Этот же вопрос он задал себе вторично сейчас, глядя на лоснящиеся щеки торговца чужим товаром.
Струге не было противно видеть плебея в изысканном костюме от Бриони, сшитом, возможно, самим Умберто Анжелони, да в мокасинах от Альберто Гуаролиани. Ему было стыдно за поведение Николаева, который всеми своими действиями изображал человека, готового всеми возможными способами помочь этому борову в мокасинах.
«Заметь, Струге, – обратилось к Антону его второе «я». – Мокасины! Ты бы тоже мог позволить себе сейчас мокасины, если бы тебя возила машина или, на худой конец, на улице не было бы снега. Но ты вынужден ходить в зимних ботинках, потому что, не дай бог тебе заболеть – встанут все твои дела, и тебя начнут иметь так, как бог не имел черепаху!».
– Антон Павлович! – Николаев успел описать радиус вокруг стола и занять свое законное место. – Это господин Балыбин.
«Господин Балыбин» изобразил некое подобие отрывания своей филейной части от стула и протянул вялую теплую ладошку судье.
– Вольдемар Андреевич, с вашего разрешения.
Бывшему боксеру Струге, здоровающемуся с мужиками так, что слышался хруст пальцев, всегда претили гомосексуальные, едва ощутимые трогания друг друга. Если ты мужик и хочешь, чтобы тебя уважали и тебе доверяли, всегда жми руку и смотри в глаза собеседнику. А этот вялый обмен ладошечным теплом, напоминающий трения носами в полинезийских племенах, лучшее доказательство того, что тебя не видят в упор.
– А я – Струге, – объявил Антон, усаживаясь в кресло и незаметно для присутствующих вытирая полой пиджака руку. – Разрешите вы или нет, но я – Антон Павлович Струге.
За несколько месяцев совместной работы Николаев уже давно понял, в какой момент нужно начинать разговор по существу, пока Струге все не испортил. Вольдемар Андреевич за помощь, оказанную при выполнении скромной просьбы, обещал закончить ремонт на третьем этаже, где, собственно, и размещались кабинеты председателя и Струге, а также подключить компьютерную сеть суда к всемирной «паутине». Похвастаться возможностью пользоваться Интернетом мог далеко не каждый судья в Тернове. Да что там – не каждый! Никто не мог.
Балыбин нетерпеливо поерзал, пытаясь найти своим круглым, как глобус, задом наиболее удобную впадину на офисном кресле. В тот момент, когда он водил плечами, из-под отворота его пиджака с золотой заколки Струге подмигнул крошечный бриллиант.
«Если его раздеть, а вещи продать с торгов в «РОСТЕКе», – вдруг пришло Антону в голову, – то на вырученные с аукциона деньги одному судье можно купить квартиру».
– Антон Павлович, – заторопился Виктор Аркадьевич. – Тебе сегодня поступило три дела, одно из которых – по обвинению Цебы Артура Алексеевича и иже с ним по «сто шестьдесят второй». Будь любезен, принеси это дело сюда. Или Алисе скажи, чтобы принесла.
– Я сам. – Антон, предупреждая попытку Николаева снять с телефона трубку, поднялся на ноги. Еще не хватало, чтобы Алиса видела, как ее судья рассматривает дело в кабинете председателя суда в присутствии загадочных персонажей. – Цеба, говорите?
– «Сто шестьдесят вторая»… – бормотал Струге, шагая в свой кабинет. – Интересно, каким образом этот Балыбин надеется договориться с Николаевым за человека, обвиненного в разбое? По делу, которое рассматривать буду я.
Однако если Николаеву нужно прогнать перед ходоком пургу, то почему бы не расстараться? Все-таки – один коллектив, и если председатель просит, то почему не поучаствовать в шоу? Николаев ведь знает, что со Струге договориться нельзя ни при каких обстоятельствах, но всячески изображает «понимающего». Раз так, то можно и подыграть.
– Алиса, найди в поступивших сегодня трех делах дело некоего Цебы и отдай мне. – Струге рухнул в кресло и посмотрел на ежедневник. Так и есть – Цеба Артур Алексеевич. Снял трубку, набрал номер дежурной части Центрального РУВД.
– Марков? Привет, Иваныч, это Струге. Ага… Нет, все в порядке. Слушай, Иваныч, «пробей» мне по всем имеющимся каналам гражданина Цебу Артура Алексеевича. Адрес, связи, судимости, административные, машины… Одним словом, все, что сможешь. Когда позвоню? А ты сам позвони. Я весь день на месте буду.
