовольный вид. Дядя Габриэль был приветлив.
Ирэн волновалась. За чаем царила неловкость. Когда Амадео стал убирать со стола, наступило одно из тех минутных молчаний, когда каждый присутствующий должен напрягать свой ум, чтобы придумать какую-нибудь фразу. Наконец, старик произнес:
– Мне очень бы хотелось послушать вашу игру, мсье Виктуар.
– Я не захватил, к сожалению, свою скрипку, – сказал Жан просто и естественно.
– Как жаль, – сказал дядя Габриэль. Он посмотрел на Жана и прибавил: – Но дело в том, мсье Виктуар, что у вас есть соперник! Я тоже играю на скрипке, и мой инструмент находится в рабочем кабинете.
Он позвонил.
– Амадео, пожалуйста, принесите скрипку.
– Я боюсь, что инструмент недостаточно хорош, – сказал он Жану, – но если вы будете столь любезны и попробуете его, мне это доставит большое наслаждение.
Ирэн заметила, как оживилось лицо Жана, и была горячо благодарна старику. Жан заиграл. Он всегда был щедр в этом отношении и охотно показывал свой талант. Дядя Габриэль слушал, кивая головой и закрыв глаза. Когда Жан положил скрипку, он сказал:
– Я наслаждался каждым мгновением вашей игры. Благодарю вас, мсье Виктуар.
Когда Ирэн прощалась с ним, он притянул ее к себе, как будто желая что-то ей сказать, только ей одной, но вдруг переменил намерение и пожелал счастливого пути.
Ирэн с Жаном вернулись в замок. Во дворе стояло еще два автомобиля. Дворецкий сообщил Ирэн, что граф Бекман с супругой, мсье и мадам де Кланс, граф Феттерних, господин Нико фон Клеве и господин Альбрехт фон Клеве находятся в гостиной.
Ирэн заставила себя улыбнуться. Когда они подымались по лестнице, она крепко сжала руку Жана. Жан нервничал.
– Подумайте, может быть, мне лучше не заходить в гостиную?
– О, Жан!
Но тотчас чувство страха за любимого человека, свойственное всякой женщине, заговорило в ней, и она прибавила:
– Впрочем, вы, может быть, правы. Идите в мою спальню, дорогой, и подождите там.
Пока она шла по коридору, она доказывала себе, что появление Жана было бы совершенно невозможно.
– Чем я обязана такой чести? – любезно спросила она, входя в гостиную.
Ее брат ответил с мрачным видом:
– Мы все приехали поговорить с тобой по поводу твоего замужества. Его необходимо предотвратить.
Ирэн отвела в сторону его протянутую руку и, подойдя к камину, стала греть свои дрожащие руки у огня. Ванда видела ее дрожь. Она кусала себе губы. Она любила Ирэн и была уверена, что, не причиняя ей зла, она может помешать ее замужеству, если проявит достаточно твердости, конечно, при поддержке остальных.
Ирэн снова повернулась лицом к присутствующим.
– Я не сомневаюсь, – сказала она, – что вы все собираетесь сделать то, что считаете правильным. Но, видите ли, это касается меня одной, и вы не вправе вмешиваться в мою жизнь.
– Ирэн, дорогая моя, – сказал Рудольф де Кланс, – я позволю себе сказать, что это, действительно, как будто неуместно по отношению к вам, и мы все сознаем это. Однако мы знали, что вы сами не придете к нам, и я надеюсь, вы поверите, – я говорю, по крайней мере, о себе и Ванде, – что прийти сюда и вмешиваться в вашу жизнь, как вы сейчас несколько строго выразились, нас побудила только самая искренняя любовь к вам.
Он подошел к ней и встал рядом.
– Судите сами, дорогая. Ну, сознайтесь чистосердечно, что вы знаете о Виктуаре? Вы бы не стали ведь, право же, думать о покупке лошади, не посмотрев ее родословную, так же и здесь. А ведь при выборе мужа следует проявить большую осмотрительность, чем когда дело идет о скаковой лошади. Теперь…
– Я не могу выслушивать подобные вещи, – с живостью сказала Ирэн. – Неужели вы все такие жалкие снобы, что, кроме происхождения, для вас ничего не существует! Вы все и бровью не повели, когда я выходила замуж за Карла-Фридриха. Он был родовит, это было замужество как полагается. И вы вполне благосклонно отнеслись к тому, что восемнадцатилетняя девочка была отдана истрепанному порочному старику. Это для вас не имело никакого значения. Ведь он был родовит, его семья была не ниже моей, и я оказалась вполне подходящей жертвой для этой цели. И вы все собрались, чтобы присутствовать при сцене заклания жертвы, и продолжали спокойно наблюдать, пока мои страдания тянулись много лет. Франц отдал меня на эту муку. Вы все великодушно помогали ему. А теперь, когда я, наконец, свободна, когда я, наконец, счастлива, живу и люблю, вы все пришли и опять хотите заставить меня принести новую жертву. Вы не можете это сделать! Вы не имеете права на это! Вы все счастливы в браке или свободны. Никто из вас никогда не испытывал тех мучений, никто из вас не был так несчастлив, как я. Вам очень легко стоять здесь и придумывать дешевые фразы о человеке, которого я люблю, о человеке, за которого я выхожу замуж…
– Я прокляну тебя, если ты выйдешь замуж за этого бродягу! – грубо сказал Франц.
