А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Если бы увидел заинтересованного покупателя. Главное - убедиться, что труд был не напрасный. Самое невыносимое для отца было в том, что непроданную кровать приходилось везти обратно домой, на глазах соседей, которые несколько месяцев назад бились за эти кровати. Гею казалось, что уж теперь-то одну из непроданных кроватей отец отдаст Ване или ему, но кровать дожидалась очередного воскресенья, и отец снова направлялся на толкучку, нередко прихватывая с собой и Гея как старшего, чтобы помогал толкать тележку, а потом и в ряду стоял возле кровати, карауля покупателя, пока отец слонялся по толкучке, изучающе оценивая, как идут дела у других умельцев, которые тоже хотели осчастливить людей кто чем мог: малеванными картинами с русалками и лебедями, гипсовыми копилками в виде кошек и собак, сахарными петушками, наконец. Если отцу и во второй раз не удавалось продать свою кровать, он сваливал ее где-нибудь возле забора и с пустой тачкой шел по Новой Гавани с видом победителя. А на неделе он снова делал кровать, вывозил ее с территории РМЗ, красил, обтачивал литые головки, чтобы не было зазубрин, и в воскресенье на рассвете грузил кровать на тачку и шел через весь город на толкучку. Гей помнит, как все это кончилось... Однажды, после того как толкучка опустела и базарник стал прогонять отца, чтобы закрыть ворота, отец долго стоял перед кроватью, медленно раскачиваясь с носков на пятки, уставясь в землю невидящим взглядом, докурил папироску, растер каблуком окурок и, будто не имея никакого отношения к тачке с кроватью, пошел прочь. Гей не мог понять, что случилось с отцом. Он догнал его, тронул за рукав, дернул сильнее, чтобы отец остановился, но отец уже вышел за ворота, он и не думал возвращаться! Гей метнулся было назад, ему жаль было кровать и тачку, к которой он успел привыкнуть как к чему-то необходимому, неизбежному, но справиться одному было не под силу, и Гей заплакал...
Вот какая история была связана у Гея с железной кроватью.
Даже новелла могла бы получиться.
Возьмись за нее какой-нибудь мэтр так называемой рабочей темы в литературе.
Такие дела.
Но Гей отвлекся.
Опять давали себя знать метастазы.
Кристаллическая решетка опять разрасталась не в ту сторону.
Ведь Гей хотел воссоздать самую первую сцену в раю.
Он получил первую в жизни квартиру!
Он и не знал, как это прекрасно - иметь свою крышу над головой.
И Гей наслаждался вместе с Алиной этим волнующим состоянием.
Тут надо отдать Алине должное, она не так вот сразу кинулась в этот омут как называют семейную жизнь, которая, увы, подчас начинается с первой совместной ночи.
Больше месяца Алина ходила в квартиру Гея как невеста, но еще не жена, хотя вела там хозяйство, то есть мыла, стирала, чистила, варила.
Им не хватало стола.
Они пиршествовали все там же, как и в самый первый раз, на подоконнике.
Не то денег у Гея не было, чтобы купить стол и пару стульев, не то в магазине всего этого не имелось, Гей теперь и не помнит.
Во всяком случае, свой первый мебельный гарнитур они купят лишь в 1982 году, почти четверть века спустя.
И весь этот месяц, когда Алина ходила к Гею на улицу Урицкого, в центре Лунинска, был вроде как медовый, хотя между Геем и Алиной ничего такого не было, что почти всегда, говорят, бывает, когда к молодому человеку в его собственную квартиру больше месяца ходит молодая девушка.
Это было воистину отрадное воспоминание, как считал теперь Гей.
Он любил Алину и уже не мог не любить ее, она была ему нужна как никто другой, он боялся ее потерять мало ли почему, и вместе с тем ничего такого, что связало бы их, между ними еще не было.
- Нужна какая-то ниточка, - отчаянно говорил ей Гей, не лукавя нисколько, не используя некий прежний опыт в подобных делах.
Какое уж тут лукавство, какой опыт, если это была его первая любовь!
Не увлечение, нет, что случалось с ним в университете, и это было вполне естественно, а любовь.
И Алина внимательно слушала Гея, когда он говорил ей про какую-то ниточку, и вполне разделяла, казалось, его мнение, потому что, судя по всему, и она любила Гея, но протянуть между ними эту условную ниточку совсем не торопилась.
И только в середине лета, спустя пять месяцев после знакомства, эта ниточка наконец возникла.