Антон повесил трубку и устремил взгляд в угол, где стоял сейф.
– Проблемы? – Он справился автоматически, на всякий случай, глядя, как девушка углубилась в металлический шкаф уже чуть ли не по пояс.
Через секунду он похолодел. Это случилось сразу же, как только Алиса произнесла мертвым голосом:
– Антон Павлович… Дела нет.
– Что значит – нет? – Струге отпихнул кресло, и оно, возмущенно скрипнув колесиками, поехало в угол. – Что это за фраза такая – «нет дела»?
– Я все перерыла. – Голос Алисы дрожал, как при последнем слове.
– А не нужно рыть, Алиса! Нужно искать. – Антон подошел к ее столу и стал производить в нем квалифицированный обыск. – А где остальные дела, которые я принес и отдал тебе?
– Вот они! – Девушка протянула судье пачку дел. – Два – тут, а третьего, этого Цебы, нет. Антон Павлович, я его никуда…
– Значит, так, – отрезал Антон. – Сейчас закрываешься и ищешь дело. Пока я сам, своим ключом, дверь не открою, сидишь тут тихо, ищешь дело и не поднимаешь с телефона трубку.
Он вышел, закрыл снаружи дверь и вернулся в приемную.
– Алиса куда-то исчезла, а я ключи на столе оставил, – объяснил он свой приход с пустыми руками. – Но зачем дело? В чем проблема?
С галстука президента филиала «РОСТЕКа» Антону опять подмигнул алмаз. Теперь уже дважды. Замялся и Виктор Аркадьевич.
– Понимаете, Антон Павлович, Цеба… Артур, обвиняемый, он сын брата Вольдемара Андреевича.
– Племянник, если по-русски. Я понял.
Опять возникла пауза, заполняемая лишь шевелениями грузного тела Балыбина. Бриллиант на его заколке замигал для Струге уже без намеков, совершенно откровенно, как светофор, работающий в дежурном режиме.
– Понимаете, Антон Павлович, – продолжал разъяснять структуру генеалогических древ Николаев, – Цеба приходится родственником Вольдемару Андреевичу.
– Я же не идиот, Виктор Аркадьевич, – пояснил Антон и потер пальцами мочку уха. – Даже мне, судье, не трудно догадаться, что если Артур Цеба рожден братом Вольдемара Андреевича, значит, Вольдемар Андреевич этому молодому человеку приходится дядей. Поскольку в Вольдемаре Андреевиче течет та же кровь, что и в его брате, то не исключена вероятность того, что в Артуре Цебе есть эритроциты и Вольдемара Андреевича. Кровное родство. Я понял. Я не понял, в чем проблема.
– Там ничего нельзя сделать? – Балыбину надоело слушать этот маразматический бред двух жрецов Фемиды.
«Наконец-то разродился», – отметил про себя Антон Павлович, но вслух спросил:
– Где там?
Балыбин терял терпение, это было очевидно, однако силился хранить спокойствие. Струге же растерянно перевел взгляд на Николаева и заговорил, как отчаянный отморозок:
– А что там делать? Запросы Алиса сейчас пошлет, повестки выпишет. Заявку на доставку из тюрьмы подсудимого я сегодня напишу. Я что-то пропустил?
Выдержав достойную паузу, он пригляделся к окаменевшему Балыбину. Тот сидел, открыв рот и наклонив голову.
– А-а, вон оно что… – протянул Струге и виновато улыбнулся. – Как я сразу-то не догадался! Нужно разрешение на свидание подписать?
Вольдемар Андреевич вперил ястребиный взгляд в Николаева, чем вызвал у того сухое покашливание и зуд. Двое из троих, находящихся в кабинете, очень хорошо понимали, что происходит. Третий же полагал, что его окружают законченные дебилы. Тайм-аут решил взять Виктор Аркадьевич.
– Вольдемар Андреевич, Антон Павлович всего час назад получил это дело. Судье нужно ознакомиться с материалами, сделать кое-какие выводы, проанализировать ситуацию. Давайте не будем торопиться? Ваша позиция мне ясна, я ее потом обязательно доведу до судьи.
– А вот мне ваша позиция не ясна, – бросил Балыбин и, заканчивая разговор, послушно встал со стула.