Лицо Ирэн побледнело.
– Ты боишься, должно быть, что Жан спросит меня, почему я так много одалживала тебе денег.
– Слушай… – начал Франц. Рудольф и Ганс быстро подошли к нему.
– Замолчите, – проворчал Ганс. – Замолчите, я требую этого.
Ирэн с силой сжала руки.
– Эта сцена унизительна, – сказала она, – унизительна для всех нас. Я вынуждена быть невежливой с моими гостями. Я и Франц бранимся в вашем присутствии. Ради Бога, предоставьте мне жить моей жизнью и останемся все же друзьями. Лиана встала с дивана.
– Ирэн права, – сказала она громко, – никто из нас не имеет права вмешиваться в ее жизнь. Если она любит Виктуара, какое дело до этого кому-нибудь из нас?
– Ах, эти женщины, они всегда мелют чушь, когда речь заходит о любви! – в ярости крикнул Франц.
Ганс немедленно повернулся к нему.
– Успокойся!
Франц отошел с угрожающим видом. Ванда, придав своему лицу строгое и вызывающее выражение, подошла к Ирэн.
– Я сделала ошибку, – сказала она. Ее голос звучал резко. – Я сделала ошибку, позвав сегодня сюда остальных родственников. Ирэн, я должна извиниться за них. Я представляла себе, что они попытаются вежливо отговорить вас от того, что я считаю гибельным шагом. К сожалению, они, видимо, представляют себе, что убеждать следует, осыпая друг друга бранью.
Она посмотрела на Ирэн спокойным взглядом.
– Должны ли мы принимать в этом участие?
– Это ваше дело, решайте сами, – сказала Ирэн трепещущими губами.
– Тогда перейдем к делу. Вы хотите выйти замуж за этого человека. Я должна предупредить вас, что обратилась к помощи детективов…
– Ванда! – умоляюще сказал Рудольф.
– Никто из вас не хочет говорить, никто из вас не хочет помочь мне, – взволнованно сказала Ванда. – Я буду действовать одна. Единственный правильный путь – это узнать, кто он такой и что представляет собой этот Виктуар. Ведь, кроме всего прочего, он будет отчимом того, кто носит наше имя, и главой нашего дома.
Она повернулась к Ирэн, охваченная пылким порывом.
– Что будет с Карлом? Хотите вы его принести в жертву своей любви?
– Неужели вы думаете, – ответила Ирэн, – что мое замужество повлияет на судьбу Карла? Как это могло бы быть? Как вы можете думать, что я так тупа и бесчувственна, что могла бы выйти замуж за Жана, если бы заметила, что он хотя бы раз чем-нибудь обидел Карла или способен был сколько-нибудь дурно на него влиять? Вы говорите о жертве, вы говорите, что мое замужество означает принесение Карла в жертву? Между тем вы сами несколько месяцев тому назад уговаривали меня выйти замуж, даже намекали, что я должна это сделать.
– Когда я говорила с вами о замужестве, – с горечью сказала Ванда, – я думала о браке с человеком вашего круга, вашего класса, а не с каким-то пришельцем.
– Потише, потише, – сказал Рудольф мягко.
– Нет, надо говорить громче! – крикнул Франц. Наступило молчание.
Ирэн переводила глаза с одного на другого. Затем она медленно взяла свой мех, лежавший на стуле.
– Пожалуйста, распоряжайтесь здесь как дома, если вам что-нибудь понадобится, – сказала она спокойным и беззвучным голосом, направляясь к двери.
– Я хочу сказать вам, Ирэн, – начал с жалким видом Ганс.
Она посмотрела на его расстроенное лицо.
– Я хочу сказать, дорогая… послушайте меня минутку…
– Вы тоже? – спросила Ирэн.