Алина решила остаться у Гея на ночь, остаться насовсем, и железная кровать из хозмага оказалась для этого достаточно широкой.
Знаменательный день в жизни Гея!
Кстати, сразу и стол появился.
Мать Алины, вдруг нагрянув как бы с целью разведки, произвела неизгладимое впечатление на притихшего, сжавшегося на железной кровати Гея, правда, бить не стала, кричать - тоже, неожиданно скоро ушла, но потом вернулась вместе с отцом Алины, человеком тихим, покладистым, да не с пустыми руками, а как бы уже и с приданым в виде крашеного суриком дощатого стола и двух самодельных табуреток.
Да, это был знаменательный день.
И на его воссоздание Гей хотел бы использовать самые лучшие атомы и молекулы.
В ту брачную ночь, лаская его, целуя, она сказала проникновенно, от чистого сердца, наверно сказала как думала, как чувствовала, без всякого наигрыша, на который была в тот момент не способна, сказала, что, если к нему подойдет кто-нибудь хоть однажды и посмеет взять его за руку, ну, конечно, какая-нибудь девушка, женщина, - когда бы это ни случилось, хоть через двадцать, тридцать, сто лет! - она этой девушке или женщине так вмажет, та-ак вмажет!..
А уж если какая-нибудь девушка или женщина - когда бы это ни случилось, хоть через сколько лет! - посмеет его поцеловать, она сделает этой девушке или женщине... сама не знает, что она ей сделает!
Она была в тот момент прелестна, нежная, преданная воительница.
Увы, эту пощечину он только что получил сам!
Современный способ защиты научных диссертаций, сказал себе Гей, не отнимая ладоней от лица.
Оппонент дает новой теории оценку, тут же устанавливая связь науки с жизнью, а соискательница ученой степени как бы в порыве благодарности бьет оппонента по физиономии.
Но неужели для того, чтобы Ева стала снова такой, какой она была много лет назад, возможно в пору медового месяца, Адаму требуется как минимум сжечь себя на костре в знак протеста против внутривидовой борьбы?
Впрочем, это уже была научная проблема социолога Адама, которую он разрабатывал в своей диссертации.
Гей открыл наконец глаза свои, чтобы увидеть Алину, которую обуял стыд после звонкой, на весь "Гранд-отель", незаслуженной пощечины.
- Один пожилой социолог, - сказал он, - в свое время долго живший вместе с чукчами в их ярангах, рассказывал мне о том, как чукчи относятся к любви...
- Чукчи? - спросила Алина.
- Да, чукчи.
- Интересно... Ну и как же они относятся к любви?
- А вот так. Если мужчина сказал женщине или девушке: "Я тебя люблю", она уже не может принадлежать другому.
- Да, но что при этом чувствует женщина или девушка, если подобное заявление сделал мужчина, которого она не любит и не полюбит никогда?
Гей пожал плечами:
- В следующий раз я спрошу об этом. Пожилой социолог теперь живет под Москвой, в семейном пансионате творческих работников.
Алина подняла бокал:
- Давайте выпьем за то, чтобы мужчина говорил "Я тебя люблю" только любимой и любящей женщине, после чего ни он, ни она уже никогда не могли бы принадлежать другому.
- Хороший тост... - Гей потянулся было к своему бокалу. - Но одну минутку! - Он смотрел на экран телевизора. - Кажется, и Адам с Евой готовы к тому, чтобы выпить за настоящую любовь...
- Да, - кивнула Алина, - но не сейчас. Адам пока еще не готов к тому, чтобы выпить со своей законной Евой за настоящую любовь...
- А сама Ева?
- Она ближе к этому желанию. Как и всякая женщина.
- Вот как?!
- Чему же тут удивляться?
- В самом деле... - буркнул Гей, - разве же не сама Ева была причиной момента распада, который почти наступил...
- Какого распада? - не поняла Алина.
- Который подобен ядерному взрыву.
- Ну, не сравнивайте! Ядерный взрыв - это всеобщая смерть.
- А то, что происходило между Адамом и Евой, - разве это не смерть?
- Это любовь, - сказала Алина как бы вполне серьезно.
- Браво!
Ну и дурак, сказал бы ему Бээн. Красивая баба сама на шею вешается, а он устроил дискуссию на тему любви, верности, ну и так далее. Что же может начаться с этого? Ни бардак, ни диалектика жизни...
