.. Сухой снег милосердно засыпал птицу. След крыла на дороге посветлел и растаял. Только розовое пятно упорно пробивалось на поверхность, смущало бездумную белизну...
А я шел и думал - почему я такой трус?.. И жить боюсь, и умереть боюсь...
ВЕЛИКОЕ ИСКУССТВО!
Два парня, будущие гении, их звали Ван Гог и ПольГоген, что-то не поделили. Мнения зрителей, наблюдающих эту историю, разделились - одни за Вана, другие Поля поддерживают. Вана защищают те, кто видел американский фильм, в котором он, до удивления похожий на себя, мечется - не знает о будущей славе, досконально рассказывает про картины, по письмам брату, и отрезает себе ухо в минуту отчаяния. Он так встретил этого Поля, так принял в своем доме в Арле!... а тот, безобразник и бродяга, заносчивый силач. "И картины писать не умеет... да! - так сказал мне один интеллигентный человек, сторонник Вана, - они у него уже цвет потеряли и осыпаются..." Тут на него наскочил один из лагеря Поля и, с трудом себя сдерживая, говорит: "Мне странно слышать это - осыпаются... а ваш-то, ваш... у него трещины во!" - и полпальца показывает. А тот ему в ответ... Потом, правда, Ванины поклонники приуныли - смотрели фильм про Поля, французский, и некоторые даже не знают теперь, кто был прав. А нам это так важно знать... Вану страшно и больно, он выстрелил себе в живот, уходит жизнь беспорядочная и нескладная, несчастная жизнь. Все эскизы писал, а до картин так и не добрался. Но это он так считал, а эти-то, болельщики, они же все знают наперед, все!... им чуть-чуть его жаль, в неведении мучился, но зато что дальше будет - ой-ой-ой... мировая слава... гений... Что Поль, что Поль... На своем дурацком острове, полуслепой, художник называется, умирает от последствий сифилиса или чего-то еще, тропического и запойного...
- Он нормальный зато, Поль, и жену имел, пусть туземную, а ваш-то Ван просто псих, уши резал и к проституткам таскался...
Представьте, идет вот такой спор, хотя много лет прошло, умерли эти двое. Ну, и что, если давно. Смерть весьма нужное для славы обстоятельство. С живыми у нас строже, а мертвые по особому списку идут. У них льготы, свое расписание... И все-таки важно их тоже на своих и чужих поделить - Ван, к примеру, ваш, а Поль - мой... И вот болельщики, собравшись густыми толпами, валят в музеи, смотрят на Ванины и Полины картины, которые почему-то рядом - и молчат. Думают:
- ... Ван все-таки лучше, потому что обожает труд, руки рабочие и башмаки... А Поль - этих бездельниц таитянок, с моралью у них не того...
- ... Нет, Поль, конечно, сильней, он с симпатией жизнь угнетенной колонии изображает... к фольклору ихнему уважение проявил...
Сзади кто-то хихикает - "мазня... и я так могу..." Болельщики хмурятся, шикают, все понимают, как же - смотрели, читали... Вот если б им похлопать гения по плечу -"Ваня, друг, держись, мировая слава обеспечена..." Ах, если б им жить тогда...
Тогда... А кто кричал тогда - "бей их..."? А потом шел в музей постоять перед Лизой...
СНОВА УДРАЛ.
Федор лежал на скамейке и смотрел, как тускнеет закат. Вдруг с легким треском распоролось небо, просунулась большая рука, согнула указательный палец и чуть хрипловатый вежливый голос сказал:
- Иди сюда, Федя...
Федор спустил ноги со скамейки. Идти тяжело, но надо. Когда выпил, спорить с начальством не стоит, тем более, с таким высоким... За домом земля истончалась - наверху небо и внизу небо, посредине почва тонкой лепешкой. Встал Федор на край земли, посмотрел вверх - видит, пальцы нервно барабанят по небу. Ишь, издергался весь... Зевнул:
- Говорили, нет тебя...
- На момент отлучился. Не успел вернуться, слышу - кто-то матерится. Европа спит уже, а ты безобразничаешь.
- Хо-хо, ну, это что-о... Ты бы днем послушал, что творилось. Как с луны свалился.
Голос пообещал:
- Вот еще на полстолетия отлучусь, а потом тысячу лет никуда не собираюсь.
- Командировка, что ли?..
- Ну да... Но ты не хулигань, с женой помирись, матом не ругайся... и картошку, наконец, убери, ведь позор...
Федор проснулся - Бога нет, небо светлеет, ветер несет листья осенние, скамейка за ночь остыла...
- Убери, убери... а сам снова удрал...
ЧЕРЕЗ МИЛЛИОН ЛЕТ.