Ганс смущенно забормотал. Лицо его вспыхнуло. Ирэн остановилась в дверях.
– Я выхожу замуж, – сказала она, – в соборе Св. Стефана в этом месяце.
ГЛАВА XXIII
Слух о предстоящей свадьбе Ирэн и Жана моментально вызвал большой шум вокруг особы скрипача. Эбенштейн захлебывался от восторга.
– Пятьдесят процентов, – гремел он, – мой мальчик, ваша цена поднялась сразу на пятьдесят процентов!
Он поспешил устроить второй концерт Жана. Зал был набит битком. Несмотря на повышенные цены, все места были проданы. Жан горел, он был чрезвычайно доволен жизнью, самим собой, Ирэн и Эбенштейном. Он жил полной жизнью. С Ирэн он виделся ежедневно. Их свадьба была назначена на десятое июня, накануне главных скачек на большом ипподроме Пратера. Ирэн испытывала попеременно то лихорадочное счастье, то жестокое уныние. Ей недоставало привычного круга знакомых, в особенности Ванды. Дядю Габриэля она навещала очень часто, но больше всего времени у нее уходило на разные приготовления к свадьбе.
Однажды вечером она зашла к старому ученому и принесла букет ранних летних цветов. Комната не была освещена, и мягкий полумрак окутывал ее, делая неразличимыми все предметы. Она прошла через комнату, не заметив человека, сидевшего рядом с креслом дяди Габриэля.
Человек этот встал и взглянул на Ирэн. Это был Теодор. Прохладный и душистый дождь цветов пролился на дядю Габриэля.
– Как поживаете, Ирэн? – спросил Теодор. – Я узнал в Египте, что дядя Габриэль очень болен, и немедленно поспешил к нему.
– Правда? – сказала Ирэн.
Теодор стоял, положив руку на плечо старика.
– Дядя Габриэль и я считаем себя обязанными сказать вам одну вещь, – начал Теодор очень хриплым голосом. – Дядя Габриэль сообщил мне, что вы собираетесь выйти замуж за человека, которого я послал с рекомендацией к Ванде, чтобы она ему помогла, за Жана Виктуара.
Он помолчал минуту, потом продолжал:
– Вы его любите, и поэтому я ничего не могу сказать, во всяком случае меньше, чем кто-либо другой. Только одну вещь я должен буду сказать. Вы верите ему, так как вы его любите. Я бы ему не доверял. Он человек позы, как все люди его профессии. И его ничто не исправит!
– Я думала, что вы меньше, чем кто-либо другой, собираетесь вмешиваться в мои дела, – ответила Ирэн.
Теодор беспокойно мотнул головой. Он уже наполовину протянул свою руку, но взял ее обратно и вышел, не говоря ни слова, из комнаты. Ирэн наклонилась и подняла упавшие цветы.
– Они чудесно пахнут, – ласково заметил старик, – не уносите их так быстро отсюда.
– Почему вы не браните меня, не сердитесь на меня? – пылко спросила Ирэн. – Я обидела человека, которого вы любите больше всего на свете. Вы не одобряете мое замужество. Вы не говорите этого, но я чувствую. Дядя Габриэль, – она поймала его тонкую руку, – неужели никто из вас не хочет, чтобы я была счастлива?
– Я горячо желаю вам счастья, – сказал старик очень спокойно, – но я боюсь за вас. И я горько упрекаю себя. Вы не должны были выходить замуж за Карла-Фридриха. Я должен был помешать этому, но был в отъезде и слишком поздно вернулся. Теперь, когда я стал так стар и слаб, я вижу, что никто не имеет права вмешиваться в жизнь другого…
Наступило длительное молчание. Затем дядя Габриэль заговорил опять:
– А что будет с маленьким Карлом? Я слышал, Виктуар скоро едет в длинное турне?
– Карл останется в замке с няней. Но к Рождеству мы уже вернемся.
Старик утвердительно кивнул головой. Ирэн встала.
– Я должна идти, мой дорогой друг. Она поцеловала его на прощание.
– Может быть, зажечь свет? Когда я стану выходить, я пришлю к вам Амадео.
Жан встретился с Ирэн в кондитерской Демеля. Когда она вошла, он стоял под электрической лампой, великолепно освещавшей его волосы.
– На меня все здесь таращат глаза, – шепотом сказал он Ирэн со смехом. – Вы знаете, моя дорогая, вы выглядите очень усталой; или это шляпа делает вас такой? Она мне не очень нравится.
