А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Когда Тони узнал, что дом арендовал какой-то парень, он ненавязчиво попытался установить с ним добрососедские отношения.
Для начала он разузнал, что тот приехал из Порто-Эмпедокле, учится на сельскохозяйственном факультете и зовут его Ник. Как-то вечером Тони постучал в его дверь. «Ник, тебе не мешают мои барбекю? – спросил он. – Ну там, дым, запах… В общем, как говорите вы, студенты, они тебя не достают?» Ник оглядел его, на мгновение задержавшись взглядом на желтой рубашке, ярко-оранжевом шейном платке и кукольной физиономии, и ответил: «Нет!»
Вернувшись домой, Тони сказал жене: «Наш сосед – славный парень. Воспитанный и… чертовски красивый сукин сын!»
Начиная с этого вечера Валентина, гостившая в это время у своего кузена Тони, стала испытывать к Нику неподдельный интерес.
И с того же самого вечера Ник попал в число постоянных гостей Тони на барбекю.
– Ник, Ник! – не унимался Тони. – Давай скорее к нам! Заходи!
Ник, молясь про себя, чтобы никто из участников вечеринки не заметил, на кого он похож, ускорил шаг.
– Спасибо, Тони, – крикнул он соседу. – Вижу, что у тебя барбекю, но, извини, никак не могу. У меня… Нет, правда, мне срочно нужно позвонить, срочнее не бывает. Прости, Тони.
Тони разочарованно застыл с вилкой в руке.
Он огорчился и встревожился.
Ник впервые отказался от приглашения.
Действительно, впервые.
Он не должен был так поступать с Тони.
Дядя Сал пристально взглянул сначала на Валентину, а затем на Тони. И кивнул головой.
Всем известно: если дядя Сал кивает головой, ничего хорошего не жди.
– Хорошо воспитан, значит… Я же говорил (никогда он этого не говорил), он – сноб, – вынес приговор дядя Сал.
Казалось бы, просто слово, сказанное вскользь, просто частное мнение, которым один родственник делится с другим. Но для дяди Сала слово сноб имело особый смысл. Сноб для него в первую очередь означало презрение к традициям, наглость, высокомерие и грех гордыни – грех, от которого никто, даже Агнец Божий, не может избавить мир. Для дяди Сала сноб – это тот, кто против: против всего, ради чего стоит родиться, жить и умереть – в конце концов, против Семьи! Валентина побледнела. Тони пробормотал что-то невразумительное.
Дядя Сал замолчал. По его лицу было видно, что он сейчас спорит сам с собой, во власти каких-то сомнений. Но вот он решительно встряхнул головой, словно отгоняя их, и еще категоричнее повторил: «СНОБ».
Ник подошел к двери своего дома.
– Черт, – сказал он, – чертчертчерт. – Надо достать ключи, а для этого придется залезть в карман брюк, но рука вся в крови. Он еще раз чертыхнулся, сплюнул и зашарил липкой рукой в кармане.
Щелкнул замок.
Ник ввалился внутрь, захлопнул дверь у себя за спиной и, не зажигая света, начал раздеваться. На одной ноге, с которой свешивалась неснятая штанина, доскакал до стиральной машины и покидал в нее всю одежду.
И принялся крутить ручку настройки, устанавливая нужную программу.
Улица Этны, ведущая прямо к вулкану, напоминает след от удара бичом, перпендикуляром разрубающий весь город. Если вы подниметесь по ней почти до самой середины, с правой стороны откроется сумрачный переулок, в который солнце, кажется, не заглядывает никогда. Он соединяет улицу Этны с площадью Карло Альберто. Площадь по утрам заполнена рыночными торговцами и покупателями, а вечерами, напротив, безлюдна и едва освещена красноватым и каким-то призрачным светом. Несколькими сотнями метров дальше в пивнушках всю ночь напролет бурлит жизнь, но сюда ее отзвуки не доходят. Разве что кучка подвыпивших студентов, нетвердо стоящих на ногах, нет-нет да и забредет сюда по дороге домой, и тогда тишину застывшей в безмолвии площади нарушают их голоса. Электрический свет, отражаясь от промытых дождем тротуаров и ручейков, рожденных октябрьской непогодой, проникает в переулок. Это время, когда на закате дня люди с удовольствием натягивают шерстяные свитера.
Один из баров еще не закрылся. За пластиковым столом, наклонившись к дяде Миммо, сидели четверо пожилых мужчин.
В этом квартале у дяди Миммо своя лавка. Прозвище Миммо он получил так давно, что уже никто и не помнил почему.
– Бляяяя… – Нуччо едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. – Бляяяя… Видал я, как людей убивают, но чтобы тааак!