Через миллион лет здесь будет море - и теплынь, теплынь... Папоротники будут? Папоротники - не знаю... но джунгли будут - и оглушительный щебет птиц. Лианы раскачиваются, на них обезьяны. Немного другие, на кого-то похожие... но не такие наглые, наглых не терплю. В тенистой чаще разгуливают хищники, саблезубые и коварные. Мимо них без сомнения топает, продирается... не боится -велик... Слон, что ли? Ну, да, суперслон, новое поколение... Вот заросли сгущаются, наверное, за ними река? Конечно, река, называется - Ока, желтоватая вода, ил, лесс, рыбки мелькают... Пираньи? Ну, зачем... но кусаются. Сапоги прокусят? Нет, в сапогах можно... За рекой выгоревшая трава, приземистые деревья... Дубы? Может и дубы, а может баобабы, отсюда не видно. Иди осторожней - полдень, в траве спят львы... Нет, это не они... но очень похожи, только грива сзади, а голова голая... А, это грифы - у падали примостились... львы под деревьями и на ветвях, в тени... Вот и домик... огород, в нем картошка, помидоры, огурцы... двухметровые... Вообще все очень большое, ботва до пояса, трава за домом выше головы. Раздвинешь ее - там белый тонкий песок, вода... Море... Никаких ураганов, плещет чуть- чуть, и так каждый день - и миллион лет покоя... Миллиона хватит? Хватит-хватит...
Теперь что в доме... Вот это уже слишком. Я просто уже без сил... Сядем на ступеньки. Бегает, суетится головастый муравей. Термит, что ли? Нет, рыжий... Что теперь дальше?... Картошку окучивать, помидоры поливать?...
ЛИСТ СУХОЙ.
Осенью зеленый лист становится желтым. В нем какой-то пигмент меняет цвет. Я уже забыл, что в точности там происходит. Почему-то я зеленые листья не люблю и не замечаю, они кишат массой какой-то и просто раздражают, а вот лист желтый - задевает меня. Он висит на ветке, почти голой, рядом с ним небо, высокое и холодное. Стволы деревьев - черные и блестящие от дождя, в зеленоватых пятнах и ржавых крапинках. Стволы торчат из земли, мокрой и холодной, а на земле - желтые листья. Мой лист тоже скоро упадет, но пока он держится. Вот подует ветер, застучат по стволам крупные капли - и вспорхнет листочек, и медленно пойдет к земле, к другим листьям. Но пока что он еще на месте. Потом их сгребут в большие кучи и подожгут... Я каждый день смотрю на него - он совсем прозрачный и светлый, и становится все ярче, а небо уже опускается над ним, тяжелое и бурое... Ну, лети... Он упал, и ярким пятном - на черной земле. Теперь ветка совсем голая. Поднялся ветер. Листья сухие летят гурьбой - торопятся куда-то. Птицы собрались огромной тучей и медленно кружат над голым холмом. Шорох крыльев и шорох листьев сливаются. От костра поднимаются маленькие кусочки сажи, и летят. От стаи отделяются птицы, и тоже, как кусочки сажи, кружат над нами... Скоро зима.
ИНОГДА В ДЕКАБРЕ.
Иногда в декабре погода волнуется - прилетают неразумные западные ветры, кружатся, сами не знают, чего хотят... Наконец, стихают - отогнали зиму, снег стаял, земля подсыхает и приходит новая осень - коричневая и черная, с особым желтым цветом. В нем нет ни капли слащавости, он прост и сух, сгущается - впадает в молчаливый серый, в глубокий коричневый, но не тот красновато-коричневый, который царит живой дымкой над кустами и деревьями весной - а окончательный, суровый, бесповоротно уходящий в густоту и черноту - цвет стволов и земли. Лес тяжел, черен, чернота расходится дымом и клубами восходит к небу - с такими же черными тучами, а между лесом и небом - узкая блестящая щель - воздух и свет где-то далеко. Все сухо, тяжело и неподвижно, только тонкие стебельки мертвой травы будто светятся, шевелятся... Осень коричневая и черная. Бывает иногда в декабре.
ГДЕ МОЕ ПАЛЬТО?
Пропади она пропадом, пропади!... Каждый вечер на земле столько людей проклинают жизнь, что движение ее тормозится. И только когда угомонятся все, улягутся и заснут, стрелки часов снова набирают ход, до следующего вечера. Но в глубинах машины времени остаются песчинки сомнения, крупицы горечи, сознание ненужности подтачивает вечный механизм... Пропади она пропадом! И так каждый вечер...
И она пропадом пропала. Ночь прошла, а утро не настало, солнце сгорело за одну ночь. На сумрачном небе тлеет забытой головешкой. Поднялся ветер, несет сухие листья... а света нет... Холодеет понемногу, посыпал снег, день не настанет больше. Птицы мечутся, звери бегут в леса. Люди проснулись, завтракать сели, на работу собираются...
- Ого, морозец ударил... Где мое пальто с воротником?..
НЕ ИЩИТЕ.
Я возьму билет и сяду в старый ночной автобус. Я уеду из жизни, к которой не привык. Оторвусь от нее, надоевшей мне до тошноты. Непрерывно передвигаясь, исчезну, стану невидим и недоступен никому. Как посторонний поеду мимо ваших домов. Старенький автобус переваливается через ухабы, темнота окружает меня - никто не знает, где я, меня забыли... Смотрю из окна на улицы спящих городков, пытаюсь проникнуть в сонные окна - "может здесь я живу... или здесь?... вот мой порог..." - и еду дальше. Луна освещает печальные поля, заборы одиноких жилищ, листва кажется черной, дорога белой... Автобус огибает холмы, будто пишет свои буквы. Я - в воздухе, невидим, затерян в просторе... Я еду - и эти поля, и темные окна, и деревья, и дорога - мои, я ни с кем не делю их. Я не хочу ваших привязанностей, не хочу внимания - это плохо кончается. Я еду - и сам по себе. Не ищите меня - автобус исчез в ночи. Совсем исчез. Совсем.

1 2 3 4 5 6