Ирэн и так уже была измучена впечатлениями, а тут еще это замечание! Оно взволновало ее. Она ждала, что Жан приласкает ее, утешит, а он вместо этого заговорил о шляпе.
– Ничего не поделаешь, если я плохо выгляжу, – попробовала она отшутиться. – Остается только вас пожалеть.
Жан сидел вполоборота на своем стуле, продолжая поглядывать на компанию актрис в углу. Он молча взял поданную кельнершей тарелочку и с щегольским видом направился к стойке, находившейся неподалеку от группы актеров, чтобы выбрать себе пирожное. Вернувшись к столу, он критически оглядел Ирэн.
– Мы попали сюда в плохой час. Еще мало публики, дорогая, – сказал он, энергично принимаясь за пирожное.
Он выглядел по-мальчишески беззаботным и таким довольным, что нельзя было даже обижаться на его равнодушие.
– Знаете, – сказал он, наклонившись вперед, – я получил сегодня от Эбенштейна невероятно крупный чек.
Он гордо вытащил его из своего бумажника и показал Ирэн.
– Поздравляю, мой друг!
– Я кое-что приготовил для вас! – Его глаза сверкнули. – Я покажу вам это в автомобиле.
– Мне кажется, что я не видел вас целый год, – сказал он, когда они сели в автомобиль. Он обнял Ирэн за талию. – Милая, снимите вашу шляпу!
Она сняла ее.
– На вас моя шляпа всегда будет производить такое неприятное впечатление?
Он наклонился и поцеловал ее, не ответив. Поцелуй снова превратил его в пламенного любовника.
– Еще осталось три недели и два дня!
Он прижал ее к себе.
– Как я вас люблю! И хотя вы обычно холодны, – сказал он с победным смехом, – все же, когда я держу вас в своих объятиях, в вас загорается пламя.
– Любовь моя! – прошептала Ирэн. Она с нежностью посмотрела на него. – Какой вы еще ребенок в мелочах! Покажите мне теперь ваш сюрприз!
– Да, сюрприз! – Он полез в карман и вытащил небольшой футляр для драгоценностей. – Подождите, я открою свет!
Он повернул выключатель, лампочка вспыхнула и осветила содержимое маленького футляра. Кольцо с синим, белым и красным камнем блестело и переливалось перед глазами Ирэн. «Страшно вульгарно!» – была первая ее мысль. Но когда она увидела восхищенный взгляд Жана, ее охватила волна нежности и унесла с собой ее недовольство.
– Тебе, которую я так обожаю, – сказал он по-французски. – Он поднял руку и надел ей кольцо на палец. – Следующее кольцо будет нашим обручальным кольцом: тогда, наконец, вы будете принадлежать мне.
– Разве сейчас нам плохо? – спросила она, вкладывая свою руку в его. Он вдруг крепко прижал ее руку к себе.
Чувствуя, как горячо он ее любит, Ирэн неожиданно решила рассказать ему о своем горе, о той отчужденности, какая возникла между ней и Вандой. Она рассказывала ему, прижав свое лицо к его щеке. Но он с легкостью принял это сообщение, и Ирэн охватило глубокое огорчение. По-видимому, ему даже не пришло в голову, что она приносит в жертву, и он явно не мог представить хоть бы на мгновение, что она страдает и обречена страдать ради его счастья.
– Все образуется! – сказал он, целуя ее волосы. – Ваша кузина и ее муж вернутся к вам, это случится наверняка. Подождите до тех пор, когда меня признают Париж и Лондон.
Он задвигался, доставая папиросу.
– Только вот что, – сказал он, закуривая. – Вы, конечно, сохраните ваш титул? Это будет им приятно.
– Сохраню мой титул? – повторила за Ним Ирэн.
– Да, да, это будет очень существенно, и…
– Жан, вы шутите!
Она невольно слегка отодвинулась от него, и он почувствовал, что совершил ошибку. Его живой ум быстро нашел выход из положения.
– Я думаю, вы должны сохранить его ради вашего блага.
– Ради моего блага! О, дорогой мой, как мало вы меня знаете! Я буду больше всего гордиться в тот день, когда вы дадите мне свое имя. Подумайте только, когда я вчера писала письма, я попробовала подписаться вашим именем, чтобы видеть, как это у меня выходит. Один раз я подписалась «Ирэн Виктуар», и подпись вышла, – она быстро поцеловала его, – превосходно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Ирэн дернула за шнурок. Автомобиль замедлил ход. Она вышла молча. Ванда тоже молчала. Дверца захлопнулась, и автомобиль поехал дальше.