Встал и Николаев. А Струге, продолжая крутить на столе паркер, расслабленно смотрел то на Балыбина, размышляя, откуда в человеке может быть столько наглости, то на Николаева, теряясь в догадках, почему тот еще десять минут назад не выкинул в окно этого фата. Впрочем, Антон начинал уже догадываться. Если Виктор Аркадьевич так заискивает, значит, незадолго до прихода президента «РОСТЕКа» ему позвонили от председателя областного суда Лукина. Вопрос в «верхах» уже решен и от того, как он будет решаться «внизу», ничего не зависит. Потому так истеричен Балыбин. С Лукиным тема закрыта, а двое придурков, один из которых вообще рядовой судьишка, изображают из себя целок.
Проводив гостя до порога, Николаев закрыл дверь в приемную.
– Странник от Лукина?
– А ты как думал? – покривился Николаев. – Сначала звонок, через полчаса этот кадр явился. Я думаю, Лукин звонил сразу после разговора с этим гиппопотамом. Мы с ним говорили, а гиппопотам уже ехал ко мне.
– Ладно, мне пора. – Антон, вспомнив, что через пять минут начнется процесс, поднялся и застегнул пиджак.
– Ты на самом деле, Антон Павлович, посмотри, что там можно сделать… – не надеясь на успех, пробормотал Виктор Аркадьевич.
– Где там?
– Да ладно ты…
– Ты хоть сам понимаешь, Виктор Аркадьевич, кого ты просишь и о чем?
– Не воспитывай меня, уже поздно. Короче, попросили меня, я тебя попросил.
На пороге Антон улыбнулся.
«Ай, молодца-а-а… Я сделал все, что мог, но вот неуступчивый говнюк Струге уперся рогами. А как я, председатель, могу заставить его принять «нужное» решение? Вы же знаете Струге, Игорь Матвеевич». – Струге был уверен, что именно так рассуждает про себя Николаев.
А что касается Игоря Матвеевича Лукина, тот, конечно, знал, что развернуть Струге в другую сторону не представляется возможным.
Этими разворотами Лукин занимался уже без малого девять лет. Однако отпускать Антона Павловича на вольные хлеба никто все равно не собирался. И при этом никто не был застрахован от неожиданностей. И Струге – в первую очередь. По этой причине он и рассматривал лишь те дела, над рассмотрением которых любой другой в одночасье потерял бы карьеру. Лукин испытывал Струге на прочность и ждал того момента, когда Антон ошибется. Слишком уж сложна система, именуемая судебной. За нежелание быть покорным и влиться в «команду» расправа следует незамедлительно.
Собрать стадо из баранов легко. Трудно собрать стадо из кошек.
– Ты нашла дело?
На глазах Алисы слезы. Она стояла в углу кабинета, отвернувшись к стене, и ее плечи тряслись. Антон не видел глаз девушки, но точно знал, что в них – слезы. По всей видимости, тех десяти минут, что Антон провел в кабинете Николаева, ей оказалось достаточно для того, чтобы понять одну страшную вещь: из кабинета федерального судьи пропало уголовное дело.

Глава 2

Теперь это стало очевидно и для самого судьи. Впервые за девять лет работы в суде с Антоном Струге случилось самое страшное из того, что может произойти с честным судьей. Вспомнился последний разговор в канцелярии с Розой Львовной. В народе такое совпадение определяется одним отвратительным, как пенка в кипяченом молоке, словом «накаркал».
Чудес на свете не бывает. Дело было принесено в кабинет и, если его не выносил Струге, должно в нем и оставаться. При одном, конечно, условии: если его не вынесла Алиса.
– Зачем ты выносила дело?
– Я не выносила!.. Антон Павлович, господи, я никуда не выходила с того момента, как вы пришли на работу! Я ни разу не переступила через порог!
Значит, барабашка. Но в паранормальные явления Струге не верил. Переселение душ, хиромантия, фатализм и ожидание прилета инопланетян находились за гранью его восприятия действительности. Каждому явлению есть свое объяснение, а все необъяснимые факты находились вне поля служебной деятельности судьи Струге.
– Сядь и успокойся, – сказал он и, опередив девушку, сел сам и попытался успокоиться. Пока причин для посыпания головы пеплом не было. Папка слишком тяжелая, чтобы ее могло выдуть сквозняком в открытую форточку, Алиса никуда не выходила – значит, дело в кабинете. Просто нужно его найти. Найти среди десятков других, перекапывая документы даже там, где дела не может оказаться ни при каких обстоятельствах – в сейфах № 1, № 2, на книжных полках, в серванте у стены… Только когда этим заниматься, если через несколько минут начнется процесс? И… где эти две клуши?! Народные заседатели, именующие себя в отсутствии Струге «судьями»! Где эти две «судьи»?!