К его удивлению, она согласилась выехать в сторону Рысы хоть сейчас. Вначале Гей не поверил, но Алина тут же, почти на его глазах, сменила розовое платье на джинсы и куртку.
- Я готова!
Глядя на нее, он подумал, что Алина всегда была легка на подъем. Легка до такой степени, что его стремление к домоседству, особенно в последние годы, считала привычкой дурной, может быть куда более дурной, нежели привычка проводить вечера и даже ночи вне дома.
- Ну что ж... - сказал он. - Я должен сначала подняться в свой номер. Оставлю записку переводчице. И вообще... - Его вдруг осенила догадка: - Вы же после Рысы прямиком в Братиславу поедете, наверно...
- Да, - кивнула она, упаковывая саквояж. - Свадьба состоялась, делать здесь больше нечего. До другой свадьбы, по крайней мере, - добавила она, улыбнувшись.
- Другого Гея и другой Алины?
- Ну почему же... - ответила она как бы вполне серьезно. - Может быть, кто-то из этих снова примет участие...
И лишь когда они проходили по вестибюлю отеля, Алина, встретившись взглядом со швейцаром, который, возможно, догадывался, что рядом с нею идет не тот мужчина, чей чемодан он отнес утром в машину, подумала, что напиться можно было и у портье.
Еще не поздно.
Хотя, собственно, и ее номер был не так уж высоко, на четвертом этаже.
И швейцар, как бы угадывая ход ее мысли, уже открыл дверцу лифта. Но незнакомец, продолжая свой рассказ о том, как и почему он вступил в Германскую компартию, мягко увлек ее на лестницу, деликатно поддерживая под локоток. В самом деле, не ехать же на лифте на второй этаж, где был его номер.
Может быть, думал Гей, этим и отличаются два зловещих знамения нынешнего века: внутривидовая борьба, которая идет в иных семьях, и постоянная угроза ядерной катастрофы, которая нависла над всеми семьями.
Первая еще длится бесконечно долго, но уже как распад необратимый, даже после взрыва, каковым является, скажем, подозрение в измене одного из супругов, почти всегда равное факту измены.
Вторая же, то есть угроза ядерной катастрофы, после взрыва хотя бы одной целенаправленной ядерной бомбы перестает быть угрозой катастрофы, ибо некому уже будет угрожать.
Такие дела.
Гею снова было тревожно.
Он уже вспоминал о том, что время от времени ему было тревожно еще до самой первой встречи с Алиной.
Хотя он вспоминал не совсем правильно.
Не совсем правильно воссоздавал себя из атомов и молекул.
Тревожно ему было чаще всего, а вот время от времени он как бы забывал о своей непонятной, подспудно жившей в нем тревоге.
Вполне возможно, сказал себе Гей, что, если принципиально - именно так это называется - не принимать во внимание те многообразные проблемы, которые возникали в его жизни начиная чуть ли не с младенческого возраста, - а совсем принципиально если поступать, то нужно не принимать во внимание и те проблемы, которые, возникали в его жизни не только в младенческом возрасте, но и до появления на свет белый, - можно сделать точный сам по себе вывод, что он, еще будучи закодированным в генах, в родительских хромосомных клетках - атомах и молекулах? - уже интуитивно угадывал последствия будущих, грядущих инициатив в создании новых систем оружия - именно так это называется.
В самом деле, США начали разработку ракет, а затем и ядерных бомб еще до того, как Гей оказался в утробе матери.
Кстати, а потом, после ядерной катастрофы, после вековой паузы и гипотетически возможного воссоздания из атомов и молекул, спросил себя Гей, повторится ли эта способность человека не только предчувствовать, но и чувствовать вообще?
Да, но разве теперь, сказал он себе, еще до всеобщего катаклизма, иные люди, внешне здоровые, не потеряли напрочь это удивительное свойство?
Может быть, сказал себе Гей, это и есть результат внутривидовой борьбы, которая идет в иных семьях.
А надо ли вообще, вдруг спросил себя Гей, воссоздавать Бээна в будущей гипотетической жизни?
Или же в реакции воссоздания надо менять режим?
Увы, от Бээна тоже не останется и следа, если разразится то, что может разразиться.
В самом деле, смородинский птичник будет просто грудой железобетона, одним из всемирных нагромождений обломков интернационального строительного материала.