ГЛАВА XXII
Визит с Жаном к дяде Габриэлю не был очень удачным. Между Ирэн и старым ученым чувствовалась какая-то принужденность. Жан был чрезмерно вежлив и имел слегка недовольный вид. Дядя Габриэль был приветлив.
Ирэн волновалась. За чаем царила неловкость. Когда Амадео стал убирать со стола, наступило одно из тех минутных молчаний, когда каждый присутствующий должен напрягать свой ум, чтобы придумать какую-нибудь фразу. Наконец, старик произнес:
– Мне очень бы хотелось послушать вашу игру, мсье Виктуар.
– Я не захватил, к сожалению, свою скрипку, – сказал Жан просто и естественно.
– Как жаль, – сказал дядя Габриэль. Он посмотрел на Жана и прибавил: – Но дело в том, мсье Виктуар, что у вас есть соперник! Я тоже играю на скрипке, и мой инструмент находится в рабочем кабинете.
Он позвонил.
– Амадео, пожалуйста, принесите скрипку.
– Я боюсь, что инструмент недостаточно хорош, – сказал он Жану, – но если вы будете столь любезны и попробуете его, мне это доставит большое наслаждение.
Ирэн заметила, как оживилось лицо Жана, и была горячо благодарна старику. Жан заиграл. Он всегда был щедр в этом отношении и охотно показывал свой талант. Дядя Габриэль слушал, кивая головой и закрыв глаза. Когда Жан положил скрипку, он сказал:
– Я наслаждался каждым мгновением вашей игры. Благодарю вас, мсье Виктуар.
Когда Ирэн прощалась с ним, он притянул ее к себе, как будто желая что-то ей сказать, только ей одной, но вдруг переменил намерение и пожелал счастливого пути.
Ирэн с Жаном вернулись в замок. Во дворе стояло еще два автомобиля. Дворецкий сообщил Ирэн, что граф Бекман с супругой, мсье и мадам де Кланс, граф Феттерних, господин Нико фон Клеве и господин Альбрехт фон Клеве находятся в гостиной.
Ирэн заставила себя улыбнуться. Когда они подымались по лестнице, она крепко сжала руку Жана. Жан нервничал.
– Подумайте, может быть, мне лучше не заходить в гостиную?
– О, Жан!
Но тотчас чувство страха за любимого человека, свойственное всякой женщине, заговорило в ней, и она прибавила:
– Впрочем, вы, может быть, правы. Идите в мою спальню, дорогой, и подождите там.
Пока она шла по коридору, она доказывала себе, что появление Жана было бы совершенно невозможно.
– Чем я обязана такой чести? – любезно спросила она, входя в гостиную.
Ее брат ответил с мрачным видом:
– Мы все приехали поговорить с тобой по поводу твоего замужества. Его необходимо предотвратить.
Ирэн отвела в сторону его протянутую руку и, подойдя к камину, стала греть свои дрожащие руки у огня. Ванда видела ее дрожь. Она кусала себе губы. Она любила Ирэн и была уверена, что, не причиняя ей зла, она может помешать ее замужеству, если проявит достаточно твердости, конечно, при поддержке остальных.
Ирэн снова повернулась лицом к присутствующим.
– Я не сомневаюсь, – сказала она, – что вы все собираетесь сделать то, что считаете правильным. Но, видите ли, это касается меня одной, и вы не вправе вмешиваться в мою жизнь.
– Ирэн, дорогая моя, – сказал Рудольф де Кланс, – я позволю себе сказать, что это, действительно, как будто неуместно по отношению к вам, и мы все сознаем это. Однако мы знали, что вы сами не придете к нам, и я надеюсь, вы поверите, – я говорю, по крайней мере, о себе и Ванде, – что прийти сюда и вмешиваться в вашу жизнь, как вы сейчас несколько строго выразились, нас побудила только самая искренняя любовь к вам.
Он подошел к ней и встал рядом.