Туччо сидел за рулем битого «мерседеса», несущегося на полной скорости.
– Чего ржешь, козел? – спросил он Нуччо.
– Кто? Я? Тебе показалось, – ответил Нуччо, изображая возмущение. – Не, в натуре, ты видал, как у него башка взорвалась? Какого хера с ней могло случиться, с этой башкой? Лопнула от давления воздуха, что ли? – И он снова заржал.
Туччо посмотрел на него.
Его лицо оставалось серьезным.
Беседа за столом в баре, кажется, иссякла, и Козимо уже открыл было рот, чтобы сказать: «Ну что, братцы, отчаливаем?» – как вдруг дядя Миммо его опередил. «Если б я сказал бригадиру про арбалет, может, тогда он был бы еще жив», – проговорил он через силу, словно выдавливая из себя нечто терзающее его душу и не оставляющее в покое.
– Арбалет? – удивленно переспросил один.
– Какой арбалет? – не удержался второй.
Разговор снова оживился.
Дядя Миммо в своей лавке торговал туалетным мылом, зубной пастой, вениками, кухонными полотенцами, кремом для обуви, губками, кремом для бритья и лезвиями, отбеливателями, дезодорантами, фильтрами для воды и еще целой кучей всевозможных чистящих и моющих средств. Еще он продавал некоторые марки одеколона, лосьонов после бритья и, разумеется, ДДТ и ФЛИТ.
Тури, бармен в заведении Козимо, шутил, что в лавке дяди Миммо водятся особо жизнестойкие мухи – раз уж они ухитрились вывестись среди всей этой химии, значит, сделались бессмертными.
Магазинчик имел около двух метров в ширину и чуть больше двух в длину. Из-за тесноты в лавке с трудом могли разойтись два покупателя; им приходилось прижиматься к металлическим полкам, отчего все с них валилось на пол. Дяде Миммо надоело постоянно расставлять товар по местам, и теперь, если в лавке уже находился клиент и приходил второй, он просил: «Подождите, пожалуйста, снаружи, я вас скоро обслужу».
Мухи облюбовали для себя ту часть лавки, где располагались бутылки с растворителями, плотным черным слоем облепив верхнюю поперечину металлического стеллажа. Они копошились там, ползая одна по другой, этаким живым ковром шириной сантиметров в тридцать. Как только дядя Миммо вставал со своего табурета, мухи мгновенно исчезали, как будто их никогда и не было. Но если в лавке появлялся покупатель, мухи не двигались с места, замерев и слившись с полумраком.
И ни один клиент никогда их не замечал.
Дождавшись, когда лавка опустеет, мухи принимались летать целыми эскадрильями, но при этом казалось, что летает всего одна муха, одна и та же муха. Как только дядя Миммо прихлопывал ее газетой, из угла сейчас же вылетала другая, занимая место погибшей и в точности повторяя ее полет и жужжание.
Чтобы не попасться на эти уловки, дяде Миммо приходилось вести счет мушиным трупам.
– Если б я заговорил с бригадиром об арбалете, – продолжал дядя Миммо, – преступник не вошел бы. Он бы наверное увидел, что бригадир разговаривает со мной у кассы. Арбалет лежал у меня под кассой.
– У тебя под кассой арбалет? – спросил кто-то.
Дядя Миммо медленно поднял глаза.
– Пару месяцев назад во второй половине дня, после обеда, я убирал со стола, – сказал он. – Ну вот, я убрался и, как обычно, сел в кресло перед телевизором, подремать пару часиков. Вы же знаете, что после обеда я всегда сажусь в кресло. Если холодно, закрываю ноги пледом, включаю телевизор и дремлю.
Слушатели дружно кивали, с нетерпением ожидая продолжения.
– А чтобы лучше спалось, я – кто не знает – включаю дневную программу «Антенна Сицилии», ну, ту, что с Сальво Ла Розой. Там иногда выступает один комик, очень смешной, но в тот день его не было, а был предприниматель Фталья.
– Тот, у которого оружейный магазин?
– И который поет?
– Вот-вот, именно он. Сначала он спел арию из «Любовного напитка», потом Сальво Ла Роза усадил его на диванчик для гостей и стал расспрашивать о последних моделях помповых ружей, которые тот только что завез в магазин. Оружейник рассказал, как здорово с этим делом в Америке. Ты можешь войти в оружейный магазин, побродить среди шкафов и витрин, а потом сказать продавцу: «Заверни-ка мне, пожалуйста, вот это помповое ружье». И он тебе его завернет.
– Точно, – подтвердил Пьетро, пенсионер, – я видел такое в одном фильме.