– Где мои заседатели?
– Они готовятся к процессу Кислицына… – продолжая дрожать, пояснила Алиса.
Она была еще слишком неопытна, чтобы спокойно делать такое заявление.
– Что? – осведомился Антон.
– У нас сейчас процесса не будет, потому что адвокат подсудимого болен. Мне телефонограмма пришла…
– Что? – Внутри Антона вскипел вулкан. – Это кто тут определяет, состоится процесс или нет?! Это кто тут определяет, в какой процесс садиться моим заседателям, а в какой – нет?! Ну-ка быстро этих двоих сюда!! Быстро, секретарь!!!
Вместе с заседателями явился Кислицын.
– Антон Павлович, – растерянно пробормотал он, – у тебя все равно процесс не пойдет, а у меня заседателей нет…
Молчаливый взгляд Струге выдавил Кислицына за порог.
– А мы думали… – словно Маврикиевна с Никитичной, в голос запели старушки.
– Я склоняю голову перед вами. Если вы еще способны анализировать ситуацию, значит, не все потеряно. – Антон хотел быть спокойным, и у него это получалось. Это был не тот случай, когда нужно было быть корректным с женщинами. Две старушенции возложили на себя функции, которыми они не наделены изначально, послали подальше судью, за которым закреплены, и пошли зарабатывать «трудочасы» к другому судье. – Ваши действия я расцениваю однозначно. С судьей Кислицыным вам работается лучше. Очевидно, он чаще прислушивается к вашим особым мнениям, потому как я это делаю гораздо реже. Да что там – я вообще к вам не прислушиваюсь. А знаете, почему я так поступаю? Потому что я – мужик в расцвете сил, с высшим образованием и опытом работы в суде! Именно поэтому я очень хорошо соображаю, что делаю. При этом я ни разу не поставил вас в глупое положение. Однако это же самое обстоятельство дало вам право самостоятельно выбирать судью, процесс и принимать решения там, где ваше решение ровным счетом ничего не значит! Глупо воспитывать людей, чей возраст перевалил за шестьдесят. И я не стану этого делать. А потому выдвигаю такое предложение – одно ваше слово, и я смогу найти способ убедить председателя, что судье Струге эти два народных заседателя не нужны. Выбор за вами. Простите, если обидел.
Старушки не обиделись. Они испугались. И приняли решение единогласно и быстро: лучше нету того свету, лучше Струге судей нет.
– И это правильное решение. Вы набираете в свою копилку восемь часов рабочего времени. Если на то, чем вам сейчас придется заняться, времени уйдет гораздо меньше, я вам добавлю еще столько же.
Бабульки стояли в таком недоумении, словно им только что предложили групповой секс. Но Струге их разочаровал.
– В этом кабинете находится дело по обвинению человека с такой же русской, как и у меня, фамилией. Цеба. Вероятность того, что оно найдется сразу, равняется одной миллионной процента. Это означало бы, что вы видите и соображаете лучше меня. А посему – ищите. Кстати, если кто-то из вас предложит оторвать паркет или щупами потыкать в цветочные горшки, против я не буду. Но если кто-то из вас троих, находящихся в этом кабинете, окажется «гэбэшным» стукачком…
После массовой клятвы хранить молчание старатели принялись за поиски. Оставаться не у дел Антон тоже не мог. Если дело в кабинете, то оно найдется. Вероятно, не сразу, но обязательно обнаружится. Но если только в припадке паники Алису посетил провал в памяти… Тогда она могла просто забыть, что ходила пить чай в кабинет к секретарям вместе с делом. Или по какой-то нужде посетила канцелярию. Тогда дело всплывет, как кусок дерьма в проруби, там…
– Девочки, ну-ка пошукайте мне в своем девичнике дело товарища Цебы! Анюта, где вы купили такие чудные сапожки? Если бы это были не сапожки, я бы сказал, что они вам к лицу. Так дела нет? Значит, я его у председателя оставил…
– Роза Львовна, вы выглядите еще лучше, чем я вас видел час назад. Послал к вам Алису с делом, а найти ее не могу. Она уже принесла вам дело?
– Какое дело?
– Ах, эти молодые секретари… Полгода пройдет, пока научатся ходить прямыми маршрутами… Ладно, я все равно верну Алису. Я не расписался в деле. Склероз…
Дела не было. Оно исчезло, как исчезает с первыми лучами солнца утренний речной туман.
1 2 3 4 5