– Судите сами, дорогая. Ну, сознайтесь чистосердечно, что вы знаете о Виктуаре? Вы бы не стали ведь, право же, думать о покупке лошади, не посмотрев ее родословную, так же и здесь. А ведь при выборе мужа следует проявить большую осмотрительность, чем когда дело идет о скаковой лошади. Теперь…
– Я не могу выслушивать подобные вещи, – с живостью сказала Ирэн. – Неужели вы все такие жалкие снобы, что, кроме происхождения, для вас ничего не существует! Вы все и бровью не повели, когда я выходила замуж за Карла-Фридриха. Он был родовит, это было замужество как полагается. И вы вполне благосклонно отнеслись к тому, что восемнадцатилетняя девочка была отдана истрепанному порочному старику. Это для вас не имело никакого значения. Ведь он был родовит, его семья была не ниже моей, и я оказалась вполне подходящей жертвой для этой цели. И вы все собрались, чтобы присутствовать при сцене заклания жертвы, и продолжали спокойно наблюдать, пока мои страдания тянулись много лет. Франц отдал меня на эту муку. Вы все великодушно помогали ему. А теперь, когда я, наконец, свободна, когда я, наконец, счастлива, живу и люблю, вы все пришли и опять хотите заставить меня принести новую жертву. Вы не можете это сделать! Вы не имеете права на это! Вы все счастливы в браке или свободны. Никто из вас никогда не испытывал тех мучений, никто из вас не был так несчастлив, как я. Вам очень легко стоять здесь и придумывать дешевые фразы о человеке, которого я люблю, о человеке, за которого я выхожу замуж…
– Я прокляну тебя, если ты выйдешь замуж за этого бродягу! – грубо сказал Франц.
Лицо Ирэн побледнело.
– Ты боишься, должно быть, что Жан спросит меня, почему я так много одалживала тебе денег.
– Слушай… – начал Франц. Рудольф и Ганс быстро подошли к нему.
– Замолчите, – проворчал Ганс. – Замолчите, я требую этого.
Ирэн с силой сжала руки.
– Эта сцена унизительна, – сказала она, – унизительна для всех нас. Я вынуждена быть невежливой с моими гостями. Я и Франц бранимся в вашем присутствии. Ради Бога, предоставьте мне жить моей жизнью и останемся все же друзьями. Лиана встала с дивана.
– Ирэн права, – сказала она громко, – никто из нас не имеет права вмешиваться в ее жизнь. Если она любит Виктуара, какое дело до этого кому-нибудь из нас?
– Ах, эти женщины, они всегда мелют чушь, когда речь заходит о любви! – в ярости крикнул Франц.
Ганс немедленно повернулся к нему.
– Успокойся!
Франц отошел с угрожающим видом. Ванда, придав своему лицу строгое и вызывающее выражение, подошла к Ирэн.
– Я сделала ошибку, – сказала она. Ее голос звучал резко. – Я сделала ошибку, позвав сегодня сюда остальных родственников. Ирэн, я должна извиниться за них. Я представляла себе, что они попытаются вежливо отговорить вас от того, что я считаю гибельным шагом. К сожалению, они, видимо, представляют себе, что убеждать следует, осыпая друг друга бранью.
Она посмотрела на Ирэн спокойным взглядом.
– Должны ли мы принимать в этом участие?
– Это ваше дело, решайте сами, – сказала Ирэн трепещущими губами.
– Тогда перейдем к делу. Вы хотите выйти замуж за этого человека. Я должна предупредить вас, что обратилась к помощи детективов…
– Ванда! – умоляюще сказал Рудольф.
– Никто из вас не хочет говорить, никто из вас не хочет помочь мне, – взволнованно сказала Ванда. – Я буду действовать одна. Единственный правильный путь – это узнать, кто он такой и что представляет собой этот Виктуар. Ведь, кроме всего прочего, он будет отчимом того, кто носит наше имя, и главой нашего дома.
Она повернулась к Ирэн, охваченная пылким порывом.
– Что будет с Карлом? Хотите вы его принести в жертву своей любви?
– Неужели вы думаете, – ответила Ирэн, – что мое замужество повлияет на судьбу Карла? Как это могло бы быть? Как вы можете думать, что я так тупа и бесчувственна, что могла бы выйти замуж за Жана, если бы заметила, что он хотя бы раз чем-нибудь обидел Карла или способен был сколько-нибудь дурно на него влиять? Вы говорите о жертве, вы говорите, что мое замужество означает принесение Карла в жертву? Между тем вы сами несколько месяцев тому назад уговаривали меня выйти замуж, даже намекали, что я должна это сделать.
– Когда я говорила с вами о замужестве, – с горечью сказала Ванда, – я думала о браке с человеком вашего круга, вашего класса, а не с каким-то пришельцем.
– Потише, потише, – сказал Рудольф мягко.
– Нет, надо говорить громче! – крикнул Франц. Наступило молчание.
Ирэн переводила глаза с одного на другого. Затем она медленно взяла свой мех, лежавший на стуле.
– Пожалуйста, распоряжайтесь здесь как дома, если вам что-нибудь понадобится, – сказала она спокойным и беззвучным голосом, направляясь к двери.