Дядя Миммо выразительно махнул рукой, словно говоря: «Вот видите!» и задумчиво продолжил:
– Оружейник пожаловался Сальво Ла Розе, что в Италии с этим не так просто.
– Конечно, не просто, – вступил Козимо. – Но если найдешь выход на нужных людей, можешь прикупить хоть автомат – этот, как его, с русским названием.
– Ну да, – согласился дядя Миммо, – только на хрена связываться?
Это замечание дяди Миммо вызвало всеобщее одобрение, выражаемое не только словами, но и жестами.
– Я вот что думаю, – подал голос Тано, тоже пенсионер, иногда помогавший в баре, – мне кажется, это кто-то не из наших. Наши не пришли бы требовать с вас денег и предлагать вам крышу. Вы прожили в этом квартале всю жизнь, и вас все здесь знают. Уверен, наши к вам хорошо относятся, и для них прийти и потребовать денег именно с вас значит проявить неуважение.
– Да, – встрял Козимо, – наши своих не трогают.
– Тем более, – отозвался дядя Миммо, – нужно самому позаботиться о своей безопасности. Но как это сделать, если у тебя нет разрешения на оружие?
– Вот именно, – поддакнул Козимо.
– В общем, тогда после обеда я как раз об этом и думал. И решил, что обязательно должен чем-то обзавестись для самозащиты… Ну там, ножом, молотком, не знаю чем еще, да это не важно, хоть чем-нибудь. Потому что никогда нельзя знать заранее, что будет, когда тебя придут грабить. Конечно, я не хочу сказать, что вот, к тебе кто-то врывается с автоматом, а ты хватаешь молоток. Он просто расхохочется, да и все. Но ведь он может отвлечься? Ведь может, да? Допустим, он отвлекся… В общем, никто не знает, что может случиться во время ограбления, и тот же молоток тебе может очень даже пригодиться. Вот так-то.
– Что-то свежо становится, – обронил Тано. – Пойду-ка опущу ставню. – И, не дожидаясь, что скажут остальные, поднялся со стула.
Нетвердым шагом, сильно ссутулившись, он шагал по опилкам, которыми бармен Тури посыпал пол. Тури считал, что от опилок гораздо больше пользы, чем от половика. Клиенты сроду не вытирают об него ноги, даже если на улице льет дождь, а опилки Тано просто выметает, и пол опять чистый.
Квартал огласился скрипом опускающейся ставни.
– Бляяяя, – вновь затянул Нуччо. По лобовому стеклу проносились огни вечернего города. Туччо молча вел автомобиль, изредка бросая в зеркало заднего обзора взгляд и покачивая головой.
Тано вытер руки о брюки, подвернутые на поясе так, что была видна пожелтевшая подкладка, и направился к барной стойке. Взяв бутылку Punt amp;Mes, он не торопясь вернулся к столу.
– Тогда я решил пойти к знакомому, у которого свой магазин, и посмотреть, нельзя ли купить какое-нибудь оружие без разрешения, – продолжил дядя Миммо, подождав, пока Тано усядется на свое место. – Вхожу в магазин, иду к продавщице, объясняю ей, в чем дело. Она берет коробку и ставит на прилавок, а сама смеется. И знаете, что в ней было? Игрушечный пистолет! – с негодованием воскликнул он.
– А на хрена он нужен? Сорок гонять? – с таким же негодованием подхватил Козимо.
– И я ей так сказал! И потом, сегодня все пугачи специально делают с красной затычкой в стволе, чтобы никто не подумал, что это настоящий пистолет.
– Так велит закон, – объяснил Тано. – Чтобы было неповадно устраивать грабежи с поддельным пистолетом в руках.
– Ага, – фыркнул Козимо, – отличный, мать его, закон! Поэтому сейчас грабят только с настоящими пистолетами.
– Верно, – кивнул дядя Миммо. – В общем, пришлось объяснять ей все сначала. Что мне нужно оружие, которое вроде бы и не оружие, но похоже на оружие. Что-нибудь такое, чем можно человека вырубить, но не насмерть, и чтобы на него не надо было иметь разрешение. Тогда она ставит на прилавок другую коробку, а в ней – куча разных пистолетов. «Да вы что, синьорина, – говорю я ей, – сколько можно повторять: мне не нужны пугачи!» А она мне объясняет, что это какие-то softplein… sost eir… sportair… в общем, пневматические пистолеты. Нет, ты подумай, она предлагает мне пневматический пистолет, каково, а?
– Действительно, ты что, сопляк какой, которому на день поминовения усопших дарят духовушку? – вновь фыркнул Козимо.