И все остальное, что сотворено волей Бээна не только во время расширенных выездных уик-эндов, где Бээн был подобен не просто прорабу, но атаману, вождю, предводителю, который отдавал приказы прямо на поле брани, причем подчас непечатной, в конце концов тоже превратится в бесформенную груду интернационального строительного материала.
Которая даже на пирамиду похожа не будет.
Сколь ни бессмысленна сама по себе пирамида.
Кстати, и у Бээна можно было спросить в Москве.
На своей территории.
Гей встречал и Бээна - тоже в аэропорту.
И тоже как бы не по своей воле.
Между прочим, Гей однажды описал, как ему звонил, а потом и заезжал за ним на министерской черной машине человек Бээна, его порученец, демон на договоре...
Бог знает зачем понадобилось Гею описывать все это!
Представлял ли сей материал хоть какой-нибудь социологический интерес?
Сказать весьма трудно.
Георгий шутил над Геем, что это описание всего-навсего уроки графомании, хм...
И тем не менее Гей держал эти записи в Красной Папке - скорее всего, из духа противоречия.
Москва. 1980 год
Первый раз в этот день телефон позвонил ровно в девять. Будто в каком-то учреждении. Я был на кухне и схватил трубку сам, хотя обычно это делала Алина, решая по своему усмотрению, звать меня к телефону или не нужно. Так было у нас заведено. Семейная подстраховка...
- Георгий Георгиевич? - голос был незнакомый.
- Да...
- Привет вам! Я звоню по поручению Бээна. То есть, извиняюсь, Бориса Николаевича. Знаете такого? - голос стал вроде как дружески шутливым.
- Знаю, конечно! - сказал я. - Простите, а кто вы и откуда звоните?
- Я слушатель Академии общественных наук. Так что проживаю пока в столице, - охотно доложил незнакомец и добавил совсем по-свойски: - Зовут меня Матвеем Николаевичем, но землякам я разрешаю звать меня Мээном, а вы же земляк!
- Очень рад! - сказал я, думая, однако, о Бээне: какое же, интересно, поручение дал он этому слушателю.
- Бээн прилетает в Москву через... через... - Мээн, вероятно, смотрел на часы. - Через пятьдесят минут. И он дал мне поручение привезти вас в аэропорт.
- Зачем? - растерялся я.
- Чтобы встретить его.
- Чтобы я встретил Бээна?!
- Ну да! - Мээн, похоже, разыгрывал меня. - А разве вы не хотите встретить Бээна?
- Но... я же никогда не встречал его раньше, - простодушно признался я.
- А вот теперь и встретите! Я сейчас заеду за вами, - деловито сказал Мээн. - Ваш адрес у меня есть. Буду через десять минут. И мы вовремя успеем в аэропорт...
Я не сразу пристроил на место телефонную трубку.
"Это из-за моей статьи... - подумал я. - Вероятно, с чем-то не согласен... Уж не для того же Бээн хочет меня видеть, чтобы пожать мне руку!.."
- Я должен поехать в аэропорт, - сказал я Алине.
- Да я уже догадалась...
Алина была больна, и я, конечно, знал об этом.
- Прости, пожалуйста. Я и не собирался сегодня уходить из дома в первой половине дня, пока не вернется из школы Гошка.
- Ну что ты! - Ее это тронуло. - Ничего страшного.
- Да ведь Юрик не отстает от тебя ни на шаг!
- Не отстаю, - настырно подтвердил Юрик.
Я на ходу поцеловал Алину и потрепал пальцами волосы Юрика.
Я быстро, почти лихорадочно переодевался.
У меня теперь не выходила из головы предстоящая встреча с Бээном.
Конечно, он прочитал в центральной газете мою статью о родных краях. Только этим и можно объяснить его желание встретиться уже в аэропорту. Дел у Бээна в Москве, надо полагать, непочатый край, и он хочет, вероятно, выкроить время и поговорить со мной прямо в машине.
Точнее, высказать свое отношение к статье.
Используя один из своих универсальных ответов.
А может, заодно и меня коснется?
В том смысле, что не такой публикации ожидал он от столичного социолога, которому, кстати, в свое время было дано напутствие самого товарища Пророкова.
Но ведь статья возникла не вдруг, не на кофейной гуще! Я же ездил в Лунинск почти каждый год и встречался с Бээном несколько раз, вместе с ним бывал в хозяйствах области, так что написал эту статью не наскоком, не с бухты-барахты.
- Ты помнишь, - вдруг сказала Алина, выходя из кухни, - я же тебе говорила, что не надо писать эту статью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47