– Я хочу сказать вам, Ирэн, – начал с жалким видом Ганс.
Она посмотрела на его расстроенное лицо.
– Я хочу сказать, дорогая… послушайте меня минутку…
– Вы тоже? – спросила Ирэн.
Ганс смущенно забормотал. Лицо его вспыхнуло. Ирэн остановилась в дверях.
– Я выхожу замуж, – сказала она, – в соборе Св. Стефана в этом месяце.
ГЛАВА XXIII
Слух о предстоящей свадьбе Ирэн и Жана моментально вызвал большой шум вокруг особы скрипача. Эбенштейн захлебывался от восторга.
– Пятьдесят процентов, – гремел он, – мой мальчик, ваша цена поднялась сразу на пятьдесят процентов!
Он поспешил устроить второй концерт Жана. Зал был набит битком. Несмотря на повышенные цены, все места были проданы. Жан горел, он был чрезвычайно доволен жизнью, самим собой, Ирэн и Эбенштейном. Он жил полной жизнью. С Ирэн он виделся ежедневно. Их свадьба была назначена на десятое июня, накануне главных скачек на большом ипподроме Пратера. Ирэн испытывала попеременно то лихорадочное счастье, то жестокое уныние. Ей недоставало привычного круга знакомых, в особенности Ванды. Дядю Габриэля она навещала очень часто, но больше всего времени у нее уходило на разные приготовления к свадьбе.
Однажды вечером она зашла к старому ученому и принесла букет ранних летних цветов. Комната не была освещена, и мягкий полумрак окутывал ее, делая неразличимыми все предметы. Она прошла через комнату, не заметив человека, сидевшего рядом с креслом дяди Габриэля.
Человек этот встал и взглянул на Ирэн. Это был Теодор. Прохладный и душистый дождь цветов пролился на дядю Габриэля.
– Как поживаете, Ирэн? – спросил Теодор. – Я узнал в Египте, что дядя Габриэль очень болен, и немедленно поспешил к нему.
– Правда? – сказала Ирэн.
Теодор стоял, положив руку на плечо старика.
– Дядя Габриэль и я считаем себя обязанными сказать вам одну вещь, – начал Теодор очень хриплым голосом. – Дядя Габриэль сообщил мне, что вы собираетесь выйти замуж за человека, которого я послал с рекомендацией к Ванде, чтобы она ему помогла, за Жана Виктуара.
Он помолчал минуту, потом продолжал:
– Вы его любите, и поэтому я ничего не могу сказать, во всяком случае меньше, чем кто-либо другой. Только одну вещь я должен буду сказать. Вы верите ему, так как вы его любите. Я бы ему не доверял. Он человек позы, как все люди его профессии. И его ничто не исправит!
– Я думала, что вы меньше, чем кто-либо другой, собираетесь вмешиваться в мои дела, – ответила Ирэн.
Теодор беспокойно мотнул головой. Он уже наполовину протянул свою руку, но взял ее обратно и вышел, не говоря ни слова, из комнаты. Ирэн наклонилась и подняла упавшие цветы.
– Они чудесно пахнут, – ласково заметил старик, – не уносите их так быстро отсюда.
– Почему вы не браните меня, не сердитесь на меня? – пылко спросила Ирэн. – Я обидела человека, которого вы любите больше всего на свете. Вы не одобряете мое замужество. Вы не говорите этого, но я чувствую. Дядя Габриэль, – она поймала его тонкую руку, – неужели никто из вас не хочет, чтобы я была счастлива?
– Я горячо желаю вам счастья, – сказал старик очень спокойно, – но я боюсь за вас. И я горько упрекаю себя. Вы не должны были выходить замуж за Карла-Фридриха. Я должен был помешать этому, но был в отъезде и слишком поздно вернулся. Теперь, когда я стал так стар и слаб, я вижу, что никто не имеет права вмешиваться в жизнь другого…
Наступило длительное молчание. Затем дядя Габриэль заговорил опять:
– А что будет с маленьким Карлом? Я слышал, Виктуар скоро едет в длинное турне?
– Карл останется в замке с няней. Но к Рождеству мы уже вернемся.
Старик утвердительно кивнул головой. Ирэн встала.
– Я должна идти, мой дорогой друг. Она поцеловала его на прощание.
– Может быть, зажечь свет? Когда я стану выходить, я пришлю к вам Амадео.
Жан встретился с Ирэн в кондитерской Демеля. Когда она вошла, он стоял под электрической лампой, великолепно освещавшей его волосы.