– Ну да! Я так ей и сказал. А она давай трындеть, дескать, эти штуки стреляют не красными шариками из мягкой резины, как пугачи, а очень твердыми резиновыми пулями и отлично имитируют настоящее оружие. Что если я хочу, то могу купить шарики с металлической сердцевиной, правда, они стоят дороже. «С десяти метров, – говорит она, – гарантирован огромный синяк». Тогда я спрашиваю у нее: «А если я заряжу его металлическим шариком?» И в это время к нам подходит сам хозяин магазина, который наконец-то закончил заниматься с другим покупателем. Он отодвинул продавщицу и говорит: «Тогда синяк не пройдет очень долго. Так какого рожна вам нужно, дядя Миммо?»
– Этот тип в оружии разбирается будь здоров, его на кривой козе не объедешь, – заявил Козимо.
– Это точно. Я опять объяснил, чего хочу, но на этот раз хозяину магазина, и он сразу все понял – вот что значит специалист. И сказал мне, что я прав и он обязательно подберет то, что поможет решить мою проблему.
– Этот да, этот – серьезный человек, – подтвердил Козимо.
– Он немного подумал, оглядел полки и сказал, что мне, пожалуй, подойдет праща. «Сейчас, – растолковал он, – чтобы увеличить силу удара, пращи делают со специальным приспособлением, которое крепится на кисти. Ими запускают цветные стеклянные шарики, которые с десяти метров способны свалить человека с ног и оставить здоровенный синяк».
– Ни хрена себе! – воскликнул Тано.
– Погоди, это еще не все. Когда хозяин повернулся, чтобы взять пращу из шкафа, я увидел коробку, на которой была нарисована ухмыляющаяся крыса с гигантскими клыками. Я спросил его: «А в этой коробке что?» Он засмеялся и говорит: «Дядя Миммо! Что я должен о вас думать?»
В коробке был арбалет. – Дядя Миммо широко развел руки. – Хозяин сказал, что такими арбалетами официально пользуются для уничтожения крыс. Вообще-то в это слабо верится. Чтобы убить крысу из арбалета, ее как минимум надо загнать в угол, а попробуй-ка загнать крысу в угол! Если только, как сказал хозяин магазина, ты не станешь развлекаться тем, чтобы целиться из арбалета в крысу, которую поймал на клей!
– Фу, гадость какая! – сморщился Тури.
– Да заткнись ты! – сказал Козимо. – Что ты вообще на хрен понимаешь в стрельбе по мишеням? И что дальше?
– А дальше я взял этот прекрасный арбалет, завернутый в бумагу, под мышку и пошел открывать свою лавку. Сел за кассу, прочитал инструкцию, зарядил его, натянул тетиву потуже и убрал под прилавок.
– Это хорошо, что натянул потуже… – тоном знатока произнес Тури, желая привлечь к себе внимание. И правда, все засмеялись. Все, кроме дяди Миммо, лицо которого оставалось неподвижным.
– Не вижу ничего смешного, – сказал он. – Так вот, в тот раз, когда пришел бригадир, я хотел рассказать ему об арбалете. Просто так, чтобы похвастаться перед человеком, который понимает в оружии. А бригадир не успел войти, как прямо с порога мне и говорит: «Ну-ка, дядя Миммо, дай взглянуть на твой арбалет, может, на него нужно разрешение». Забрал его у меня и отнес в лабораторию, чтобы, значит, его там изучили. А еще через месяц в газете появляется статья, и в ней написано, что вышел закон, и по этому закону запрещено приобретать такие арбалеты, если у тебя нет разрешения на ношение оружия. Откуда же мне было знать, что выйдет такой закон? В общем, я сказал себе: «Занимайся своим делом и не выступай». Но на всякий случай пошел в тот же магазин и купил второй арбалет. И, когда опять пришел бригадир, я сказал ему всего два слова. «День добрый», – сказал я, и больше ничего. Он тоже со мной поздоровался, а потом пошел в глубь лавки, налево, к полкам с мужской косметикой… А потом… Боже, как вспомню, что было потом… Ну что бы мне рассказать ему про арбалет? Грабитель увидел бы, что мы с ним разговариваем возле кассы, и, может, даже не стал бы заходить. Решил бы, что не стоит меня грабить, и тогда бригадир был бы сейчас с нами.
Дядя Миммо опустил голову, и его печальное лицо отразилось в бутылке «Punt amp;Mes».
– Что тут скажешь, судьба, – философски заметил Козимо.
– Блин, думать об этом не могу! – вздохнул Тано. – Если б вы только видели, как ошметки бригадирских мозгов стекали по шкафу с дезодорантами и капали ему налицо…
– Ладно, хорош об этом! – Козимо встал, вытирая руки о штаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21