– На меня все здесь таращат глаза, – шепотом сказал он Ирэн со смехом. – Вы знаете, моя дорогая, вы выглядите очень усталой; или это шляпа делает вас такой? Она мне не очень нравится.
Ирэн и так уже была измучена впечатлениями, а тут еще это замечание! Оно взволновало ее. Она ждала, что Жан приласкает ее, утешит, а он вместо этого заговорил о шляпе.
– Ничего не поделаешь, если я плохо выгляжу, – попробовала она отшутиться. – Остается только вас пожалеть.
Жан сидел вполоборота на своем стуле, продолжая поглядывать на компанию актрис в углу. Он молча взял поданную кельнершей тарелочку и с щегольским видом направился к стойке, находившейся неподалеку от группы актеров, чтобы выбрать себе пирожное. Вернувшись к столу, он критически оглядел Ирэн.
– Мы попали сюда в плохой час. Еще мало публики, дорогая, – сказал он, энергично принимаясь за пирожное.
Он выглядел по-мальчишески беззаботным и таким довольным, что нельзя было даже обижаться на его равнодушие.
– Знаете, – сказал он, наклонившись вперед, – я получил сегодня от Эбенштейна невероятно крупный чек.
Он гордо вытащил его из своего бумажника и показал Ирэн.
– Поздравляю, мой друг!
– Я кое-что приготовил для вас! – Его глаза сверкнули. – Я покажу вам это в автомобиле.
– Мне кажется, что я не видел вас целый год, – сказал он, когда они сели в автомобиль. Он обнял Ирэн за талию. – Милая, снимите вашу шляпу!
Она сняла ее.
– На вас моя шляпа всегда будет производить такое неприятное впечатление?
Он наклонился и поцеловал ее, не ответив. Поцелуй снова превратил его в пламенного любовника.
– Еще осталось три недели и два дня!
Он прижал ее к себе.
– Как я вас люблю! И хотя вы обычно холодны, – сказал он с победным смехом, – все же, когда я держу вас в своих объятиях, в вас загорается пламя.
– Любовь моя! – прошептала Ирэн. Она с нежностью посмотрела на него. – Какой вы еще ребенок в мелочах! Покажите мне теперь ваш сюрприз!
– Да, сюрприз! – Он полез в карман и вытащил небольшой футляр для драгоценностей. – Подождите, я открою свет!
Он повернул выключатель, лампочка вспыхнула и осветила содержимое маленького футляра. Кольцо с синим, белым и красным камнем блестело и переливалось перед глазами Ирэн. «Страшно вульгарно!» – была первая ее мысль. Но когда она увидела восхищенный взгляд Жана, ее охватила волна нежности и унесла с собой ее недовольство.
– Тебе, которую я так обожаю, – сказал он по-французски. – Он поднял руку и надел ей кольцо на палец. – Следующее кольцо будет нашим обручальным кольцом: тогда, наконец, вы будете принадлежать мне.
– Разве сейчас нам плохо? – спросила она, вкладывая свою руку в его. Он вдруг крепко прижал ее руку к себе.
Чувствуя, как горячо он ее любит, Ирэн неожиданно решила рассказать ему о своем горе, о той отчужденности, какая возникла между ней и Вандой. Она рассказывала ему, прижав свое лицо к его щеке. Но он с легкостью принял это сообщение, и Ирэн охватило глубокое огорчение. По-видимому, ему даже не пришло в голову, что она приносит в жертву, и он явно не мог представить хоть бы на мгновение, что она страдает и обречена страдать ради его счастья.
– Все образуется! – сказал он, целуя ее волосы. – Ваша кузина и ее муж вернутся к вам, это случится наверняка. Подождите до тех пор, когда меня признают Париж и Лондон.
Он задвигался, доставая папиросу.
– Только вот что, – сказал он, закуривая. – Вы, конечно, сохраните ваш титул? Это будет им приятно.
– Сохраню мой титул? – повторила за Ним Ирэн.
– Да, да, это будет очень существенно, и…
– Жан, вы шутите!
Она невольно слегка отодвинулась от него, и он почувствовал, что совершил ошибку. Его живой ум быстро нашел выход из положения.
– Я думаю, вы должны сохранить его ради вашего блага.
– Ради моего блага! О, дорогой мой, как мало вы меня знаете! Я буду больше всего гордиться в тот день, когда вы дадите мне свое имя. Подумайте только, когда я вчера писала письма, я попробовала подписаться вашим именем, чтобы видеть, как это у меня выходит. Один раз я подписалась «Ирэн Виктуар», и подпись вышла, – она быстро поцеловала его, – превосходно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27